Kitabı oku: «Касаясь Пуст0ты», sayfa 4

На улице давно стемнело. Из-за дождя и нависшего смога воздух стал склизким и едким, как табачный дым. Туман клочьями висел над водостоком, стелился по земле и прятал за серостью траву. Вариантов куда пойти у меня не так много, а после сообщения отца остался лишь один. Было тяжело игнорировать призыв лавок, ступенек и прочих «сидячих» поверхностей, которые могли приютить меня на минуту-другую.

Больничная пижама, на удивление, вызывала у людей куда меньше вопросов, чем ладно скроенное пальто или рубашка. Будто до настоящего момента я носил одежду, неподходящую мне ни по статусу, ни по каким-то личным критериям прохожих. Зато сейчас все встало на свои места. Из-за дождя дорогу перед министерством развезло. То, что утром было лишь слегка забрызгано грязью, сейчас текло сплошным потоком по ногам и забиралось в ботинки.

Я бывал в кабинете отца не так часто и прекрасно помню, как также стоял перед его дверью, заносил руку, чтобы постучать, и после короткого «войдите» еще пару минут не решался переступать порог. Сейчас из-за боли в теле и какого-то странного, непохожего ни на что головокружения я не чувствую страха. Не чувствую вообще ничего. Отец не имел обыкновения включать больше одной лампы. Из-за недостатка света его кабинет кажется бесконечным черным коридором, не ограниченным ни стенами, ни потолком.

Мельком он глянул на меня, кивнул на стул, стоящий напротив стола, и снова спрятался за монитором.

Этот стул многое повидал. Главные предатели Полиса в свое время сидели на нем, мама в том числе…Наша с отцом схожесть, на которую Донован намекала, состоит исключительно в жестокости, которую мы проявляем к другим и сами того не замечаем.

Раньше я не обращал на это внимание. Может, потому что раньше я и не был ни с кем жесток. Отец убил маму во время допроса, но раскрыл Полису имя другого предателя. Я же спровоцировал у Зои приступ, но не добился ничего.

– Тебе известно, почему ты здесь? – Отец оторвался от экрана, глянул на протянутую ладонь и пренебрежительно фыркнул.– Видимо, это «да».

Он стянул перчатки и обхватил мое запястье.

– Вручая тебе дело Коллинза, я надеялся, что ты не попытаешься чьей-то виной прикрыть свою собственную. Но ты так сильно загорелся идеей снять с себя всякие обвинения, что едва не довел до смерти другого человека.

Я хотел сказать что-то в свое оправдание, но отец ясно дал понять – он не ждет от меня ничего без «слова магистра». Если бы я не пришел сегодня, он нашел бы меня сам. И отнесся бы ко мне с еще большим недоверием, чем сейчас. Для отца не существует рекомендаций министерства. Для него есть лишь правда и необходимость ее доказать.

Сейчас я всего лишь нарушил протокол. Да, я превысил полномочия, но это ничто по сравнению с соучастием, в котором он мог бы меня заподозрить, если бы я попытался отложить допрос.

– Именем магистра.

Внутри все сжалось, стянуло в тугой комок. Я слышал лишь его голос в голове, чувствовал, как сжимаются мышцы в ответ на каждое его слово. Я не лгал, но просто не лгать было недостаточно.

– …Вы провели дополнительный допрос Зои Златов, потому что почувствовали в ее словах ложь? Прошу ответить кратко.

– Нет. – Тело окаменело, противясь словам, которые я хотел сказать, но которые от меня не требовались. – …Я думал, что она недоговаривает, что-то упускает, и, если я копну глубже, расширю поле для ответа, я смогу услышать больше.

– Чтец должен задавать правильные вопросы с первого раза.

– Да, ведь с матерью у тебя было именно так. – Руку будто стянуло жгутом; я плотнее сжал челюсти, чтобы сдержать колкости, которые так и рвались наружу. Не знаю, откуда они появились и почему именно сейчас, но каждое такое случайно оброненное слово ставит под сомнение мою невиновность, но уже в другом.

– Говоришь без спроса под «словом магистра»…Видимо, тебе нравятся новые ощущения. Без нужного количества наномашин твоя чувствительность возросла. Спорю, на что хочешь, что ты отключишься спустя пять минут, если будешь и дальше пытаться переломить нашу связь. Златов тоже пыталась это сделать? Она говорила за тебя?

– Нет, сэр.

– Тогда почему ты пренебрег правилами? Мне нужен полный ответ. Но учти, одно неверное слово, и придется начинать сначала. Ты ведь знаешь, как это работает.

Чем дольше я молчал, тем больше немела рука. С плеча боль перешла на грудь, разрослась дальше к животу, покрыла ноги. А я все молчал, потому что не знал: «Увлекся ли я так из-за Фила? Из-за нашей с ним дружбы? Или из-за участия в этом «АрКейна?»

– …Я не предатель.

– Очень хорошо, сынок. А Фил Коллинз предатель?

– Да. – Перед глазами заискрилось; на этот раз я не смог сдержать крика. Я согнулся над столом и попытался вырвать руку, но отец лишь усилил хватку и с еще большим азартом продолжил спрашивать.

– Не надо лгать, сынок. Ты ведь не считаешь его предателем. Почему? Потому что он твой друг? Может, и твоя мать – пример для подражания?

– Нет.

– Снова ложь. Ты не лжешь мне в главном. Но обманываешь во всем остальном. Видимо, полагая, что для меня важно разделить с кем-то ненависть к твоей матери. Но спешу тебя заверить, – он подался вперед и потянул меня за собой, понуждая согнуться над столом,– ты никогда не поймешь этой ненависти. Сейчас ты близок к тому, чтобы стать настоящим чтецом; чтецом, полагающимся лишь на правду, а не обманчивые, проходящие чувства. От меня требовалось лишь подтвердить твои намерения в отношении Зои Златов. К остальному мы еще вернемся.

Он разорвал связь, и меня резко откинуло назад. Я едва не повалился со стула, но во время ухватился за край стола.

– Не ставь свои отношения с кем-то в оправдание своей слепоты, Доран.– Он поднялся, плеснул в стакан немного воды из графина и протянул мне.– Все чтецы через это проходят. Твоя мать водила меня за нос многие годы, но однажды я решился спросить ее напрямую и развеять подозрения, которые подавлял долгое время. Благодаря этому ходу, мы смогли поймать не одного, а двух нарушителей. И ты сможешь. А сейчас…– Отец хлопнул меня по плечу и молча указал на дверь: – Можешь идти. Я дам тебе пару дней, чтобы отдохнуть. Я передам твои показания другим членам суда, и, если они сочтут тебя невиновным, ты получишь недостающие наномашины. К делу Коллинза вернешься позже, а пока им займусь я.

– Мне не нужен отдых.

– А мне не нужны бесполезные работники. Так что иди и хорошенько подумай над тем, кто такой Фил Коллинз и кто такой ты.

Информационный блок министерства

Министерство Связи

Глава министерства: Дафна Аккерман.

Наименование сотрудников: связист.

Устройство министерства: глава министерства, сотрудники отделов связи.

Наименование отделов: обработка входящих запросов населения, установление связи между министерствами, обработка звонков сотрудников министерства, контроль за разговорами жителей Полиса (выявление антисистемных настроений среди населения Полиса), контроль за информационной базой личных сайтов граждан; отдел связи железнодорожной станции.

Назначение министерства: поддержание и установление обратной связи между гражданами и министерствами; между разными министерствами; между сотрудниками министерств; отправка поездов со станции и регистрация прибывших на перрон сотрудников; защита внутренней корреспонденции компаний и министерств.

Особые умения сотрудников: знания и навыки, полученные входе обучения для работы в министерстве.

Форма сотрудников: офисный стиль.

Срок службы: неограничен.

6

Доран

27 сентября, утро

Я не очень помню, как добрался до Дианы, зато отлично помню ее растерянный взгляд, когда ввалился в квартиру. Первые минут пятнадцать она еще пыталась меня о чем-то спрашивать, но вскоре просто сдалась; помогла мне снять больничную одежду и дойти до кровати. Я лежал с закрытыми глазами, и всякий раз, когда Диана склонялась надо мной, чтобы проверить, жив я или нет, я непроизвольно задерживал дыхание. Я мог успокоить ее, сказать хоть что-то, чтобы отвадить ее повторять эти действия снова и снова. Но я продолжал молча лежать, слушать, как скрипят ножки кровати при ее подъеме, колышется абажур на старой лампе.

Утро наступило быстрее, чем я успел уснуть. Диана резко подорвалась с кровати, чтобы отключить будильник, и нехотя поплелась в ванную.

Этим утром она делала все особенно медленно, или мне так казалось, потому что я желал ее ухода. Наконец, когда хлопнула входная дверь, я открыл глаза и тут же почувствовал неодолимую тягу закрыть их обратно. Мне не спалось ночью, зато утром, когда за окном гремят всевозможные автомобили, меня сморил сон. Пусть он был недолгим, но после пробуждения я почувствовал в себе хоть какие-то силы. Я смог подняться, добрести до кухни и выпить кофе, который Диана нарочно оставила на столе, видно, разгадав мой обман.

После вчерашнего допроса рука едва двигается. Ожог был почти незаметен, когда я допрашивал жену Гибсона, а теперь красной полосой тянется от запястья до плеча. Единственное, на чем никак не сказались папины старания,– панель чипа. Удивительная прочность…

На кухонном столе лежала записка.

«Буду к ужину, ключи на тумбе, если захочешь сбежать.

P.S. Ключи на тумбе, а может, и нет. Придется постараться, чтобы их найти.

До скорой встречи. Диана»

Я вернул записку на свое место, встал и направился в ванную. Пока вода набиралась, я облокотился о стену и присел на небольшой выступ, служивший подспорьем для всяких шампуней и гелей. Если закрыть глаза, шум воды становится даже приятным, хотя минуту назад меня воротило от шороха собственных шагов. В какой-то момент плеск стих. Нехотя я открыл глаза, чтобы проверить, в чем дело, и, к удивлению, не нашел ни ванны, ни знакомых очертаний комнаты.

Комната была, но далеко, в конце коридора; коридора, по которому я проходил вчера и куда не очень хотел возвращаться. Но ноги тянули меня вперед и, как бы я ни сопротивлялся, продолжали ускорять шаг, пока носки не уперлись в дверь отцовского кабинета. Я понимаю, почему я здесь; ощущал это потому, как бьется сердце и стопорятся мысли.

Однако не мог что-то произнести вслух, не мог уйти дальше ощущений и половинчатых мыслей. Это как предвидеть финал фильма еще на первых минутах. И дело здесь не в суперинтуиции (не в моем случае), а в повторной прокрутке уже известной картины. Вот я вхожу в кабинет, вижу отца, нависшего над матерью; как она медленно, будто желая спрятаться, ползет к стене. На ее лице кровь(засохшая и свежая). Мать утирает проступившие на глазах слезы, но я не слышу всхлипов, лишь тяжелое дыхание. Она медленно втягивает воздух и выбрасывает его из легких вместе кашлем.

– Проходи, сынок. Я подумал, нам не помешает семейная встреча, мы ведь так мало проводим времени вместе. – Отец засучил рукава рубашки повыше и указал на стул, на тот самый, на котором я корчился пару часов назад. Вены на его правой руке заметно набухли, а пальцы непроизвольно подрагивали.

– Что ты хочешь с ним сделать? – Мама не могла идти, ноги ее не держали, и она решила ползти. Карабкаться по ковру, как по крутому подъему, пока отец не вырос прямо перед ней и не преградил путь.

Он схватил маму за руку и потащил ко мне.

Настала моя очередь пятиться к стене. Я отступил назад, хотя отступать было некуда. Я только вошел, и дверь все еще подпирала меня со спины. Отец подтолкнул маму вперед, сжал одной рукой ее подборок, а другой притянул к себе. Всякий раз, когда мама пыталась отвести взгляд, отец усиливал хватку. Удивительно, что я до сих пор не услышал хруст. Мама оказалась так близко, что в какой-то момент наши щеки соприкоснулись, и я увидел в ее глазах собственное отражение.

– Смотри на него, Клара! Смотри! Его ты предала! Или…– Отец отпихнул ее в сторону и схватил за руку уже меня,– Или он тоже помогал «АрКейну»?! Нам ничего не стоит это проверить.

Я чувствовал «слово магистра», как его сила проникает сквозь кожу; стопорит наномашины, делает их неподвижными для всего, кроме голоса отца. Отец стоит на порядок выше чтецов, с которыми мне приходилось иметь дело во время учебы. С ними я сохранял хоть какую-то подвижность мысли, мог взять паузу для раздумий. С отцом же малейшее промедление вызывает скачок давления, что не лучшим образом сказывается на способности думать. По итогу ты выдаешь все без разбора, как ребенок.

– Прошу тебя, Роб! Не надо!

– Ты знаешь, что я хочу услышать! Скажи мне это, и я отпущу его.

Мама колебалась. Она сомневалась не в своем намерении помочь мне, а в желании снова протянуть отцу руку, позволить ему взять над собой верх. Судя по ее потрепанному виду, сделать это сейчас ему будет нетрудно. Она уже не способна на сопротивление; хотя я и понятия не имею, была ли способна вообще. Видимо, да, раз я здесь; раз отец прибег к шантажу, чтобы вытащить из мамы информацию.

– Я уже знаю, что ты лжешь. Час назад я почувствовал это. Судя по всему, ты неплохо наловчилась во время наших шуточных допросов. Но я знаю правду. Мне нужно лишь, чтобы ты произнесла ее вслух. Я ведь могу долго тебя допрашивать. Пять часов не предел.

Пять часов…В голове не укладывается. Я едва вынес пять минут под его контролем. Тело до сих пор не слушается. Мама улыбнулась и протянула вперед раскрытую ладонь.

Отец тут же ухватился за нее и требовательно произнес:

– Джон Смит работает на «АрКейн»?

– Да.

От меня ускользнуло то, о чем он спрашивал дальше; это и не имело значения. Мама не сказала ни слова больше. Она перевела взгляд на меня и смотрела до тех пор, пока глаза ее не налились стеклянным блеском. Она умерла, а отец даже не понял этого. Я стоял как вкопанный у двери и наблюдал, как остатки наномашин в ее теле разом потухают. И остается лишь дряблая оболочка, усеянная синяками и кровоподтеками.

Он убил ее. А я не смог этому помешать. А был ли смысл? Ее ждала бы череда таких же допросов и, в конце концов, смерть. Тот, кто знает о члене «АрКейна», не может не быть его соучастником. Смог ли отец выяснить, каким образом мама помогала им? Неизвестно. Мы не говорили об этом. Никто не говорил.

Я проснулся в комнате полной воды, со звоном в ушах от дверного звонка. Вода ушла дальше в гостиную, разошлась по кухне и норовила затопить балкон. Диана влетела в комнату и, не снимая уличной одежды, тут же устремилась к крану. Она не кричала и просила о том же соседку, живущую этажом ниже. Позже, когда воду откачали, Диана устало опустилась в кресло и подозвала меня к себе.

– Извини. Я не думал, что усну.

– Все нормально,– она говорила небрежно, как если бы ее действительно не волновал ремонт чужой квартиры и восстановление собственной.– Твой отец рассказал мне о том, что произошло. Неудивительно, что ты так вымотался. Честно говоря, когда ты вчера пришел, я удивилась.

– Я сам не знаю, почему решил пойти именно к тебе.

– Ну, мне даже приятно. Хотя уверена, если бы Мейд не был в отъезде, ты бы выбрал его.

– Откуда ты знаешь Мейда?

– Друзей у тебя не так много, Юкнайт. К тому же я помню, как ты провожал его в кабинет отца для допроса семь лет назад. Хочешь верь, хочешь нет, но я вижу, когда ты нервничаешь.

– Спасибо, что позволила остаться. Я оплачу ремонт.

– С твоим доходом за этот месяц вряд ли тебе это по силам. Оплатим пополам. К тому же пострадал в основном пол. Меньший урон, чем я ожидала.

Больше говорить нам было не о чем. Вернее, было, но мы оба решили, как всегда, не касаться самого главного и просто разойтись. Я поднялся, натянул все те же больничные штаны и направился к выходу. Диана не пыталась меня остановить и даже сделала вид, будто не слышала шарканья ботинок и поворота замка в двери.

На улице стоял вечер. Лужи покрылись льдом и теперь хрустели под ногами прохожих. Из-под колес машин выбивался пар, стелился белым дымом по асфальту и тут же исчезал.

Люди толпами сбивались у остановок, лишь бы погреться у уличных обогревателей. Автобусы проезжали один за другим, и вместо того, чтобы забраться внутрь и доехать до дома, япродолжил идти непонятно куда. Я добровольно отказывался думать о том, что произошло. Потому что до сих пор у меня не было возможности найти этому здравое объяснения.

Отец был прав. Я поставил личное выше рабочего, выше системных предписаний. В каком-то смысле я даже хуже Фила. Он предал Полис, но сделал так, чтобы об этом узнали все. Эта мысль пришла неожиданно. Так легко она проскользнула в голове, хотя два дня назад я не видел за Филом вину. За «АрКейном» – да. Но не за Филом.

Что я вообще знаю о нем? Тот образ наивного дурачка, который он строил передо мной. Что из этого правда? Правда в том, что, несмотря ни на что, я считал его другом. И его предательство трогает меня меньше, чем его смерть. Значит ли это, что я тоже предатель?

Сам того не осознавая, я оказался у офиса «Связи». Министерство работает круглосуточно за исключением пары отделов. В связи с последними событиями весь шестнадцатый этаж пришлось закрыть. Техники проверяют компьютеры, закрепленные за отделом, на наличие потенциальных угроз.

Хотя программа Фила не сработала, шанс, что кто-то другой воспользовался суматохой и попытался просочиться в систему, все же есть. Мое появление никак не тронуло безликих. Они разошлись в стороны, едва пропускная система дала зеленый свет. Пусть меня и отстранили от дела, но я все еще чтец министерства. Чтобы заблокировать мой проф.статус, нужен проступок повнушительней, чем превышение полномочий.

Я поднялся на шестнадцатый этаж, оттянул ленту и оказался перед многочисленными столами и стульями. Место Фила четырнадцатое во втором ряду. Я опустился на стул и огляделся по сторонам. Окно еще не заменили, и ветер свободно гулял по комнате.

– Я рад, что у меня есть такой друг, как ты.

Сейчас эти слова вызывали во мне гнев. Я резко поднялся, схватился за края стола и отшвырнул его в сторону.

– Друг?! Так ли это на самом деле? Ты познакомился со мной, потому что они этого хотели?! Потому что моя мать была с ними?! Что ты хотел узнать от меня?! И узнал ли?

Я не боялся быть услышанным, но меня пугал собственный голос, разносящийся по комнате. Он выдавал растерянность, которую я надеялся спрятать, и слабость, которую с детства пытался искоренить. Слабость характера, неуверенность в решениях, невозможность сопротивляться чужой воле.

Я научился верить в свою чистоту, свою непричастность к антисистемной компании. Но что, если я сболтнул Филу лишнего? Что если позволил себе расслабиться и выдать нечто важное «АрКейну»?

Горло неприятно сдавило. Я схватился за ворот кофты, словно именно она препятствовала дыханию, и оттянул вниз.

Чего ты добивался, Фил?! Ты гребаный жестокий ублюдок! Ты знал, что отец пошлет меня! Знал, что он обязательно допросит меня! И это твоя забота!? Волнение, о котором ты говорил всякий раз, когда видел меня? Все это было ложью!? Ты был ложью!

– У вас все в порядке, сэр?

В этот момент я пожалел, что у меня нет такой же маски, как у безликого. Я остаюсь видимым, как бы ни отводил глаза.

– Сэр?

Безликий стоял за ограждением, и каждая секунда моего молчания заставляла его опускать ленту ниже. Я вдруг осознал, что снова могу дышать. Видимо, так работает испуг. Я поднялся прежде, чем безликий решился-таки перешагнуть через ограждение.

– Все в порядке, спасибо.

– К сожалению, сейчас отдел находится под наблюдением. Как чтец вы можете передвигаться по всему зданию, кроме данного участка. Поэтому я вынужден попросить вас уйти.

Встроенные в маску динамики искажали его голос, делали его низким, грубым и совершенно сухим.Даже аппараты в торговых центрах пестрят большим энтузиазмом, чем безликие.

– Конечно.

Я прошел за ограждение и двинулся к лестнице. Безликий шел следом, будто боялся, что при первой же возможности я рвану назад.

– Вы его знали? Того парня, что выпрыгнул из окна?

– Думаете, я стану говорить с кем-то без «слова магистра»?

Обычно от безликих не услышать ничего, кроме дежурных фраз. Может, именно необычность и подкупила меня, подбила на ответ вместо того, чтобы промолчать. Или же я просто слишком сильно нуждался в разговоре хоть с кем-то, чтобы упустить возможность открыть рот.

– Думаю, вам хочется об этом поговорить без слова магистра. Иначе зачем было сюда приходить?

– Для безликого вы слишком разговорчивы.

– А для чтеца вы, наоборот, слишком много уходите от разговора.

– Наверное, потому что вы не тот, с кем я должен говорить.

– Должны? Мы вроде не на допросе, Юкнайт.

– Спасибо за содержательную беседу. Я знаю, где выход.

Я ускорил шаг и не останавливался до самых дверей. Лишь оказавшись за пределами здания,я обернулся, но безликого уже не было.

«– На ваших встречах присутствовал кто-то еще?

– Да, безликий.

– Безликий?

– Безликий или безликие, не могу сказать. Я не видела инициалы».

Фрагмент того разговора внезапно всплыл в голове и заиграл совсем иными красками. Я кинулся назад к дверям, но тут же остановил себя. Это абсурд – подозревать кого-то на основе одного разговора; как и вешать вину на каждого, так или пронзавшего о случившемся. Действия моей семьи уже когда-то были предметом пересудов. За мной следят, чтобы я ни сделал, особенно сейчас, когда не сделал ничего, чтобы предотвратить угрозу.

Я не должен был приходить сюда. Никогда я не добирался до остановки так быстро и никогда с таким желанием не ехал домой.

Информационный блок министерства

Имя: Зои Златов.

Возраст: 27 лет.

Рост: 168 см.

Цвет волос: рыжий.

Цвет глаз: голубой.

Информация о ближайших родственниках: Константин Златов(отец),Эмма Златов(мать).

Место работы: министерство Связи.

Должность: связист.

Количество лет в должности: 6.

Нарушения уровня КПД: нет.

Настоящий статус: жива.

Последнее обновление данных: сентябрь ХХХХ года.

7

Кай

26 сентября

16:00…Я планировал встать еще три часа назад, но всякий раз, когда звонил будильник, я лишь сильнее погружался в сон. Обычно уже после первого сигнал, мама занимает атакующую позицию у двери и терпеливо ждет, когда я отвечу на стук. Но сегодня дома никого нет, а замена наномашин запланирована лишь на семь часов. Достаточно времени, чтобы оторвать лицо от подушки. Кажется, именно так я думал в первое пробуждение и в третье, и в четвертое, когда, единожды разлепив глаза, выталкивал себя из кровати и возвращался обратно пару минут спустя. Отключение отнимает много сил. Пора бы к этому привыкнуть…

Я перевернулся на бок и (кажется, уже по традиции) задел рукой слона, стоящего на тумбе. Не глядя, я подхватил его прежде, чем он успел перевалиться через край, и водрузил обратно. Помню, как забрал его из кабинета отца перед самым обыском, спрятал за пазуху и таскал с собой весь день, пока безликие таскали меня из одного министерства в другое. Все, что я знал об этой вещи,– ее важность для отца. Наравне со старой тетрадью слон был неотъемлемой частью вечерних посиделок в его кабинете. Отец доставал их из шкафа, раскладывал перед собой и молча смотрел, пока я или Мейд чем-то не выдадим своего присутствия.

Помню, как пробрался в его кабинет, пока никого не было дома, достал из стола тетрадь, но так и не смог открыть. Не знаю, сыграла ли совесть или простое неумение читать, но я так и простоял до самого вечера, пока отец не вернулся. Увидев его в дверях, я не смог сделать ничего лучше, кроме как отдать тетрадь и молча выйти из кабинета. Этим же вечером он сам пригласил меня к себе и рассказал историю каждой вещи. Ни одно из его слов не было правдой, но об этом я узнал гораздо позже и не от отца. А когда узнал, стер все цифры с основания статуэтки и постарался точно также стереть их из памяти. Пока не получилось…

Нехотя я поднялся, запихнул слона в ящик и стал одеваться. Уже на выходе я спохватился и по привычке вернулся обратно в комнату за маской безликого. Странно выходить без нее. Без нее на тебя все смотрят, а вот с ней, на удивление, нет. Я отдернул руку и направился к двери. Единственное зеркало в квартире висит перед самым входом. Огромная рама высотой едва ли не до потолка.

Каким-то образом мне удавалось не обращать на него внимания все эти годы и миновать без всякого интереса к тому, что я могу в нем увидеть. Но сегодня, как бы я ни торопился, отражение меня все же поймало. Смешанное чувство непринятия и цинизма. Будто эти глаза не мои. Будто эти покрытые рубцами руки принадлежат не мне. Все это знакомо, но словно никогда не было моим полностью. Тем более что за каждой отдельной чертой большинство видит Джона Смита, а не меня. Я схватил с вешалки куртку и вышел из квартиры.

Дождь, наконец, прекратился. На небе все еще клубятся тучи, но у Полиса появилось хоть немного времени обсохнуть. За фасадом серости он сам становится серым. Блекнут даже неоновые вывески и голограммы на витринах.

Я решил не ждать автобус и добраться до министерства пешком. Не так часто мне удается прогуляться по городу вне работы. Конечно, особыми красотами Полис не пестрит, но хоть какое-то разнообразие для глаз. Еще до выхода из шестого района я заметил тень, идущую следом. Я бы не придал этому значения, если бы спустя какое-то время тень отстала или хоть немного сбавила темп, а не неслась за мной, боясь упустить.

В отражении витрин и магазинных вывесок очертания смазывались и никак не получалось сложить картину в единое целое. На очередном светофоре любопытство взяло верх, и я обернулся. Зои стояла в паре метров от меня, в толпе таких же прохожих. Половину ее лица скрывал капюшон, а другую – спадающие на лоб волосы. Заметив мой взгляд, она коротко кивнул и махнула головой в сторону проулка. Зои не из тех, кто принимает отказы. Если я проигнорирую ее сейчас, она дождется, когда я выйду из министерства. А после замены наномашин меньше всего хочется говорить.

Я стоял и смотрел, как убывают цифры на светофоре. И, пока толпа на другой стороне дороги не двинулась навстречу, я не решался отделиться от общей массы. Зои ждала меня у небольшого проулка. По мере того, как я приближался, она уходила все дальше и дальше в разъем между домами. В самом конце этого длинного коридора меня ждали тупик и пощечина, прилетевшая из темноты.

– Ты бы хоть сначала поздоровалась.

Зои замахнулась для нового удара, но я перехватил ее ладонь и опустил вниз. Лицо ее болезненно скривилось. Едва я ослабил хватку, она вцепилась в ушибленное запястье и отошла назад.

– Как ты вообще узнала, что я буду здесь в это время?

– У тебя замена двадцать шестого числа каждого месяца. И ты никогда не назначаешь процедуру раньше шести.

– Какая наблюдательность. Смотрю, у тебя много свободного времени, раз ты тратишь его на слежку за мной.

– Всего лишь предосторожность на случай, если тебе понадобится помощь.

– Помощь мне действительно понадобится, если не прекратишь дергать меня для разговора, когда тебе вздумается.

– Будто ты не понимаешь, почему я позвала тебя?!

– Представь себе.

Вместо ответа Зои пихнула меня в грудь, словно этим желала заполнить паузу в разговоре или выпустить злость. Ни то, ни другое ей не удалось. Разговор по-прежнему находился в тупике, а Зои по-прежнему была зла.

– Ты действительно не знаешь?– уже более сдержанно произнесла она.

– Не знаю чего?

– Фил мертв.

Я счел это за шутку и, кажется, даже рассмеялся. Лицо Зои обрело какое-то жалостливое, снисходительное выражение. Она положила руку мне на плечо и слегка сжала, будто хотела выказать сочувствие, но слов подобрать не могла.

– Вчера он выпрыгнул из окна министерства. В вечернем выпуске об этом почти ничего не сказали. Оно и понятно, им не выгодно ставить под вопрос безопасность системы. Да и паника, никому лучше не сделает,– процедила она сквозь зубы, будто не хотела давать словам ход и с трудом выносила их звучание.– Я думала, безликие в курсе всех угроз.

– У нас не сарафанное радио. Если сказанное тобой шутка, советую остановиться.

Незаметно для себя я схватил ее за плечи и с силой встряхнул.

– Фил пытался взломать протокол. Не знаю, известно ли тебе что-то по этому поводу, хотя…– Пару минут назад она дрожала от одного моего прикосновения, а сейчас даже не думала вырываться; будто весь страх и злость выходили из нее вместе со словами и перекидывались на меня. – Тебе должно быть известно, как его ментору. Он не смог обойти программу, и сработала сигнализация.

– Этого не может быть… Он сказал, ошибка исключена, – не знаю, для кого я это говорил. Для себя? Для Зои? Или для Фила, который еще пару минут назад был жив (по крайней мере, для меня). – Он готовил программу год. Он бы не стал…

Я отпустил ее и сделал шаг назад. Под ногами что-то хрустнуло и с криком пустилось дальше по подворотне, куда предпочел бы сбежать и я. Но позади меня лишь стена…Отступать некуда.

– Из-за этого инцидента охрану в офисе удвоили. Да и по городу, если ты не заметил, безликих стало больше. Министерство обязало проверить всех связистов в ближайшее время. Не все смогут скрыться. Ты знал кого-то еще или…

– Тебя уже допрашивали?– Зои посмотрела на меня как учитель, вынужденный повторять одно и то же по несколько раз, и, к удивлению, повторяла. Будто мой жалкий вид пробудил в ней терпение, которым она никогда не обладала.

– Да. Мне повезло… Если сердечный приступ можно назвать успехом.

Зои сняла перчатку и показала обожженную ладонь – результат долгого допроса. В «АрКейне» никогда не было чтецов, но был человек, живущий с одним из них. Если бы не Клара Юкнайт, «АрКейн» никогда бы не подобрал алгоритм, моделирующий процесс допроса. Если бы не Клара Юкнайт, магистр никогда бы не внес изменений в этот алгоритм.

Симуляций не проводили уже четыре года. Что толку проходить допрос в старом режиме, когда новый превышает его по силе воздействия в несколько раз? Все равно что бегать по ровной дороге, когда тебя ждет забег по ухабистой местности.

– Как ты это сделала? Сейчас уровень контроля при допросе намного выше, чем тот, который мы использовали на симуляторе.

Она пожала плечами и как-то обиженно отвела глаза в сторону.

– Как я и сказала, мне повезло с чтецом. Поначалу я думала, назначение Юкнайта только усугубит положение. Но к тому моменту, когда подошла моя очередь, он был порядком измотан, и разговор со мной лишь сильнее сбил его с толку.

– Ты сказала Юкнайт? Роб лично занялся этим делом?

– Нет. Его сын Доран.

Зои устало вздохнула и глянула в проход, будто заметила там кого-то.

– Я могла умереть сегодня. И ты мог умереть вместе со мной. А за тобой еще куча людей. Ошибкой было принимать Фила в «АрКейн».

– То же самое можно сказать про любого из нас.

– Ты действительно веришь, что это была случайность?

«Нет»,– хотелось сказать, но я промолчал. На этом разговор можно было закончить, но Зои продолжала стоять, ожидая толи извинений, толи сочувствия.

Извинений за решение, которое ее никто не заставлял принимать; сочувствия за наступившие последствия. Всякий раз, она пытается переложить ответственность на меня, хотя реальный повод для этого, появился лишь сейчас.