Kitabı oku: «Скорпика», sayfa 5
6
Бездевичье
Во всех Пяти Королевствах
Год спустя
Только некоторые беды приходят внезапно. Другие накатывают медленно, широкими, пышными волнами, незаметно подкрадываясь по мере распространения их яда. Проснувшись однажды на рассвете, их жертвы обнаруживают не то, что наступила катастрофа, а то, что она уже давно забралась к ним на подушки, поселилась в одежде, прижилась на коже. Она незаметно проникала в дома на протяжении дней, недель, месяцев. Люди уже дышали бедой как воздухом.
Так было и с Бездевичьем.
Вполне логично, что писари Бастиона должны были заметить это первыми. Со времен Великого Договора в их обязанности входило фиксировать каждое рождение в Пяти Королевствах. Казалось бы, бесконечные списки имен, дат и мест были записаны в их огромной библиотеке учетных книг, которые хранились вечно. Писари, выделенные для каждого государства, добросовестно выполняли эту обязанность. Однако поначалу эти списки были разрозненными, хранились в небольших журналах, засунутых в сумку, ранец, карман. Эти записи могли не попадать обратно в Бастион в течение целого года – к чему такая спешка? Ради истории? Младший писарь, которая переносила записи о рождении в главную книгу, видела закономерность, но ничего не говорила, боясь, что ошибка была в ее работе, а не в самих фактах.
Именно в Скорпике эта закономерность стала очевидной, и поначалу она выглядела как удача. Покупка или продажа новорожденных мальчиков другим народам приносила товары, деньги и пищу, а больше мальчиков – больше прибыли. Запасы вина впервые грозили переполнить кувшины; советница, отвечавшая за казну, поняла, что впервые ей понадобилась вторая воительница, чтобы поднять сундук. Вскоре всего стало больше. Кроме новорожденных, которые вырастают в воительниц, – единственного ресурса, без которого они не могли обойтись.
В Арке в каждой деревне был свой собственный совет, слишком озабоченный выживанием, чтобы обращать внимание на то, что происходит в деревнях за много миль. Они оплакивали отсутствие девочек, да, но не говорили об этом ни с кем за пределами деревни, ни на дороге, ни у реки. Королева Мирриам, конечно, могла бы догадаться об этом, если бы захотела. Она лишь заметила, что давно не слышала донесений о всемогущих девочках, но это было только к лучшему. По ее мнению, их и так было слишком много.
В Сестии у фермеров и костесжигателей всегда хватало работы. Они сплетничали, когда встречались, но случалось такое редко. А их королева-жрица, Верховная Ксара, не заботилась о детях. Жрицы Святой поклялись отказаться от удовольствий в честь безбрачной жизни, которую их Богиня вела после того, как ее супруг спустился в Подземье. Нужно было планировать и проводить обряды, поддерживать запасы нации, поддерживать божественные стандарты. Жизнь за стенами ее храма-дворца оставалась именно такой: потусторонней.
В свою очередь, Паксим был слишком большой, чтобы соединить все части целого воедино. Сенаторы были заняты тем, что всегда волновало их: законами и правилами, спорами и дебатами, борьбой за власть и положение. У их овдовевшей королевы была своя собственная всепоглощающая забота: она беспокоилась о том, как растет ее сын Паулус. Каждый день, наблюдая за тем, как он учится стоять, ходить, говорить, она не забывала о предстоящем столкновении, когда настойчиво требовала сделать его первым в истории правящим королем.
Так и случилось, что Бездевичье распространилось по Пяти Королевствам незаметно. Это не выглядело как катастрофа, пока нет. Для тех, кто просто проживал день за днем, это было просто похоже на обыденность.
Часть II
Опасность
505 год Всея Матери
Три года Бездевичья
7
Дочь
505 год Всея Матери
В Скорпике
Кхара
Копье Тамуры пронеслось по воздуху, выписывая идеальную дугу. Его острие летело к нарисованной соломенной мишени так уверенно, как будто было нанизано на нитку. Мгновение спустя тяжелая железная насадка приятно, тяжело ударила во внутренний круг. Оружие проникло глубоко и застыло, вибрируя.
Звук, несомненно, доставлял удовольствие, особенно девочке, метнувшей копье. Королева, наблюдавшая за ней, почувствовала нечто менее похожее на удовлетворение. Скорее что-то близкое к тревоге.
Кхара не знала, почему она снова и снова приходит посмотреть, как тренируется Тамура дха Мада. Каждый раз она чувствовала внутри неприятное ощущение. Но, возможно, в этом была причина. Она знала, что однажды копье из рук Тамуры полетит с такой же точностью, с такой же беспощадной меткостью, нацеленное в голову, горло или сердце Кхары. Она не должна забывать об этом.
А может, это будет и не копье. За последние три года она видела, как Тамура демонстрирует замечательное – и все еще растущее – мастерство владения кинжалом, длинным мечом, секирой, посохом. Она даже видела, как девочка потеряла оружие в поединке и повалила вооруженного противника на землю, а затем одолела его. Некоторые из молодых воительниц стали называть ее Тамурой Безоружной. И когда для Кхары настанет день выбора, думала она, то знала только одно: она не выберет секиру. Она редко видела сны, но когда видела, этот топор становился ее кошмаром.
– Меньше года, – тихо сказала она Вишале. – Вот и все, что у меня есть.
Ее старая подруга посмотрела на нее.
– Вы так уверены?
– Да, – сказала Кхара. – Как только она станет достаточно взрослой, чтобы произносить Слова Вызова…
– Ей придется найти секунданта.
– Не думаю, что с поиском возникнут проблемы. Особенно для такой талантливой девочки.
Они смотрели, как Тамура рысью приближается к цели, сверкая босыми пятками, и что-то говорит через плечо другой девочке ее возраста. Одной рукой она выдернула копье и направила его вверх, к небу. Лицо другой девочки недовольно скривилось. Тамура рассмеялась, приоткрыв рот и вытянув шею.
В этом возрасте тренировки все еще казались веселым событием, по крайней мере, для способных девочек. И, возможно, Тамуру радовала только одна мысль – о победе. «Некоторые становились воительницами вопреки необходимости применять насилие, – думала Кхара, – а некоторые – благодаря ей». Ей было интересно, какой была Тамура. Что бы девочка ни чувствовала, ее путь был ясен: Тамура пройдет ритуал этой осенью в пятнадцать лет и займет свое место в рядах сестер-воительниц.
И с такой же уверенностью она могла броситься на женщину, убившую ее мать. Без промедления. Без пощады.
Они наблюдали издалека, как Тамура трусцой вернулась на исходную линию, затем встала рядом с другой девочкой, которая держала копье такого же размера. Тамура что-то сказала, вздернув подбородок. Девочка кивнула. Тамура отошла на пять шагов, и обе снова прицелились в мишень, подняв руки и приготовившись.
– А как ты думаешь, есть ли у меня шансы на победу? – мягко спросила Кхара.
Виш внимательно наблюдала за девушками и их дружеским соревнованием.
– Вы победили Маду прямо после родов, будучи слабее и несмотря на ее силу. Все возможно.
– Но маловероятно.
Обе девушки одновременно выхватили копья, гаркнув при броске. Оба оружия устремились к своим целям. Копье одной девочки вонзилось в соломенную мишень у края за мгновение до копья Тамуры, которое снова попало в центр круга.
Вдалеке снова раздался смех Тамуры – мрачный, резкий звук.
– Да, – произнесла Виш. – Маловероятно.
– А если бы ты была на моем месте, то как бы поступила?
В глазах Виш застыла безмерная печаль, когда она сказала своей подруге:
– Но я не вы, Кхара, – и сжала ее ладонь.
* * *
Годы, прошедшие после рождения дочери, были для Кхары странными, тревожными. Она любила девочку так, что не передать словами. На свете не хватит слов. Сам ребенок не вызывал беспокойства: жизнерадостный, сильный. Но когда проходили недели, потом месяцы, потом годы без рождения еще одной воительницы, Кхара боялась, что племя может ополчиться против юной Аманкхи. Когда придет ее время править, не будут ли они слишком недоверчивы к ней? Неужели ее статус последней девочки, родившейся в Скорпике, оставит на ней метку злосчастья?
После Аманкхи воительницы рожали мальчика за мальчиком. Увеличение доходов от торговли мальчиками было первым сигналом, но последствия распространялись по бесчисленному множеству других направлений. Ропот и шепот беспокойства нарастали по мере того, как в лагерях все реже раздавался веселый лепет малышей. Козье молоко раньше предназначалось только для кормления детей, чьи мамы не могли кормить сами, но теперь козьего молока было достаточно, чтобы делать сыр на зиму. Любой желающий мог отведать его. О правде редко говорили вслух, но все о ней знали. И со временем положение усугублялось – расхождения перерастали в разногласия и, в конце концов, в катастрофу.
Масштабы надвигающейся катастрофы беспокоили Кхару. Она знала, что должна принять меры, внести изменения, подготовить свой народ к тому, что может произойти. Но ей казалось невозможным, что Бездевичье может продолжаться. Каждый раз, когда воительница рожала – хотя теперь это случалось гораздо реже, – в ее груди все еще теплилась искра надежды, что ребенок может оказаться девочкой. Но как только крик новорожденного оглашал мир, а лица повитух выдавали все, что нужно, эта нежная, уязвимая искорка надежды вновь угасала.
Когда она вернулась домой после наблюдения за девочкой, которая, как она предполагала, когда-нибудь убьет ее, ее собственная дочь мирно свернулась калачиком на раскладушке в их шатре. Темные волосы ребенка образовали густое облако вокруг ее светлой головки, скрывая спящее личико. Весна пришла рано, и они переехали из зимнего лагеря в летний за два месяца до того, как в Сестии начались ежегодные обряды – в этом году Обряды Малой Луны. Поэтому у них был свой шатер, и им не нужно было собираться в большом количестве, чтобы согреться ночью. Аманкха могла свободно бродить, пока ее мать занималась другими делами в лагере; другие матери оберегали ее от самых страшных опасностей. Теперь она лежала здесь, погруженная в крепкий сон, и Кхара чуть не упала на колени при виде ее нежной, уязвимой спины, которую королева-мать увидела, как только опустила полог, чтобы загородить солнечный свет.
Больше всего на теле дочери она любила маленькое родимое пятно в форме солнца между лопатками. Ее широкие скулы, веселые глаза, пухлые коленки и запястья – она любила все это, но именно круглая коричневая отметина размером меньше ногтя ребенка всегда вызывала нежность в сердце Кхары, готовом выскочить из груди.
Кхара поцеловала родимое пятно и легла рядом со спящей девочкой, прижавшись к ее маленькой спине своим гораздо более крупным телом. Ее сердце все еще билось, слишком громко и быстро. Она надеялась, что тёплая тяжесть детского тела и ровное дыхание прижавшейся к ней девочки помогут ей успокоиться.
У нее уже сдавали нервы. Она хотела попросить Виш об исключительной услуге – возложить на нее священный долг, но не могла подобрать слов. Она сделает это завтра. Или если не завтра, то в ближайшее время. Ведь если Тамура победит Кхару и завоюет ее королевство, Кхара точно знала, каким будет следующий шаг девушки. Сначала убить мать, а затем убить дочь. Именно на это Кхаре не хватило духу. Теперь она видела, что из этого вышло, когда дочь оказалась столь же амбициозной, как и мать. Если Тамура оставит девочку в живых, она рискует стать жертвой другой своей версии, начать цикл заново: победительница, которая живет, но живет в страхе, страшась того дня, когда дочь ее жертвы станет достаточно взрослой, чтобы превратить победительницу в свою очередь в следующую жертву.
* * *
Следующее утро Кхара провела вне лагеря, позволив дочери отвлечь ее от государственных вопросов. Но эти же вопросы отвлекли и ее. Когда она была королевой, но не матерью, она была всецело королевой. Аманкха изменила ее. Она видела королев, которые, когда правили, могли отбросить мысли о своих дочерях, любовниках, семьях. За последние несколько лет она поняла, что не принадлежит к их числу.
Она собиралась провести утро, обучая Аманкху бесшумно передвигаться по лесу, готовя ее к охоте, но ее рассеянность оказалась заразительной. Трехлетняя девочка никак не могла сосредоточиться. В итоге они продирались сквозь кустарник, затеяв новую игру. «Если я пока не могу научить свою дочь неподвижности, – решила Кхара, – то, по крайней мере, научу ее скорости». – И они играли в догонялки и преследование между деревьями.
Когда они вернулись в лагерь, солнце стояло уже высоко, пришло время заседания совета. Сегодня им предстояло обсудить проблему Бездевичья, не в первый и не в последний раз, и Кхара медленно и неохотно приближалась к месту встречи. Если это Бездевичье затянется, нарушит ли оно мир между королевствами? Самый главный вопрос, с которым каждое из них, вероятно, столкнется в своей жизни. Но ни у кого не было на него ответа.
И когда она вошла в шатер для собраний, женщины уже были здесь. Ей показалось или члены ее совета бросали друг на друга настороженные взгляды? Не просто некоторые, а все: Мирха – на Гретти, Гретти – на Виш, и так далее. Возможно, они были просто разочарованы тем, что она прибыла поздно. Возможно, их недовольство кроется глубже. Ужас закружился внутри нее, разгоняясь в крови, но она не подавала виду.
– Давайте сегодня говорить, – произнесла она традиционные слова, почти как заклинание. – Давайте говорить свободно. Давайте говорить правду. И сегодня давайте говорить о Бездевичье.
Она ждала. Здесь могла высказаться любая из них; любая могла предложить свой вариант действий, без осуждения, без злобы. В ее власти было назначить голосование, но до этого момента все их мысли и впечатления имели одинаковый вес.
– Никто не хочет насилия, но если уж оно придет, мы должны быть готовы, – размеренным и ровным тоном сказала воительница Мирха, служившая еще вместе с матерью Кхары, Эллими. Она всегда была консервативна. Кхара была потрясена тем, что она первой заговорила на столь радикальную тему. – В первую очередь мы должны рассчитывать на собственные силы.
– Что ты предлагаешь? – негромко спросила Кхара.
– Пусть другие внесут свои предложения, – сказала Мирха, отступая назад. – Мне только важно, чтобы мы укрепили Скорпику.
– Скорпика сильна, – усмехнулась Виш.
– Разве? – воскликнула Гретти. – Нас тысячи, но мы рассредоточены. Разве мы не были бы сильнее вместе?
Бывшая хранительница клинка уже выросла и стала женщиной, ее первый и единственный сын был продан вскоре после рождения Аманкхи. В восемнадцать лет она была молода для Совета, самая младшая, но она достойно себя проявила. Они с Кхарой не всегда сходились во мнениях, но никто не выражал своего несогласия так уважительно.
– Тебя услышали, Гретти. Но не могла бы ты пояснить свои мысли? – спросила Кхара, изо всех сил стараясь сохранить спокойное лицо, которое не выдавало бы эмоций.
– Я не совсем понимаю, как именно это сделать, – призналась Гретти. – Но что-то должно измениться. У нас так мало молодых воительниц, и все это знают. Разве мы не можем найти лучшее применение тем, кто у нас есть, вернув их домой?
Некоторые кивали, некоторые сокрушенно качали головами. Кхара, наблюдая, оглядела круг. Должна ли она сосчитать, кто согласен, кто не согласен? Должна ли она высказать свое мнение или подождать, выслушивая остальных?
Виш заговорила в наступившей тишине:
– По крайней мере, этот вариант должен быть рассмотрен.
– И мы рассмотрим его, – сказала Кхара. – Но ты полагаешь, что нам нужны наши сестры, чтобы защищать нас?
Гретти сдержанно кивнула.
Королева покачала головой. Пришло время выступить.
– Я не стану необдуманными действиями провоцировать войну, которую никто не планирует.
– Конечно, мы не станем отзывать королевских гвардейцев, – сказала Гретти, очевидно высказывая все мысли, которые приходили ей в голову. – Не хотелось бы подавать неверный сигнал.
– Любой вывод сил будет означать то же самое – готовьтесь к войне! – сказала Экхрин, еще одна из старших членов совета, более решительно, чем обычно. – Это неправильное намерение. Мы должны оставить наших воительниц на местах.
Послышалось бормотание, но некоторое время никто не выражал ни одобрения, ни неприятия.
Наконец, Мирха произнесла:
– Если все-таки мы будем выводить войска, что, думаю, сможем сделать осторожно и разумно, поскольку Паксим согласовывал первоначальные соглашения, нам нужно будет попросить их провести переговоры о выводе людей.
– Неужели? – спросила Кхара.
Мирха сурово на нее взглянула, пытаясь понять, что послужило причиной возражений Кхары: неуверенность или страх?
– Это самый безопасный вариант.
– Последствия будут не такими безопасными, – сказала Виш немного резко. – Если они откажутся, что тогда с нами будет? Или если они предложат нам невыгодную сделку? Решать нам, а не им.
Старшая воительница добавила:
– Лучше просить прощения, чем разрешения.
– А лучше вообще не спрашивать, – продолжила Виш, – а просто делать.
Другие заговорили, и хотя никто не кричал и не гнул свое, Кхара чувствовала, как в каждом слове нарастает напряжение. Взгляды метались по кругу, руки сжимались в кулаки, а каблуки утопали в грязи. Для женщин, которые всю свою жизнь судили только по поступкам, было трудно рассуждать словами. Совет и в хороший день проходил бурно, а нынче дни выдались не самые лучшие. Жажда заставила их задуматься о возможности важных, необратимых изменений, любое из которых могло стать серьезной ошибкой. К сожалению, они никогда не узнают, в чем заключается истинная ошибка, пока она не произойдет.
Кхара позволила своему совету высказаться, но она не собиралась принимать решение по такому важному вопросу, не получив больше времени на размышления. Она не представляла, какой бы выбор сделала, даже если бы ей дали бесконечное количество времени. Поэтому сегодня, для формальности, она произнесла заключительные слова.
– Сегодня вы рассуждали хорошо и мудро. Благодарю вас за совет. Пусть Скорпион наградит ваши умы мудростью, а ваши руки – силой. До новых встреч.
Женщины разошлись, но напряжение осталось, и Кхара ушла последней, молча идя рядом с Виш. Она подумала, что могла бы обсудить встречу с советницей, как часто делала, чтобы понять, насколько обе распознали настрой.
Когда они пересекали дорогу возле тренировочных полей, королева подняла голову и машинально осмотрела толпу. Она не увидела Тамуру. Рядом Виш долго и медленно вдохнула воздух, а затем так же медленно выдохнула. Этот звук заставил ее насторожиться, но Кхара все еще не была готова к дальнейшему.
– Я знаю, что вы ее ищете, – произнесла Виш. – Но ее тут нет.
Конечно, Виш знала. Но что она имела в виду? Подозрение Кхары начало расти.
– Где же она?
– Я хотела вам рассказать.
Словно по негласному сговору, они прижались поближе к палаткам с припасами, понизив голоса, чтобы никто не слышал, но продолжая медленно идти на виду у всех, как будто они просто болтали ни о чем.
Кхара с ужасом попросила:
– Скажи мне.
– Она получила назначение.
– Назначение? Но она еще недостаточно взрослая!
– Она выдающаяся воительница. Для нее было сделано исключение.
В голове Кхары замелькали мысли.
– Исключение? Кем именно?
– Советом. Они согласились. Мы все согласились, Кхара. – В голосе Виш прозвучала решимость. Но вины не было. Не было ни страха, ни сожаления. Очевидно, что она полностью уверена в том, что поступила правильно.
Кхара мгновенно поняла: Виш все время говорила на заседании совета об отзыве назначенных воительниц, но оказалось, что она имела в виду совсем другое. Она выступала за то, чтобы действовать, не спрашивая разрешения – потому что именно так поступала сама. Виш знала, что если бы спросила Кхару, хочет ли та отослать Тамуру, Кхара бы запретила. Тогда, всего через несколько месяцев, она просто вышла бы из своего шатра в день совершеннолетия Тамуры, готовая сражаться и умереть. Масштабы поступка Виш сильно поразили Кхару. До глубины души. Она не пыталась скрыть свой гнев, разгоревшийся с новой силой.
– Ты поступила так за моей спиной? Собрала совет, как будто у тебя есть на это право?
– Да.
– Я твоя королева. – Она никогда не говорила эти слова Виш, но сейчас просто не знала, что сказать.
Виш согласилась.
– Да.
– Я должна… Я должна… – Кхара должна наказать ее. Так она поступила бы с любой, даже с членом совета, но это была Виш. Ее самый близкий друг в мире. Жгучий гнев перешел в сильное чувство вины. – Виш. Я никогда бы не попросила об этом совет. Тебя. Она всего лишь девочка.
– Необыкновенная девочка. И ненадолго.
– Обычай есть обычай, законы есть законы. Если мы не будем их…
– Знаю.
– Ты не имела права.
– Знаю, – а в голосе все равно не слышалось ни сожаления, ни вины.
Мысли Кхары путались и спотыкались, но когда она все-таки подобрала слова, ее вопрос прозвучал резко:
– Куда ты ее отправила?
Тогда и только тогда решительное спокойствие Виш, казалось, пошатнулось. Она опустила взгляд, рассматривая пыльные сандалии.
– В Фингернейл.
– Мокх! – выдохнула Кхара с резким упреком. Фингернейл – остров-тюрьма у побережья Арки, полная закоренелых преступников. Должность стражницы – самое сложное задание, которое могла получить скорпиканская воительница. Половина женщин, получивших эту должность, стремились к ней отчаянно, но даже они возвращались, ошарашенные трудностями. Другая половина с трепетом проходила через ворота, боясь, что будет плохо, а потом содрогались от того, что все оказалось еще хуже. Фингернейл всегда оправдывал самые мрачные и темные ожидания. Виш стиснула зубы и взяла Кхару за руку.
– Знаю, вы сердитесь на меня. Надеюсь, что время поможет залечить рану. Скоро отправится охотничий отряд, на ночь остановится в нижних горах. Я присоединюсь к ним. – Виш повернулась и ушла прежде, чем Кхара успела ответить.
Опустив голову, Кхара продолжала идти, направляясь в сторону своего шатра, шаги ее был обдуманными и медленными. Она была рада, что Виш дала ей возможность подумать, но все же, сколько времени ей будет нужно, чтобы прийти к правильному выводу? Всего несколько минут.
Виш лишь отсрочила неизбежное. Тамура вернется еще злее, еще более подготовленной к бою, еще более настоящей воительницей.
И все же, подумала Кхара, ее благодарность не передать словами.
Впереди еще два драгоценных года с дочерью. И несмотря ни на что, эти годы были подарком. Она не могла сердиться на то, что будет наблюдать, как Аманкха растет и меняется с течением дней, недель, времен года. Видеть, как восторженно девочка смотрит на блеск зимнего снега и летней травы, обласканной солнцем. Видеть, как девочка добывает дичь и сама подшивает кожи, как в ней зарождается то обещание, о котором только сейчас намекали ее зоркие глаза и сильные ноги. Кхара никогда бы не отослала Тамуру вот так, сама, никогда бы не дала Виш добро.
Спасибо Скорпиону, что Виш не стала спрашивать разрешения.
Тамура придет за ней, о чем она всегда знала, с тех пор как Мада испустила последний вздох у ног Кхары. Следующий вызов произрастет из предыдущего, как ветви дерева из его корня. Прольется кровь – возможно, очень много крови. Выживет только одна из них.
«Но не сейчас, – подумала она. – Не сейчас».
