Kitabı oku: «Преступивший», sayfa 20
Глава 39. Пленник
Огорошенный мужчина остался внутри. В западне.
Звонко хлопнул себя по лбу. Восхищённо выругался, на секунду взорвав безмятежность помещения дьявольским гоготом. Швырнул злосчастную сумку в сторону. Устало и грустно смотрел на светящиеся щели двери, которые обрисовывали тесно приникший девичий силуэт.
Тоскливо выдохнул:
– Юлька…
Шальной темперамент пленницы в очередной раз бомбил душу. Хотелось одновременно и взвыть волком, и расхохотаться до колик от ребяческой выходки.
Глубоко задумался. Заложив кисти в карманы брюк, скользнул ироничным взглядом по собственной тюрьме, заторможено перекатываясь с пятки на носок. Оценивающе изучил незатейливую преграду. Раздувая ноздри, неспешно засучил рукава. Плотоядно ухмыльнулся: «Ну, держись!»
Юля, трепеща каждой клеточкой, осторожно приложила к двери пылающее ухо. Одно, потом другое. Остановила дыхание, сердцебиение, течение времени. Вслушивалась. И не понимала, что делать дальше?
Там, в подвале, была тишина. Затянувшаяся, мучительная, опасная тишина. Неопределённость и ожидание топили волнами накатывающей паники.
«Он ведь точно там? Собственными глазами видела, как впулился в комнату. Молчит-то почему? Лучше бы орал!»
Наконец различила, как тихо скрипнули половицы. Нервно поёжилась и крепче вцепилась в засов: на цыпочках, что ли, крался?
Георг вплотную приблизился к входу. И вкрадчивым голосом выдохнул:
– Юля! Что ты творишь, Юля?
Сквозь рассохшиеся щели увидел, как она вздрогнула и подпрыгнула от щекотливых толчков интимного полушёпота, которые он прицельно направил в прижатую к просвету ушную раковину.
Удовлетворённо хмыкнул, терпеливо подождал ответ.
Копируя её позу, прислонился к доскам. Их разделяла всего пара сантиметров старого дерева.
Набрав побольше воздуха, с силой дунул в дырочку из-под выпавшего сучка, наблюдая, как взлетели светлые волоски и на секунду в отверстии испуганно мелькнул блестящий зрачок.
Прошипел ехидно:
– Значит, я – пленник? Да, Юль? Я не завтракал. Жрать хочется. Кормить меня будешь? Придумала уже, как тарелку передать? Наверное, свяжешь, чтобы не вырвался, да? Сможешь? Или заморишь голодом?
Продолжил глумиться:
– А в туалет выпустишь? Иначе я все углы тут обгажу. Лоток с наполнителем принеси, возьми у котёнка. Ю-ю-юль, что молчишь? Нечестно как-то получается: я тебя выпускал и на прогулки выводил.
Она не отвечала. Возбуждённо сопела, закусив губы, и до побеления пальцев сжимала засов. От волнения мелко дрожали колени. Огорчённо сморщила нос и испуганно прикрыла глаза, слыша, как голос Георга раздражённо повысился и в нём появились грозные металлические нотки:
– Мы опаздываем. Открой! Это глупо. Ты этим ничего не добьёшься. Слышишь меня?
Она отрицательно качнула головой, упорно молчала.
– Юля! Открой по-хорошему! – уже откровенно рычал и… смеялся Георгий. – Не зли меня. Я в два счёта выбью дверь.
В подтверждение слов гневно и страшно постучал кулаком. Удары резкими толчками срезонировали на её ладонях, оглушили, громом вибрируя в голове.
Она ахнула. Пугливо отскочила, убрала от опасно дёргающейся поверхности руки.
Он ждал. Никакого результата: Юля не открывала, не произносила ни звука.
Вздохнул. Досадливо цокнул языком: «Ну всё… Сама напросилась. Сейчас будет по-плохому».
Несколько свирепых ударов мускулистым туловищем, мощными ногами в тяжёлых ботинках.
И стало очевидным – через пару минут он легко снесёт хлипкую дверь.
Пленница побледнела, с ужасом фиксируя, как от резких бросков опасно прогнулись и сухо потрескались на десятки светлых лучиков крашеные доски.
Срывающимся голосом звонко выкрикнула:
– Георг! Ты убьёшь меня!
Удары прекратились. Слышно, как он ощупывал и костяшками пальцев деловито простукивал надломленный косяк. Удовлетворённо крякнул. В довольном басе звучала злорадная ухмылка:
– Убью? Даже ни секунду не сомневайся. Так и сделаю. Сразу, как выйду.
– Нет! Ты не понимаешь! – пронзительно, едва сдерживая слезы, крикнула она снова. – Ты на самом деле убьёшь меня. Дверью… Если будешь вышибать, то она прибьёт меня!
Он матюкнулся, негодующе рыкнул. Замешкался, повисла пауза. Через отверстие посверлил Юлю чёрным глазом. Сердито скомандовал:
– Тогда выпусти меня. Быстро открывай! Последний раз по-хорошему прошу. Или отойди подальше. Я сейчас её выбью.
– Нет! – отчаянно протестует она.
Решительно прислонилась к погнутым доскам. Вполголоса упрямо добавила:
– Я не уйду. Я буду держать. Прижмусь сильней. Убивай! Пусть это будет на твоей совести…
Георг рявкнул, чертыхнулся. В бешенстве влепил кулаком по стене рядом с многострадальной дверью. Разбрызгивая проклятья и ругательства, метнулся по своей тюрьме. Пнул попавшую под ноги сумку, яростно плюхнулся на кровать. Запустив пятерню в волосы, тоскливо уставился на непокорный силуэт, вырисовывающийся на той стороне входа.
Через время, немного остыв, вернулся к месту погрома. Примиряющим тоном полюбопытствовал:
– Зачем ты это делаешь? Это бессмысленно. Ты понимаешь, что я всё равно рано или поздно выйду отсюда. Сломаю стену, но выйду. Собираешься меня выпустить?
Чуть поразмыслив, Юля неуверенно подала голос:
– Да, собираюсь…
– Когда?
Об этом она тоже ещё не думала. С вопросительными нотками, будто советуясь, пояснила:
– Когда улетит самолёт…
Георг язвительно хохотнул:
– Он не последний. Будет следующий. Полетишь на нём.
Короткий стон. Он прав, мрачно и обессилено поняла Юля. Сколько же этих самолётов! Летят и летят в столицу! Летят и летят!
«Упёртый баран! Фанатично зациклился на идее вытурить меня из своего дома. Отказывается слушать, не хочет разобраться. Ему важно одно: доказать, что он не тряпка и умеет настоять на своём. Пусть будет по-твоему…»
Не способная больше бороться с его беспощадной принципиальностью, вымотанная и в конец разочарованная Юля больно укусила губы. Закрыла лицо руками. Поникла и заплакала в полный голос, не сдерживаясь, захлёбываясь слезами:
– Почему ты такой жестокий? Георгий! Зачем ты так со мной? Хорошо… Я тоже в последний раз говорю. Последний раз объясняю: я хочу остаться! И сбежала не к другому. Как всему живому мне нужна свобода. Сво-бо-да! Другой мужчина мне не нужен. И никто не нужен… кроме тебя. Я не смогу без тебя… жить. Если не хочешь услышать, то навязываться не стану. Подчиняюсь твоему решению. Я уеду.
До этой минуты властолюбивый Георгий, наткнувшись на наглое неподчинение, стремился к одному: во что бы не стало сломить сопротивление, подчинить бунтарку и выполнить собственный вердикт.
Его раненое побегом самолюбие желало утвердиться и яро воевало с её очередным противостоянием. Что ждало дальше, было второстепенно. Теперь, когда она сдалась, капризное эго успокоилось. Включилась возможность анализировать и трезво оценивать ситуацию. Во всём объёме ощутить боль предстоящей потери.
Он измученно вздохнул, машинально растёр левую сторону тела, там, где остро заныло сердце. Мрачно опустился на холодный пол. Угрюмо и виновато слушал, как обиженная пленница никак не могла успокоиться и отчаянно хлюпала носом на противоположной стороне двери.
Грустное молчание, нарушаемое затухающими всхлипами с одной половины и скорбно-покаянным кряхтением с другой, растянулось на полчаса.
Наконец Георг негромко и устало признал:
– Я тоже не представляю, как смогу жить без тебя. Но ты сама понимаешь: будет лучше, если вернёшься в Москву. К привычной жизни, к прежним отношениям.
Я отправляю не из желания отомстить за побег. Не хочу больше неволить и заставлять из-под палки находиться в моём обществе.
Прислушался, но никакой заметной реакции с внешней стороны не было. Немного подождав, решился на конкретный вопрос. И тревожно замер, ожидая судьбоносного ответа:
– Ты хочешь остаться?
Вскинув голову Юля, не раздумывая, твёрдо ответила:
– Да.
Он выдохнул, посветлел. Плотно сжатые губы тронула добрая улыбка. Тепло волной перекатилось по груди. Обрадовался! Вопреки логике и собственным поступкам, обрадовался.
Через несколько томительных минут медленно, с регулярными паузами, позволяющими осознать и тщательно обдумать смысл каждого слова, произнёс:
– Хочешь остаться… Юля, пойми: сейчас ты делаешь окончательный и бесповоротный выбор. Подумай хорошо. Я не тороплю. Вернись в Москву. Встреться, поговори с близкими. Разберись в себе, своих чувствах, желаниях. Если не передумаешь, то возвращайся. Я подожду. Пока у тебя ещё есть возможность пойти другой дорогой.
Вопросительно покосился на тёмный силуэт. В кончиках пальцев покалывало напряжение.
Опять бесящая неподвижность и упрямая тишина. Укоризненно щёлкнул языком, пожал плечами.
Добавив холодной стали в голос, ультимативно продолжил:
– Но если остаёшься со мной, то всё будет по-другому. Возможен только один вариант: ты станешь моей. Се-год-ня. Навсегда. Я тебя уже никогда никому не отдам.
Юля просияла, ликуя, распахнула ресницы. Захлебнулась хлынувшим в лёгкие воздухом.
Энергично кивнула много раз, хотя была уверена, что Георг этого не видел:
– Да! Я остаюсь! Мне не нужно время. Я уже обо всём подумала и давно выбрала. Я хочу быть твоей.
Георгий стремительно поднялся, плотно ввинтился в треснувшие доски. Бурная кровь жарко запульсировала, взрывая эмоции темпераментного пленника:
– Юленька, девочка моя любимая, выпусти меня! – потребовал страстно и настойчиво.
– Нет! – испуганная неожиданным пылом, засквозившим в охрипшем голосе и непривычным обращением, настороженно отказалась она. И категорично помотала головой.
– Почему?!
– Можно открою через час, а? Я… я боюсь. Ты увезешь меня в аэропорт.
– Нет! – с искренним изумлением воскликнул возбуждённый мужчина.
– Обещаешь?
– Клянусь! – широко улыбнулся Георг.
Глава 40. Улетела…
Юля трусливо переминалась, тихо поскуливала и, прислушиваясь к ненормально шумному дыханию Георгия, нерешительно потянула запор. С трудом справилась с полураздолбанной дверью, которую безжалостно повело набок.
Он не помогал, лицо скрывалось в густой тени. С совершенно нечитаемой физиономией в метре от проёма молча наблюдал за суетливыми действиями девушки.
Боковым зрением она отметила: глаза у него вспыхивали как-то странно. Даже угрожающе. Будто в полумраке голодный зверь выслеживал дичь.
Сглотнув, она затравленно обхватила себя за плечи. Побледнела и быстро отступила, вжимаясь в стену. Обречённо готовая к любому повороту событий. С отчаянием и надеждой сквозь влажные ресницы смотрела, как неторопливо приближался амнистированный пленник.
Его поступь была размеренной, даже вальяжной. С уверенностью завоевателя пристально рассматривал напряжённую Юлю.
Лицо Георга изменилось. Не было чужим и каменным. Стало родным, бесконечно дорогим, но без улыбки. Предельно серьёзным и таким… опасным. Глаза-омуты: чёрные, хищные. Топили, вышибали из лёгких воздух. Одновременно и будоражили, и парализовали порочным излучением. Гнали кровь, поднимая пульс до максимума.
Осторожным движением он запустил руку в Юлины волосы, задумчиво поворошил их. Подушечками пальцев скользнул по щеке.
От тихого прикосновения по её телу прошёлся ток, запустил волну мурашек. Юля слегка вздрогнула, невольно зажмурилась.
Георгий тут же сделал шаг и резко прижимал покорную фигурку к себе. Властно опустил ладонь на затылок, надавил пальцами, вынуждая поднять голову и встретиться с его гипнотическим взглядом.
Секунда… И, наклонившись, припал к отзывчивым губам. Пробовал вкус, исследовал границы дозволенного, готовность пленницы к продолжению.
Сопротивления не было.
Со стремительной наглостью победителя осваивал новые участки. Напрочь сминая запреты, упраздняя малейший намёк на стеснительность, расстёгнул пуговицы на кофточке. Поцелуй поплыл по шее, сорвался к ключице, опустился ниже. Становился всё более жадным и бесстыдным.
Мужчина раздраконился настолько, что уже рычал и стонал, из ушей валил пар.
Было слышно, как оглушительно бухали их сердца.
Раскалённое тело пленницы кипело и плавилось, чутко реагируя на бесцеремонные манипуляции.
Но её руки жили отдельно. Выполняли высшее предназначение, инстинктивно защищая хозяйку.
До последнего отстаивали честь, слабыми трепыханиями пытаясь прикрыть обнажённую грудь.
Георг сообразил: куй железо, пока горячо. Если медлить и миндальничать, оттягивая близость, несмотря ни на какие заверения, не исключена вероятность очередной раз дождаться отпора.
Подхватил послушную добычу, понёс в свою пещеру, лаская и одурманивая жарким шёпотом:
– Клянусь, ты никогда не пожалеешь о том, что осталась со мной. Сделаю всё, чтобы ты была счастлива.
Полная капитуляция.
Потом был какой-то сумасшедший калейдоскоп из мелькающих разрозненных эпизодов, которые оба не могли, да и не пытались восстановить в осознанную и целостную картинку.
Что находилось вокруг, не имело никакого отношения к самому важному. К тому, что происходило в эту минуту между ними.
Вихрем врывались и также молниеносно менялись декорации – коридор, спальня, кровать…
Куда и как исчезла мешающаяся одежда?
Неизменным, стабильным, самым главным и реальным в водовороте малозначительных деталей оставались вкус губ, дорогие глаза, обрывки пылких слов, горячее дыхание и нетерпеливая близость родного тела.
Остановилось время, остановился мир.
Счастье потеряло границы, стало огромным, ненасытным, переполнившим вселенную. Превратилось в мучительно-сладостный пульсирующий фейерверк. Взорвалось на тысячу раскалённых импульсов. Унесло в шальную бездну, подняло выше звёзд.
Любовь… Очистительная, исцеляющая, возрождающая… Разрушительная и созидательная. Грешная и святая. Дарующая жизнь.
В спальне Георга тихо и светло.
Низкое зимнее солнце косыми лучами забралось в постель к угомонившимся двоим. На смятые простыни, прогретые жаром объятий любящих людей.
Застенчиво выглянув из-за плеча мужчины позолотило рассыпанные по наволочке волосы недавней пленницы. Обретая смелость, подползло к прикрытым векам, пощекотало вздрогнувшие ресницы.
Ощущение реальности медленно возвращалось к Юле. С некоторой растерянностью и смущением обвела взглядом лицо наблюдающего за ней Георгия.
Поднесла ладонь к глазам, сжала и разжала пальцы.
– Живая… Я думала, что умерла… – с глупой и удивлённой улыбкой выдохнула она.
Он прижался горячими губами и шепнул:
– Ты живая… Но мы в раю.
Дни и ночи сладко перемешались в тёплом домике среди убелённых снегом гор.
Для окрылённых двоих время и пространство перестали существовать в привычном понимании.
Миг проходил как вечность. День пролетал как мгновение.
Цифра в ежедневнике часто удивляла: «Представляешь, сегодня уже третье число!»
С не меньшим недоумением обнаруживали, что дата в календаре, когда вспоминали о существовании такой единицы измерения, показывала, что прошло несколько недель.
«Как это может быть? Совсем недавно было третье…»
Всё внешнее, не влияющее на них было настолько второстепенным и неинтересным, что не стоило внимания.
Главным и фундаментальным оставалось одно – любовь. Единение с родной душой и плотью. Наслаждение, познание друг друга.
Невероятным казалось то, что совсем недавно… Или же наоборот, давным-давно?
В прошлом тысячелетии? Миллиардолетии? В параллельной вселенной?
В том противоестественном и очень агрессивном измерении всё было по-другому. Всё было неправильным.
Там, где они умудрились стать врагами. К счастью, наперекор прогнозам, вопреки изначально сложному, отталкивающему и травматичному соприкосновению, отыскали путь друг к другу.
К общему будущему.
И теперь самым страшным казалось, что всё могло случиться иначе.
Глава 41. Точки и многоточия
Любовь любовью, но следовало разобраться с так называемыми точками. Где-то расставить их над «и», а где-то припечатать окончательную.
И через несколько сумасшедших недель огромный Боинг мчал Юлю и Георгия в Москву.
Чтобы девушка официально завершила столичный этап жизни. Объявилась на публике. Продемонстрировала себя живой-невредимой-счастливой и без пяти минут замужней.
Покрасовалась перед подружками помолвочным колечком на пальчике. Уладила заморочки с документами, забрала вещи.
Их отношения с Георгом нежились в том опьяняюще-шальном периоде, когда не видеться несколько часов бывает сложно и некомфортно. А уж расставание на неделю – и вовсе неоправданная жертва, подобная пытке.
Поразмыслив, пришли к консенсусу – лучше лететь вместе. Прекрасный повод совместить дела и скрасить досуг, гуляя по столице вдвоём.
Сначала хотели остановиться в квартире, которую Юля снимала с подругой.
Там у неё была довольно удобная, а самое главное – изолированная комнатка с диваном, телевизором, шкафом и всем самым необходимым. Но возникло одно непредвиденное обстоятельство.
Юля представила, как это будет происходить по факту, и ужаснулась.
Вариант совместного проживания втроём, пусть и кратковременного: она, Георг и шаловливая соседка в небольшом помещении всколыхнул такие собственнические инстинкты, о существовании которых в себе не подозревала.
Тайно посмеиваясь над раздражением, возникшим от того, что придётся познакомить жениха с премиленькой приятельницей, констатировала – Юля ревнивая. Дико ревнивая, если это касалось Георгия.
Кстати, раньше за собой такой позорной проблемы не замечала.
Она закипала от одной мысли: «Это что же – игривая Катька будет таращить глаза на моего мужчину?!»
Крутиться сутками в местах общего пользования и кокетничать наглым образом. «Нечаянно» выпархивать из душа в узком полотенце, крутить перед ним аппетитной попой.
На основании законного права эксплуатации совместной площади бесцеремонно нарушать их интимные посиделки на кухне. Присоединяться к почти семейному чаепитию.
Напялит коротенький сексуальный халатик или ту, откровенную пижамку.
Есть у неё такие. И не по одной штуке. Спецобмундирование, надеваемое при визитах гостей противоположного пола, дабы пленить выбранный объект.
Будет оголять ножки, плечики, стрелять глазками, хихикать. Журчать томным голоском, придумывая поводы для беседы.
Запустит в действие опробованный арсенал уловок заарканивания: зазовёт на свою половину, якобы с целью помочь слабой даме в делах, требующих мужские руки.
А проделывать весь этот хитроумный обряд соседка обязательно станет. Нет ни малейших сомнений.
Георг точно в Катькином вкусе. И та по любому не упустит возможность охмурить брутального красавчика.
Не-не-не! Не нужны подобные провокации и эксперименты.
Поэтому Юля выдохнула и обрадовалась, когда он предложил забронировать двухместный номер в гостинице.
Катьку и правда впечатлил колоритный вид её жениха-южанина. После того как схлынули первые эмоции от встречи, подружка искренне сожалела, что наша парочка предпочла остановиться не здесь. Дотошно выпытывала и записала название, местонахождение, контактные данные гостиницы, в которой осенью отдыхали сёстры.
По загоревшемуся в её глазах огоньку Юля поняла: похоже, отпуск приятельница проведёт не в Турции.
Исподтишка следила за реакцией своего мужчины на излишне любезную и болтливую Катю.
Сдержанно официальный, немногословный и стандартно несколько высокомерный вид любимого при общении с посторонними не давал ни малейшего повода для беспокойства.
А вот по части ревности Георгий не уступил Юле. Даже переплюнул, если честно.
Скептически прищурившись и сжав губы в саркастический кружок, с показательно-кислым видом разглядывал её столичные наряды. Обтягивающие платьица, брюки, кофточки. Яростно критиковал длину, прозрачность, форму и глубину вырезов.
Охал, театрально хватался за голову, за левую сторону груди.
Причитал:
– Выкинь половину сразу! Даже в руки не возьму чемодан, если забьёшь его этой… камасутрой. Приедем – лично займусь полным обновлением твоего гардероба.
Юля не спорила. Ехидно хихикала и под его недовольное сопение и жалобные стоны аккуратно упаковывала наряды. Ничего, методы воздействия на Георга она уже нащупала.
Жизнь обещала быть нескучной.
То, что Георгий ревновал, даже зажигало. Есть справедливость и баланс! Не всё же ей мучиться.
Он сердито косился на мужчин в метро и магазинах, когда те заинтересованно рассматривали её, улыбались или пытались заговорить. Отсекал наиболее настойчивых откровенно хмурым взглядом в упор. Выпрямлялся, вырастая до потолка. Демонстративно сгребал за талию, разворачивал к себе, пряча от особо непонятливых.
Шутливо бурчал в ухо:
– Не смотри на него. Посмотри хорошенечко на меня. Признай честно – я же лучше! Да?
Шумно вздыхал, крутился рядом, не скрываясь бесцеремонно прислушивался к телефонным разговорам. Нетерпеливо любопытствовал, испытующе заглядывая в смеющееся лицо:
– И с кем это ты так мило болтала?
Хотя, справедливости ради надо заметить: Юля вела себя точно так же.
Наверное, невозможно оставаться абсолютно равнодушным и не опасаться за любимого человека, пока его окружают миллионы искушений?
Не раз вспомнила их уединённый домик. Вдвоём в горах было намного спокойней. Да уж…
Георг и сам удивлялся, иронизировал над собственной ревностью. С грехом пополам, но всё же справлялся с накатывающими приступами.
В итоге сделал вывод:
– Всё понимаю. Уверен в тебе. Уверен в себе… Но такие мучения свыше моих сил!
Может, начать ездить на такси? В своём городе буду возить в машине, чтобы никто не лапал похотливым взглядом.
Юля возмущённо фыркнула и огрызнулась:
– Угу… А самый надёжный и проверенный способ: спрятать в подвал и навесить пудовый замок, – пригрозила: – Но тогда бойся, что снова сбегу при случае! Может, мне паранджу надевать и из дома не выходить, чтобы уж наверняка никто не видел?
– А ведь хорошая мысль! – он обрадованно потёр руки.
Захватил подбородок и, усилив нажим, заставил повращать головой в разные стороны. Полуприкрыл лицо ладонями, оставив щёлочки для её гневно сверкающих глаз.
Рассмотрел. Представил, как изделие, прячущее женское тело, будет выглядеть на Юлиной фигуре.
Гоготнув, одобрительно кивнул и изрёк с глубокомысленным видом:
– Угу… Спасибо за подсказочку. А ведь отличный выход! Умные люди это придумали. Жаль, что наша с тобой религия не предполагает подобных мер защиты.
Юля округлила глаза и, ахнув, захлебнулась негодованием. От души стукнула в плечо. Так и не поняла, пошутил или серьёзно сказал.
А ещё Георгий крайне удивил её тем, что предложил встретиться с московским кумиром.
Положа руку на сердце, она очень хотела увидеться с ним. Прямо очень-очень. Поговорить, объясниться. Просто насытить зрение.
Слишком длительное время тот был самой значимой и авторитетной личностью в Юлиной жизни.
Весь период, пока длилась их странная, но немеркнущая любовь, относился к ней по-отечески трепетно и заботливо. И не заслуживал, чтобы его беспардонно проигнорировали.
Именно он магнитом тянул к Москве. Именно влечение к нему преобладало над всем остальным.
Но, выбирая из желания пообщаться с бывшим возлюбленным и боязнью обидеть Георгия, всё-таки сделала выбор в пользу второго.
И радость возвращения отравляла невозможность нормально попрощаться с дорогим человеком.
В груди щемило, на душе было неспокойно. Но помалкивала, тихо страдая из-за угрызений совести.
И вот Георг сам. Сам! Предложил ей встретиться с его соперником тет-а-тет. Считал, что им необходимо пообщаться вдвоём.
Только потребовал, чтобы свидание происходило в людном месте. И небольшой нюанс: он будет находиться где-нибудь поблизости. Обязательное требование: не исчезать из поля зрения. Пообещал не приближаться и не вмешиваться.
Вполне резонные и выполнимые условия.
Юля созвонилась с бывшим сердечным другом.
Предупредила о том, что придёт не одна, и ход свидания будет контролироваться с расстояния.
Тот настолько радовался её воскрешению, что был согласен на всё. И не возражал против прогулки в необычном составе.
Они встретились на первом этаже торгового центра. Георгий, чтобы не мешать, поднялся на второй.
В первую минуту столичный возлюбленный стиснул Юлю в объятиях. Закружил, прижался губами, что-то быстро, возбуждённо говорил, заглядывая в глаза. Гладил по волосам, нюхал.
Отодвигал её, чтобы рассмотреть полностью. Тянул куда-то, смеялся. Снова обнимал, касался лица, рук, словно не мог поверить в реальность.
Георгий потемнел, застыл и напряжённо следил за ними. До побеления пальцев вцепился в перила балкона, с которого наблюдал за соскучившейся парой. На сжатых скулах яростно бурлили желваки. Сердце остановилось возле горла.
Безотчётно отметил улыбающееся, но не взволнованное лицо Юли.
Её смущение, растерянность. Будто испытывала неловкость за бурные проявления чувств того мужчины. Она отстранилась и отрицательно покачивала головой в ответ на его слова и действия.
Зафиксировал то, как ярко, радостно просияла Юля и облегчённо вздохнула, когда нашла и встретилась с Георгом взглядом.
Он подбадривающе подмигнул, поцеловал воздух и… успокоился. На душе стало легко и празднично.
Расслабился, отошёл от края площадки и победно помаршировал взад-вперёд. С приличного расстояния вполглаза следя за ходом свидания, позволил обсудить встретившимся самые важные вещи.
Потом втроём посидели в маленьком кафе, где мужчины ревниво уставились друг на друга.
Обоим хотелось рассмотреть и оценить конкурента. Найти недостатки. Оба с сожалением отметили, что противник выглядел достойно.
Только южанин был на полголовы выше и значительно мощней предшественника.
Самолюбие Георгия удовлетворил полный агрессии и презрения взор неудачливого соперника.
Который тот не старался скрыть, когда Юля представила их.
Приподняв бровь, Георг одарил соседа по столу ответной улыбкой в виде короткого хищного оскала и с вызовом накрыл ладонь девушки своей.
– Моя! Кто не успел – тот опоздал.
Внутренне посмеиваясь, вспомнил, как недавно тоже люто ненавидел и завидовал этому холёному господину. Как непредсказуем и переменчив мир!
«Да, дружок, прекрасно понимаю твою неприязнь и желание дотла испепелить счастливого недруга. Обскакал замешкавшегося коня горячий вороной жеребец…»
К концу встречи они обменялись парой нейтрально-вежливых фраз, сделав вид, что пришли к пониманию. Даже жёстко пожали на прощанье руки.
– Если кто-то обидит, вспомни обо мне. Возвращайся. Я тебя никогда не забуду. И всегда буду ждать, – приобняв Юлю, твёрдо произнёс её старый верный друг.
Напоследок смерил Георгия суровым взглядом, грустно коснулся губами девичьей щеки и удалился, по-бойцовски впечатывая шаги в тротуар.
Георг ехидно ухмыльнулся, обхватил девушку и победно бросил:
– Мечтатель. Не дождёшься.
Но чем меньше становилась фигура уходящего мужчины, тем стремительней росла Юлина боль. Тоскливый крик не вырвался только оттого, что голосовые связки пережались в спазме. Сердце долбило грудную клетку, рвалось на свободу и желало улететь вслед за родным человеком. Которого наверняка больше никогда не увидит.
В какой-то жгучий миг нестерпимо захотелось сбросить с плеч удерживающие сзади руки и догнать того, кто прямо в эту минуту превращался в прошлое.
Который из двоих её истинное счастье?
Не совершила ли роковую ошибку и предательство, поддавшись порыву непроверенной страсти?
В одночасье разрушая всё стабильное, понятное, надёжное. К чему долго стремилась и что было самым дорогим в течение нескольких лет.
Вдруг то, что произошло в горах – временное помутнение, победа слепого первобытного инстинкта над разумом? Не торопилась ли она? Отчего было так тяжело и больно?
Или же охватившие сомнения: стандартное состояние, обычные симптомы предсвадебного мандража?
Только время сможет дать правильный ответ.
В аэропорту, ожидая объявления посадки на обратный рейс, решила внести ясность в тревожащий вопрос: куда исчезла невеста Георгия?
– Невеста? Что за невеста, о чём идёт речь? – искренне удивился он.
После комментария расхохотался:
– Значит, ты подслушала телефонный разговор? Не было никакой невесты. По крайней мере, не планировал переводить незнакомку в этот статус. Тётушка пару раз в год подбирает кандидатуру на роль моей жены. Обычно я успешно отбрыкивался от смотрин.
А в этот раз хитрецы договорились привести девушку в качестве гостьи на свадьбу двоюродного брата. При этом с обеих сторон надеялись: присмотримся, понравимся друг другу, и удастся нас засватать.
Поэтому поехал, объяснил, что моё сердце занято и у меня уже есть избранница.
Поздравил молодожёнов, посидел немного и домой. Тётушку убедил больше не заниматься сватовством. Заверил, что уже нашёл свою судьбу.
Она обрадовалась, просила познакомить. Пообещал, что так и сделаю, когда строптивая согласится стать моей женой.
Не сразу Юля заметила изменения в своём организме.
Не было выматывающей тошноты, головокружения, перепадов настроения и ожидаемой слабости. Ничего необычного и подозрительного не происходило.
Но казалось, что где-то внутри её совсем крошечный и решительный человечек требовательно расширял себе место.
Ему было тесно, и он, упираясь маленькими ручками и ножками, настойчиво отвоёвывал жизненное пространство. Выпрямлялся и по-хозяйски осваивал подаренное ему природой место.
Тест подтвердил волнительную догадку.
К первой годовщине их знаменательного знакомства Юля до беспамятства обрадовала обожаемого мужа, благополучно разродившись королевской двойней.
Википедия
«Стокго́льмский синдро́м – термин, описывающий защитно-бессознательную, травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором. Под воздействием сильного переживания заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия.
Исследователи полагают, что стокгольмский синдром является не психологическим парадоксом, а скорее, нормальной реакцией человека на сильно травмирующее психику событие.
Так, стокгольмский синдром не включён ни в одну классификацию психических расстройств»
