Kitabı oku: «Скорпика», sayfa 4
4
Целительница
В деревне Адаж, Арка
Джехенит
Пустынное небо Арки было усеяно звездами. Джехенит, благодарная им за яркий свет, целенаправленно передвигалась с крыши на крышу по закопченным домам своей деревни, подсчитывая крыши, чтобы знать, куда идти. Она была благодарна и за вечерний ветерок, и за то, что он привел ее от собственного дома к дому незнакомки. Но ей мешало непослушное тело. Ее распухшие ноги волочились, как кирпичи, каждый шаг давался с трудом, тяжесть огромного живота наклоняла ее вперед и заставляла поджимать колени. Еще год назад, будучи взрослой и замужней женщиной, прожившей на земле более двух десятков лет, она могла легко скакать по этим крышам, как ребенок. Теперь же унижение, вызванное тяжестью движений, раздражало ее до крайности, а ведь когда-то она была очень терпеливой.
При достаточном количестве песка и жизненной силы, объединив свои таланты и умения, маги Арки могли сделать почти все. Сама Джехенит уже залечила бесчисленные раны, приделала полдюжины пальцев, вернула здоровье не одному ребенку, находившемуся на грани смерти, так же легко, как делала вдох. Не каждая женщина в Арке могла щелчком пальцев вызвать свет десяти тысяч ламп, как это делала самая талантливая чародейка деревни, но почти все были рождены для какой-то магии. Огонь, земля, воздух, вода, тело или разум. Каждая арканка для достижения какой-то цели определенным образом могла использовать одни из этих чар, в соответствии со своим талантом. Могла быстро высушить мокрую одежду, усмирить резкий ветер, успокоить капризного ребенка, а также охладить воду или согреть ее, без огня разжечь очаг.
И все же ни одна из них не могла заставить ребенка родиться, когда он не хотел этого.
Когда Джехенит достигла пятой крыши от конца рыночной дороги, то остановилась и посчитала еще раз, чтобы не ошибиться. Дома здесь были маленькие и узкие – камни и черепки, определявшие их границы, находились плотно друг к другу. Создавалось впечатление, будто Велья, Богиня Хаоса, сжала три дома обычного размера между своими ладонями и превратила в один.
Сама Джехенит была небогата, но для себя и мужей она держала недалеко от центра деревни дом вдвое больше, на три уровня в глубину. Им пользовалась ее мать, главная целительница до нее, которая завещала его своей преемнице. Оставалось надеяться, что у ребенка в ее животе будет такой же дар. Джехенит ежедневно просила Велью о том, чтобы малыш согласился оставить свое удобное место и согласился выйти в мир. Словно в ответ, ребенок повернулся внутри нее – острый локоть или колено больно растянули кожу – и занял новое положение, прижавшись к тазу Джехенит.
Чтобы попросить разрешения войти, она не могла опуститься на колени и постучать в дверь, поэтому пробормотала извинения под нос и постучала ногой по деревянной поверхности.
В ожидании Джехенит размышляла о доме. По крыше можно было многое понять. Дом недавно подметали, поэтому, несмотря на его компактные размеры, он был чистым и аккуратным, за ним хорошо ухаживали. У того, кто здесь жил, не было ни денег, ни статуса; никто, у кого было и то, и другое, не стал бы жить так далеко от центра деревни. Но целители не брали денег за свой труд, поэтому не имело значения, сколько могла заплатить здешняя женщина. Кроме того, у Джехенит больше не получалось заснуть. Как бы она ни ложилась, не было такого положения, в котором ребенок не давил бы на какой-то жизненно важный орган. Если Джехенит не могла отдыхать, то могла бы работать и приносить кому-то другому покой, которого не могла обрести сама.
Деревянная дверь рядом с ее ногами наконец-то распахнулась, заскрипев петлями. Она посмотрела вниз, в квадратный, темный проем.
Два лица смотрели на нее снизу. Приблизившись, Джехенит увидела на лестнице мальчика, длинные ресницы которого трепетали на щеках. Ниже, в полутьме, она разглядела женское лицо. Их сходство подсказывало, что это сын и мать.
Джехенит все еще задыхалась от усталости, и ей потребовалось мгновение, чтобы обрести голос.
– Мне сказали, что здесь нужна целительница. Могу ли я войти?
Внутри мерцала и покачивалась лампа, и лицо женщины вырисовывалось все четче. Теперь Джехенит могла разглядеть мрачный желтый оттенок ее гладкой, без морщин, кожи. В темноте ее лицо почти светилось.
– Пожалуйста, – сказала женщина. Затем, спустя мгновение, добавила: – Извините, мне нужно прилечь.
– Конечно.
Мальчишка отошел в сторону. Джехенит подтянула свою тунику длиной до колен и завязала ее узлом на одном бедре, чтобы не занимать руки и ничто не мешало сгибать колени. Ей нужны были обе руки, чтобы ухватиться за деревянные поручни. Она начала осторожно спускаться по лестнице, ставя обе ноги на каждую перекладину, убеждаясь в устойчивости, прежде чем ступить на следующую. Джехенит знала, что лестница в каждом доме сделана таким образом, чтобы в случае необходимости выдержать вес всего дома, но все равно боялась, что лестница может не выдержать ее.
Когда она добралась до самого низа, с облегчением ощутив под сандалиями плотную землю, то осмотрела полутемную комнату. Здесь не было почти ничего, кроме низкой кушетки, выцветшего ковра, стола из песчаника и мерцающей лампы. Одна из стен была увешана канделябрами и полками, которые вмещали все необходимое для хозяйства, пару кувшинов и мисок. На самой высокой полке находилась самая обычная домашняя статуэтка Вельи, в одной руке – лед, в другой – огонь.
Женщина опустилась на кушетку и закрыла глаза, ее рука свесилась на ковер с выцветшими узорами ржаво-красного и медно-коричневого цвета.
Джехенит провела двумя пальцами по запястью женщины и нащупала пульс, не такой слабый, как она ожидала. Божьи кости, как же неудобно было сидеть на полу, колени скрипели, живот покоился на быстро устающих бедрах. Когда все закончится, чтобы подняться, ей придется просить помощи у мальчика. А потом еще и лестница. Женщина подавила негодование и заставила себя сосредоточиться.
– Сестра, какая у тебя магия? – спросила она.
– Разве это имеет значение? – Ответ был оборонительным, резким.
– Я только хотела уточнить, – пояснила Джехенит, – какие чары ты использовала в последнее время, может быть, что-то более сильное, чем обычно. Некоторые женщины истощают свою жизненную силу, сами того не желая. Такое возможно?
Женщина вздохнула и повернулась лицом к стене.
– Я всего лишь слабый маг воды, – сказала она. – Брось меня в дюны не отмеченной на карте пустыни, и я к закату заполню три колодца. Но здесь, где нет воды, я бесполезна.
– Ты не бесполезна, ма, – сказал мальчик, но его слова прозвучали так, словно он уже высказывал подобный протест – никакой уверенности в голосе.
Джехенит перенесла свой вес на колени, что хотя бы сняло напряжение в ноющих лодыжках, но вызвало новое напряжение в других местах. В животе ощущались легкие вибрации, одна боль сменяла другую по кругу ее утробы, словно там играли лисята. Она снова переместилась вбок, но облегчения не последовало. Нахмурив брови, она попыталась сосредоточиться. Окинула взглядом комнату, ища подсказки о состоянии женщины.
Что еще может вызвать такую сильную слабость? Нечто в ее еде или питье? Может быть, другой маг лишила ее жизненных сил, случайно или с умыслом? Джехенит и раньше сталкивалась с подобным. Она и сама так поступала, не имея на то намерения, в самом начале. Как и в любом другом деле, для хорошего владения магией нужна практика.
Ее взгляд остановился рядом с висящей рукой больной женщины; цвет ковра там изменился. Джехенит осторожно прикоснулась к нему кончиками пальцев. Влажно. Поднесла мокрые пальцы к носу, но не было ни запаха пота, ни запаха мочи. Странно. Может, это как-то связано с магией воды? Неужели она солгала о природе своих способностей?
– А это что? – спросила Джехенит, показывая пальцем. Ни женщина, ни мальчик не ответили.
Джехенит уточнила:
– Вот это мокрое место на ковре. Возможно, лихорадочный пот. Как давно оно появилось?
– Это не… – Мальчишка замялся, глядя из-под длинных ресниц в сторону.
Джехенит озадаченно опустила взгляд на влажный ковер. Слишком далеко от кушетки, чтобы попасть туда, если судить по обстановке. Почему же она не заметила его, когда только присела? Затем почувствовала, что нижняя часть ее туники прилипла к бедрам. Она тоже была мокрой. Все встало на свои места. Мальчик не хотел говорить ей, откуда взялась вода, потому что ее источник – она сама.
Отошли воды.
Она думала, что толчки в ее теле – это обычные боли и протесты, но, похоже, так и не поняла, чем они были на самом деле: началом конца. Наконец-то, и в самый неподходящий момент, ребенок должен появиться на свет.
Джехенит начала подниматься на ноги, пытаясь опереться своим весом о стол из песчаного кирпича, но спазм пронзил ее живот и лишил дыхания. У нее отказали руки. Она подалась вперед. Свободного места не было, и она едва не ударилась подбородком о стол.
Джехенит опустилась на пол. А потом услышала, как больная женщина задыхается.
Она почувствовала, как мокрая шерсть поцарапала ее щеку. Поджала колени, тело извивалось, даже когда боль распространялась повсюду.
– Ребенок, – простонала она.
– Тебе нужна помощь? – спросила слабая женщина, хотя не двигалась. – Может, позвать другую целительницу?
– Некого звать, – сказала Джехенит, каждое слово давалось с трудом, и ею овладела еще одна внезапная судорога. О том, чтобы встать, и речи быть не могло. Она даже не чувствовала своих ног. Нельзя тратить силы на борьбу с болью. Придется терпеть. К тому же, если забрать боль из тела, ее придется куда-то девать. Она не хотела мучить ни женщину, ни мальчика. Боль принадлежала только ей. Пальцы немощной женщины пробежали по тыльной стороне ее руки, а затем переплелись с пальцами Джехенит. У нее не было сил поддержать ее, но она дала Джехенит возможность за что-нибудь ухватиться, и этого было достаточно.
Джехенит тяжело дышала сквозь волны схваток, а женщина держала ее за руку и слабым голосом подбадривала; сколько прошло времени, она не знала. Вечность или мгновение. Пошел ли мальчик за помощью? Вернется ли он? Она не видела ничего за пределами небольшого коврика, на котором лежала. И никогда прежде не чувствовала такой боли и теперь изо всех сил старалась принять ее. Говорили, что если ее принять, если смириться с ней, то станет легче.
У нее никогда не рождались живые дети. Те, что не выжили, были маленькими, недоношенными, почти не сформированными. Их было двое, по одному от каждого мужа, и Джехенит лишь раз взглянула на них, прежде чем их маленькие тела были завернуты в ткань для погребения в очаге. Насколько она помнила – а она старалась не вспоминать, – рожать их было легче. Конечно, было больно, но другие целительницы были рядом, чтобы помочь. Всего пять лет назад их было полдюжины, владеющих целительной магией, включая обеих ее сестер, и все они были наделены ценной силой. Теперь в деревне осталась только Джехенит. Если бы этот ребенок не был девочкой, если эта девочка не станет целительницей, род Джехенит угаснет. Она боялась, что это обречет на гибель и ее деревню.
Наконец, в изнуряющей, изматывающей боли, которая могла длиться минуты, часы или дни, она почувствовала что-то похожее на толчок. Целительница поняла, что это ребенок пробивает себе дорогу в мир. Головка вышла. Затем еще боль, и еще один толчок – плечи, тело? Какое-то мгновение ничего не происходило.
В один миг комната залилась ослепительным голубым светом, искры рассыпались яростным сияющим потоком.
Джехенит сразу же закрыла глаза, но все еще могла видеть ошеломляющую, обжигающую яркую вспышку вокруг. От света не исходило тепла, только дождь голубых искр и сокрушительная сила, которая с жутким воем высасывала воздух из груди Джехенит.
Если бы ей хватило воздуха, она бы закричала.
Свет исчез так же внезапно, как и появился; не померк, а просто исчез. Осталось только слабое свечение лампы, как будто все это ей привиделось.
Тяжело дыша, Джехенит боролась за воздух. Задыхалась и больная женщина на кушетке, но обе они молчали. Теперь она услышала сердитый вопль новорожденного и потянулась к корчащемуся тельцу между ее раздвинутых бедер. Она не увидела никаких ран ни на маленьких, все еще согнутых ручках и ножках, ни на его лысой багровой головке. На коже новорожденного была только кровь матери.
Ее матери.
Девочка заплакала. Поток голубых искр не заставил ее замолчать, как это случилось с женщинами. Джехенит услышала слабый плач в стороне. Скорее всего, это был мальчишка, но она не видела его со своего места, боясь даже повернуть голову.
Прохладный ночной ветерок обдувал ее, охлаждая горячую кровь на бедрах, и она поняла, что квадратная дверь на крыше была распахнута. Или нет? С верхней ступеньки лестницы, с квадратной площадки, открытой для звездного неба, проникал ночной воздух.
Наконец больная женщина смогла найти слова:
– Что это было?
– Сухая гроза, – произнесла Джехенит, и эта ложь с удивительной быстротой сорвалась с ее губ. – Но все закончилось.
Все еще находясь в оцепенении, женщина, казалось, была удовлетворена ответом.
Тогда Джехенит впервые поклялась себе, что никто не узнает правды, и в последующие годы она будет клясться в этом снова и снова. Никто не должен знать.
Это сделала малышка.
Ее долгожданный ребенок оказался девочкой, как она и просила, но не той, которую хотела Джехенит. Более чем вероятно, что она никогда не станет целительницей. Она владела всеми видами магии.
Теперь Джехенит понимала, что ей следовало лучше молить Велью о желаемом. Велья была Богиней Хаоса, в конце концов. Она давала желаемое так, что ты больше не хотел этого.
И хотя было уже слишком поздно, Джехенит желала – с яростным огнем всех тех голубых искр, которые ее новорожденная принесла в мир, – чтобы девочка оставалась в ее теле хоть немного дольше. Чтобы прожить еще один день в мире, где все иначе. Всемогущая девочка. Гораздо хуже, чем отсутствие девочки, отсутствие ребенка.
Плач ребенка затихал, сменяясь каким-то другим звуком. Ее блуждающий взгляд оторвался от лица матери и заскользил по тусклой свободной комнате. И то, что вырвалось из ее беззубого рта, было жутко похоже на смех. Руки беспорядочно порхали, исследуя воздух.
Джехенит могла бы поклясться, что на пухлых, покрасневших кончиках пальцев девочки она увидела призрачные следы еще нескольких голубых искр, вылетевших из небытия и вернувшихся обратно.
Хвала Велье. Будь проклята Велья. Всемогущая девочка. Никто не должен узнать правду.
5
Сдерживающая магия
Пять дней спустя
Джехенит
Джехенит не переставала думать о Дворце Рассвета.
Через пять дней после того, как она родила свою всемогущую дочь, Джехенит очнулась от беспокойного сна: рука мужа обхватила ее бедро, и она не знала, кто это – Косло или Дарган. В голове царило непроглядное облако, и так было уже несколько дней. Малышка Эминель спала мало, а Джехенит – еще меньше. Она всегда была измотана, но не из-за ребенка. Вернее, не из-за криков или из-за того, что девочку нужно было кормить и укачивать, чтобы она снова заснула.
Каждый раз, когда она лежала на этой подстилке, ночью или днем, при свете или в темноте, этот образ настойчиво возникал за ее закрытыми веками. Дворец Рассвета сверкал золотом, его изгибы и колонны из песчаника были высечены прямо из гладкого горного склона, его шпили и арки вздымались ввысь. Парадные ворота вырисовывались в тени. Затем волна копошащихся существ хлынула вниз по ступеням и на песок, словно жуки, уродливые, черные и низкие. В горле застучал пульс, готовый задушить ее. Ищейки. Они придут.
Настоящие Ищейки были женщинами, а не жуками, и Джехенит никогда не видела Дворец Рассвета своими глазами, но видение не покидало ее. И его смысл невозможно было исказить. Если им повезло, то первый всплеск силы с голубыми искрами ускользнул от внимания дворца. Если нет, то Ищейки, возможно, уже на подходе.
Каждая королева Арки, начиная с самой первой, Крувесис, рождалась всемогущей. В песнях говорилось, что такие маги происходят от самой Вельи, дочери мужчины, настолько прекрасного, что даже божественная Хаос страстно захотела обвить ногами его талию. Всемогущество не передавалось только в определенных матрикланах, но появлялось неожиданно, как и подобает дару Хаоса. Независимо от того, где и у кого она родилась, каждая всемогущая девушка имела равные права на трон. Поэтому королевы Арки относились к всемогущим девочкам нового поколения отнюдь не с праздным любопытством.
Все считали, что самые одаренные Ищейки, самые быстрые и меткие, работают во дворце, чтобы отлавливать всемогущих девочек. Но даже разговор о такой сильной магии казался опасным риском здесь, в широких пустынных просторах Арки, где собственная магия и магия соседа часто создавали тонкую, хрупкую стену между жизнью и смертью.
Особенно в такой вымирающей деревне, как Адаж, лучшие времена которой остались в прошлом. Когда-то здесь жила дюжина целительниц, по словам старух способных справиться с любой бедой, вылечить любого раненого. Когда-то, по их словам, здесь жила заклинательница земли, которая вырастила яблоню прямо в центре своего дома и через крышу, и каждый день ее жизни на этом дереве распускалось, росло и созревало одно сочное яблоко в крапинку. Когда-то здесь жило целое семейство магов воды, чей дар был настолько силен, что они направили ручей в новые русла, проложив его вдоль домов Адажа, так близко, что достаточно было лишь встать на колени, чтобы напиться досыта. Род угас, а вместе с ним и ручей. Его не стало через несколько дней после того, как они похоронили последнюю из матриклана над очагом и произнесли молитву о восхождении на небеса.
Но Джехенит знала, что даже в этой крошечной, угасающей деревушке можно найти всемогущую девочку. Вот почему она не могла перестать думать о Дворце Рассвета, почему она была поглощена возможными планами по обеспечению безопасности девочки. Может ли она спрятать ее так, чтобы ее не нашли? Укрыть ее до тех пор, пока та сама не научится использовать свой опасный дар? В те долгие предрассветные часы, когда рядом с ней мирно дремал то один, то другой темноволосый муж, ее беспокойный разум снова и снова возвращался к этой проблеме. Джехенит не была уверена, что сможет это сделать. Она определенно не справится в одиночку.
Потом – озарение: а как насчет Джорджи?
Как только она подумала о соседке, Джехенит поднялась, выскользнув из-под руки дремавшего Косло – а это был именно он. Нужно сделать все правильно, – подумала она. Второго шанса у нее не будет.
Поэтому сначала она сделала подношение Велье, попросив у нее благословение и преклонив колени перед святилищем. Их домашняя статуэтка Вельи была необычной, поистине уникальной – камень, выточенный водой и временем, а не руками человека. В детстве Джехенит нашла ее, когда однажды опустила руки в прохладную воду ручья – на следующий год ручья уже не было, – чтобы поискать ракушки на галечном дне. Выражение каменного лица сильно напоминало божество, одновременно и веселое, и бдительное, неодобрительное и снисходительное, и поэтому оно занимало почетное место на алтаре.
«Почтенная и могущественная Велья, – сказала она. – Я молила Тебя об этой девочке, и Ты привела ее ко мне. Моя благодарность безгранична. Теперь я смиренно прошу еще об одном благе: не отнимай ее у меня. Не дай украсть ее Дворцу Рассвета. Позволь мне сберечь ее дар, спрятать его от посторонних глаз, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы принять силу».
Недосыпание все еще мутило ее мысли, но сосредоточенность на задаче придавала новые силы. Затем женщина подняла спящую малышку с рук Даргана, покормила ее, не разбудив, чтобы та была довольной и сонной. Затем, прижав девочку к груди, она поднялась по лестнице и вышла на прохладный, сухой предрассветный воздух.
Несмотря на ранний час, Джорджа быстро отреагировала на стук и с улыбкой впустила ее.
– Ты родила, – с восторгом сказала она, когда Джехенит спустилась, твердо встав ногами на пол прихожей. – О-о-о, дай мне взглянуть, дай мне взглянуть.
Джехенит передала ей Эминель, наблюдая, как подруга разглядывает лицо ребенка. Сыновья Джорджи выросли и уехали много лет назад. Должно быть, женщине было одиноко. В ее доме слабо пахло оливковым маслом, солью и белым цветком, известным как клилия, но воздух всегда был немного спертым, немного затхлым. Дом был слишком велик для одинокой женщины, и если бы Адаж не угасал, на него претендовала бы большая семья. Но пока дома стояли пустыми, никто не спорил с настоятельной просьбой Джехенит оставить Джорджу, хотя, скорее всего, это было связано только с положением Джехенит. У самой Джорджи не было дара, который мог бы помочь деревне. Она могла строить только воздушные стены. Возможно, когда-то это было полезной боевой магией, но уже много лет на Адаж не нападали мародеры. Просто здесь не было ничего ценного, что можно было бы похитить.
Но то, что не имело никакого значения для Адажа, теперь играло решающую роль для Джехенит.
– Я бы не стала просить об этой услуге никого другого, – напряженно и тревожно заговорила Джехенит. – Но я не могу поделиться этим с Косло или Дарганом. А у меня не осталось здесь семьи, ни матери, ни сестер. Ты – самый близкий мне человек.
Джорджа, казалось, была тронута таким вниманием, но ее доброжелательное выражение лица сменилось тревогой. Она ободряюще положила руку на плечо Джехените.
– Все что угодно. Только попроси. Что случилось?
Взглянув на спящую дочь, Джехенит призналась во всем. О вспышке голубого света, о беспокойных ночах, о своих надеждах сплести паутину, чтобы поймать в ловушку тлеющую магию в теле Эминель. Глаза Джорджи то и дело расширялись от удивления, но она молча слушала, впитывая все сказанное.
– Ты понимаешь, – тихо проговорила Джехенит, – я не могу допустить, чтобы она отправилась во Дворец Рассвета.
– Конечно, нет, – ответила Джорджа. Она посмотрела вокруг, вверх, словно опасаясь, что даже в этом доме кто-то наблюдает, подслушивает. Она перевела взгляд на образ Вельи в святилище, где было изображено доброе лицо Хаоса, открытая улыбка и две протянутые ладони. Затем вернула дремлющего ребенка на руки матери. На мгновение Джехенит испугалась, что Джорджа не поможет, что она слишком напугана, слишком сомневается.
– Только ты можешь помочь мне защитить ее, – сказала Джехенит, пытаясь быть смелой, но тревога не отступала. – Думаю, мы справимся. Создадим над ней своего рода щит. Моя магия тела, твоя магия воздуха, переплетенные вместе, чтобы удержать магию внутри.
Джорджи выглядела задумчивой.
– Надеюсь, наших сил будет достаточно, но есть сомнения, – продолжила Джехенит. – Может быть, нам нужен третий. Кто-то, кто сделает щит прочным. Даст силу, чтобы поддерживать его, даже когда нас не будет рядом.
Выражение лица Джорджи сменилось с задумчивого на решительное. Тогда она сказала:
– У нас есть третий. Она.
В груди Джехенит расцвела надежда. Да. Она поняла, что Джорджа имела в виду: простая логика. Использовать всемогущество, чтобы сдерживать всемогущество, использовать силу девочки, чтобы поддержать заклинание, в котором будет заключена эта сила.
– Как думаешь, сработает?
– Если на то будет воля Вельи, – ответила Джорджа. Затем произнесла мягче: – Есть ли у тебя силы? Ты выглядишь такой усталой.
– Я справлюсь, – ответила Джехенит.
Джорджа произнесла:
– Чем скорее, тем лучше, – и указала жестом на открытое пространство перед очагом – под пристальным взглядом домашнего божества.
Джехенит положила завернутого и спящего ребенка на пол. Вслух, как обычно в начале колдовства, она сказала:
– Велья, будь со мной.
И тогда они начали.
Джехенит всегда работала в тишине, поэтому она на мгновение опешила, когда Джорджа начала петь. Песня была ей незнакома, слова непонятны, но ритм совпадал с движениями Джорджи. Джехенит восторженно наблюдала за пожилой женщиной. Она никогда не видела такой магии. Размашистые движения Джорджи, казалось, зачерпывали и собирали воздух вокруг них, каким-то образом формируя его в более плотный материал, который незримо парил в пределах досягаемости.
Ритм песни Джорджи сменился. Она быстро взмахнула руками так, чтобы локти были направлены в разные стороны, а пальцы – к пяткам. На лице ее появилось выражение, в котором было поровну удивления и страха. Она кивнула Джехенит.
Затем Джехенит быстро вызвала свою силу в руках – благодаря практике – и осторожно, медленно опустила обе руки, задержав их прямо над дочерью.
Ее магия сплелась с магией Джорджи, боролась, казалось, сталкивалась, и их широко раскрытые глаза встречались, когда они пытались объединить свое волшебство. Дюжину раз Джехенит была уверена, что ее заклинание вот-вот растворится в небытии; дюжину раз она вновь брала верх в тот самый момент, когда оно уже готово было ускользнуть. Она пыталась собрать необходимую ей жизненную силу, истощая себя, хотя и с трудом справлялась, используя резервы спящих поблизости мужей. И стараясь взять лишь самую малость у других женщин и мужчин в деревне. Ей никогда не требовалось столько жизненной силы, чтобы исцелить кого-то, но это было заклинание, которое она придумывала буквально на ходу, и если оно расплещется и растворится, все будет потеряно. Джехенит осознала, что понятия не имеет, сколько жизненной силы нужно Джордже для ее собственного заклинания и откуда она ее берет. Впрочем, она не спрашивала, но отогнала эту мысль. Даже если это заклинание приведет к ужасным последствиям, Джехенит выдержит. В этот момент ничто другое в мире не имело значения.
Девочка проснулась, задергалась, освобождаясь от одеяла, но Джехенит не стала ее укутывать или успокаивать. Она сосредоточилась на магии и продолжила.
Джорджа вздохнула, пальцы одной руки неконтролируемо дернулись, но с суровым выражением лица она усилием воли постаралась выпрямить их. Джехенит почувствовала, что воздух стал тяжелым, плотным.
Две магии наконец-то слились воедино, скользнув друг в друга, как сжатые в замок руки.
Джехенит почувствовала, как паутина ложится на нужное место. Джорджа, должно быть, тоже почувствовала это; она издала слабый возглас, похожий на облегчение. Но это еще не все. «Если третья магия не сработает, – подумала Джехенит, – все старания окажутся напрасными!» Она кивнула Джордже, та кивнула в ответ. Они были готовы.
Сердце колотилось, Джехенит протянула руку. Она закрыла глаза дочери. И стала ждать.
Сначала обнаженная малышка лежала неподвижно, но когда Джехенит не убрала руку, она вскоре начала извиваться. Женщина надавила сильнее. Ребенок видел только темноту. Она боролась. Она била неумелыми ладошками по руке, пыталась повернуть голову, но не могла, барахтаясь, как птица со сломанным крылом. Джехенит не думала, что сможет удерживать ее долго. Что-то нарастало в воздухе, энергия, как в небе перед грозой, была слишком сильна.
В один миг от девочки поднялось нечто голубое, слишком медленное, чтобы быть светом, слишком быстрое, чтобы быть туманом, и Джехенит приготовилась к удару. Но его не последовало. Магия устремилась в ловушку, которую они для нее устроили, кипела и бурлила, застыв прямо над малышкой.
Джехенит убрала руку и улыбнулась малютке, показывая, что все будет хорошо.
Вдохнув еще раз, ребенок успокоился. Голубое сияние вокруг нее потускнело и улеглось, хотя изредка мерцание все еще можно было заметить на ее маленьком смуглом тельце. Джехенит надеялась, что со временем оно исчезнет. Пока же главное дело было сделано.
Усталый взгляд Джорджи встретился с взглядом Джехенит.
С трудом выговаривая слова, Джехенит пробормотала:
– Спасибо.
Джорджа покачала головой, как бы говоря, что не стоит ее благодарить. Она прижала руку к ладони Джехенит.
– Семья, – сказала она.
– Семья.
Когда Джехенит стояла на крыше своего дома с дочерью на руках, голубое мерцание уже исчезло.
Когда она спустилась по лестнице, Косло протянул руки к девочке, и она с благодарностью отдала ему маленькое, приятно пахнущее тело. Если он и заметил в ребенке что-то необычное, то не сказал. Он прижал ее маленькую головку к своему плечу и ворковал, начав ходить по комнате. Когда она захныкала, он покачивал ее. Они пересекали комнату и входили в следующую.
Дарган протянул Джехенит миску с кашей и ложку, и она ела стоя, жадно запихивая в рот теплую кашу.
Из дальней комнаты она слышала голос Косло – у него был приятный голос, который рассказывал ее дочери какую-то историю. Она не могла уловить каждое слово, но, похоже, это была одна из часто рассказываемых историй о королеве Крувесис и ее сестре. О том, как две девочки, родившиеся с одинаковыми дарами, могли вырасти такими разными, как гордая женщина может поплатиться за свое высокомерие, а скромная – стать королевой.
Джехенит почувствовала, как Дарган забрал у нее из рук пустую миску – она доела пищу, не заметив, отвлекшись на рассказ и собственную усталость, – и заменил ее чашкой горячего сладкого чая. Джехенит не хотела пить, но не знала, как сказать об этом. Теперь, когда женщина поела, ее тело хотело только спать.
Муж прочел ее настроение и забрал чашку. Она почувствовала, как его губы нежно коснулись ее лба.
– Иди отдыхать, – сказал он.
Пройдя в ближайшую спальную комнату, она, не раздеваясь, легла на ложе и закрыла глаза.
Она слышала, уже тише, вдалеке, как Косло напевает знакомую мелодию. Эминель не издавала ни звука. Возможно, малышка внимательно слушала, ее глаза ярко блестели. Возможно, уже спала. Но журчащий звук был таким успокаивающим, таким милым. «Старая песня, – подумала она. – Старая верная колыбельная». Она расслабилась на первых строчках, знакомых ей, как собственная кожа, когда муж запел:
Когда арканка призывает всю свою магию,
Ответ находится на глубине тысячи лиг…
Но еще до того, как ласковый голос Косло пропел следующую строчку, Джехенит окончательно успокоилась, и наконец ее глаза не видели ничего, кроме темноты.
