Kitabı oku: «Человек-Невидимка. р о м а н», sayfa 3

– Что случилось? – спросил викарий, кладя окаменелость аммонита на разрозненные листы своей будущей проповеди.

– Тот парень в гостинице…

– Ну?

– Дай мне чего-нибудь выпить, – сказал Касс и сел. Когда его нервы немного успокоились с помощью бокала дешёвого хереса – единственного напитка, который был доступен доброму викарию, – он рассказал ему о только что состоявшемся собеседовании.

– Вошел, – выдохнул он, – и начал требовать пожертвования в Фонд помощи медсестрам… Когда я вошёл, он засунул руки в карманы и неуклюже опустился на стул. Фыркнул. Я сказал ему, что слышал, будто он интересуется наукой. Он согласился. Снова фыркнул. Всё время шмыгал носом, очевидно, недавно подхватил какую-то адскую простуду. Неудивительно, что он так закутался! Я развил идею с медсестрой и все это время держал ухо востро. Там повсюду бутылочки с разными химикатами. Весы, пробирки на подставках и запах примулы вечерней.

Я спросил, подпишется ли он? Он сказал, что подумает. Я прямо спросил его, занимается ли он какими-либо научными исследованиями? Он сказал, что занимается. Долго ли он занимается исследованиями? Тут он совсем рассвирипел…

«Чертовски долго занимаюсь!» – сказал он, так сказать, как будто выплюнув изо рта пробку.

«О!» – сказал я. И тут он выплеснул обиду.

Этот человек просто кипел, и мой вопрос вывел его из себя. Ему выписали рецепт, самый ценный рецепт, но он не сказал, для чего.

«Это было лекарство?» – спросил я.

«Черт возьми! Что вам нужно?» – рявкнул он. Я извинился. Он с достоинством шмыгнул носом и кашлянул. Он продолжил. Прочитал рецепт. Там было пять каких-то ингредиентов. Он перечислил их, потом он бросил бумагу на стол, повернул голову. Порыв ветра из окна взвихрил бумагу. Свист, шуршание. Потом он сказал, что всегда работал в комнате с открытым камином. Я увидел вспышку, и рецепт пыхнул и устремился по дымоходу. Он бросился к камину как раз в тот момент, когда рецепт полетел в дымоход. И вот! Как раз в этот момент, чтобы проиллюстрировать свой рассказ, он безнадёжно махнул рукой…

– Ну?

– Вижу – руки нет – только пустой рукав. Господи! Я подумал, что у меня бред, что это за уродство такое? У него, наверное, деревянная рука была, протез, и он его снял. Потом я подумал, что в этом есть что-то странное. Какого черта у него рукав не застегнут, если в нём ничего нет? Говорю вам, в рукаве у него ничего не было. В нём ничего не было, вплоть до сустава. Я мог видеть его руку до локтя, и сквозь прореху в ткани пробивался слабый свет. «Боже милостивый!» Я замер, не зная, что сказать. Потом он остановился и замер. Уставился на меня своими чёрными очочками, а потом глянул на свой рукав…

– Ну, и что?

– Ну, и всё!

– Он не произнёс ни слова, только сверкнул очками и быстро сунул рукав обратно в карман.

«Кажется, мы остановились на том, что рецепт сгорел, не так ли?» Вопросительный кашель.

«Как, черт возьми, – сказал я, – ты можешь двигать пустым рукавом?»

«Пустым рукавом?»

«Да, – сказал я, – пустым рукавом».

«Это пустой рукав, не так ли? Вы видели, что это был пустой рукав?»

Он тут же встал. Я тоже встал. Он подошел ко мне в три медленных шага и остановился совсем близко. Злобно фыркнул. Я и глазом не моргнул, хотя, будь я проклят, если вид этого перевязанного чудища и этих чёрных окуляров недостаточно, чтобы хоть кого напугать до смерти, тем более когда такое спокойно идёт на тебя.

«Вы сказали, что рукав пустой?» – снова спросил он.

«Конечно», – отвечаю. Когда человек с открытым лицом, без очков, смотрит на тебя и молчит, тебе поневоле хочется царапаться. Затем очень тихо он снова вытащил рукав из кармана и протянул мне обшлаг, как будто хотел показать его снова. Он делал это очень, очень медленно. Я посмотрел на этот чёртов обшлаг. Казалось, прошла целая вечность.

«Ну и что?» – спросил я, в горле у меня стоял ком, – В этом нет ничего особенного».

Я должен был что-то сказать. Мне стало страшно. Я мог заглянуть прямо в этот рукав. Он протягивал его прямо к моим глазам, медленно – медленно – вот так – пока манжета не оказалась в шести дюймах от моего лица. Странно видеть, как пустой рукав вот так медленно приближается к тебе! А потом – «Ну и что?» Что-то на ощупь очень похожее на палец – ущипнуло меня за нос».

Бантинг расхохотался.

– Там ничего не было! – воскликнул Касс, и на слове «там» его голос сорвался на визг, – Вам хорошо смеяться, но я говорю вам, что был так поражен, что сильно ударил его по манжету, развернулся и выбежал из комнаты, оставив его одного.

Ругань прекратилась. В искренности паники Касса не было сомнений. Он беспомощно отвернулся и выпил второй бокал очень плохого шерри, приготовленного добрым викарием.

– Когда я ударил его по манжете, – сказал Касс, – уверяю вас, это было все равно что ударить по руке. А руки-то и не было! Там не было и следа руки!

Мистер Бантинг задумался. Он подозрительно посмотрел на Касса.

– Это в высшей степени примечательная история! – сказал он. Вид у него был очень озабоченный и серьезный,

– Это действительно, странно… – сказал мистер Бантинг с видом деловго судьи, – В высшей степени примечательная, если не сказать больше, история».

Глава V
Кража со взломом в доме священника

Сведения о краже со взломом в доме викария стали известны нам главным образом благодаря викарию и его жене. Это произошло в предрассветные часы Белого понедельника, дня, посвященного в Айпинге ежегодным клубным празднествам. Миссис Бантинг, по-видимому, внезапно проснулась в предрассветной тишине, и ей показалось, что дверь их спальни открылась и тотчас закрылась. Сначала она не стала будить мужа, а села в постели и прислушалась. Затем она отчетливо услышала топот босых ног, доносившийся из соседней гардеробной, шаги раздавались в коридоре у лестницы. Убедившись в этом, она как можно тише разбудила преподобного мистера Бантинга. Он не стал зажигать свет, но, надев очки, криво нацепив её ночной халат и домашние тапочки, на цыпочках, как можно тише вышел на лестничную площадку, и замер, прислушиваясь. Он совершенно отчетливо услышал, как кто-то возится внизу, вороша бумаги в ящике, елозит за его рабочим столом, а затем громко чихнул. После этого Байтинг вернулся в свою спальню, вооружился самым очевидным для мирного английского дома оружием – смоляной кочергой – и спустился по лестнице так бесшумно, как только мог. Миссис Бантинг тоже выскочила на лестничную площадку. Было около четырех часов утра, и кромешная тьма уже рассеивалась. В холле слабо мерцал свет, но дверной проём кабинета зиял непроницаемой тьмой. Всё было тихо, если не считать слабого скрипа ступенек под шагами мистера Бантинга и легкого движения воздуха и скрипов в кабинете. Затем что-то щёлкнуло, ящик стола резко открылся, и послышался неясный шорох бумаг. Затем раздалось проклятие, чиркнула спичка, и кабинет залил призрачный жёлтый свет. Бантинг был уже в холле и через щель в двери мог видеть письменный стол, выдвинутый ящик и горящую свечу на столе. Но грабителя он так и не увидел. Он стоял в холле, не зная, что делать, а миссис Бантинг с бледным и сосредоточенным лицом медленно, как привидение, спускалась за ним по лестнице. Одна вещь поддерживала мужество мистера Бантинга – уверенность в том, что этот грабитель несомненно жил в деревне. Они услышали звон монет и поняли, что грабитель нашёл их домашнюю заначку – на круг каких-то два фунта десять шиллингов в полусоверенах. Услышав этот звук, мистер Бантинг ощутил свою готовность к резким действиям. Крепко сжав кочергу, он ворвался в комнату, за ним по пятам следовала миссис Бантинг, одетая в его халат.

– Сдавайся! Кто бы ты ни был, сдавайся! – яростно крикнул мистер Бантинг, а затем в изумлении остановился. Ответа не последовало. Было очевидно, в комнате никого нет. И всё же уверенность двоих в том, что в тот самый момент они услышали, как кто-то движется в комнате, переросла в уверенность. Наверное, с полминуты они стояли, разинув рты, потом переглянулись ошалело, затем миссис Бантинг пересекла комнату и пугливо заглянула за ширму, а мистер Бантинг, повинуясь сходному порыву, полез под стол. Затем миссис Бантинг отдернула занавески на окнах, а мистер Бантинг заглянул в дымоход и стал тыкать его кочергой. Затем миссис Бантинг внимательно осмотрела корзину для бумаг, а мистер Бантинг открыл крышку ведерка для угля. Затем они остановились и снова вопросительно посмотрели друг на друга.

– Я бы мог поклясться… – сказал мистер Бантинг, – Свеча! – добавил мистер он, – Кто зажег свечу?

– Ящик! – крикнула миссис Бантинг, как раненая птица, – Деньги исчезли! Наши деньги!

Они бросились к двери.

– Из всех странных происшествий это…

В коридоре кто-то громко чихнул и сплюнул. Они выбежали, и в этот момент хлопнула кухонная дверь.

– Неси свечу! – крикнул мистер Бантинг и пошёл впереди. Они оба услышали звук поспешно отодвигаемых засовов. Когда хозяин открыл кухонную дверь, то увидел через судомойню, что задняя дверь как раз открывается, и в слабом свете раннего рассвета видны темные очертания сада за ней. Он был уверен, что через дверь никто не выбегал. Дверь открылась, постояла с минуту открытой, а затем с гробовым грохотом закрылась. В этот момент свеча, которую миссис Бантинг принесла из кабинета, затрепетала и вспыхнула. Прошла минута или даже больше, прежде чем они решились войти в кухню. Там было пусто. Они снова заперли заднюю дверь, тщательно осмотрели кухню, кладовую и судомойню и, наконец, спустились в подвал. В доме не оказалось ни души, как они ни старались. Рассвет застал викария и его жену, маленькую парочку в причудливых костюмах, всё ещё любующихся своим домом и роящихся в шкафах и ящиках на первом этаже при чахлом свете оплывающей свечи.

Глава VI
Мебель Сбесилась

И вот случилось так, что рано утром в Белый понедельник, перед тем как Милли отправилась на охоту, мистер и миссис Холл встали и бесшумно спустились в подвал. Их бизнес носил частный характер и был накрепко связан с удельным весом и качеством их пива. Едва они вошли в погреб, как миссис Холл обнаружила, что забыла принести вниз бутылку сарсапариллы из их спальни. Поскольку она была экспертом и главным исполнителем в этом деле, мистер Холл, как и следовало ожидать, поднялся для этого наверх. На лестничной площадке он с удивлением увидел, что дверь в комнату незнакомца приоткрыта. Он прошёл в свою комнату и нашёл бутылку, как ему было приказано. Но, вернувшись с бутылкой, он заметил, что засовы на входной двери отодвинуты, что на самом деле дверь теперь держится просто на защёлке. В голове у него мелькнула странная мысль, и в порыве вдохновения он связал комнату незнакомца наверху с предположениями мистера Тедди Хенфри. Он отчетливо помнил, как держал свечу, пока миссис Холл закрывала эти двери на ночь. При виде этого зрелища он остановился, как вкопанный, разинул рот, затем, так и не бросив бутылки, снова суетливо поднялся наверх. Он постучал в дверь незнакомца. Ответа не последовало. Он постучал ещё раз, затем широко распахнул дверь ногой и вошёл. Все было так, как он и предполагал. Кровать, как и вся комната, были пусты. И, что было еще более странным, даже для его проницательного ума, на стуле в спальне и вдоль спинки кровати была разбросана одежда, единственная одежда, насколько он знал, и бинты их гостя. Его большая широкополая шляпа тоже небрежно висела на спинке кровати. Стоя там, Холл услышал голос своей жены, доносившийся из глубины подвала, с тем быстрым и захлёбывающимся произношением и вопросительной интонацией, норовящей взмыть на самую высокую ноту, с помощью которой сельский житель Западного Суссекса обычно выражает свое нетерпение и гнев.

– Джордж! У тебя есть волшебная палочка?

С этими словами он повернулся и поспешил к ней.

– Дженни! – воззвал он слабым голосом, люто перегнувшись через перила лестницы, ведущей в подвал, – Хенфри сказал правду! В твоей комнате его нет! Нет! И входная дверь заперта на засов! Где он?

Сначала миссис Холл ничего не поняла из его спутанного, горячечного бреда, она часто не понимала речи мужа даже в его нормальном состоянии, а когда поняла, решила сама осмотреть пустую комнату. Холл, с зажатой в руке бутылкой, как настоящий боец и защитник, пошёл впереди.

– Если его там нет, – сказал он, – значит, он где-то рядом! Прячется, падла! И что же тогда делать голому, если не прятаться где-то рядом? Очень странное дело! Эксклюзия какая-то перманетная!

Когда они поднимались по лестнице из подвала, им обоим, как было установлено впоследствии, показалось, что они услышали, как открылась и хлопнула входная дверь, но, увидев, что она закрыта, а там никого нет, ни один из них не сказал другому ни слова об этом в тот момент. Можно сказать, они не обратили на это внимания. Миссис Холл обогнала мужа в коридоре и первой побежала наверх. На лестнице кто-то чихнул. Холлу, который шёл на шесть ступенек позади, показалось, что он услышал, что чихнула она. Ей, поднимавшейся первой, наоборот, показалось, что это чихнул Холл. Она распахнула дверь и остановилась, оглядывая комнату.

– В жизни своей не видывала ничего чуднее! – всплеснула руками хозяйка. Тут она услышала сопение, как ей показалось, у себя за спиной, и, обернувшись, с удивлением увидела Холла в дюжине футов от себя, на верхней ступеньке лестницы. Но в следующее мгновение он был рядом с ней. Она наклонилась вперед и положила руку на подушку, а затем под одежду.

– Замерз! – сказала она, – Он уже час, если не больше, на ногах!

Как только она это сделала, произошло нечто совершенно невероятное. Постельное белье собралось в комок, внезапно взметнулось вверх, образовав нечто вроде козырька, а затем перелетело через нижнюю перекладину. Это было так, словно чья-то рука схватила его посередине и отбросила в сторону. Сразу же после этого шляпа незнакомца соскочила со столбика кровати, описала в воздухе большую часть круга, а затем полетела прямо в лицо миссис Холл. Затем так же быстро губка с умывальника полетела вниз, и тут стул, небрежно отшвырнув в сторону пиджак и брюки незнакомца и сухо рассмеявшись голосом, удивительно схожим с голосом незнакомца, повернулся всеми четырьмя ножками к миссис Холл, казалось, нацелился в неё и через мгновение с силой бросился на неё. Она вскрикнула и повернулась, а затем ножки стула мягко, но твердо уперлись ей в спину и вытолкнули её и Холла из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась и тут жже была заперта кем-то изнутри. На мгновение показалось, что стул и кровать исполняют какой-то триумфальный танец, а затем внезапно все стихло. Миссис Холл осталась на лестничной площадке почти в обморочном состоянии висеть на руках у мистера Холла. Мистеру Холлу и Милли, которую разбудил её тревожный крик, с огромным трудом удалось отвести её вниз и применить обычные в таких случаях общеукрепляющие средства.

– Это духи! – сказала миссис Холл, – Это всё эти чёртовы химикаты! Кажется, здесь пахнет корицей!. Я читал в газетах об этих духах! Они не оставят в покое! Столы и стулья прыгают и танцуют, как бешеные…

– Выпей еще капельку, Дженни! – ласково сказал Холл, – Это тебя успокоит!

– Заприте его! – сказала миссис Холл, – Не позволяйте ему больше входить. Я почти догадалась, о, я могла бы догадаться и раньше! С этими выпученными глазами и забинтованной головой, о-о, и, прошу заметить, он никогда не ходил в церковь по воскресеньям! Дьявол караулит праведных! И всё это хозяйство в бутылках – больше, чем любому аптекарю удавалось иметь! О-у! Он вдул свои специи и химикаты в мебель… Мои книжные полки сглазили и растлили! Теперь всё испорчено! О! Моя старая добрая мебель! То, ради чего я жила! Самое святое, что я видела в мире! Это было то самое кресло, на котором сидела моя бедная дорогая мамочка, когда я была совсем маленькой девчулей! Оно было прекрасно, как день творения! О, моё милое, незабвенное креслице! Что они с тобой сделали? Подумать только, теперь это кресло может взбеситься и восстать против меня! Оно меня съест!

– Еще капельку, Дженни! – твердил Холл, – Пей! Пей! У тебя совсем расстроены нервы! Ложись! Поставь ножки козликом!

Они отправили Милли к соседу, через дорогу. В лучах золотистого пятичасового Солнца она стремительно побежала будить мистера Сэнди Уоджерса, кузнеца.

Тот, услышав в пол-уха, завёлся с пол-оборота.

– Мистер Холл благодарит вас за ваше милосердие и заботу! Не зайдете ли мистер Уоджерс? Что-то случилось с вашей мебелью наверху, она ведёт себя совершенно необыкновенно!

Он был знающим человеком, этот мистер Уоджерс, и очень находчивым. Он серьезно отнёсся к делу. По мнению мистера Сэнди Уоджерса, «если дело касалось колдовства, то эта рука была навеки проклята господом»… Да! Тут дело серьёзное, подковы не помогут! Он пришёл очень обеспокоенный, сдвинув брови и перекосив рот. Они хотели, чтобы он побыстрее проводил их наверх, в комнату, но он, похоже, никуда не торопился. Он предпочел поговорить в коридоре. Ученик Хакстера вышёл и начал открывать ставни своей табачной лавки. Его тут же пригласили присоединиться к общей дискуссии. Мистер Хакстер, естественно, присоединился к ней и в течение нескольких минут проявлялневиданную активность в поиске версий. Англосаксонский гений парламентского правления в полную силу проявил себя и здесь – было много разговоров и никаких решительных действий.

– Давайте сначала поработаем с фактами! – настаивал мистер Сэнди Уоджерс, – Давайте подумаем головой! Я уверен, что мы поступим совершенно правильно, если взломаем дверь! Раз – и всё! Дверь, в которую вы ломитесь, всегда открыта для взлома, но вы никак не сможете запереть дверь, если она качественно взломана…

Эта сложная мысль требовала веков обдумывания, и её пришлось отложить до лучших времён.

И вдруг, что самое удивительное, дверь комнаты наверху открылась сама по себе, и, когда они в изумлении посмотрели вверх, все увидели спускающуюся по лестнице закутанную до бровей фигуру незнакомца, который смотрел ещё более мрачно и безучастно, чем когда-либо, зверски поблёскивая своими непомерно большими голубыми стеклянными глазами. Он спускался неуклюже и медленно, всё время оглядываясь и махая рукой. Он прошел по коридору, вглядываясь в полумрак, затем остановился.

– Смотрите сюда! – гневно рявкнул он, и они проследили за направлением его пальца в перчатке и увидели бутылку сарсапариллы, стоявшую у самой двери погреба. Затем он вошёл в гостиную и внезапно, быстро и злобно пушечным ударом захлопнул дверь, прямо у них перед носом. Никто не произнёс ни слова, пока не затихли последние отзвуки громового удара. Они уставились друг на друга.

– Да это просто дно ада! – взорвался мистер Уоджерс, оставив альтернативу недовысказанной, – Что вы медлите? Я бы зашёл и прямо спросил его об этом, – Уоджерс теперь обращался к мистеру Холлу, – Я бы потребовал объяснений!

Однако для того, чтобы прийти в себя и приступить к воплощению великого плана, тревовалось некоторое время. Наконец муж домовладелицы дошёл до такого состояния, что смог здраво соображать. Он вздыбился, махнул рукой и постучал, не получив никакого отзыва, сам открыл дверь и произнес только: «Извините…»

Ответ не замедлил себя ждать!

– Убирайся к дьяволу, чёртов мерзавец! – заорал незнакомец таким громким голосом, что в округе зазвенели стёкла, – Закрой за собой дверь, мразота!

На этом короткая аудиенция закончилась.

Глава VII
Разоблачение Незнакомца

Незнакомец вошёл в маленькую гостиную «Кареты и Кобылы» около половины шестого утра и оставался там почти до полудня, опустив шторы и закрыв дверь, и никто, после истории с Холлом, даже не осмеливался приблизиться к нему.

Все это время он, должно быть, постился. Он трижды позвонил в колокольчик, на третий раз призывно, яростно и непрерывно, но никто ему не ответил.

– Какая чертовщина! Есть тут кто-нибудь? – выпалил он.

– Вот уж воистину, он и его «идите к дьяволу» работает! – сказала миссис Холл.

Вскоре до них дошел неверный слух о краже со взломом в доме священника, и они сложили два и два. Холл с помощью Уоджерса отправился на поиски мистера Шаклфорта, мирового судьи, и посоветовался с ним. Никто не осмелился подняться наверх. Чем занимался незнакомец, неизвестно. Время от времени он принимался яростно расхаживать взад и вперёд, и дважды раздавались гнусные проклятия, рвались бумаги и с силой о стены бились бутыли. Небольшая группа испуганных, но любопытных зевак увеличилась. Какие-то сомнительные личности бродили под окнами гостиницы и вставали на цыпочки, пытаясь заглянуть в комнаты. Госпожа Хакстер была тут как тут. Несколько весёлых молодых людей, щеголявших в чёрных пиджаках и бумажных галстуках пикейного цвета – был Белый Понедельник – присоединились к группе, задавая сбивчивые вопросы и вихляясь. Юный Арчи Харкер отличился тем, что пошёл во двор и попытался залкзть по сточной трубе до окна второго этажа. Он ничего не мог разглядеть, но дулся и давал основания предполагать, что всё видит насквозь, и вскоре к нему присоединились другие молодые люди из Айпинга, которым тоже хотелось научиться лазить по деревьям, как их недалёким предкам. Это был самый прекрасный из всех возможных Белых Понедельников, и дальше по деревенской улице выстроился ряд из почти дюжины киосков, тир, а на траве у кузницы стояли три жёлто-шоколадных фургона, и несколько живописных незнакомцев обоего пола раскладывали на прилавках кокосовую стружку. Джентльмены все, как на подбор, были одеты в синие свитера, дамы – в белые фартуки и весьма модные шляпы с пышными перьями набекрень. Уоджер из «Пурпурного Оленёнка» и мистер Сапожник Джеггерс, который подвизался продажей старых подержанных велосипедов, растянули поперёк дороги гирлянды из позолоченных юнион-джеков и пёстрых королевских эмблем (которыми отмечался первый юбилей Викторианской эпохи). А внутри, в искусственной темноте гостиной, куда проникал один лишь иголочный лучик солнечного света, незнакомец, надо полагать, голодный и напуганный, кутаясь в неудобную тёплую одежду, внимательно изучал сквозь тёмные очки свои бумаги или позвякивал маленькими грязными бутылочками и время от времени яростно ругался на посетителей – навязчивых и наглых мальчишек, слышимых, но невидимых, которые бесновались у него за окнами. В углу у камина валялись осколки полудюжины разбитых склянок, а воздух был пропитан резким запахом хлоркии ещё чего-то невыразимо мерзкого. Вот и всё, что мы знаем из того, что все слышали в тот момент и что впоследствии видели в комнате. Около полудня он внезапно открыл дверь своей гостиной и остановился, пристально глядя на трёх или четырёх самых упорных завсегдатаев бара.

– Миссис… Холл… – сказал он и замолк. Кто-то робко подошёл к двери и позвал миссис Холл. Миссис Холл появилась через некоторое время, немного запыхавшись и вытирая руки полотенцем, но от этого ещё более разгневанная. Холл всё ещё отсутствовал. Она обдумала и внутри себя уже отрепетировала эту сцену и вошла в огненном ореоле мстительных чувств, держа в руках маленький поднос, на котором лежал неоплаченный счёт.

– Сэр! Не изволите ли вы наконец ознакомиться со своим счетом? – ядовито спросила она.

– Почему мне не подали завтрак? Почему вы не приготовили мне еду и не ответили на мой звонок? Почему, почему, почему? С вами тольку нет никакого, одни почему!… -Постоялец отярости вдруг поперхнулся, – Неужели ты, проклятая ведьма, думаешь, что я способен жить без еды?..

На лице миссис Холл не дрогнула ни одна морщинка. То, что ей говорил этот взъерошенный банкрот, уже вовсе не интересовало её.

– Почему не оплачен мой счет? – снова холодно осведомилась она, – Вот всё, что я хочу знать!

– Три дня назад я сказал вам, что жду денежного перевода со дня на день!

– Два дня назад я охрипла, говоря вам, что не собираюсь ждать никаких денежных переводов! Я не отвечаю за работу почты и за хитрость вашей родни! Меня это ничего не волнует! Платите – и всё! Это же так просто! Вы же не станете ворчать, если ваш завтрак немного задержится, если мой счет будет ждать уже пять дней, не так ли?

Незнакомец коротко, но выразительно выругался.

– Налегай! Налегай! – донеслось из бара, – Бери её за зебры!

– И я также была бы вам очень признательна, сэр, если бы вы держали свои ругательства при себе, очень признательна, сэр! – в финале обронила миссис Холл.

Теперь незнакомец, в своём древнем водолазном шлеме, ещё больше, чем когда-либо, стал походить на разъярённого аквалангиста. В баре все вдруг почувствовали, что миссис Холл взяла над постояльцем верх. Его следующие слова показали это.

– Послушайте, э-э, моя добрая, дорогая, э-э, милая женщина… – начал он.

– Не осмеливайтесь обзывать меня «доброй»! А тем более «женщиной»! – резво взбрыкнула миссис Холл.

– Дорогуша!

– Я вам не дорогуша!

– Я же сказал, что мой денежный перевод не пришел!.. Задерживается! Не по моей вине!

– Действительно, задерживается? В самом деле перевод? – издевательски сказала миссис Холл. От злости её рот начало перекашивать набок.

– И все же, осмелюсь предположить, что у меня в кармане…

– Три дня назад вы сказали мне, что у вас шаром покати, у вас тогда при себе не было ничего, кроме жалкой серебряной мелочёвки на какой-то соверен!

– Ну, я нашёл еще немного…

– «Ура!» – раздалось в баре – «Поройся в загашнике!»

– Интересно, где вы это нашли? – сказала миссис Холл, – Оказалось, вы – богач! А всё скрываете!

Это, казалось, очень разозлило незнакомца. Он топнул ногой.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Это мне очень интересно, где вы это нашли? И что? – сказала миссис Холл.

– Да то!

– Прежде чем я приму какие-либо счета, приготовлю завтрак или сделаю что-нибудь подобное, ты должен пояснить мне одну или две вещицы, которых я не понимаю, и которые никто не понимает, и которые всем очень хочется понять. Я хочу знать, что ты делал в моём кресле, там, наверху, и я хочу знать, почему твоя комната оказалась пустой, и как ты снова попал в неё? В этот дом входят, и из дома выходят тоже через двери, так и только так, и никак иначе – таково правило нашего дома, в нём не лазят через окна, не ходят по потолку и не испражняются в столовые приборы, а вы этого не делали, почему, и я хочу знать, как вы сюда попали, когда улизнули отсюда? И я хочу знать…

Если бы читателю посчастливилось присутствовать при этой сцене, он бы обеспокоился, не выкипит ли в итоге бедная женщина…

Внезапно незнакомец поднял сжатые в кулаки руки в перчатках, топнул ногой и сказал: «Стой, тварь!» – с такой необычайной яростью, что она мгновенно замолчала.

– Вы не понимаете, – сказал он, кажется, немного угомонившись, – кто я, и что я такое? Я расскажу вам… Клянусь небом! Я вам покажу!

Затем он закрыл лицо открытой ладонью и содрал бинты. В центре его лица образовалась огромная чёрная дыра.

– Вот! – сказал он. Он сделал шаг навстречу и протянул миссис Холл что-то, что она, глядя на его изменившееся лицо, машинально приняла. Затем, когда она глянула вниз и увидела, что это, она громко вскрикнула, уронила предмет и отшатнулась. Нос! Это был нос незнакомца! Розовый и блестящий! Нос! Он покатился по полу и зазвенел!

Затем он сорвал очки, и все в баре ахнули…

Он снял шляпу и резким движением сорвал с себя бакенбарды и повязки. Какое-то мгновение они сопротивлялись увиденному и отхлынули. По залу пробежала волна ужасного предчувствия.

– О, боже мой! – воскликнул кто-то. Затем всех как ветром сдуло. Они бежали за три секунды! Это было хуже всего на свете! Миссис Холл, стоявшая с открытым от ужаса ртом, вскрикнула от увиденного и бросилась к двери дома. Все замерли. Оледенели. Потом зашевелились. Они были готовы к преступлению, драке, крови и шрамам, они были готовы увидеть нечто мерзкое или ужасное, липкое и вонючее, они были готовы к безобразию и скверне, ощутимому ужасу, но ничего подобного они уж точно не ждали! Бинты и накладные волосы разлетелись по проходу в бар, и парням приходилось подпрыгивать, чтобы избежать столкновения. Все повалились друг на друга и покатились вниз по ступенькам, грохоча, как деревянные кегли. Ибо человек, который стоял там и выкрикивал какие-то бессвязные объяснения, был плотной, жестикулирующей демонической субстанцией, его доходило до воротника пальто, а дальше – а дальше была пустота, ничто, вообще ничего не было видно! Жители деревни услышали крики и визг и, выглянув на улицу, увидели, как «Карета и Кобыла» яростно выплёвывает человеческую плоть. Они увидели, как миссис Холл упала, а мистер Тедди Хенфри подпрыгнул, как козул, чтобы не споткнуться об неё, а затем услышали ужасные крики Милли, которая, внезапно выскочив из кухни на шум, налетела на безголового незнакомца сзади. Вопли внезапно усилились. Тут же все, кто был на улице, – продавец сладостей, застенчивый владелец кокосовых орехов и сладкой стружки, его бритый помощник, качельщик, маленькие мальчики и девочки, деревенские щеголи, нарядные девицы, пожилые люди в халатах и цыгане в засаленых фартуках, все они гуртом побежали к гостинице, и за удивительно короткий промежуток времени толпа из примерно сорока человек,, быстро увеличиваясь, стала раскачиваться, улюлюкать, вопить и визжать. Все спрашивали, восклицали, жестикулировали и сновали перед заведением миссис Холл. Казалось, все хотели вопить одновременно, и в результате получился настоящий тарарам и чертовщина. Небольшая группа людей поддержала миссис Холл, которую отнесли в тяжёлом обмороке. Было проведено совещание, и были получены невероятные показания громогласного очевидца.

«О, Страшилище!»

«Что он наделал?»

«Кого-то ранил!»

«Он вроде не причинил вреда девушке?»

«Бросился бы на меня с ножом, если б мог».

«Нет, говорю вам! Я не имею в виду ничего дурного!

«Я имею в виду, что у него нет головы!»

«Какая мелочь! Нет головы! Тут её нет у половины!

«Я возьму его без боя!»

«В смысле… тут какой-то фокус…»

«Кто ему помог снять бинты?»

Пытаясь заглянуть внутрь через полуоткрытую дверь, толпа выстроилась неровным клином, причем наиболее ушлые и безбашенные из обывателей оказались ближе всего к двери гостиницы.

– Он стоял мгновение на пороге, тут я услышал крик девушки, и он обернулся. Я видел, как взметнулись её юбки, и он стремглав бросился за ней. Это не заняло и десяти секунд. Монстр! Тут он возвращается с ножом в руке и буханкой хлеба! Стоит так, словно смотрит во все глаза. У него пять глаз, не меньше! Ни секунды больше – и назад. Вбежал вон в ту дверь! Говорю тебе, никакой головыунего нет! Факт! Эх! Ты только что пропустил!

Позади послышался шум, и оратор остановился, чтобы пропустить небольшую процессию, которая очень решительно направлялась к дому. В голове колоннышёл мистер Холл, очень красный и решительный, с виртуальным знаменем и саблей, затем мистер Бобби Джефферс, деревенский констебль, с палкой, а затем настороженный, сгорбленный крюком мистер Уоджерс. Кажется, они пришли, вооруженные ордером на арест. Люди выкрикивали бредни относительно невесть чего незнамо где.