Kitabı oku: «Играя с ветром», sayfa 5

Забыла я его. Забыла… Вот только он шаблоном отпечатался где-то на подкорках, к которому и примерялись все, кто пытался достучаться до моего сердца. Кому-то удавалось подойти чуть ближе, а кто-то не дотягивал даже до отдалённого сходства.

Я чувствовала, что всех равняю к тому мальчишке из 11-го класса, что разорвал моё сердце, но упорно не желала верить в это. А теперь? Теперь сама тянусь, потому что к шаблону может подойти только исходник, который был вырезан из памяти много лет назад.

– Вау! – зашипела Люся, дёргая меня за свободную руку. – Смотри, Ветерок, смотри!

Через силу распахнула глаза, медленно, без интереса осматривая сцену. Красивые полуголые девушки выпорхнули в центр, а мне всё равно было, потому что пара прозрачных, потерявших холод голубых глаз были направлены только на меня. Он хмурился, чуть наклонял голову, словно пытался что-то понять. Не улыбался, не было в нём этой лёгкости, свойственной ему, лишь глазами шарил по моему пылающему лицу.

Смотрела и я, видя в нём того самого старшеклассника из собственных ночных грёз. Всё те же огромные распахнутые глаза, густые тёмные ресницы, правильные черты лица, поблекшие шрамы на скуле и затянувшийся прокол в ухе. Он всё тот же… Хулиган, укравший моё сердце. А теперь? Он вернёт его, или вырвет с корнем те частички, что ещё поддерживают мою веру в любовь?

Не отрывалась, откровенно пожирала глазами, пока в зале не вырубили свет. Ленивые блики чайных свечей, плавающих в декоративной инсталляции на столе, подсвечивали только два прозрачных кристалла его глаз.

«Дыши… Дыши…» – уговаривала я себя, но невозможно это было. Его рука соскользнула со спинки дивана, опустилась на талию. Лёва обнял меня, практически прижал к себе, зарываясь лицом в волосы.

– Кто ты? – зашептал он на ухо, царапая лёгкой небритостью кожу скулы. – Где мой Сквознячок из «А» класса? Я не узнаю тебя, Ника…

Я вовремя поймала стон, откинула голову, прижимаясь к нему ещё теснее, и рассмеялась.

– Быть может, ты просто меня не знал? – смотрела в сверкающие глаза, окончательно растеряв стыд и страх.

– Ты со мной играешь? – он тёрся щетиной о мою щёку, резко втягивал воздух через нос и выдыхал через рот, будто отчаянно хватался за остатки самоконтроля, наивно полагая, что это ещё возможно.

– Нет, это ты играешь.

– Играю с Ветром? – в последний раз выдохнул он, прошелся своими мягкими губами по моим и замер.

Дыши, Вероника… Дыши…

– И что же мне сейчас делать?

– Поспорить на меня, как тогда, в восьмом классе…

Глава 11

– Поспорить на меня, как тогда, в восьмом классе…

Эта фраза, что занозой сидела в моем мозгу, вылетела сама… Мы с Люсей ахнули в голос… Бросила взгляд на абсолютно ошарашенную подругу и закрыла ладонями рот, чтобы не брякнуть ещё что-нибудь, но было уже поздно. Волшебство момента рассеялось, Лёва дёрнулся, как от пощёчины, и вытянулся натянутой струной, возвращая дистанцию между нами. И холодно стало… Глаза его вновь потеряли тёплый перелив обласканной солнцем морской волны, а на лицо вернулась дежурная и абсолютно формальная улыбочка. Он преобразился мгновенно, будто занавес опустился, отдаляя от меня тёплого и родного Лёвки.

– Ты точно головой ударилась, Сквознячок, – он закурил и медленно отвернулся к сцене. – На кой ляд мне на тебя спорить?

– Это прошлое, Лёва, – схватила бокал шампанского, лишь бы скрыть трясущиеся руки, и стала делать маленькие глотки, забывая даже дышать. Меня разрывало от вихря эмоций и воспоминаний, что черно-белыми картинками застряли в голове.

Не смотрела на него, но и за невольными свидетелями своего позора наблюдать не очень-то хотелось: Люся сверлила разгневанным взглядом бывшего одноклассника, а Кирилл делал вид, что происходящее на сцене куда интереснее трагедии, разыгравшейся за столом, вот только губы его дергались от прорывающейся едкой ухмылки.

– Если бы всё это было в прошлом, то твой прелестный ротик не извергал бы глупости, – Лёва резко обернулся, снова закинул руку на изголовье, наклоняясь так, чтобы нас не услышали. – А поведай мне эту увлекательную историю, Никусь? Давай, только с красочными подробностями?

– Ничего я тебе рассказывать не буду, – залпом опустошила бокал, а потом и бокал подруги, пытаясь унять бешеное сердцебиение, вот только алкоголь не мог утешить зудящую многолетнюю обиду. Не мог… – Что ты из меня дурочку тут делаешь, будто сам не помнишь. Хотя-я-я… У тебя же было столько баб, что воспоминания о малолетке с косичками наверняка покрылись толщей пыли! Просто отвали, Лёва. Мы были детьми.

– Мы были детьми, – передразнил он меня, усмехнулся и наполнил опустевший бокал ледяным игристым. – Именно поэтому взрослая, самодостаточная женщина, сидя на эротическом шоу, вспомнила о школьных обидах? И то, как ты сейчас морщишь нос и дуешься – это же так по-взрослому. Да?

– Да нет обид, Лёва. Нет… – я нервно размахивала руками, даже пыталась улыбнуться, но его пронзительный взгляд будто прожигал меня насквозь.

– А-а-а…! Стой-стой… Кажется, я начинаю врубаться. А не из-за детской ли, естественно, давно прошедшей обиды взрослая Ника постоянно растворяется из офиса, стоит мне переступить его порог? Ну? – Лёва дернул меня за руку, заставляя повернуться, но я не могла. Упиралась, явно забавляя Люську с Кириллом, но все равно отбивалась от его рук, лишь бы в глаза не смотреть.

Мне было дико стыдно, страшно и неуютно! Вот теперь точно хотелось оказаться дома, в мягкой кроватке и ворохе бархатных подушечек, чтобы поплакать в полном одиночестве. Да, обидно мне было! Обидно! Моё сердце было растоптано, уничтожено и пеплом развеяно над головами танцующих на той школьной дискотеке! Я до сих пор помню смешки, толчки и сотни насмешливых взглядов, направленных на меня…

– Уже ничего не изменить, – процедила я и, сделав над собой усилие, отвернулась. Во мне будто тумблер переключился, трепет и бесконтрольный прилив нежности лопнули мыльным пузырем, от брызг которого слезились глаза.

– Ясно, – сухо и безэмоционально выдавил Лёва.

Это было последнее слово, обращенное в мою сторону до конца представления. Он снова надел маску шутника и остряка, засыпая накал напряжения искрами своего легкого юмора. Уже и Люся расслабилась, и Чибисов перестал ухмыляться, погрузившись в магию современного искусства. Мне тоже было некуда деваться, поэтому я сделала вид, что целиком и полностью погружена в происходящее на сцене.

Голова вибрировала от мечущихся мыслей так, что вдохнуть хотелось, но не было воздуха… Не было… Выжег всё собой дотла. Я словно вновь на пепелище вернулась, где, кроме разочарования и беспомощности, не было больше ничего.

Сжимала край стола, чтобы выплеснуть напряжение, но бесполезно это было. Поведение Дония лишь сильнее распалило мою злость. Он словно перестал меня замечать, вскакивал с дивана, отчаянно аплодируя актрисам, и на пару с Кириллом свистел так, что уши закладывало.

Я умоляла себя не смотреть в его сторону! Вновь и вновь повторяла, что это всего лишь мой временный босс, которому меня, меркантильную и тупую особу, сдали в аренду, но не могла!!

Меня магнитом тянуло к нему. Пока он смотрел на сцену, я могла безнаказанно любоваться его красивым профилем, мягкими уверенными движениями и мечтать о том, что это все мне снится. Да, он уже не был тем притягательным хулиганом из квартиры напротив, но было стойкое ощущение, что обиженная восьмиклассница до сих пор плачет внутри меня…

… – Ну? А теперь и поиграть можно. «Или-или»? – громче всех вопил Слава Юшков, разливая из картонной коробки вино с красивым названием «Изабелла». – Учителя спрятались в учительской, а Сева видел, как завуч в пакете пронес шампанское. Поэтому гуляем!

– Слава, ты вечный ребёнок, – Люся помогала Ксюше переодеться после выступления, держала плотную ширму, чтобы парни не подглядывали. – Лишь бы нажраться, подраться и поиграть.

Мы сидели в просторной гримерке за сценой в привычной компании ребят, с которыми всегда проводили дискотеку. Мишель, Люсинда, несколько парней из десятого класса, но все моё внимание было приковано к Донию и Королёву, как-то слишком бесстрашно курящим на подоконнике. Вдыхала ненавистный табачный дым, смешанный с по-весеннему липким, сладким от цветущей сирени воздухом, влетающим в распахнутое окно, и откровенно улыбалась.

Мы с Люськой и Сеней были в оргкомитете школы, да и просто первыми зачинщиками всякого рода праздников и сабантуев. Вот и сегодня, чтобы разбавить типичное дрыганье под современный «тыц-тыц», мы переоделись цыганками и устроили представлением с гаданиями по ладони, «золочением ручки» и танцами.

Подглядывала за ним, стараясь отогнать мысль, что это последняя дискотека перед выпускными экзаменами, что не увижу больше в школе Лёвку, оттого и играла в шпионку, желая продлить это мгновение. Вжималась в стену, чтобы быть незаметной, и дышала через раз, лишь бы не спугнуть, старалась не двигаться, чтобы не привлекать внимания звоном маленьких колокольчиков и монет, пришитых по низу цыганской юбки, украдкой наблюдала за Мироном и Лёвкой из-за груды плакатов. Парни были увлечены своим тихим спором и не обращали на нас внимания. Куда им до малолеток? Естественно…

Доний сидел, упершись подбородком в колено, и слушал Королёва, лениво кивал и крутил в руке цепь, пристегнутую к карману широких джинсов. Готова была воспарить к небесам за подаренные мгновения близости, впитывала каждое его движение, резкие смешки, привычку поигрывать правой бровью, и таяла восковой свечой. Дура! Конечно, дура! Он был самым популярным парнем в школе, а на меня смотрел, как на букашку, которую можно случайно раздавить.

– Можете не играть, раз струсили… – Славка спрыгнул со стремянки, на которой сидел, залпом выпил вино из пластикового стаканчика и вышел из каморки, стрельнув в меня каким-то странным, незнакомым взглядом.

– Ксюш, что за игра? – прошептала я.

– Тебе предлагают на выбор задание, а ты выполняешь то, что легче, – красная от переодевания Сеня выскочила из-за занавески. – Только в следующий раз тебе дают снова задание, в котором отвергнутый вариант является самым простым. Это лохотрон, Сквознячок, в котором ты постоянно вынужден выполнять чужие прихоти. Особенно со Славкой не вздумай играть, он до сих пор забыть не может, как ты отказалась с ним в кино идти.

– Когда это он тебя в кино звал, мелкая? – заржал Королёв. Мы так увлеклись трепом, что и забыли, что не одни. За что и поплатились.

– Королёв, а ты вот прям всё должен знать, да? – Мишель бросила в друга пустым стаканчиком. – И вообще, чего вы тут сидите? Валите оба!

– Щаз-з-з… Свободная страна, как говорит наш любимый историк, – Лёва затянулся и выпустил плотное кольцо дыма в нашу сторону.

Меня словно мелкими гвоздиками прибили к стене, лишив возможности шевелиться. Смотрела в его огромные голубые глаза, и почему-то плакать хотелось, ну так, по-настоящему, вслух. Украдкой щипала себя, чтобы не рухнуть в обморок, а Доний будто мысли мои прочитал, усмехнулся и вновь отвернулся, потеряв интерес.

– А ты играла, Люсь? – ещё тише зашептала я.

– Юшков ещё в лагере придумал эту игру, и очень скоро всем парням она капец как понравилась, – усмехнулась Мишина.

– В неё все играют, – Люся подтолкнула меня за ширму, откровенно поторапливая. – Переодевайся, и забудь о Юшкове. Гад он. Гад. Поняла?

– Ага, – скинула быстро пыльное тряпье сценического костюма и стала переодеваться.

– Смотри мне! – взмахнула кулаком Ксюша у меня перед носом и подтянула бархат выше, чтобы скрыть меня по самую макушку. Я горько вздохнула, вновь уколовшись о сожаление, Людмила вместе с Донием выпустится в этом году из школы, а в следующем уйдут и Ксюша с Королёвым, и от этой мысли становилось так горько-горько, что слёзы снова застилали глаза.

– А почему гад, Люсь? – натянула футболку и выглянула к подружкам.

– Вы всё? Переоделись? – Лёва спрыгнул с подоконника, закинул в рот жвачку, как-то странно царапнул меня внимательным взглядом, а потом неожиданно подмигнул. – Не вздумай играть со Славкой, малявка.

– Ой, Доний… Вали отсюда со своими наставлениями, – Люся вытолкнула парней и с облегчением опустила тяжелую ширму. – Ник, а ты, правда, давай быстрее! Сейчас руки отсохнут держать эту бандурину.

– Почему не играть?

– Потому что он всё равно тебя обманет…

Но мне уже было все равно. Сладкое вино шумом отдавалось в голове, а перед глазами стоял образ подмигивающего Дония. Внутри все трепетало, летало, взрывалось разноцветными хлопушками, а сердце щекотали бархатные бабочки. Настроение улучшилось, мы с девчонками закрыли гримёрную, отдали ключ охраннику и рванули в гущу беснующихся подростков, чтобы ещё успеть потанцевать до закрытия.

– Ника-Ника-Вероника… Где же твои косички и платье с розочками? – Юшков поймал меня у питьевого фонтанчика в коридоре, когда я выскользнула из зала смочить горло.

Он так нагло обошёл вокруг меня, осматривая с ног до головы. А мне сквозь землю хотелось провалиться. Юшков был из той же компании, что и Лёвка, и Мирон. Они вместе играли в баскетбол, ездили на турниры защищать спортивную честь школы, вместе курили в школьной теплице на заднем дворе и играли на гитаре под моими окнами до рассвета. Если бы не Люся, я б и не вспомнила, как он год назад подкатывал ко мне в летнем лагере.

– Я тебе же ясно сказала отстать? – вытирала взмокшие ладони о юбку короткого джинсового сарафана, оглядываясь по сторонам. Подруги до сих пор танцевали, и не было ни единого человека, кто мог бы помочь сбежать от этого прилипалы.

– А я всегда добиваюсь того, чего хочу, – он нагло надул пузырь из жвачки. – Одна ты вся такая правильная, скромная, вечно идеальная девочка с косичками. Ты, как куколка, что вот-вот превратится в бабочку.

– Слав, тебя там твоя девчонка ждёт, а ты с малолеткой в коридоре треплешься, – попыталась свести всё в шутку, вот только Юшков подходил всё ближе и ближе. Светлые, вечно взлохмаченные волосы, круглое лицо и красные щёки были его визиткой. Он не менялся, лишь вытягивался в росте, сохраняя детскость в лице, вот только взгляд у него был жгучий и пытливый, что ли.

– А может, ты мне нравишься?

– А может, ты мне нет?

– Ну? Поиграем, Ветер? – Слава усмехнулся, решив пропустить мою смелую колкость мимо ушей.

– Отстань!

– Давай, Сквознячок, я же вижу, что хочешь. «Или-или»?

– Отвали, Сова. Медведь пришёл, – грозный рык запустил мурашки по спине, я резко обернулась, впечатавшись в мужскую грудь, и стала оседать от неожиданности. – Малявок не трожь. Ясно?

Доний поймал меня, поставил на место, как хрустальную вазу, поправил джинсовку и скрылся в толпе, даже не обернувшись.

– Танцуешь со мной ИЛИ с Донием? – Слава заиграл бровями и уже потянул ко мне свои ручки, думая, что я струшу! Но во мне будто бомба взорвалась…

– А теперь белый танец! – как-то слишком вовремя прозвучал на весь актовый зал голос ведущего.

Я осмотрела довольного Юшкова и внезапно бросилась в толпу, поймала Лёву за руку и дёрнула на себя.

– Сквознячок?

– Потанцуем? – казалось, что я даже не шепчу, а просто шевелю губами. Горло пересохло, пальцы, которыми я сжимала его горячую ладонь, взмокли, а ноги стали подкашиваться, отчего я лишь сильнее хваталась за Лёвку.

– Хм… – парень быстро обвел взглядом толпу, а потом наклонился и прищурился. – Мелкая, ты перегрелась?

– Белый танец… – выдавила я из себя, задыхаясь от переполняющих эмоций.

– Ты играешь, что ли, Ветерок? – Лёва хмыкнул, притянул к себе и уложил мои руки себе на плечи. – Я говорил тебе не связываться со Славкой?

А мне было все равно! Я просто готова была улететь от счастья. Сжимала ворот его футболки, гладила дрожащими пальцами открытый участок кожи, закидывала голову, пытаясь рассмотреть его лицо. Почему-то хотелось увидеть улыбку, понять, что ему нравится наша близость, вдыхала какой-то сладкий парфюм и прижималась.

Нагло. Абсолютно пошло! Но так сумасшедше приятно…

Он медленно вращался, держал руки на спине, даже не думая опуститься на талию, но мне этого было достаточно. Это как выиграть в лотерею, призом которой является исполнение желания. Так вот, Лёва Доний, мой сосед, с самого рождения и был моим желанием.

Я иногда прикладывалась ухом к розетке, чтобы послушать, как он играет на гитаре в своей комнате, и ревниво наблюдала в дверной глазок за толпой девчонок и парней, вваливающихся к нему в квартиру после школы. Он был моим принцем, только, к сожалению, пока этого не понимал. Но сейчас! Сейчас же он должен понять? Должен ощутить, что я – та самая???

Прижималась к его груди, слушала ровное биение сердца, ловила удивленные взгляды толпы и готова была сгореть от высшего счастья. Лучше уже быть не может!

– Пора платить, Доний, – голос Юшкова все испортил, а Леву толкнули прямо в спину, отчего мы слишком опасно пошатнулись. – Поцелуешь Ветер или Катьку Зорину?

Я повернулась, смотря в прищуренные, злые глаза Юшкова, танцующего с самой красивой девушкой в школе. Парень еле переступал с ноги на ногу, таращился на нас поочередно, а потом и вовсе замер, смотря Леве прямо в глаза. Это был настоящий поединок, правда, без драки, копий и криков. Тихое противостояние двух парней, между которыми растерянно застыла я.

– Отвали, Сова. Ты нарываешься сегодня, – захрипел Доний. – Не сейчас!

– Сейчас, Лёва, сейчас… – шептал Юшков, наклоняясь все ближе. – Ну? «Или-или»?

– Конечно, Катьку. Неужели ты думаешь, я буду целоваться с малявкой Сквознячком? – усмехнулся Лёва, убрал руки и, резко развернувшись, поймал Зорину за локоть, притянул к себе и поцеловал прямо в губы!!! Девчонка не сопротивлялась, прижалась к нему и закинула руки на шею, где ещё недавно лежали мои.

Мне сквозь землю хотелось провалиться. Пик счастья превратился в адовый котёл, в котором меня варили черти заживо! Сотни глаз смотрели на меня, а потом раздался дикий смех, заглушающий все вокруг.

– Идём! – Сеня выдернула меня из ада, где Доний до сих пор сосался с Зориной, не боясь учителей, Славка Юшков зловеще хохотал, а вслед я слышала лишь: «Дура, Зубрилка с брекетами. Да он же зацепится о твои железки! Малявка!».

Дорога до двери была бесконечной… Слышала смех, чувствовала тычки и медленно умирала…

– Он выбрал её, – шептала я, прижимаясь к плечу подруги. Девчонки распихивали толпу и уводили меня с последней дискотеки, что останется ожоговым воспоминанием.

– Мы спорили, что ты пригласишь его танцевать, а потом Лёвка поцелует первую попавшуюся девчонку! – Славка догнал нас у выхода. Мало ему моего позора? Так он ещё специально продолжал вопить на весь школьный двор о том, что случилось. – Тебе надо было выбрать меня, Ветерок! Меня, чтобы не быть идиоткой. Меня! Надо было выбрать меня… А теперь сама виновата!

«Неужели ты думаешь, я стану целоваться с малявкой-Сквознячком…»

Глава 12

Вот и сейчас, спустя почти двадцать лет, смотрела на морду его слащаво-красивую и ждала в любой момент позора…

– Мне домой надо, – прошептала я, выскользнула из-за столика через очумевших Люсю и Чибисова и рванула к выходу, пытаясь сдержать слёзы. Навязчивые воспоминания застилали глаза, сердце билось от закипевшей обиды и от жалости к той маленькой восьмикласснице, которую растоптали.

Лёва прав… Я не забыла. Просто сделала вид, что пережила тот позорный день и пошла дальше. Но это не так… Ничего я не забыла. С воспоминаниями в носу защекотало от запаха мела, горячей выпечки с корицей, сладкого компота в огромной кастрюле, свежей краски в решетчатой школьной раздевалке и терпкого аромата цветущих гераней на подоконнике в учительской. Не забыла… Ходила в школу, как на каторгу, пока толпа жестоких подростков не нашла себе новую жертву.

Выбежала из ресторана и бросилась через дорогу, не слыша возмущённых сигналов очумевших водителей, не видя осуждения во взглядах прохожих. Села на бетонное ограждение, вдыхала свежесть вечернего воздуха, пытаясь успокоиться. Грудь болела от резких вдохов, голова кружилась, а в носу до сих пор стоял этот ужасный аромат школы…

Дышала… Дышала… Вновь и вновь, чтобы вытравить этот дурман прошлого. Всё сломала. Собственными руками разодрала всё в клочья, пустив по ветру над рекой… Нависала над водой, видя, как в мелкую рябь падают мои горькие слёзы. Кап-кап…

– Идем, Сквознячок, – его мягкий вкрадчивый голос не напугал… наоборот, мне почему-то было страшно, что он больше никогда не придёт. А ещё через мгновение мою ладонь обожгло касание. Я медленно повернула голову, натыкаясь на ледяные голубые глаза, и застонала… О! Нет…

– Куда?

– Домой. Тебе же надо домой? Отвезу, – Лёва взял меня под локоть и потянул в сторону парковки. Движения его были резкие, рваные. Он словно и не пытался скрыть всю степень своего раздражения, лишь распахнул дверь, втолкнул в салон и быстро обошёл машину, будто могла убежать. А я не могла… Без него не могла…

Лев молчал, задумчиво почесывал подбородок, позабыв, что и аккуратную бороду постигла кара Германа. Не замечал он этого, плавал в своих мыслях, лишь подёргивал губами, ведя с самим собой диалог. А я смотрела на него, сверлила напряженным взглядом висок, надеясь прочитать мысли, скользила по резкому профилю и давилась никому не нужным сейчас восторгом.

Снова превратилась в малявку, что пересилила свой страх и пригласила школьную звезду на танец. Снова доверилась.

Не знала, куда он меня везёт, зачем и для чего… Просто сидела в кресле, обняв себя руками, глотала предательские слёзы, не в силах оторвать от него взгляда… Из-за слёз он был далёким и чужим. Я словно смотрела на него через мутное, составленное стекло, и лишь только густой аромат пьяного рома напоминал мне, что это Лёва… Мой Лёва.

Пересилила себя и отвернулась к окну. Даже не заметила, когда пошёл дождь… Крупные капли падали на стекло, разрываясь уродливыми кляксами, разбивались на крошечные слезинки, стыдливо убегая от порывов ветра. Город будто чувствовал бурю, что сносила внутри всё живое, утопал в моей тоске, а небо сверкало вспышками гнева, разрывающими душу в клочья. Столько лет молчала, а теперь? Что теперь? Для чего? Чтобы потерять его вновь? Превратиться в двух людей, уже никогда не смотрящих друг другу в глаза?

Ненавидела ощущение слабости и беспомощности. Переела я этого в школе, оттого и жизнь свою выстраивала так, чтобы ни за что и никогда не испытывать вновь. Назло самой себе пошла работать в ту самую школу, давилась столовский едой, глотала горький аромат этой долбаной герани и мучилась мигренью от запаха краски. Всё живо было… Но потом затянулось. А Лёва вскрыл! Как нарыв. Показал, что не вылечилась я, а лишь зализала рану свою, как кошка. Глупая… Боже, Вероника…

– Глупо, да? – выдохнула и закрыла ладонями покрасневшее лицо, сама не понимая, кому я это говорю? Напряженному, как тетива, Леве, или самой себе? Безопасная тишина лопнула тонкой льдинкой, оглушив так, что задрожали перепонки. И уже было ничего не исправить… А нечего было исправлять.

– Смотря что, – Лёва резко открыл окно, закурил и сбросил скорость, перестраиваясь в правый ряд. Высовывал голову, словно ждал спасительных холодных капель, чтобы прийти в себя, и снова нырял в тёплый салон. – Ты серьезно думаешь об этом все это время?

– Да.

– Ветер, ты шикарная женщина, мужчины шеи сворачивают, когда видят тебя, а ты все время думаешь о той школьной дискотеке?

– Думаю, Доний! Думаю! Моську твою красивущую вспоминаю с ухмылочкой дежурной, и то, как ты сцапал Зорину руками и к себе прижал на виду у всех! Помню ваш поцелуй до мельчайших подробностей! Помню! Помню! – внезапно заорала я и стала отчаянно лупить его по рукам, ногам, умудряясь впиваться ногтями. Хотелось сделать больно, чтобы показать то, что я чувствовала тогда! Пусть он знает, каково это – превратиться в изгоя, в ту, над которой можно смеяться и издеваться! Пусть ощутит, как может быть больно просто дышать… Как рыба, выброшенная на берег, умираешь от каждой долгой секунды собственной казни… Спасительный кислород раздирает лёгкие, обжигает, а когда боль стихает, ты снова делаешь вдох…

– Ты унизил меня! Понимаешь? Какая, к черту, разница, сколько мне сейчас лет? Тридцать, сорок или пятьдесят? Ты меня перед всей школой растоптал и исчез. Доволен? Ну? Ты этого хотел? Только вопрос: зачем я тебе спустя двадцать лет? Снова спорить на меня будешь? Можно ставку поднять, ведь я уже не та наивная девчонка с косичками. Может, и на работу ты меня взял, чтобы перед подчиненными унизить?

– А-а-а, – протянул Лёва, сверкнув ледяным взглядом потухших глаз. Он не сопротивлялся, даже бровью не дёрнул, снисходительно терпя мои удары. Я готова была к отпору, готова была драться и выбивать из него признание, что он – подонок, поспоривший на меня! Но он и не думал сопротивляться, смотрел то на меня, то на дорогу, дразня безжизненной голубизной глаз. И вроде нужно злиться, морду ему в клочья разодрать, но вместо этого я прислушивалась к странному вибрирующему звуку прямо в сердце… Странно… Оно не так болит. А я знаю, как оно болит…

Машина взревела, Лева резко выкрутил руль, разворачиваясь на светофоре. А я лишь закусила язык и отвернулась к окну, наблюдая, как капли добровольно разбиваются об асфальт, не беспокоясь о вспышке своей разрушенной жизни. И всё равно стало. Выговорилась, выплюнула обиду, и апатия накрыла. Понимала же, что везёт он меня не домой, но сил словно совсем не осталось. Казалось, что уже ничего не может меня удивить этим вечером, но вдруг тёплая мужская ладонь с силой сжала мои пальцы, словно пыталась забрать всю дрожь и остатки истерики.

– А говорить ты не пробовала?

– О чем? Ты спорил на меня, Лёва! Спорил! Думаешь, не знаю? Все я знаю, Юшков мне все рассказал тогда! Я ненавижу тебя! Слышишь? Так что можешь не смотреть своим пустым туманным взглядом, и улыбочку свою отвратительно-сладкую спрячь. Не действует это больше на меня! – новая волна дикой злости захлестнула с головой, пальцы сжались, впивалась ногтями в его руку, видела, как из незатянувшихся ран на костяшках его пальцев сочится кровь, но продолжала намеренно делать больно. Упивалась этой низкой и подлой местью, наслаждалась, а внутри рыдала маленькая девочка: «Отпусти его…Отпусти!».

– Ненавидишь? – наконец-то взревел Лёва, и я выдохнула. Он перехватил меня за руку и резко ударил по тормозам. Взвизгнула и по инерции полетела к лобовому стеклу, но он с силой дёрнул меня и прижал к груди. У меня больше не осталось сил терпеть, поэтому я разрыдалась прямо на плече своего обидчика. А он будто этого и ждал, сжал мои волосы, потянул, заставляя посмотреть в глаза. Наклонился, сокращая расстояние, и когда я уже не могла дышать от трескучей тишины, зашептал:

– Ненависть – это очень сильное чувство, Ветерок, такое же, как влюбленность, страсть, возбуждение. Ты уверена, что ненавидишь меня? – это был не шепот… Нет… От шепота не ползут мурашки страха и ужаса. Меня колотило мелкой дрожью, я обмякла в его хватке, утопая в потемневших, наполненных яростью глазах. Тонула… Захлёбывалась, не имея шанса на глоток воздуха. И надо бы промолчать, но уже ничего не изменить…

– Ненавижу, Доний! Слышишь? Ненавижу… – шептала, а сама вздрагивала от каждого хлёсткого слова.

– Значит, ненавидишь?

– Я терпеть тебя не могу, – шептала я, с ужасом наблюдая, как он снова наклоняет голову всё ближе и ближе. Ловила взгляд такой тягучий, мягкий, искрящийся грозовыми молниями и чем-то тёмным, таинственным и пугающим поволокой беспросветного тумана. Меня словно в дурман серый затягивало, а я тонула, наслаждаясь близостью, позабыв, что ещё пару минут назад убить его готова была. Забывала дышать, мысленно орала, пытаясь привести себя в чувства, но не могла. Дрожала от ощущения его ладони, аромата таёжной свежести и пряного горького рома. Ненавижу! Должна ненавидеть! Но это не так…

– Не трожь меня, Лёва. Ты же врешь! И глаза твои врут…

– Врут? – он прижался ко мне лбом, чтобы не дергалась, и зашептал: – А ты не врешь, Ветер? Ненавидишь? Что ты несёшь, девочка? Ты же хочешь меня… Посмотри, как твое тело реагирует на прикосновения? Трясёшься, убеждая себя, что это страх… Если кто и врёт здесь, Ника, то это ты…

Влажные от дождя пальцы начали свой бег по моей открытой спине, он словно пересчитывал табун мурашек, наслаждался дрожью и улыбался, когда я, пытаясь найти укрытие, прижималась к нему все крепче. Мы словно сливались воедино, вытесняя бестолковые миллиметры дистанции.

Дышала в унисон, чувствовала его сумасшедшее сердцебиение, вдыхала пряный сладкий аромат и глотала слёзы. Безвольная… Тогда была такой, и сейчас ничего не изменилось. Реву, ненавижу и одновременно таю от его близости. Вжимаюсь в него, сливаюсь с дыханием и вру… Вру, что ненавижу.

Слышала возмущенные гудки водителей, изумленные взгляды на чокнутую пару, застывшую посреди проспекта в центре города, но все это было пустым, важно лишь таяние ледника в его глазах, нежное касание и такие редкие выдохи. Тело полыхало, а такое жгучее, ничем не утолимое возбуждение концентрировалось внизу живота, пугая бабочек…

Он дождался, когда я успокоюсь, вернул обратно в кресло, пристегнул и только после этого тронулся с места. Хотелось задать миллион вопросов, но я продолжала молчать. Закрыла глаза и решила, что этой ночью весь мир подождёт.

– Куда ты меня везешь?

– Туда, где на твои вопросы найдутся ответы, – он больше не смотрел на меня, отклонился, чтобы увеличить дистанцию.

– Расскажи сам…

– Я лгу, – выплюнул он и дёрнул бровью, лишь на мгновение коснувшись меня взглядом. – И глаза мои лгут. Но знаю я одного человека, которому ты, безусловно, веришь.

Я тогда не придала значения его смешку, а надо было бы. Доний включил музыку и больше не проронил ни единого слова.

Безвольно следила, как за окном мелькают офисные небоскрёбы, щедро окрашивающие серые жилые кварталы неоновыми вспышками. Всматривалась в рекламные щиты, которых стало так много, улыбалась водителям в потоке и искала ладонь человека, которого ненавижу. Скользила пальцами по замше сидений, искала утешения в холоде хрома, желая только единения…

Лёва понял и подхватил мои пальцы, укладывая на рычаг коробки передач, сжал и больше не отпускал. Наверное, вот так выглядит жалость? Или так выглядит страсть? Потому что если это не она, то я умираю… Кровь закипает, чёткость зрения плывёт, тело огнём полыхает, а в голове слышен неровный сбивчивый пульс…

Очнулась я, лишь когда Лёва легко свернул в сторону центрального парка, пикнул брелоком пульта, а ещё через мгновение стало понятно, куда мы едем.

Охрана высыпала из будки, прикрываясь чёрными дождевиками, а признав начальника, засуетилась и открыла шлагбаум. Он свернул с брусчатой подъездной дорожки и стал вилять между ровными рядами машин, пока не остановился у высоченных жалюзийных ворот с торца здания. Я не успела осмотреть эту часть территории, поэтому крутила головой как болванчик.