Kitabı oku: «Он не твой. От Ада до Рая», sayfa 3
Глава 6
Меня просто подбрасывало от непроходящего возбуждения! Молнии так и шарахали по телу, выстреливая со всей дури в пах. Буквально через силу закончил нужные дела бюрократического характера, забрал ключи от офиса и, перехватив Верку Вьюник в центре, торжественно вручил адрес пустого офиса.
Верка прыгала до потолка, вытанцовывая танец Чунга-чанга прямо в центре города, совершенно не парясь о чужом мнении. Она забросала меня тонной вопросов, быстро конспектируя то, как я вижу этот офис, и, махнув моей кредиткой в воздухе, унеслась. Помещение было новым, чистым, свежим, поэтому сотворить несколько более-менее уютных рабочих зон и, естественно, кабинет для начальника – раз плюнуть для этого метеора.
Я ещё постоял какое-то время у офиса, рассматривая улицу, диссонирующую с воспоминаниями двадцатилетней давности. И дело даже не в прогрессе и навязанном современном лоске, уничтожившем уют узких улочек, а в том, что я был другим.
До сих пор не мог понять – эти обрывки прошлого несут в себе больше боли, страха или радости? Вроде и времени прошло много, но ты смотришь на это как-то иначе. Детьми были мы. Горячими, безголовыми и упорото влюбленными.
– Ладно, это мысли не на трезвую голову.
А у меня осталось последнее дело, не сделав которое, приобрету пару седых волос и дыру во лбу от родительского проклятья. Дом, в котором я вырос, находился в пригороде, и я даже не ожидал, что настолько кайфану, пролетая мимо мест, с которыми связано моё детство.
Сворачивая на свою улицу, я притормозил и на всякий случай сверил адрес с навигатором. Да нет… Не ошибся, вроде…
Вот только дом оказался намного меньше, чем тот, что замер в воспоминаниях. По высокому каменному забору тянулся густой виноградник, уже налившийся буйной зеленью в пышных листьях. Припарковался у гаража, достал из салона два букета белых роз, от которых мама просто с ума сходила, и подошел к калитке. Пальцы по памяти ткнули в стёртые кнопки кодового замка, и калитка, тихо скрипнув открылась.
Но везение моё продлилось недолго… Уже через пару секунд двор утонул в грозном лае, а на меня нёсся огромный питбуль.
– Фу, блядь! – заорал я, даже не думая сходить с места. Знал, что убегать бессмысленно, а отворачиваться – уж тем более, поэтому был только один вариант – попробовать подавить зверя морально. И это сработало… Пёс прижал задницу к каменной плитке извилистой дорожки, отчаянно тормозя.
– Рич, фу! – визг мамы донёсся с заднего двора, и через несколько секунд выбежала и сама мама, размахивая соломенной панамой в одной руке и граблями – в другой. – Денис? Денис! Отец, сын вернулся!
– Мама… – выдохнул я, вдруг так явно ощутив, как же сильно соскучился. Мы виделись несколько раз в год на нейтральной территории, потому что дома я не был с того самого вечера. Зимой вывозил её на море, а на Рождество мы часто бродили по Питеру, зябко ёжась от пронизывающего ветра.
– Сыночка, – мама выкинула орудие и бросилась ко мне, сгребая мою шею своими тонкими руками. От неё пахло клубникой и влажной землёй. – Ты вернулся?
– Что за шум? – грохнул отец, выбегая на веранду. Вид у него был забавный: майка-алкоголичка, шорты в подсолнух и бейсболка с флагом Союза. И ведь не скажешь, что этот мужчина ещё полгода назад гордо носил мантию. – Денис?
– Привет, родители, – я смеялся и кружил маму, как девчонку. – Это что за убийца?
– Это Ричард третий, – мама стирала слёзы, пританцовывала, то и дело норовя повиснуть на мне. – Боже! Проходи скорее.
– Третий? Это счёт или чин?
– Привет, сын, – отец сгрёб меня крепкими ручищами, прижал к себе, а потом отстранил, рассматривая с ног до головы. – Ты посмотри, какой стал! Хоть на обложку журнала модного ныряй. Какой ты, на хер, юрист? Ты этот… как его… метросексуал!
– Раевский! – взвизгнула мама и легонько шлёпнула отца по спине. – Что ты несёшь? И откуда понабрался этих словечек? Не слушай этого старого пердуна. Как вышел на пенсию, сам не свой: то налысо решил обриться, то татуировку захотел сделать! Не удивлюсь, если завтра с пирсингом в носу заявится.
– Пап, бей тоннели в уши, можно к ним поводок для Ричарда третьего цеплять на карабин. Практично, и руки свободны. Ну? Так и будем торчать у порога? Думаю, что уже все соседи услышали, что Дениска Раевский домой вернулся, может, в дом пойдём? Пустите? – я вручил маме один букет, и мы двинулись по тропинке на задний двор.
– Боже! Боже! – причитала бабушка Марта, медленно поднимаясь с ротанговой качалки. – Внук! Явился, а то я уж думала, что ты явишься только на мои похороны.
– Привет, Ба, – я быстро клюнул её поцелуем, отдал букет и рухнул в кресло. – А ничего не меняется, да?
Всё будто стало меньше, вот только плодовые деревья сильно разрослись, оттяпав от ровного газона львиную долю солнечного пространства. Кирпичный домик, просторная крытая веранда, увитая виноградом, диваны, расставленные вокруг стола, и гордость отца – печь, в которой по выходным мать пекла хлеб, а он экспериментировал с мясом. Именно здесь встречали все праздники, гуляли все дни рождения и выходные. Память стала набрасывать картинки шумной толпы родственников, друзей и свору детей, заглушающих гомон взрослых голосов своими криками.
– А что ты хотел увидеть? Замок? – не сдержался отец. – Разочарован?
– Нет, конечно. Это мой дом…
– Ну, наконец-то вспомнил, – крякнула бабушка и отвернулась в другую сторону. – А то я уж думала, тебе с совестью и память отшибло.
– А я со своей совестью живу в гармонии, Ба.
– Да? Тогда ты просто говнюк, забывший, что у тебя есть семья! – захрипела бабушка и затрясла деревянной тростью, долбя по перепонкам. – Ты думаешь, что вот просто так вернулся, и мы забудем, как ты убегал? Забудем, как наплевал на слово, данное отцу, как бросил мать, бьющуюся в истерике?
– Ба, я правильно понял, что скандала не избежать?
– Боже! Денис Саныч, вы так наивны, – бабушка дёрнула алыми губами и поправила идеально уложенные волосы. Она игриво катала фарфоровую чашку по мрамору столешницы, но я-то знал, что старушка моя нервничает, оттого и скалится. – Нельзя забыть о семье, а потом вернуться с жалким веником увядших роз. Думаешь, вот так просто снова стать сыном для нашей семьи?
– Для вашей семьи? А тебе юридическим языком ответить? Или родственным? Если первое, то поверь, не в твоей компетенции лишать меня статуса сына и внука. А если тебе фамилии жалко, то раньше думать надо было, ещё в роддоме, – вспыхнуть бы, да нет…
Я с удовольствием рассматривал мою вечно молодящуюся бабулю. Кстати, кажется, все вокруг знали, что если хочешь получить ворох проклятий, то просто назови её БАБУШКОЙ. У всех были эти милые добрые женщины, от которых пахло пирожками и клубничным вареньем, но только не у меня.
Марту Раевскую знал весь город – как приму балетного театра, а позже и его строгого, но справедливого руководителя. Она всегда была в центре событий, зачинщицей светских тематических вечеринок, а также предметом сплетен, зависти и дикого восхищения. Время щадило её, берегло тонкий стан, гордый профиль и чистые голубые глаза. И даже морщины ей будто шли, дарили шарм и безусловное доверие.
Марта будто поняла, о чём я думаю, и внезапно смутилась, но продолжила испепелять гневным взглядом. Не шевелилась, не дышала… Да она будто вызвала меня на дуэль. Внутри закручивалась буря… Я оттолкнулся от спинки кресла, наклонил корпус, чувствуя приторный аромат её бессменного парфюма. Секунды таяли, а я не сдавался, пока бабуленька не усмехнулась. И взгляд её как-то неожиданно потеплел и заскользил по моему лицу с откровенной лаской мягкой кошки.
– Вылитый дед, – прошептала она. – Упёртый, как табун быков! Раевский ты до костного мозга, а это, считай, болезнь. И смена фамилии тут не поможет. Гены, мать их етить…
– Отставить ссоры! – отец в шутку ударил по столу. – Мать! Накрывай на стол, пока эти друг другу морды не расцарапали.
– И без тебя, старого дурака, знаю, – мама обняла меня за шею, быстро расцеловала в небритые щёки, взлохматила отросшие волосы и скрылась в доме. – Я как чувствовала, пирог с персиками испекла!
– Так и скажи, что знала, – снова булькнула бабушка.
– Баб Марта, а что за наезды? – я закурил, взглядом спросив разрешения у отца. – Ты недовольна чем-то?
– А чем мне довольной-то быть? Растишь внука, душу в него вкладываешь, а он тебе ручкой помашет и носа в родительский дом не кажет. Этому быть довольной?
– Так, может, мне удалиться?
– Будь любезен! – рыкнула она и обернулась, выдавая свою ложь застывшими в глазах слезами.
– А вот фиг тебе, старушка моя ворчливая, – я отдал сигарету отцу, встал и обнял бабушку. Вот она с детства такая… Болтает, проклинает, а сама слёзы сдерживает. – Потерпи уж мою физиономию.
– Так и быть… Мог бы и предупредить, – бабушка прижалась щекой, ласково поглаживая своими сухонькими пальцами мои ладони. – Я Лизоньку бы пригласила.
– Ой, мам, и не надоело тебе? – отец внезапно так громко рассмеялся, что мы вздрогнули.
– О! Это ж моя невеста с пелёнок? – мне тоже стало смешно. Вспомнил все наши посиделки, разговор которых так или иначе сводился к неминуемой свадьбе с Лизонькой Муратовой. – Как она? Ждёт? Тоскует?
– А что ты веселишься? Есть категория преданных женщин, – бабушка взяла с подноса новую чашку кофе и отточенным жестом бросила в него щепотку соли. – Такие тебя никогда не предадут, не сбегут и не выставят посмешищем на всю округу!
Не слова, а выстрелы в цели. Но выдала она это с абсолютно скучающим взглядом, будто содержание сериала пересказывала. Равнодушно, безэмоционально. Наверное, ещё лет десять назад я бы взорвался от гнева! Но не сейчас. Зачем убиваться по тому, что уже никогда не исправить?
– Мам, ты уж сильно нимб-то не полируй, – встрял в разговор отец. – То, что она замужем дважды была, ты специально упускаешь? Типа, тренировалась, что ли?
– Старый пень, – бабушка кинула в сына яблоком и отвернулась. – Но теперь-то она свободна! Всё, решено! Кстати, ты приглашен к своему дружочку Кондрашову?
– Это зависит от того, какую свинью ты мне решила подложить, – мы с отцом откровенно веселились, наблюдая за тем, как восьмидесятилетняя старушка бодро подскочила на ноги, бегло посмотрела на часы и стала собираться, будто на встречу с президентом опоздала.
– Знаешь, что помогало твоему деду от болезни «Раевского»?
– Даже не хочу спрашивать.
– Дрын! Вот сейчас как отхожу тебя, мало не покажется!
И веранда утонула в суетливых шагах бабушки, нашем смехе и воодушевлённом лае собаки. Отец сквозь слёзы пытался отобрать из рук матери лопату, Рич носился вокруг, ожидая, когда же придёт его очередь бегать за палкой, а мама тихо смахивала слёзы, застыв на пороге с пирогом.
– Решено! Едем вместе! Я буду готова через два часа, – устало выдохнула бабушка, собирая рассыпавшиеся локоны. – Надеюсь, Денис Саныч, твоя карета достойна моей персоны?
Глава 7
В мои планы совсем не входил совместный выход в свет. Поэтому я не мог сдержать рвущийся разнообразием красок мат, пока надевал костюм, от которого уже подташнивало.
Верка работала как метеор. За полдня дом перестал напоминать съемное пристанище. Вьюник явно руководствовалась интерьером моей квартирой, воссоздавая привычную глазу обстановку. Высокий комод справа от двери с почти такой же вазой для ключей, на каменной поверхности был расставлены парфюм, часы, забытые в утренней спешке, и ежедневник в кожаном переплете.
Эта дьяволица, знающая толк в мелочах, меня даже испугала: та же марка кофемашины, любимые серебристые чашки известного бренда, мягкие тапочки, ковёр с высоким ворсом у камина. Она прошлась повсюду! Спальня ожила текстилем, одежда перекочевала из сумки в гардеробную, а в кабинете появились стол и мягкое кресло для работы. И даже недурно очень получилось, так сказать, в моём стиле. Панорамное окно оживляло холод рабочего пространства, так и завлекая сесть за стол и погрузиться в рутину дел. Но не сейчас…
Времени осмотреться почти не было, поэтому, быстро приняв душ и переодевшись, я выдвинулся к Кондрашову. Благо бабушка согласилась с доводами отца, что и его карета с превеликим удовольствием довезёт её персону в нужную точку. А когда я въехал на территорию коттеджного комплекса, понял, что сильно недооценил размах торжества по-прокурорски. Кое-как нашёл место для парковки, а выйдя, заметил и мечущегося в поисках места отца. Махнул и отошёл, освобождая пространство для манёвра.
– Боже, кого я вижу! Марта Денисовна! – Кондрашов раскинул руки, сгребая старушку в свои объятия. – Где подарок? Гони подарок, бабушка Апрель.
– Я и есть твой подарок, дурень, – она громко рассмеялась, вспомнив, как Сашка в детстве называл её то ба Январь, то ба Октябрь, в зависимости от времени года. Трогательно обняла здоровяка, потрепала по щеке и оправила шёлковое платье изумрудного цвета. – Ну и где же вы, друзья-неразлучники, успели вновь спеться? Сын, предупреди правоохранительные органы, что долбаная компашка вновь в сборе. Ещё поди ловеласа-Каратика подтянули? Или это он вас свёл?
– Да, – Кондра отмахнулся. – Пересеклись в центре. Денис искал офис, я ему помог.
Чертяка… Врёт и не краснеет! Так-так-так… Очень интересно.
– Ты что, правда решил осесть здесь? – отрепетированная улыбка мгновенно слетела с лица бабушки, она настороженно повернула голову в мою сторону.
– Прокуроры не врут, ба Апрель, – Кондрашов приобнял старушку за плечи и повёл через распахнутые ворота, ведущие на задний двор его дома.
– Ну, тогда веди нас, пока твои гости всю икру не сожрали!
Задний двор кишел вылизанными мужиками в смокингах, дамами, сверкающими бриллиантами, вызывая внутри меня бунт… А я так рассчитывал на теплое торжество, даже платок в карман бросил, вдруг скупую слезу воспоминаний придётся пустить? Но, очевидно, мелодрама откладывается.
Родителей вмиг обступили знакомые, и я хотел было воспользоваться тем, что за двадцать лет успел замылиться в их памяти, как моя бабуленька грозно зашипела:
– Раевский! Ещё шаг, и я прилюдно тебя выпорю!
– Есть снять портки! – вытянулся в струну и, натянув улыбку, развернулся к собравшимся.
И уже через пару минут толпа только и шепталась: Раевский… Раевский… Бля, можно подумать, я кинозвезда порнушки, а не скучный юрист-задрот. Но моя минута славы была коротка, потому что вскоре к дому подъехала очередная тачка с персонами, чьи кости ещё не были перемыты и обглоданы.
– Ничего не меняется, да? – Сашка махнул рукой вновь прибывшим. – Токсичное общество, избалованное солнцем и ласковым морем.
– Поверь, в стылом обществе Урала забавы точно такие же. Обсудить, потом осудить и шлифануть улыбочкой фальшивой. А так да, ты прав. И лица те же, и яд знакомый. Кондра, а устрой какой-нибудь званый ужин с погононосителями.
– Рай, – Кондра заржал во всю глотку. – Ты хоть мне бы свои шуточки кулуарные не рассказывал. Знаю я, как ваш брат нас не любит. Но и вы иллюзиями не обрастайте, потому что адвокатских шкур не любят ещё больше!
– Обмен любезностями состоялся. Так что с ужином? Меня интересуют начальники участков, судьи, криминалисты, шустрые опера, – прогонял в голове список нужных мне знакомств, которые просто кровь из носу в скором порядке придётся заводить. – Наши однокурсники там есть? Начнём с них?
– Ладно, будет тебе раут со звёздами на погонах. Не скучай, пойду встречать гостей дорогих…
Задний двор Кондрашова был по размеру с футбольное поле, не меньше. По периметру тянулись фруктовые сады, выступающие ещё и в роли забора от высоченных особняков соседей, а возле дома пестрели белоснежные шатры со столами, дымились мангалы, сверкали хрустальные горки фужеров с шампанским. Гости курсировали, будто сговорившись, по часовой стрелке, собирая комплименты и одаривая друг друга фальшивым дружелюбием. И я вдруг понял, что чужой здесь. Разве этого я хотел, возвращаясь в родные пенаты? Лицезреть знакомые морды и скалиться, имитируя восторг?
– Раюша! – мне на спину вдруг кто-то прыгнул и оглушил звонким смехом. – Ты скучал?
– Верка, ты меня в могилу загонишь! – кое-как стряхнул эту засранку со спины и присвистнул… Девчонка, которую мы нянчили на семейных посиделках у Вьюников, как-то слишком выросла, а я и не заметил.
– Не раньше, чем рассчитаешься со мной за работу!
– Здорово, – смурной Костя Каратицкий, очевидно, приставленный к младшей из Вьюников, сильно был недоволен этим, потому что так и скользил взглядом по толпе, выискивая для себя жертву на сегодня. – Ну как тебе? Размах серьёзный, да? Я тут наслушался про нашего школьного дружка Кондру… Мировой мужик, говорят. И в знакомых у него только Бреда Пита нет.
– Как жаль, – пискнула Вера и стырила с подноса бокал шампанского. – Получается, не очень-то он и мировой – ваш Кондра.
– Вера, у него четверо детей, жена и профессиональный геморрой от прокурорского кресла. Имей снисходительность к госструктурам, – хохотнул Костя. – Мы тебе кого-нибудь другого подберём.
– Придурок, – Верка хлопнула Каратика по плечу и тут же застыла. Но ненадолго, потому что в следующий миг она покраснела до уровня спелого помидора и стала сдавленно скулить, как закипающий чайник. – Боже! Боже! Боже! Это она? Темная Ночь?
Вера запрыгала на месте, отчаянно кивая в сторону шатров. Обернулся, шаря взглядом по толпе, пока не напоролся на занавес чёрных волос… Пелена ласково скользила по обнажённой спине, переливаясь от уличных огней подсветки, что паутиной тянулась по полупрозрачным тентам. Ночка…
– Вер, ты о чём? – Каратик откашлялся сам и заодно меня по хребту огрел, чтобы в чувства привести.
– Это художница, Темная Ночь! Я за её работами гонялась года два, пока не отчаялась! Где Кондрашов ваш прославленный? Пусть немедленно знакомит меня! Немедленно!
– А что за ними гоняться? – я закурил и специально отвернулся, чтобы не привлекать внимания, пока не соберу исходные данные. – Они редкие какие-то?
– Да Ночь не пишет уже много лет, Раюша. По рукам ходят её старые работы, которые, как говорят, были написаны ещё в молодости. Но коллекционеры шепчутся, что нужно просто знать, к кому стукнуться. Что ты прикидываешься олухом? У тебя самого в квартире над камином её картина висит!
Тело парализовало, а в памяти всплыли городская квартира и камин, над которым уже много лет висит картина, доставшаяся мне от бывшей жены. Все забрала, вычистила квартиру, а её оставила, наверное, в руки не влезла. А я и не против был. По вечерам садился на диван и тонул в мрачном морском пейзаже, дразнящем порочностью красной глади неспокойного моря. Бля, как же я раньше не понял? Сука! Всё это время она была рядом?
– А почему не пишет? – медленно курил, всматриваясь в тлеющий кончик сигареты.
– А я откуда знаю? – вспыхнула Вера. – Удалось попасть на один закрытый аукцион, но отец денег зажал, а я была так близка к победе! Там чуть все не перекусались, сражаясь за её «Пламя любви», – Вера достала телефон и показала фото той самой картины, от которой дыхание сбивалось… Задохнулся я и сейчас, будто пылающий уголёк в горле застрял.
Двадцать лет не видел её! На фоне развивающегося багряного заката обнаженная женская фигура смотрелась ещё более соблазнительно. Густые малиновые лучи солнца обнимали женский образ, в котором только я мог узнать мою Ночку. Её аккуратные титечки, так дерзко зазывающие крошечными бусинами розовых сосков, задница, в упругость которой так страстно впивались мои пальцы, и тончайшая талия.
У Ночки был свой почерк. Его сложно было спутать, потому что все её картины, хоть и были разными, но фирменное сочетание глубокого чёрного и порочного малинового стало её фишкой. Два цвета! Но сколько в них было жизни…
– Да я её биографию наизусть знаю, – Вера говорила с придыханием, не тая настоящего восторга. Глаз с неё не спускала, не замечая, как сжимает мой локоть. – От её картин башку сносит! В них столько чувств! Такая тонкая грань между болью, любовью и невыносимой тоской… Вы обязаны меня с ней познакомить!
– Нет, – категорически ответил Каратик, всё это время испепеляющий меня взглядом. – Пойдем поздравим Кондру и свалим по-тихому.
– Ещё чего! Никуда я не уйду, пока не познакомлюсь! Вы даже не понимаете, насколько она знаменита в узких кругах! – Верка махнула в воздухе острым ноготком, как саблей, так ловко пройдясь остриём по горлу охреневшего Кости.
– Пойдем, – я взял Верку за руку и повёл по тропинке вдоль фуршетных столов.
– Рай, блядь! – шипел Каратик, обгоняя нас. – Подумай!
– Ой, точно! Забыл! Спасибо, брат, что напомнил, – я замер, но лишь на секунду, чтобы подарить этому придурку мгновение надежды. Костя даже улыбку выдавил, скинув с лица напряжение, которое ему совсем не шло. – Всё, я подумал. Пойдем, Вера. Настроение у меня сегодня – дарить подарки…
– Как бы тебе самому с того подарка не поперхнуться!
– Так ты ж мне друг, поможешь не сдохнуть от удушья!
Чем ближе мы подходили, тем отчаянье дёргалась Ночка, словно чуяла опасность. Она поворачивалась то вправо, то влево, тем самым демонстрируя бронзовую кожу обнаженных плеч. А когда расстояние между нами стало менее пяти метров, Адель и вовсе окаменела. Не обращала внимания ни на сидящих с ней за столом друзей, и уж тем более на Ляшко, вяло ползающего по её профилю сытым взглядом.
Никогда не понимал таких мужчин. Зачем быть с женщиной, если внутри не пылает? Зачем водить её за собой по мероприятиям, если, смотря на неё, ты думаешь о том, что не успел передёрнуть утром в душе? Сукин ты сын, Ляшко…
– Георгий Леонидович, добрый вечер. И вы тут? Знакомство с главным прокурором весьма полезно, чтобы пропустить юбилей? – на волне раздражения моё приветствие прозвучало как откровенный подъеб. Стыдно? Да ни капли…
– Как и знакомство с сыном мэра, да? – Ляшко рассмеялся, встал из-за стола, подав руку для рукопожатия. – Не представите меня, Денис?
– Знакомьтесь, – я чуть отошел, пропуская вперед Костю и Веру, а сам опёрся о спинку стула, на котором сидела моя Ночка. Она не шевелилась, даже не вздрогнула, лишь крепче сжала ножку бокала. – Константин, это Георгий Леонидович Ляшко, занимается всем понемногу и вроде ничем сразу…
За столом воцарилась тяжелая тишина, и лишь быстрый стук каблучка по каменной уличной плитке смешивался с трелью живой музыки. Адель дёрнулась, специально прижавшись спиной к моим рукам, чтобы показать всю степень недовольства. Но меня было уже не остановить… Я упивался красной мордой Ляшко, его кривоватой улыбкой и прищуром оценивающим. Он будто и забыл уже про сына мэра, с которым так хотел наладить контакт, отчаянно прожигая во мне дыру. Че, педрила-мученик, не нравится? А ведь это только начало!
– Очень приятно, – Ляшко все же растянулся в очаровании фальшивой улыбки и протянул Косте руку. – А это что за чудное создание?
Казалось, что гнев, кипящий во мне, уже и домну способен растопить, но как же я ошибался! Когда его липкий похотливый взгляд крошечных глаз слишком похабно прошёлся по Верке, мне дурно стало. Мелкая тоже смутилась, оттого и прижалась ко мне, повиснув на руке.
– Георгий, а это Вера Вьюник, – я снова закурил. Сжимал фильтр пальцами, представляя, что это кривая шейка Ляшко.
– Вьюник? – Ляшко воодушевился даже больше, чем от рукопожатия с Каратицким. – Вадим Вьюник…
– Это мой брат, – Вера подала руку и отчаянно захлопала ресницами, как делала всегда, когда хотела понравиться. Её очарование носило смертельный эффект: мужчины немели, а женщины пятнами покрывались. Собственно, что и произошло сейчас… Ночка так резко обернулась, стрельнув взглядом на наши сплетенные пальцы. – А я младшенькая. Самая трудная, не совсем сообразительная и завиральная, так папа говорит.
– Не неси чушь, Мелкая! – прыснул смехом Каратик, бросив кроткий взгляд на удивленную Адель. – Верка у нас великая скромница, когда дело касается её качеств. Не верьте, это самая чудная девчонка в мире. Она нам как сестра. Да, Денис?
Богом клянусь, что я услышал выдох облегчения, и моих пальцев, сжимающих спинку стула Адель, коснулось тепло её кожи. Нет, это невыносимо! Эта бестия во мне такие фейерверки запускает, что рано или поздно в горку пепла превращусь.
– Вера, а позволь представить тебе ту самую Тёмную Ночь. – Пока Ляшко отвернулся, я легонько пробежался подушечками по руке Ады, откинул прядь волос, скрывающую татуировку с изображением испуганных ласточек. – Адель Ночкина, твой кумир.
– Боже, вы так охренительно красивы! – вспыхнула Верка, наконец-то позволив себе выпустить тот пар, что копился под её черепушкой всё это время. Мелкая даже не стала ждать приглашения, плюхнулась в соседнее кресло, так нагло рассматривая смущенную Аду. – Простите! Я когда нервничаю, говорю такие глупости… Не в смысле, что вы страшная… Чёрт! Раюша, останови меня!
Тишина длилась всего секунду, и все собравшиеся взорвались громким хохотом. Даже сам Ляшко затрепыхался, отчего его глаза и вовсе превратились в щёлки. Вера закрыла ладонями лицо, украдкой подсматривая в щель между пальцев.
– Адель, Верочка восхищена вашим творчеством, – сквозь смех проговорил я, а Каратик и вовсе уложил руки ей на плечи в попытке успокоить. – Наверное, это любовь? Как считаете?
– Прости, Верочка, но я больше не пишу, – Ада тоже расслабилась, заливаясь красивым звонким смехом. – Поэтому даже не знаю, чем могу тебе помочь?
– Подарите мне «От Ада до Рая», – прошептала Вера и буквально схватила Ночку за руки. – Хотя бы фотографию оригинала! Раюша, а ты видел эту картину?
– Вер, ну где живопись, и где юриспруденция?
– Это ж чистый секс, – Вера так нагло забрала из моих пальцев сигарету и с силой затянулась, будто бурный оргазм переживала. – Это история любви льда и пламени. Это их танец страсти на краю пропасти! Я видела фотографию в интернете, с тех пор и гоняюсь за вашими работами!
– Эта картина не продаётся, – Ада искренне улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза, будто вспоминала. Её длинные ресницы вдруг затрепетали, а губы растянулись в довольной улыбке. – Но я могу подарить тебе один из набросков.
– Честно? – Верка заорала так, что соседние столики стали оборачиваться в нашу сторону. – Боже, я сейчас начну вам руки целовать, остановите меня…
– Всё, Вер, – Костя наклонился и приобнял растрогавшуюся Мелкую, в глазах которой сверкали льдинки слёз. – Адель пообещала, можешь успокоиться.
– Сейчас? А давайте поедем сейчас?
– Нет, Вера, – Ада просто заливалась смехом и по-матерински стирала слёзы с румяных щёк девчонки. – Оставь мне свой номер, и мы непременно созвонимся.
– Что, и кофе где-нибудь выпьем? – охнула Вера.
– Так есть хочется, что аж переночевать негде. Да, Вер? – я забрал сигарету из её рук, незаметно ущипнув за руку.
– Адель, а скажите, почему те двое не могут быть вместе? Между ними словно непреодолимая пропасть, ведь так? – Вера заикалась, пытаясь справиться с рвущимися наружу эмоциями. Ногой дернул свободный стул и сел так, чтобы было видно лицо растерянной Ады. Она явно была не готова к подобному разговору, оттого и губы поджала.
Моя Ночка была просто неотразима. Годы ей шли. Они стёрли угловатость молодого тела, забрали худобу, щедро одаривая великолепием идеальной фигуры. А как только мой взгляд скользнул чуть ниже шеи, я понял, что уже не встану… Кровь с шумом прилила в голову, а потом горным потоком шибанула в пах.
Ночка будто готовилась к нашей встрече! Этот её убийственный по откровенности наряд, состоящий из тонкого лоскута алого шёлка, небрежно прикрывал шикарное тело чисто номинально. Декольте было открытым, а сквозь нежную ткань так отчётливо просматривалась её грудь. И чем дольше я смотрел, тем резче становились камушки сосков. Глубокий разрез от самого бедра открывал всю красоту стройных ножек. А тонкие замшевые ремешки сабо опутывали изящные стопы с аккуратным педикюром и неизменными колечками на пальчиках ног. Моя Ночка… Она словно мысли мои прочитала, оттого и перебросила густую пелену черных волос через плечи, наивно пытаясь скрыться от меня.
Поздно, Ночка. Пиздец как поздно!
– А в жизни всегда так, Верочка. Пока ты молод, думаешь, что море по колено и горе по плечу. Живешь чувствами, эмоциями, и единственное, кого ты слушаешь – свое сердце…
– А потом? – Костя тоже присел, смирившись, что разговор так скоро свернуть не удастся. Взял из рук официанта бокал шампанского и вложил в руку Мелкой.
– С годами голос сердца превращается в шёпот, который так легко заглушить сплетнями, ложью и прочей чепухой в виде статуса, достатка и чистотой родословной. Ну не всем быть породистыми жеребчиками.
– А я не верю, – Вера сделала глоток и опустила взгляд. – Я часами смотрела на ту танцующую пару, понимая, что это не люди. Ада, это же ду́ши?
– Ду́ши, Вер.
– Тогда им не важен статус, и всё материальное для них чуждо! Они просто любят!
– Боже, какая трогательная чистота, – рассмеялась Ада и обняла Вьюник. – Ты мне нравишься, детка.
– Если бы я была мужиком, – вздохнула Вера, зарываясь носом в полотно чёрных волос. – Ни за что не отпустила бы вас…
Ах ты гадкая девчонка! Подобной проницательности от Мелкой я не ожидал. И все её чувства, эмоции были настолько живыми, неподдельными, что засмотрелся. Вот только есть один нюанс, Верочка… Это она сбежала от меня, бросив на вокзале, как собачку, которую не пустили в плацкарт, мчащийся в новую жизнь. Так вот я был тем самым балластом, прошлым, сломанной статуэткой, которые принято оставлять на помойке, прежде чем войти на тропинку к светлому будущему.
– Дамы и господа! – ведущий громыхал в микрофон, привлекая внимание расползшихся по поляне гостей. Вокруг всё ожило, голоса становились всё громче, уют беседы растворился, и большая часть сидящих за столом удалилась к сцене.
– Идём, Адель, – Ляшко взял Аду за локоть и потащил в гущу событий, игнорируя её тихое сопротивление. Педрила-мученик был строг и задумчив, явно негодуя от того, что его персоне не уделили должного внимания, потому и сжимал локоть Ады, наслаждаясь болью, что причинял.
– Рай, а вы считаетесь свидетелями? – всхлипывала Верка. – Или вы заинтересованная сторона? Ваши показания не считаются?
– Смотря что ты собралась делать? На ограбление решилась?
– Дурак, Рай! А вдруг она передумает?
– Пакостливая девчонка, – Костя дёрнул Мелкую за хвост и махнул в сторону сцены, на которой разворачивалось представление. Двор стал медленно тонуть в темноте, и лишь толстые свечи со столов образовывали волшебное зарево. Каратик втихую протянул мне бутылку коньяка, подмигнул и отвернулся. Приложился к горлышку, впуская обжигающий алкоголь в попытке смыть впечатления этой встречи.
Моя Ночка…
Не мог сидеть на месте. Встал и побрел в темноту, то и дело отпивая коньяк прямо из бутылки. Шёл по тропинке, пока не наткнулся на старый дуб, корни которого уродливыми коряками торчали из-под земли. Приземлился и закрыл глаза.
