Kitabı oku: «Сказы Сиродила», sayfa 2
– Меня не за что судить и казнить, Кьорн. В отличие от вас, юноша, я видела войну, видела ад и порталы Обливиона. Зато я хочу обвинить вас, – она повернулась и ткнула в меня пальцем. – Это вы виновны в смерти сестры Женар. Вы!
Какая наглость! Какое паскудничество от женщины, погрязшей в поклонении даэдра. Устроить секту в приорате, обманывать рыцаря чести, привлечь даэдра в наш мир – да всего гнева Девяти не хватит, чтобы наказать её!
– Я не могу быть виновным.
– Чей обет был защищать нас? – сестра Ангронд взглянула мне в глаза. – Кто отнял у нас оружие?
– Это оружие не повлияло бы на исход дела.
– Вы пришли к такому выводу? Спасибо за обесценивание наших трудов. До вас я справлялась с даэдра. Стоило вам появиться в приорате, и они утроили силу, – она отвернулась и, кажется, заплакала. – Я была в шаге от разгадки. А теперь нет ни часовни, ни сестры Женар, ничего не осталось. Вот плоды вашего обета!
Мне становилось не по себе.
– Моя вина в том, что я просмотрела среди нуждающихся культистку, – призналась монахиня. – С месяц назад сюда пришла одна данмерка, жаловавшаяся на изгнание из Брумы. Наше дело помогать, а не допрашивать. Никто её не опрашивал всерьез, понимаете? Что она сделала с приоратом, нам не было известно. Раскрылась данмерка совершенно случайно, когда во время уборки задела краешек книги под кроватью. Её подозрительное поведение смутило меня, и тогда я позволила себе найти эту книгу.
– И что вы там увидели? Мифический рассвет?
– Он самый! Мифический рассвет! Том третий, самый редкий.
Я вложил меч в ножны. Лицо заболело от напряжения, скулы и желваки хотелось растереть. Всё зашло слишком далеко. У каждого тут своя правда. Если монахиня не врет, то где-то здесь может быть портал в план Обливиона, что практически невозможно. Чемпион Сиродила закрыл все порталы до единого.
Значит, даэдра охотится за каким-то предметом.
А если врет?
Может и убить. Но ведь монахиня… Как стыдно рыцарю проиграть пожилой женщине.
– Что за разгадка? – спросил я у Ангронд. – Расскажите наконец, что вы скрывали от меня. Давайте раскроем вместе. Не могли же они охотиться за вашими мечами.
– Дайте мне сначала меч, – сказала монахиня. – Не для того я поднимала приорат больше тридцати лет, чтобы погибнуть безоружной.
Я молча снял заклинание. Ангронд выбрала короткий даэдрический меч. Она повела меня к небольшому кладбищу за часовней.
– Где-то здесь, – сказала монахиня.
Уже светало. Передо мной стояли обыкновенные надгробия.
– В могиле? – чувство отвращения от возможного рытья накатывало тяжелой волной.
– Сестра Женар заметила, как культистка часто обходила часовню. Возможно, она пыталась что-то спрятать в одной из могил. У нас остается только один выбор – проверить каждую могилу, пока не вернутся даэдра.
Монахиня принялась рыть. Я стоял, не могущий найти мужество для этого.
– Ну же? Мне не справиться одной.
“Боги, помогите нам”, попросил я Девятерых и начал рыть ближайшую могилу.
VI
Ангронд не сказала, что некоторые могилы ещё слишком свежие… Стендарр милосердив, надеюсь, он оценит мои старания защитить мирян… таким способом.
Разорение могил омерзительно и карается жестокой смертью. Некроманты часто заходят на кладбища и сотворяют ужас над телами усопших. Меня всю жизнь учили тому, чтобы препятствовать распространению зла, и особенно искусства воскрешения. А теперь я сам разоряю могилу!
Копая третью яму, я поймал себя на мысли, что моя жизнь оказалась не готова к таким испытаниям. Сильный в боях, я за две недели не сдвинулся ни на йоту в своем задании. Из-за меня, возможно, погибла сестра Женар, а приорат оказался в огне и разрушении. Я убил два десятка человек, и хотя они были поклонниками даэдра, их участь можно было разрешить судом.
Разрывая четвертую могилу, руки почувствовали сильный импульс.
– Тут что-то есть, – сказал я, отходя назад.
Земля зашевелилась, растрескалась и забурлила. Дрожь усиливалась, мое тело прижалось к стене часовни. Рядом была и монахиня: держа меч перед собой, она показывала большую храбрость и сильное намерение поквитаться.
Из разверзнувшейся ямы показалось гигантское даэдрическое сердце. Оно пульсировало и двигалось в такт один удар в три секунды.
– С этим нужно покончить немедленно, – сказала монахиня.
– Смертное существо, остановись, – мертвым голосом произнес дремора. Облаченный в даэдрические латы, он и его свита из двух магов медленно вышла из леса и двигалась к часовне.
Монахиня осторожными шажками направилась к сердцу. Латник смотрел на неё, постепенно натягивая лук. В утреннем рассвете белый луч украсил седые волосы Ангронд, они озолотились и словно покрылись нимбом. Если это был знак, то только искреннего чистого добра, подумал я.
– Смертное существо, проваливай отсюда, – мертво-скрипучий голос угрожал монахине.
– Эй! Смерть даэдра! – вскрикнул я и пошел вперёд. – Смерть Мерунесу Дагону, будь проклят его путь тысячекратно.
– Что ты такое, червяк? – латник резко прицелился в меня из лука.
Первая стрела прошла по касательной.
– Ангронд, за Стендарра и во славу мира! – ради храбрости я поднял вверх серебряный меч. – Сделай это.
И монахиня поразила острием в гигантское сердце.
– Нет! – заревел латник.
Вторая стрела попала в левое плечо. Латы выдержали, но боль была ощутимой. Маги пустили в меня огненные шары, но я успел отпрыгнуть за надгробие. Тут же на него рухнула со всей мощью булава. Пытаясь проткнуть латы даэдра, я ударил снизу, в прорезь между пластинами.
Кровь хлестнула из ноги. Латник явно стал терять выносливость. В ответ он пустил в ход булаву – тычком в грудь меня опрокинули в землю. Один из магов достал кинжал и с разбегу попытался воткнуть его в меня, но лишь залез в густой чернозем. Кулаком оглушив дремора, я тотчас порезал его и, встав на ноги, направился к адскому рыцарю.
Второй маг снова бросил огненный шар, но успеть отпрыгнуть мне не удалось. Огонь охватил доспех. Я бросился на латника, уронил его и тут же пробил мечом щель между рогатым шлемом и нагрудником. Дремора подо мной вздрогнул и застыл.
Ещё один огненный шар попал в то же самое плечо, куда попала ранее стрела. Я взвыл от боли, но пошел вперед. Дремора-маг немедленно попятился. Споткнувшись об разбитое надгробие, он упал и тем самым положил конец всему сражению.
Серебряный меч карающе возвысился в утреннем небе. Металл белел и торжествующе обрушился на последнего врага.
Я задыхался. Страшно жгло грудь. Доспех был сброшен, качающаяся походка мешала добраться до монахини. Она стояла вся в крови, изрубив проклятое сердце даэдра.
Упав в её руки, старые, сухие и покрытые многолетним трудом, мне хотелось просить воды.
– Что с сердцем? – спросил я.
– С ним покончено. Ты теперь герой, Кьорн, – монахиня пустила слезу, уронив её на мое лицо.
– Правда? Я герой?
– Конечно. Ты герой, – повторилась она. Подняв правую руку, монахиня прочитала заклинание восстановления. Голубое светящееся облако охладило раны. Меня немного отпустило, стало легче дышать.
– Я украл у вас зелье из погреба, – призналась моя совесть.
– Знаю, – засмеялась монахиня. – Обязан вернуть!
Ангронд плакала, смеялась и со всем искренним счастьем говорила, что с даэдра покончено.
VII
Доспехи, разломанные за месяц, придется чинить в Скинграде. В ближайшей округе, как выяснилось, нет ни одного приличного кузнеца. Припасы, сложенные в мешок, повисли на моей спине. Меч наточен и остер, положен в ножны и готов к новому пути.
Домой. В Скайрим.
Ангронд проводила меня до Красной кольцевой дороги.
– Прежде, чем уйдешь, рыцарь Кьорн, я хочу сказать спасибо. Ты исполнил свой обет. Твои братья в Виндхельме должны гордиться.
Я поклонился.
– Но вот что меня интересует… – озадаченное лицо монахини удивило меня. – Тогда, в момент, когда даэдра ворвались в часовню… Что случилось?
Нордское стоическое молчание.
– Всё поняла, – улыбнулась монахиня. – В добрый путь.
Я повернулся и пошел в Скинград, запев тягучую песню северян.
Счастье и несчастье Элизабет Флавус
Свечи фыркали и стреляли. В доме было тепло и сухо, ещё пахло ужином и тлел красный уголёк в печи. Элизабет Флавус, имперка с первым седым локоном, сидела за крепким дубовым столом и читала новый роман под названием «Пчёлы и медведи»:
«Существуют два склада характера: созидательный и разрушительный. Созидающим благоволят одни боги и князья, другим же вершители судеб даруют милость князья-разрушители. Разделение по характеру мы видим у людей, меров и даже среди зверорас.
Созидатели, как пчелы, занимаются делами справедливыми и достойными любви. Знак созидателя – жизнь. Их души наполнены лёгким газом, поэтому со стороны заметно, как мягок шаг их ноги по земле. Часто от народного непонимания они находятся в одиночестве. Взгляните на руки созидателя: вы увидите кропотливый труд, сложившийся из дней, месяцев и лет. Вокруг созидателей расцветают сады и возводят дома, преуспевают торговля и ремёсла, в полях колосится пшеница и крепко растёт плод скота.
Разрушители c присущей им медвежьей натурой чаще всего живут смертью. Это их знак, вернее клеймо, от которого им сложно избавиться. Душа разрушителя наполнена очень тяжелым газом, из-за этого каждый его шаг оставляет грубый след на земле. Присмотритесь к рукам разрушителя, и вы найдёте много шрамов, ссадин и порезов. Вокруг разрушителей увядает всё живое, а то немногое, что остается, заковывается в рабские цепи. Второй и третий знаки разрушителей – огонь и металл. С их помощью они губят сады и ломают имущество, убивают разумных созданий, грабят и насилуют, и непонятно, существует ли край в их сосуде удовлетворения…»
Дочь спала, сбросив с себя одеяло. Её сопение нарушала лишь редкая игра ветра на улице.
Элизабет уже собиралась погасить свечу, как из открытого окошка послышался шум. Кто-то грубо подергал калитку, затем сапог грубо отчеканил по земле так, будто сам тролль пришел. В дверь влетело что-то железное.
– Мама? – удивленная Зоя встала с кровати.
– Лежи, – приказала Элизабет, а сама взялась за лесничий топор. – Хотя нет, быстро лезь наверх.
Дочь, едва схвативши кожаный мешочек под кроватью, по скрипящей лестнице заползла на крышу и спряталась в сене. Это не первый раз, когда ей приходится так делать – в смутное время с рождения учатся быть готовым ко всему. У Зои есть бутыль воды, солонина и двадцать септимов для безопасного ночлега в Бравиле. Что делать дальше, когда она доберется до заведения, мать ей никогда не объясняла. Надежда умирает последней.
Элизабет растворила дверь. В свете факела показалось грубое мужское лицо, грязное, с запекшейся кровью на лбу, всполох соломенных волос расходился до шеи; плечи широкие, закрывали ночную картину, само тело большое и говорило о большой силе. Такими в Сиродиле чаще всего оказывались норды.
На руках мужчины были рукавицы – одна кожаная, а вторая кольчужная.
– Уй! – летучий запах вина обдал Элизабет.
– Чего? – женщина топором преградила путь в дом. – Кто ты? Не впущу.
– Уй… уйди! – одним тычком женщине пришлось сесть пятой точкой на пол. В ужасе она озиралась на проходящего внутрь громилу, смотрела, как он сбрасывает с себя перчатки и грязный балахон, скручивает их в рулон и, рухнувши на кровать, кладет себе под голову.
С минуту шокированная Элизабет не понимала, что делать. Из открытой двери дул прохладный сквозняк, танцевали огни в свечах, храпел пришелец, а с крыши показалась озабоченная головка Зои.
Имперка встала на ноги, подобрала топор и как следует прицелилась в затылок. Топор ритмично сделал р-раз, д-два…
Мужчина громко всхрапнул, в безсознании пнув ногой Элизабет. Черты лица пришельца напомнили ей о давней жизни, как будто из колодца памяти черпнули воды.
– Неужели ты? Да ну тебя, черт пьяный, – раздосадованная женщина закрыла дверь на засов.
Утром в доме стоял крепкий перегар. Дочка уже работала в поле, когда проснулся пришелец. На него с отвращением смотрела Элизабет.
– Пить, – не раскрывая глаз, просил поморщившийся от боли норд.
Женщина вылила на его голову ушат ледяной воды.
– Ты что делаешь?! – заревел мужчина.
– Фаренгар, с добрым утром.
– Бедовая ты женщина. Теперь весь день вещи сушить будешь.
– Не буду. Чего заявился? – Элизабет крепко схватила за грудки норда. – А, Фаренгар? Семь лет ни слуху ни духу, и тут на тебе, явление Аркея народу. Как ты узнал, что я живу здесь?
– В «Одиноком страннике» рассказали.
– Люсиана Галена? – разозлилась Элизабет. – Эта воровка теперь и новостями торгует?
– Да нет же, не она. Роналин.
– Роналин? Ты смеешься надо мной? Да эта повариха общаться не любит! Ей только котелок и поварешку подавай, другого ей не надо.
– К любому можно подобрать ключик, Лиза.
Оба замолчали. Продравший глаза Фаренгар утёрся рукавом, громко всхлипнул и уставился серо-голубыми глазами на женщину. Этот взгляд, полный коварного, скользкого и смертельного льда, был пронзителен, оглушающ и столь же ностальгичен; это взгляд старой и горячей, почти безрассудной любви, давней, очень давней, потерянной когда-то.
Элизабет спросила, зачем он пришел спустя столько лет. Фаренгар ответил, что ему нужна помощь.
«Я подрезал бок одному данмеру, – сказал он, отряхиваясь. Волосы на нём превратились в паклю. – Меня ищут в Бравиле, поэтому залечь бы на дно»
Элизабет загоготала.
– Тебя спригган околдовал, не иначе. Почему я должна спасать тебя от меча стражника?
– Ну а к кому же мне осталось идти? – улыбнулся Фаренгар.
Встревоженная Зоя прибежала с поля: «Лошадь скачет к ферме!»
Норд рефлекторно схватился за кинжал. Защититься Элизабет было нечем – он смотрел на неё волчьим взглядом, как на лёгкую и доступную жертву; она же терялась в страшном сомнении, так как на кону её жизнь и жизнь дочери. Впрочем, в бою против норда ей нечего было противопоставить. Он брал не только грубостью, но и воинской смекалкой.
– Просто. Сделай. Правильно, – тихо приказал Фаренгар, отходя к стене.
Стражник с Бравила спешился. Сняв шлем, он показал свое круглое, румяное, доброе лицо, испачканное придорожной пылью.
– Доброе утро, леди… – затянул стражник от незнания, кто перед ним.
– Флавус. Элизабет Флавус, дочь Алерона.
– Алерон – не тот ли, что из Брумы? – осведомившийся стражник попросил воды. Зоя дала ему кувшин и чашку. – Ах, не тот. Боги с ним. Это же ферма «Диамант»?
– Да, сир.
– Скажите, леди Флавус, не повстречался ли у вас беглый преступник по имени Фаренгар? Норд тридцати лет, очень крупный, длинные волосы соломенного цвета.
– Кажется, нет, – Элизабет отвела взгляд.
Стражнику это показалось странным. Он недовольно хмыкнул, положил кувшин на землю, подошел к калитке: зелёные ряды ежевики, аккуратно собранные каркасом из прутьев, располагались длинной полосой по всему полю. Ягоды, уже поспевшие, висели чёрными гроздочками и колыхались на тонком ветру. Круглолицый стражник всматривался в это поле, дергал ягоды и бросал их в рот, почти не жевая.
– Ладно. Но вы знайте, что этот негодяй изувечил двух беззащитных горожан. Один из них при смерти и готовится отдать душу в часовне Мары. За его голову объявлена награда в пятьсот септимов плюс тысяча за поимку. Не берите на себя грех утаивания, Элизабет. Сообщите в следующий раз, если что-нибудь вспомните.
– Обязательно, сир. Если что-то станет известно, я сообщу первым делом, – ответила женщина.
Лошадь подняла пыль на дороге. Фаренгар вышел посмотреть на скачущего бравильского стражника, исчезающего за поворотом в лесную чащу.
– Так у тебя тут «Диамант»? – усмехнулся норд. – И где же твои диаманты?
Элизабет ткнула ему в грудь.
– Что ты наделал?
– А что?
– Из-за тебя двое скоро душу отдадут.
– Такое случается, – Фаренгар почесал затылок и поморщился от боли. – Не надо было меня за нос водить.
– Да уж, тебя поводишь-то за нос. Слушай, а шел бы ты отсюда? Как видишь, не сдала тебя. Нам пора работать, а ты всё мешаешь.
Фаренгар посмотрел на ежевичное поле.
– А помощники не нужны? – осведомился он.
– Нет.
– Даже рукастые? Ты же знаешь, каков я в деле.
Элизабет нервно вздохнула, потерла переносицу от усталости.
«Как же я устала, – подумала она. – И этот слепень всё не отстанет»
– Ладно, Фаренгар, – женщина решила поставить условие перед нордом. – Неделю будешьт помогать по хозяйству: починишь забор, наколешь дров и расчистишь новый участок от дикой поросли. Взамен я дам тебе кров и 50 септимов. Но после… – указательный палец Элизабет несколько раз ткнул в грудь Фаренгара. – Ты немедленно покинешь ферму.
– Маловато, – снедовольничал норд.
– Не нравится? Возвращайся в Бравил, к воровским крысам. Уверена, тебя там ждут с распростертыми объятиями.