Kitabı oku: «Ничья», sayfa 10
Стоя за высоким столиком, они перекусили бутербродами и горячим кофе. Настроение улучшилось. Сивилла стала рассказывать о своём городе. Александру представился сказочный городок из детской книги. Он слушал её оживленный рассказ и думал о том, что такой патриотизм свойственен людям, живущим в небольших городах. Жителю столицы он кажется несколько провинциальным.
– Я позабочусь о тебе, – воодушевлённо говорила Сивилла, – устрою в лучшую гостиницу.
Она улыбалась и, похоже, была счастлива, а он безмолвно любовался ею.
– Ну что ты молчишь? – Сивилле хотелось, чтоб он реагировал.
– Мне понравились твои губы.
Она рассмеялась:
– Не сочиняй, они лишь слегка коснулись тебя. – Сивилла внимательно посмотрела на Александра и спросила: – У тебя всё хорошо с женой?
– Какая проницательность! Я ведь не ношу обручального кольца.
– Видно по тебе, что женат. Ухоженный. А кстати, почему не носишь?
– Оно мне великовато, однажды чуть не выскользнуло с пальца в бассейне. Могу потерять.
– Пока это первая ложь, которую ты произнёс.
Александр улыбнулся:
– Разве тебя обманешь?!
– И не пытайся, всё вижу, сам сказал, что я проницательная.
– Да… – произнёс, тихо вздыхая, – обворожительная…
И уже в машине, когда они отъехали от заправочной станции, Сивилла, чувствуя на себе его взгляд, сказала:
– Смотри, завезу тебя в глушь, заворожу, и останешься ты, милый, со мной навсегда.
– Может, я этого хочу.
– Конечно, хочешь, вижу, как глаза у тебя блестят, как ты весь горишь, – она игриво улыбнулась, не глядя на него, – но это ведь ненадолго. А я, если возьмусь за тебя, то уже не отпущу, знай: заворожу. Всё ещё хочешь?
Сивилла взглянула на Александра и, не дожидаясь ответа, спросила:
– У тебя, наверное, прекрасная жена?
– Да, она у меня замечательная.
– Красивая?
– Ну… не такая эффектная, как ты, но милая.
– Я так и думала. Ты, должно быть, очень любишь её, – и, сделав небольшую паузу, сказала: – Её и дочку.
Александр с удивлением посмотрел на неё:
– Как ты догадалась, что у меня дочь?
– Значит, попала, – улыбнулась Сивилла, – я ведь так сказала, наугад. Хочешь ещё одного ребёнка? – и добавила: – Мальчика.
– Не знаю, не думал… мальчика? Пожалуй, хочу.
– Будет у тебя мальчик. И не один. Двое.
Александр засмеялся:
– Знаешь, а ведь я начинаю верить твоим предсказаниям… Странная ты… – он пожирал её глазами. Взгляд задержался на бёдрах, и он тихо произнёс, – сексуальная…
Платье Сивиллы хоть и не было слишком коротким, но, вследствие вынужденных движений за рулём, задралось довольно высоко.
– Вместо того чтобы пялиться на мои ноги, ты бы лучше следил за дорогой. Ведь тебе придётся возвращаться, а здесь такая глухомань! Недолго заблудиться на машине.
Действительно, они ехали уже больше часа и оказались довольно далеко от того места, где осталась его машина. Дорога не только петляла, но пересекалась с другими дорогами, и уже совершенно невозможно было определить обратный путь.
– Ничего страшного, – сказал Александр, – навигатор выведет. Далеко ещё до твоего города?
– Ещё километров пятьдесят.
– Как? Ещё пятьдесят километров?
– Это разве много, если учесть твое желание быть со мной наедине? – игривая улыбка вновь скользнула по её лицу.
«Нет, совсем не много, да и какое это имеет значение!» – думал Александр. Околдованный её чарами, он уже был во власти этой фантастической женщины, которая так уверенно управляла в ночи большим внедорожником по неведомым ему дорогам.
– Я тебе благодарна, – вдруг сказала Сивилла, не глядя на него, но чувствуя на себе его вожделенные взгляды.
– За что? – удивился он.
– За сдержанность, – она бросила на Александра быстрый взгляд, – не каждый способен достойно пройти испытание.
Александр тоскливо выдохнул:
– Если б ты знала, чего это мне стоит!
Сивилла одарила его ласковым взглядом:
– Тот, кто не выдерживал, потом горько раскаивался. Я колдунья, – напомнила она и прошептала: – Всему своё время.
У Александра зазвонил телефон.
– Привет солнышко! Как ты?.. Я сегодня уже не смогу приехать. Представляешь, по пути заехал заправить машину, как вдруг нагрянул ураган, да такой силы, что стал валить деревья, полетели крыши с домов… Что?.. Нет, всё обошлось, со мной всё в порядке. А? Да, было предупреждение, но я не обратил внимания. Знаешь, ливень прошёл жуткий, вокруг потоки воды, ты себе не представляешь, просто реки текли. Дорогу в лесу завалило сломанными деревьями, моя машина завязла в грязи на обочине, так и не смог её вытащить. Сейчас еду в обход – деваться некуда, вернее, меня везут… Нет, у водителя внедорожник, но нужен тягач… Куда? Еду в ближайший город, относительно недалеко расположенный. Там я ночь проведу в гостинице, а завтра позвоню в дорожную службу или возьму какой-нибудь грузовик и вернусь за машиной. Надеюсь, к этому времени дороги расчистят. Да, конечно, жаль, но так получилось, что поделаешь… ладно, не скучай, солнышко. Целую вас.
Александр спрятал телефон и больше не смотрел на Сивиллу. Он ещё пребывал в оболочке семейной атмосферы, в которую его вовлёк разговор с женой. Сивилла почувствовала его состояние, сидела молча. Он медленно возвращался в реальность. Наконец она нарушила затянувшееся молчание:
– Как ласково звучит – солнышко! Меня никогда так не называли. Знаешь, я даже чуть позавидовала твоей жене, несмотря на то, что ты ей нагло солгал.
Александр сделал круглые глаза:
– Солгал?
– Конечно. И это вторая ложь за сегодняшний день.
– Не понимаю.
– Ты ей, бедняжке, преподнёс всё так, словно оказался жертвой обстоятельств. Ты вроде как рвался к ней, чтобы этой ночью слиться воедино, а коварная судьба развела вас. И у тебя не было другого выхода, как ехать с водителем, как ты меня назвал, в ближайший город за грузовиком.
– Разве не так?
– Так, да не так. Конечно, глупо рассказывать жене, которая ждёт тебя с нетерпением, что водитель предлагал тебе продолжить путь по шоссе, где через шесть километров будет заправка.
– А если б на полпути двигатель заглох?
– Чтобы на шесть километров не хватило бензина? Вряд ли. И потом, у тебя была возможность подождать на месте двадцать минут. Ты прекрасно понимал, что на это времени уйдёт даже меньше, чем съездить до ближайшей заправки, залить бензин и вернуться обратно на шоссе. Но ты ел меня глазами и увязался за мной, причём без всякого шанса, что тебе что-то обломится.
– Да… – он глубоко вздохнул, – всё по полочкам разложила. Даже скучно стало.
Александр нахмурился. Ему показалось, что у Сивиллы изменился тон после звонка жены. Куда-то подевались ласковый голос и нежный взгляд.
– Э-э, только без обид, я терпеть не могу обидчивых мужчин.
– Я не обижаюсь, просто понял, что мне, как ты выразилась, не обломится.
– И ты расстроился?
– Пожалуй, нет, скорее успокоился.
– Жаль… – тихо шепнули её губы.
Он не разобрал:
– Ты что-то сказала?
– Нет.
Сивилла, не отрываясь от дороги, посматривала на Александра, чтобы убедиться, что он действительно не обиделся. Ей этого очень не хотелось. Он задумчиво смотрел в окно, отвернувшись от неё, а в голове мелькнуло, что, может, это и к лучшему, если ему ничего не обломится. Совесть будет чиста перед женой.
Александр был молод, общителен, умел производить на людей приятное впечатление, и не только на женщин, хотя женщины относились к нему особенно благосклонно. Со сверстниками он легко вступал в контакт, быстро переходил на дружеский тон, при этом не подпускал их к себе слишком близко. Приятелей у него было много, но вряд ли он мог кого-то назвать близким другом.
Женился Александр в тридцать лет по любви, однако нельзя сказать, что был влюблён в свою будущую жену. Он любил её, женственную и заботливую, спокойной нежной любовью, как любят ребёнка или младшую сестру. Их сближение происходило без взрывных эмоций и страстей, по крайней мере, с его стороны. Она была младшей сестрой его приятеля. Александр с ней виделся всего несколько раз и не мог знать, что девушка влюблена в него. Он обратил на неё внимание, когда случайно это обнаружил. Стал присматриваться к девушке и увидел в ней свою жену. Никого из тех, с кем бывал он раньше, рядом с собой в качестве жены Александр не представлял. При следующей встрече в доме у приятеля он преподнёс девушке цветы. Это стало для неё таким неожиданным сюрпризом, таким счастьем, что на глазах у неё появились слёзы. Она бросилась ему на шею и жадно поцеловала в щёку.
Когда Александр познакомил будущую жену со своей мамой, она сказала:
– Хорошая девочка, и возраст для тебя идеальный.
Он вспомнил формулу, о которой мать ему поведала пару лет назад, когда впервые заговорила с ним о необходимости жениться: возраст невесты, вступающей в брак, не должен превышать половины возраста жениха плюс восемь лет.
– Ты всё же не ответил на мой вопрос, – вывела его из задумчивости Сивилла.
– Какой вопрос? – спросил Александр.
– Как у тебя с женой?
– Ты же сама сейчас сказала, что я её очень люблю.
– Я имею в виду секс.
Он удивлённо посмотрел на неё и улыбнулся:
– Я вот думаю, кто мог бы задать мне такой вопрос? Пожалуй, никто.
– Ты можешь не отвечать, но мне очень интересно.
– Зачем тебе это знать? Я ж тебя как мужчина не интересую.
– Я этого не говорила. Мне известно, что мужчины полигамны. Я ловлю на себе взгляды женатых мужчин каждый день, но всё же хочется понять их. Может, у них жены несексуальные?
– Ладно, удовлетворю твоё любопытство. У меня с женой в этом отношении всё замечательно. В ней сочетаются два важных для женщины качества – сексуальность и обаяние. Мне это нравится.
– Но при этом ты не прочь переспать с другими женщинами?
– Это уже допрос с пристрастием!
– Повторюсь, ты можешь не отвечать, но мне хочется понять мужчин.
– Понять?! – усмехнулся Александр. – Это вы загадочные и непостижимые, а мужчины все односложные и прозрачные, просто… как ты заметила, полигамны. Лишь в одном, пожалуй, они немного отличаются – в активности по части, как ты выразилась, переспать с другими женщинами. Если говорить о женатых мужчинах, диапазон колеблется от особей совсем неразборчивых, то есть без каких-либо тормозов, готовых переспать с любой молодой женщиной, до так называемых однолюбов. Но справедливости ради надо признать, что подавляющее большинство мужчин – без тормозов.
Александр замолчал, Сивилла ждала продолжения:
– Что замолчал?
– А что ты хочешь услышать?
– Не кокетничай, ты прекрасно знаешь, что я хочу услышать.
– Тогда скажи, что я тебе не безразличен.
– Я уже ответила тебе.
– Уклончиво. Ты меня пытаешь, а сама уходишь от ответа.
Она ласково на него посмотрела:
– А разве мой взгляд тебе ни о чём не говорит?
– Опять загадки!
– Какие вы, мужики, бестолковые!
Выдержав небольшую паузу, Сивилла тихо заговорила:
– Ты мне нравишься. И наверняка нравишься многим женщинам. Ты из той породы мужчин, в которых женщины влюбляются, поэтому я хочу услышать искренний ответ.
– Что за порода такая? Первый раз слышу. Можно поподробнее?
– Какие могут быть подробности? По-моему, не секрет, что есть много мужчин, которые не то чтобы совсем безликие, скорее пресные, без огонька, изюминки. Их безошибочно можно определить, они проявляются сразу. Ты к ним не относишься.
Александр был польщён – его исключили из списка безликих и пресных, тем более что Сивилла, как ему показалось, слишком категорична в оценке мужчин.
Ей же хотелось понять, почему он, имея прекрасную и вроде бы любимую жену, не прочь переспать с другой женщиной:
– Так как же относительно других женщин?
– Хорошо, слушай, – начал он. – До того как жениться, я успел переспать со многими женщинами, очень разными. Но за пять лет супружеской жизни ни разу не изменил жене. Возможность такая, как ты догадываешься, была, и не одна. Но я этого не делал. Однажды мне пришлось ночью уехать из загородного дома моего приятеля, где я был без жены, исключительно ради того, чтобы этого не произошло. Он, конечно, меня не понял, и тем более не поняла молодая красивая его соседка, которую он пригласил специально для меня. Я удовлетворил твоё любопытство?
– Почти. Ответь, пожалуйста, почему ты всё-таки не переспал с ней, с этой соседкой? Что именно тебе помешало?
– Знаешь, – сказал Александр, задумавшись, – мне легче ответить, почему я за тобой поехал. Когда ты на заправке шла к машине, я не мог оторвать глаз от тебя, ты, словно сошедшая на землю языческая богиня красоты, заворожила меня. А когда мы встретились глазами, меня будто током ударило, и сейчас я говорю с тобой, а меня в дрожь бросает – так сильно ты мне нравишься. Никогда со мной такого не было.
Она остановила машину на обочине, повернулась и, чуть наклонившись к нему, мягко провела рукой по его лицу. Александр приблизился к ней, Сивилла стала медленно и нежно целовать его в губы. Он жадно прижал её к себе, и нежные поцелуи скоро переросли в жаркие лобзания. Страсть стала разгораться, его рука медленно скользнула с талии на грудь, затем опустилась к бёдрам и нырнула под платье. Сивилла схватила его руку, отодвинула от себя и сказала коротко:
– Нет.
– Но… почему? – будучи весь в огне, он вновь протянул к ней руку, но она придержала её и ответила:
– Не сейчас и не здесь.
– Если б ты знала, на какие муки меня обрекаешь!
Она снова мягко провела рукой по его лицу и прошептала:
– Извини, милый, тебе придётся немного потерпеть.
Дорога шла в гору. Когда вдали на высоком холме заиграло множество огней, Сивилла сказала:
– Приближаемся.
Внедорожник въехал через арку на ярко освещённую улицу, которая вела к центральной площади города. Слева и справа – невысокие дома в два-три этажа, покрашенные в разные цвета. Рядом с оранжевым домом с изображенным на фасаде слоном – голубой дом с дельфином. Небольшие балкончики с выпуклыми металлическими перилами увешаны цветами. Вдоль широких тротуаров, выложенных разноцветной плиткой, высокие раскидистые платаны чередовались с низкими липами, кроны которых, благодаря умелой стрижке плотно растущих ветвей, имели шарообразную форму. Улица сверкала огнями, газоны были ровно подстрижены, дорожная разметка казалась свежеокрашенной. Во всём чувствовалась старательная рука заботливого хозяина. Витрины ярко светились – некоторые из магазинов в это позднее время ещё работали. Несмотря на час ночи, на улице было много людей. Большинство из них сидели в открытых кафе. Повсюду играла музыка.
– Сивилла, у вас по ночам люди не спят? – спросил Александр.
– Сегодня пятница, можно гулять до утра. Многие так и поступают после рабочей недели. У нас два крупных предприятия: по выпуску бумаги и мебели. Эта улица – главная в городе, здесь кафе, рестораны, кинотеатры, концертный зал. Народ в основном скапливается тут. Остальные улицы относительно тихие.
Вскоре машина выехала на небольшую эллипсовидную площадь с фонтаном из тёмного мрамора в центре. Из пасти каменного Левиафана мощная струя воды в музыкальном сопровождении периодически взлетала вверх, рассекаемая разноцветными лучами. Площадь представляла собой архитектурный ансамбль из трёх зданий и церкви, возведённых из одного и того же камня. Автору проекта нельзя было отказать во вкусе. Здания, выполненные в строгом стиле, отличались фасадами и орнаментами. В одном из них располагалась администрация, о чём свидетельствовал реющий на крыше флаг города. С противоположной стороны находился драматический театр. В третьем здании, перед которым остановился внедорожник Сивиллы, располагалась гостиница «Центральная». На площади работали два кафе, в обоих было многолюдно. Снаружи играл оркестр, молодёжь на небольшой площадке танцевала под ритмичную музыку.
Стоило Сивилле и Александру выйти из машины, как стали раздаваться голоса молодых людей, сидящих за столиками в кафе:
– Привет, Сивилла!
– Кто это с тобой? Присоединяйтесь к нам!
Сивилла взглянула в сторону кафе, но на призыв не отреагировала. Глаза её кого-то искали. Подбежал мужчина лет сорока, тщедушный, сутулый, с редкими длинными волосами:
– Приветствую! – воскликнул он и стал бесцеремонно разглядывать Александра.
– Привет! Это мой гость, Александр, – представила Сивилла, строго взглянув на сутулого, как бы желая предупредить, мол, смотри, поделикатнее.
– Гость? – мужчина с любопытством продолжал изучать Александра, – твой?
– Где механик? – спросила она, продолжая смотреть в сторону кафе. – Позови его. Он нам нужен.
– Сейчас свистну, – пообещал сутулый, достал телефон и позвонил: – Валяй в «Центральную», – произнес он в трубку, – ты понадобился Сивилле.
Затем он обратился к Александру, протягивая руку:
– Давай знакомиться, я – Друг.
– Чей друг? – спросил Александр, пожимая руку.
– Твой, – ответил тот, улыбаясь.
– Ну, спасибо, осчастливил.
– Меня так зовут – Друг. Но мы подружимся, вот увидишь.
– Человеку с таким именем вряд ли можно отказать.
Подошёл механик:
– Привет Сивилла!
– Привет! Слушай, надо завтра забрать машину Александра, она застряла в лесу на новой дороге в двух километрах от шоссе…
Она не успела договорить – подошли ещё двое мужчин. Один из них сразу бросался в глаза своими габаритами и свирепым видом. Это был гигант ростом более двух метров, мощного телосложения, с бычьей головой, тяжеленным подбородком и пудовыми кулаками – один из тех редких человеческих индивидов, с которым очень не хочется ссориться. Второй был его противоположностью: субтильный, с правильными чертами лица, приятным открытым взглядом и тоже высокий, хотя ниже великана сантиметров на пятнадцать. Не только внешне, но по характеру и по всем другим признакам они разительно отличались, и приходилось поражаться тому, что эти двое являлись родными братьями. Гиганта звали Самсон, брата его – Авель. В отличие от Самсона, который, дожив до двадцати пяти лет, не прочёл ни одной книги и, кроме физического труда и спорта, ничего не признавал, Авель был хорошо образован, занимался наукой, преподавал математику. Самсон был груб, невежественен, но инициативен и напорист. Авель, наоборот, – вежлив, мягок и нерешителен. Когда Сивилла созрела для замужества и стала первой красавицей в городе, к ней стали свататься многие неженатые горожане. Это продолжалось в течение нескольких лет. Она отказала всем. Тогда пришёл к ней Самсон – произошло это за неделю до описываемых здесь событий – и сказал:
– Выходи за меня и будешь самой счастливой на свете.
Сивилла ответила:
– У тебя мозгов не хватит сделать меня счастливой.
Самсон не растерялся:
– Тогда выходи за моего брата. У него больше всех мозгов в нашем городе.
– А что же он сам не придёт?
Самсон и тут не растерялся:
– Не мог же он опередить старшего брата.
Несмотря на то, что Самсон был моложе брата на полтора года, никто не сомневался, что старшим является именно он. Авель сам его воспринимал как старшего. Самсон с детства оберегал его, заботился о нём. Услышав от Сивиллы вопрос о брате, он сразу смекнул, что надо ковать железо, пока горячо. Самсон быстро вышел на улицу и бегом пустился домой. Надо было видеть, как этот великан, подобно слону, мчится по улице, и перед ним с удивлением и улыбками расступаются прохожие. Дома он схватил брата за плечи и начал трясти его:
– Иди к ней, она хочет выйти за тебя замуж.
– Кто? – не мог понять Авель.
– Сивилла! Беги к ней.
– Откуда тебе известно, что она хочет замуж за меня?
– Она сама сказала.
– Сама?.. Может ли быть такое? Брат, ты шутишь?
– Да иди же! Я ей обещал, что ты придёшь свататься. Она ждёт.
Авель был единственным мужчиной в городе, к которому Сивилла относилась с искренней симпатией. Она даже пыталась заставить себя влюбиться в него, но попытка заведомо была обречена на неудачу. Он обладал незаурядными способностями, имел привлекательную внешность, у него был мягкий характер, при этом его нельзя было назвать тюфяком, но всё же не было в нём чего-то важного, не было той энергии, того огня, той мужской воли, которая нравилась Сивилле, которая заставила бы её сердце учащённо биться. Конечно, он и не мечтал о том, что Сивилла обратит на него внимание, а тем более осчастливит своим согласием выйти за него замуж. Даже после того как она дала согласие, Авель, будучи умным человеком, точно определил её отношение к себе. И ей это понравилось. Сивилла давно знала, что он любит её, причём понимала, что у него истинные, глубокие чувства, в отличие от тех прочих, которые сватались к ней и, может, даже были влюблены в неё, но которые, как ей казалось, не были способны на настоящие чувства. Она со свойственным ей чутьём распознала любовь в глазах Авеля, хотя, надо признать, он чаще отводил взгляд, когда они встречались глазами.
Однажды (это было в театре) Сивилла перед зеркалом поправляла волосы и вдруг увидела его отражение через другое зеркало на соседней колонне. Авель стоял в нескольких шагах и смотрел на неё с детским восторгом, забыв обо всё на свете: о том, что она может заметить его, что он должен непременно скрывать от неё свои чувства. Он почему-то считал, что у него нет и не может быть никаких шансов завоевать расположение такой красавицы, такой умницы, а мечтать о взаимности просто глупо. Если бы он на миг повернул голову и взглянул в зеркало, то увидел бы, что Сивилла за ним наблюдает. Но он настолько увлёкся счастливой возможностью смотреть на неё, когда она этого, как ему казалось, не замечает, что не мог оторвать глаз от неё. Сивилла улыбнулась и повернула голову в его сторону, и тут он вдруг понял, что она за ним наблюдала в зеркале. Авель покраснел, сконфуженно отвёл глаза и быстро удалился.
Самсон вывел растерянного брата на улицу и, подталкивая, проводил до дома Сивиллы. Перед дверью Авель остановился и вновь обратился к брату:
– Нет. Самсон, я не могу, пойми, это нелепо… Видимо, вышло недоразумение. Ты наверняка неправильно её понял, а я не хочу быть посмешищем…
Но тут дверь открылась и появилась Сивилла:
– Авель, пожалуйста, заходи, – пригласила она и, обращаясь к Самсону, который уже готов был войти вместе с братом, сказала, – а ты уходи или, если хочешь, подожди. Ты нам не нужен.
Самсон покорно кивнул и стал ждать. Она проводила Авеля в гостиную, посадила на диван:
– Садись. Хочешь кофе? У меня есть вкусное печенье.
Не дожидаясь ответа, Сивилла вышла из гостиной и через несколько минут вернулась с подносом. Перенесла с подноса на столик вазу с печеньем, поставила перед Авелем чашку кофе, взяла свою чашку в руки и села в кресло напротив.
– Попробуй, – предложила она, улыбаясь, – заодно оценишь моё умение варить кофе.
Он смотрел на неё горячим взглядом, не отрываясь, молча. Неожиданно его стал бить озноб.
– Что с тобой? – забеспокоилась Сивилла, – тебе плохо?
– Нет, сейчас пройдет. Это от волнения, все хорошо, – сказал он, улыбаясь, но озноб не прекращался.
– Да ты весь дрожишь! – она села с ним рядом. – Ну что ты? Успокойся, – Сивилла нежно провела рукой по его щеке и сказала: – Ты сделаешь мне предложение?
– Я тебя очень люблю.
– Знаю, но предложение ты пока не сделал.
– Сивилла, выходи за меня замуж.
– Согласна, – ответила она совершенно спокойно и спросила с улыбкой: – Ты удивлён?
– Я это понял, как только вошёл сюда.
– Почему ты не спросишь, люблю ли я тебя?
– Ты ко мне хорошо относишься и… может быть, полюбишь.
Сивилла смотрела на него с удивлением и нежностью:
– Надо же! У тебя действительно самые лучшие мозги.
В тот же день, когда Сивилла дала Авелю согласие выйти за него замуж, Самсон постарался, чтобы весть дошла до жителей города. Это не требовало особых усилий, достаточно было сказать об этом одному человеку, и не важно кому.
Да, Сивилла испытывала к Авелю искреннюю симпатию, но не более того. И чтобы понять, почему её выбор пал на него, необходим небольшой экскурс в историю города, в котором она родилась и выросла.
Город, имеющий трёхсотлетнюю историю, был основан неким опальным графом по прозвищу Светлый. Граф возвёл его на земле, доставшейся ему в наследство от отца, которому она была отдана во владение высочайшим повелением за заслуги перед отечеством. Вначале, до появления собственно города, который впоследствии был назван в честь самого графа, им была построена крепость на вершине самого высокого холма. С востока крепость выглядела неприступной, эта сторона холма была скалистой и крутой, здесь вершина резко обрывалась вниз. Именно с этой стороны открывался великолепный вид на распростёртую внизу живописную долину, где текла река. Вода была чистой, но настолько тёмной, что дно реки не просматривалось, несмотря на небольшую глубину. Реку так и назвали – Тёмная. Вдоль неё граф построил дорогу, которая, дойдя до северного основания холма, поворачивала на запад и уже с пологой его стороны размашистой петлёй приводила в крепость.
Граф походил на крупного викинга, обладал недюжинной мужской силой, могучим аппетитом и крепким здоровьем, позволившим ему дожить до семидесяти трёх лет. В те времена такой долгожитель являлся редким исключением. Он унаследовал от своих предков светлые волосы, за что и получил своё прозвище, а также неуёмную сексуальную энергию и родовой деспотизм. Со своими людьми он не церемонился, за малейшую провинность жестоко наказывал, а за непослушание мог и казнить.
Когда в крепости стало тесно, он распорядился начать строительство города. Оно шло быстрыми темпами под неусыпным оком самого графа. Его приказы должны были выполняться неукоснительно. Нерасторопных и провинившихся он просто сбрасывал в пропасть с самой высокой точки холма. Несчастные не имели ни малейшего шанса выжить: они падали вниз, ударяясь несколько раз о скалы. Но такая процедура наказания со временем графу наскучила, и он велел построить возле крепостной стены небольшой амфитеатр, на сцене которого производилась уже цивилизованная экзекуция с использованием инструментариев предварительных пыток и финальным актом отсечения головы осуждённого. Суда, естественно, никакого не было, граф эту миссию брал на себя. Всё немногочисленное население города обязано было присутствовать при казни.
Граф за свою жизнь издал всего один письменный указ, который мы бы сейчас назвали гражданским кодексом. Впоследствии он лёг в основу негласной традиции города Светлого, которая с определёнными издержками соблюдалась все триста лет его существования. Указ звучал категорично и коротко: Гражданами города могут быть только люди графа Светлого! Вообще к посторонним граф относился с подозрением, они его раздражали. Указ касался лиц мужского пола, притом что об этом в нём ничего не было сказано. Граф распорядился составить список горожан, который пополнялся с каждым новорождённым мальчиком, зачатым либо одним из его людей, либо им самим. Ему и в голову не могло прийти наделять женщин какими-либо правами. Он просто считал их своей собственностью. Граф был женат только однажды. Будучи молодым, он женился на прелестной шестнадцатилетней девушке незнатного происхождения, но с богатым приданым. Бедняжка умерла при родах, оставив ему дочь, которая была, пожалуй, единственным существом на свете, к кому он проявлял некоторое расположение. Жениться второй раз граф считал бессмысленным. Благо он имел в течение долгой жизни бессчётное количество любовниц, которые исправно рожали ему потомство, так что жителей в городе хватало. «Плодитесь и размножайтесь!» – повторял он, уподобляя себя Всевышнему, и сам трудился на этом поприще в поте лица. В списке горожан присутствовала вся его челядь мужского пола, поскольку граф не сильно отличал своих отпрысков от прислуги, тем более что этот половой гигант умудрился обрюхатить почти всех молодых горничных, поварих и прочих девиц. Суть изданного указа заключалась в том, что пришлых мужчин, не числившихся в списке, в городе быть не должно. «Все бабы наши! – громоподобно извергал граф, – если кто чужой на них позарится – голову под топор!» И действительно летели головы у несчастных, лакомых до женских прелестей лазутчиков, безрассудно рисковавших жизнью, проникая в город к своим избранницам. Экзекуция проводилась в торжественной обстановке в городском амфитеатре. Граф не церемонился даже с законными мужьями, которые пытались защитить своих жён от посягательств его ненасытной плоти. Подвергал их за это унизительным наказаниям плетью, но головы в первое время не отрубал. «Вы все мои дети!» – объяснял он мягкость своего решения.
За триста лет существования города нравы, естественно, претерпели изменения, но единственный указ графа Светлого, как было уже упомянуто, негласно и с некоторыми послаблениями соблюдался. Головы сегодня не отрубали, но человек со стороны воспринимался только как гость. Стать горожанином удавалось лишь тем, кого брали в мужья жительницы Светлого. Со временем такие чужаки становились полноценными горожанами и отношение к ним со стороны сограждан ничем не отличалось от отношения к аборигенам. Но как только речь заходила о традициях, чванливые потомки графа не упускали случая козырнуть своим происхождением. Книга горожан мужского пола велась аккуратно, и те, кто в неё попадал, приобретали статус потомка графа Светлого. Первая такая книга, сохранившаяся ещё со времён самого графа, была выставлена в музее города на территории старой крепости.
Женщина традиционно не получала этого статуса и, выйдя замуж за человека, не обладавшего им, чувствовала себя несколько ущемлённой, поскольку рождённый ею мальчик тоже не имел статуса. Меж тем мужчина мог жениться на ком угодно и даже уехать из города, сохранив за собой и за своими сыновьями статус потомка графа Светлого. И не удивительно, что в городе Светлом весьма поощрялись браки между горожанами. Всё это, конечно, попахивало мужским шовинизмом, и дискриминация по отношению к женскому населению города касательно пресловутого статуса, несомненно, была вопиющей. Но поскольку статус ничего, собственно, не давал, кроме горделивого осознания своей генетической связи со знаменитым пращуром, возглавляющим родовое древо горожан, женщины, как существа практичные, активного протеста не выражали. Лишь иногда кто-то из представительниц прекрасного пола мог высказаться в том смысле, что пора уже распрощаться с атавизмом и перестать вести книгу потомков графа-самодура. Мужчины, как и следовало ожидать, категорически с этим не соглашались и в душе считали, что прав был граф, который знал, кого вносить в список своих потомков.
Но однажды произошёл беспрецедентный случай, взбудораживший всех жителей Светлого. Молодая женщина приставила к дверям мэрии протестный плакат, назвав его меморандумом, на котором, не стесняясь в выражениях, изложила всё, что думает о «плебейской традиции узколобого графа». По ходу она обвинила руководителей города в «дремучем консерватизме и мужском шовинизме», обласкав их крепкими словцами. Недели две народ обсуждал не столько сенсационное событие, сколько саму персону, осмелившуюся на такой демарш, не задумываясь над затронутой ею проблемой. Мужчины неожиданно стали проявлять к ней интерес и провожать её взглядами. Некоторые даже прозрели, оценивая внешние данные автора плаката, и уже послышались реплики типа: «А ножки у неё вообще-то ничего!» Большинство женщин решило, что скандалистка именно этого и добивалась – какие ещё цели могла преследовать незамужняя и внешне неинтересная баба? Но были и такие, которые поддержали смелую женщину, высказали ей благодарность и даже подписались под текстом плаката, выражая свою солидарность. Справедливости ради надо признать, что последних оказалось не много. В целом горожане были убеждены, что надо бережно относиться к своей истории, корням и считали почётным долгом поддерживать древнюю традицию основателя города. Таких взглядов придерживались и родители Сивиллы.
