Kitabı oku: «Сказы Сиродила», sayfa 3
Фаренгар примирительно пожал плечами.
Прошло три дня. Норд занялся привычной ему работой – что-нибудь разрушать. Он замечательно колол дрова, и опилки летели в разные стороны. Элизабет вместе с дочерью занималась ежевикой, собирая урожай.
На третий день приехал торговец из города, отобрал лучшее из ежевики и купил по три септима за корзинку.
– Нравится бесплатный труд? – удивился Фаренгар. – Что такое три септима в наше время? Бедняку в столице брось в жестянку три монеты – он тебя проклянет. Я могу научить добывать большие деньги, не ломая при этом спину за гроши.
– Фаренгар, ты уже научил меня всему, что нужно. Умею выживать и честно трудиться. Большего не надо.
Норд засмеялся, содрав с себя прилипшую к телу рубаху.
Зоя не сразу привыкла к тому, что в их доме на ферме появился чужак. На удивление Фаренгар нашел язык общения с девочкой, научив её пользоваться эбонитовым кинжалом. Зоя счастливой убегала с оружием норда в поле, где подолгу тренировалась на стволах дерева, не мешая Фаренгару и Элизабет оставаться наедине.
Имперка уже в первую ночь вспомнила пришельца из прошлого, что испытывала когда-то к молодому воинственному авантюристу из Скайрима. Запретный плод всегда сладок. Норд не подавал никаких лишних знаков внимания, но Элизабет это и не требовалось. Сама внезапность встречи придавала интимности происходящему. Надо же, говорила себе Элизабет, как можно случайно столкнуться с бывшей любовью через семь долгих лет…
Она сбежала от него ещё до Кризиса Обливиона. В Бруме тогда было неспокойно. Городская стража, как проверенный временем охотничий пёс, чуяла их смердящий след преступлений. Мелкие кражи, воровство, ничего более, ничего сверхъестественного. Все хотели выжить, и Элизабет в том числе. Она – молодушка, глупая, наивная, немного бездарная от своих устремлений, сбежавшая из столицы ради приключений; он же вожак бандитского логова, от которого пахло долгожданной свободой, волей, устремленностью. Уже потом Элизабет поняла, что свобода требует ответственности, а не бездумной вольницы. Фаренгару нельзя было говорить про ответственность – это понятие норд располагал только по отношению к себе, на других оно не распространялось.
Любовь прогорела, когда страх перед будущим возымел над всеми прочими чувствами. Фаренгар был опытным мужчиной, но его разум слишком часто впадал в неистовую раздражительность. В гневе этот норд был очень опасен.
Элизабет ринулась на юг, где нашла прибежище в Бравиле. Она не взяла никаких денег, драгоценностей и прочих бирюлек из логова Фаренгара, что помогли бы ей на первое время. Она хорошо запомнила Бравил в те тяжелые дни: вонь в каналах стояла крепко, но старожилы города отмечали, что в весну течение ускоряется и запах скоро пропадет. Её ожидал долгий и дешевый труд, почти что каторжный, но честный и не вызывающий омерзения и стыда.
Прошло несколько месяцев, и Зоя родилась. Накопленных денег хватило на покупку фермы к западу от города. Нибенейская долина плодородна. Женщине хотелось продолжить работать честно, но на себя, приобщаясь к достатку.
Семь лет упорной работы, удачи и предприимчивости обернулись добротной ежевичной фермой. И так бы всё продолжалось, печалилась женщина, не появись Фаренгар в её жизни вновь.
– Ты вспоминала меня? – грубая рука Фаренгара ощупывала ногу Элизабет. В кустах ежевики играл сверчок.
– Конечно. Особенно первое время.
– Почему не вернулась?
– Зачем? – удивилась Элизабет.
– Со мной ты бы не нищенствовала, как тут.
Женщина громко рассмеялась: «И потому ты у меня гостишь в одних сапогах»
Фаренгар невольно взглянул на сброшенные сапоги.
– И что? Тогда ведь я был при хорошем деле, в деньгах не нуждался. Если б мы продолжили работать, то много достигли. А ты сейчас сводишь концы с концами в каменной лачуге, ломаешь спину в поле ради десятка-двух фунтов ежевики…
– Неправда, – Элизабет гневно посмотрела на норда.
– Правда. И ты это знаешь.
– Нет, это неправда. У меня есть ферма и дело. Я нашла себя. Тут хорошо и никто не достает, кроме кабанов. На тебя посмотреть, так ты из графских балов не вылезаешь.
Фаренгар с досадой махнул рукой на Элизабет. Голым, лишь в коричневых кожаных сапогах он ушёл от неё прочь.
Ещё некоторое время норд и имперка находили общий язык на ферме. Шесть ночей прошли быстро. Но время расставило между ними необходимые акценты. Читая дальше «Пчёлы и медведей», в голове Элизабет прояснялась мысль, что «всё будет как всегда, и медведь разорит пчелиную семью, если его не остановить».
Зои спала крепче обычного благодаря домашнему взвару. В мелком озере два нагих тела купались под сияние чистейшей луны, а после обращались к страсти в низкорослой осоке. Серебро играло на водной глади. Где-то вдали летал мимо стволов блуждающий огонёк.
– Боялся ли ты чего-нибудь? Ну хоть раз в жизни? – Элизабет, изрядно нервничая, наспех собиралась под лунный свет.
– Я ничего не боюсь, – руки Фаренгара были заняты намокшими штанами. Старая белая рубаха, стократно стираная и штопанная, на его мокром теле натирала кожу и скрипела. – А ты?
– Все мы чего-нибудь да боимся.
– Ах, ну да…
– Я серьезно! – шикнула на него Элизабет.
– Так и я серьезно.
– Может, ты ещё не узнал свой страх.
Норд самодовольно хмыкнул и пошел в сторону фермы.
Они шли минут пять в тишине, только трава шелестела под их босыми ногами, да крик лягушек усиливался. Тропа и лунное серебро вели людей домой.
– В ваших краях умеют заклинать свет?
– Скайрим умеет всё, если ты ещё не знала.
– Тогда прочти заклинание. Темно совсем, луна за облако ушла.
– Не могу.
– Это ещё почему?
– Не умею, – признание Фаренгара прозвучало после продолжительной паузы.
Теперь наступил черед Элизабет самодовольно усмехнуться.
– Давай поспешим, – поторапливая, женщина пыталась увидеть ферму, но спина Фаренгара преграждала ей весь обзор.
Наконец, когда до дома оставалось сто шагов, норд резко и грубо одернул Элизабет за руку вниз. Они упали наземь, прикрывшись за кустом. Не понявшая поначалу Элизабет увидела, как кто-то открыл дверь.
«О нет, только не это. Зоя! Зоюшка моя! – страх поглощал весь разум женщины, запугивал до самого основания души. – Только бы ты была живой и невредимой!»
Силуэт в свете палящих свечей напоминал не то огра, не то тролля. В темноте и не разобрать на расстоянии, кто пришел незваным гостем. Элизабет поднялась на ноги, но норд тут же сжал её в свои объятия.
– Что ты делаешь? Отпусти! – возмутилась женщина.
– Ты больная? Голыми руками пошла воевать?
– Отпусти, там же моя дочь.
– Нет, точно больная. Погоди, сейчас что-нибудь придумаю…
– Отпусти немедленно! – крикнув на норда, Элизабет больно укусила его за запястье. Сто шагов до дома пройдено в кратчайший миг. В последнюю секунду её обогнал Фаренгар – он прыгнул на тролля, крепко схватив его за шею.
Между ними завязался бой. Тролль был туп и бездарен, но его физическая сила впечатляла, как и упрямость в драке. Норд же брал измором, пока не добрался до кинжала. На мгновение тролль заметил Элизабет и с размаху порезал ей лицо когтями. Женщина упала, и ей на воротник мокрого платья упали первые капли крови.
Фаренгар со спины нанёс смертельный удар монстру. Клинок поработал трижды или четырежды, но и этого хватило, чтобы тролль прекратил реветь и бездыханно рухнул. Элизабет держала щёку и плакала, а норд, сидя на корточках и густо сплёвывая, только приговаривал: «Смотри, настоящий ашкланский зверюга. И как только этот шмурдюк добрался до ваших краев?»
Всю ночь и всё утро Элизабет провела вместе с Зоей. Девочка не слишком испугалась, но для её матери произошелшее казалось её собственной виной. Глядя в её серо-голубые глаза, она убеждала, что никогда больше не оставит дочку.
Фаренгар смотрел на всё это с презрением. Внешне холодный, самоуверенный и наглый, изнутри выходил бой гниющего сердца зла. Он чувствовал себя ненужным в этой семье. Ему показалось, будто всегда будет нужен Элизабет. Но норд совсем не дурак, норд понимал, что им пользуются, что его мужской силой удовлетворятся, а потом бросят, как лишнего котенка, за дверь, и он сам ясно полагал причину, почему это произойдет.
Элизабет не нужен ветреный мужик, гулёна и бандит.
Закопав тролля, он принялся чинить забор, работал спустя рукава, а вечером и вовсе «случайно» нашел тайник, в котором хранились бутылки с ежевичной настойки. «Фу какая мерзость, – сглотнув дважды, норд поморщился. – Один сахар. Только южане могут пить сок»
К ночи Фаренгар, будучи безнадежно пьяным, ворвался в дом, где Элизабет укладывала дочь спать.
Он принялся приставать к ней прямо на виду у Зои, а получив отказ, нанес звонкую оплеуху. Фаренгар избивал Элизабет, сам не понимая, за что именно: то ли за то, что она его бросила семь лет назад, оставив на растерзание волкам-стражникам в Бруме, то ли за то, что никогда не навещала его в тюрьме, то ли за то, что не присылала никакой весточки о себе и сделала всё, чтобы не узнали её местонахождение, то ли за то, что спрятала свое положение и даже спустя неделю не призналась дочке в том, кто этот гость. Элизабет кричала и звала на помощь – непонятно, кого она ожидала позвать на выручку, если её ферма находится в безлюдной глуши.
– Ты меня никогда не уважала, грязная крыса, – приговаривая колотил ладонью норд имперку, как когда-то его отец избивал его мать. – Ты просто грязная крыса. Ты – никто.
– Помогите!
– Мамочка, мама-о-очка!
– Заткнулись обе. Элизабет, грязная крыса, думала спрятаться от меня? Решила, что живешь в безопасности, вдали от меня? Не тут-то было. Я тебя из-под земли достану, и в твоей вонючей крысиной норе как следует научу манерам и уважению.
Забив до крови, Фаренгаров гнев, насыщенный сладостью ежевики, перенесся на Зою. Он стал её шлепать за всё сразу – что играла с его кинжалом и бросала где ни попадя, что сточила лезвие, хотя где это видано, чтобы эбонитовый клинок стачивался; норд винил девочку с серо-голубыми глазами за слёзы и крик, за то, что слишком похожа на него лицом, за красоту и детскую непорочность. Чтобы урок как следует пошел ей на пользу, он кольчужной перчаткой, раскаленной в печи, оставил ей вечные следы от порки.
Устав, Фаренгар отправился за бутылкой. Элизабет хотела запереться но подумала, что это только вернет гнев норда. Она прижалась к Зое, а дочка прижалась к ней, и так они просидели всю оставшуюся в углу.
– Что это? – Фаренгар споткнулся об книгу в кожаном переплете. – Какие медведи? Какие пчелы? Что за дерьмо ты читаешь? Ты же тупица, Элизабет. Зачем тебе читать?
Книга полетела в печь. Пчелы и медведи на желтых страницах покрывались алым огнем.
Утренняя синь неба. Рядом с окном кто-то шуршал, и это заставило женщину, чье тело ныло и боль затуманивала разум, обратить внимание. Она увидела чьи-то глаза сквозь кусты. Прищурившись, её глаза заметили стальные латы.
– Да это же он! – воскликнул подглядывающий.
Фаренгар тут же встал. На нём были только штаны, всё тело покрыто душной испариной. Медведь нутром учуял засаду. Он схватил за волосы Зою с Элизабет.
– Именем империи, сдавайтесь! Фаренгар, дом окружен! Отдай пленниц и выйди без оружия, и тогда мы гарантируем тебе пощаду.
– Пошли вон!
– Фаренгар! На тебе двое мертвецов и несметное количество краж, – голос рыцаря звучал всё более угрожающим. – Немедленно сдавайся. Отпусти Элизабет. Либо суд, либо смерть.
– Будет четыре мертвеца, если вы отсюда не уйдете. Даю вам десять секунд. Раз, два…
В сознании женщины случилась звёздная вспышка. Прошлое пролилось на неё холодным белым светом: детство, бегство, ещё раз бегство, рождение Зои, тяжелый, но очень добрый труд, в котором она видела настоящие плоды. Этого хватило, чтобы сделать выбор. С яростью женщина вцепилась Фаренгару в пах. Закричав от боли, норд невольно отпустил маленькую Зою и взялся за кинжал; рукоять больно била по темени Элизабет, всё больше покрывая волосы кровью.
– Зоюшка, беги! – из последних сил Элизабет рванула на выход, за своей дочерью, которая уже вышла наружу и столкнулась с бравильским стражником. «Я никогда тебя не брошу, никогда!», кричало в голове женщины.
– Куда?! Разве я разрешал уходить?
Заревевший норд с размаху метнул кинжал.
