Kitabı oku: «Проект «Элис»», sayfa 5
Глава 5.
Ее имя
16 сентября 2024 года. Время 09:52.Научный комплекс «Прометей».Первая лаборатория.Камера содержания проекта 26/2.
Следующие два месяца пролетели в одно мгновение. Словно только вчера проект Двадцать Шесть/Два появилась на свет, а сегодня она уже сравнялась по уровню развития с двух-двухсполовинойлетним ребенком. Скорость ее обучения удивительна. Здоровье крепкое, а физические возможности в разы превосходят человеческие. Хвост с каждым днем набирает силу и развивает ловкость. Она пользуется им как третьей рукой. Однако после случая с ассистентом попыток нападения больше не было. Теперь она понимает грань между хватом и сдавливанием, не выказывает намерения причинить боль другим людям и контролирует хвост.
Она демонстрирует сочувствие, желание помогать, готовность исполнять мелкие поручения и быстро осваивает человеческую речь. Все то, чего ждал от нее Виктор Франк, исполнилось с лихвой. Однако свободный доступ в лабораторию ему так и не вернули.
Заходить в камеру содержания без защитного костюма Кэтрин строго-настрого запретила, и последние несколько недель Виктор всячески избегал прямой работы с образцом, предпочитая спихивать работу на ассистентов. Каково же было его удивление, когда он заметил, что вот уже вторую неделю Митчелл посещает изолятор в одном лишь лабораторном халате. А после проведения последних психологических тестов облачаться в КЭТИ перестала и Кэтрин, на основании чего Виктор Франк подал Питерсу рапорт с жалобой на Кэтрин Пим, а вслед за ним запрос на снятие запрета на своевольное посещение проекта. С сегодняшнего дня блок с его пропуска должен быть снят. Однако заходить он не спешит и внимательно наблюдает за неспешной игрой Митчелла Ритса и проекта Двадцать Шесть/Два сквозь большое окно-зеркало.
К нему подходит ассистент Рон с отчетом о последних анализах. Его рука все еще загипсована, но настроение приподнятое.
– Последнее исследование отклонений не выявило, – заявляет он с широкой улыбкой на лице. – Она – прелесть.
– Как рука? – спрашивает Виктор.
– Еще пара недель, и снимут гипс, – говорит он.
– Хорошо, – Виктор быстро проглядывает результаты тестов. Сердцебиение слегка завышено, но это частый побочный эффект стимуляторов роста. Ускоренно делящимся клеткам необходимо больше кислорода. Причин для беспокойства нет.
– Как интеллектуальное развитие?
– Соответствует возрасту двух – двух с половиной лет.
– Психические реакции?
– Устойчивые, адекватные.
Виктор кивает, прикладывает свою карточку к магнитному замку и набирает код. Срабатывает. Наконец-то свобода. Он кидает укоризненный взгляд в сторону Кэтрин. Та поджимает губы, отворачивается и наклоняется к микрофону для громкой связи с изолятором проекта Двадцать Шесть/Два.
– Как реакция на цвета? – спрашивает она Митчелла.
Он показывает в камеру «О’кей» и обращается к подопытному образцу.
– Дай мне зеленый кружок.
Образец оглядывает разложенные на полу карточки, выбирает нужную фигуру, передает Митчу и повторяет:
– Зеленый кружок.
– Умница, – с едва сдерживаемым восторгом отзывается Митчелл и хлопает в ладоши.
Виктор проходит в камеру, закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной, скрещивает руки на груди. Образец тут же притихает, юркает за Митчелла и с опаской выглядывает из-за его плеча, хлопая прозрачными голубыми глазами. Сердце екает в груди. Виктор сглатывает невесть откуда взявшееся волнение. Она его испугалась? Или просто застеснялась?
– Не бойся, – говорит Митчелл, легонько выталкивая проект из-за своего плеча. На ней совсем нет одежды. Плотная серая кожа чуть поблескивает чешуей. Синие отметины на плечах, бедрах и хвосте проступили ярче. Окрас почти сформировался. Короткие двуцветные волосы падают на лицо, она откидывает их ладошками назад и присаживается на пол, утыкает нос в колени.
– А теперь черный треугольник, – просит Митчелл.
На этот раз она не встает и не повторяет. Подцепляет карточку гибким хвостом и подталкивает к Митчеллу. Он снова хвалит ее и одаривает тихими аплодисментами, но образец совсем не радуется похвале, полностью сосредоточившись на новом госте.
– Это Виктор, – говорит Митчелл, указывая рукой на начальника. – Этот человек помог тебе появиться на свет, – он проводит рукой по ее волосам и добавляет. – Она стесняется.
В голову Виктора приходит неизбежная мысль: сможет ли столь хрупкое и стеснительное существо отправиться на войну? – но он сразу отметает ее. Это не его дело. И так ясно, ради чего был создан весь этот проект. Если бы у него только было право голоса… но никто не спросит. И у нее тоже не будет выбора.
Как только она немного подрастет, сразу начнутся тяжелые тренировки. Она научится обращаться с оружием раньше, чем читать и писать. Для нее к тому времени пройдет солидная часть жизни, для Виктора и остальных работников лаборатории – лишь несколько недель или месяцев. Интересно, чувствует ли она время иначе. Сколько, по ее мнению, они не виделись?
– Надо бы подобрать для нее одежду, – говорит Виктор. – Если есть стеснение, значит, она уже осознает себя и сравнивает с нами.
– Да, – согласно кивает Митчелл.
– И раз проект столько времени нормально развивается, пора дать ей имя.
– Хочешь сам?
– Без разницы.
Он думал о том, чтобы назвать ее Эбби, в честь погибшей невесты, но что-то внутри не позволило ему сделать это. Она слишком не похожа на нее ни внешностью, ни повадками. Эбби была неповторима. Веселая, игривая и жизнерадостная женщина с яркими рыжими волосами, тонкой светлой кожей и россыпью веснушек на носу и щеках, она никогда не унывала и была похожа на солнечный зайчик. Теплая. Она была единственной женщиной, с которой Виктор решился связать свою жизнь. А проект Двадцать Шесть/Два – всего лишь этап этой жизни. Серо-синий и холодный кусочек глубокого тихого океана, отразившего в себе небосвод.
Еще немного постеснявшись, Двадцать Шестая откровенно заскучала и принялась хвостом разметать карточки в стороны, а потом, не стесняясь, забралась на колени к сидящему на полу Митчеллу.
– Ты моя хорошая, – выдыхает Митчелл и треплет ее серебристую макушку. Волосы торчат во все стороны, как у мальчишки, отказавшегося вовремя идти в парикмахерскую.
Теплый взгляд помощника не ускользает от внимания Виктора Франка, и он невольно поджимает губы. Пока он прятался за камерами и зеркалом, наблюдая за развитием проекта издалека, отношения между ней и Митчеллом явно перешли все допустимые границы. Но обрывать эту связь уже поздно и не нужно. Если ее психология близка к человеческой, ей необходимо наладить связь хоть с кем-то, иначе риск психических срывов возрастет в разы.
Эксперимент Двадцать Шесть/Два запускает руку под халат Митчелла, и Виктор мгновенно напрягается. Мысль: что она задумала? – врывается в мозг. Но она лишь ребенок. Достав из внутреннего кармана Ритса бумажник, она с любопытством раскрывает его, подносит к носу и обнюхивает, морщится, достает деньги, банковские карты и визитки и разбрасывает вокруг.
– Что-то интересное нашла? – смеется Ритс. – Это деньги, они помогают приобретать нужные вещи.
– Деньги, – повторяет она и сует ему поднос фотографию, также извлеченную из кошелька.
На миг в комнате повисает тишина. Митчелл судорожно вздыхает и сглатывает образовавшийся в горле ком. На фотографии запечатлен он сам и его подросшая дочь Элис, погибшая от неизлечимой болезни чуть более года назад. Ей было всего двенадцать лет.
– Нет, – говорит Митчелл, – это фотография. Она помогает помнить то, чего давно уже нет.
– Митч, – говорит проект и тычет пальцем в изображение Митчелла.
– Да, правильно, – кивает он и забирает фотокарточку, показывает пальцем на себя, – это я. – Затем показывает на дочь. – А это моя дочка Элис.
– Элис? – спрашивает проект и указывает синим пальцем на себя. Повторяет: – Элис?
Митчелл переводит на Виктора растерянный взгляд. Глаза его блестят и краснеют, словно он вот-вот готов пустить слезу. Виктор пожимает плечами и повторяет то, что уже сказал ранее:
– Без разницы, – затем еще секунду думает и добавляет: – Если хочешь.
На секунду в глазах Митчелла отражается тяжелая внутренняя борьбы. Он несколько раз нервно сглатывает, переводит взгляд на голубые глаза проекта Двадцать Шесть/Два и кивает.
Виктор видел его дочь всего пару раз много лет назад. До ее смерти и развода Митчелла с женой. Они с Виктором не были друзьями. Просто коллеги, и все. Встреча была случайной и мимолетной, но даже спустя столько времени он не может не отметить некое сходство между той обычной белокурой девочкой и этим фантастическим созданием. Удивительное совпадение. Все из-за огромных голубых глаз.
Виктор силится припомнить фотокарточку донора яйцеклетки, отобранного для эксперимента. Да, там тоже была молодая голубоглазая блондинка, но подробнее не вспомнить. Митчелл ее сам отобрал, видно, из-за отдаленного сходства с дочерью. Он хотел добавить небольшую творческую отсылку в их проект, и у него это получилось.
– Да, – соглашается Виктор, глядя в полные надежды глаза друга. – Пусть будет Элис.
* * *
16 сентября 2024 года. Время 12:37.Научный комплекс «Прометей».Общая столовая.
В столовой повисла напряженная тишина. Митчелл ковыряется вилкой в салате, подперев рукой щеку и задумавшись о чем-то своем. На лице у него играет легкая улыбка. Виктор Франк изучает новые данные о проекте «Элис», время от время поглядывая на товарища. Кэтрин, не стесняясь, сверлит его пронзительным взглядом. Опять раздражает. Какого черта она вообще затесалась в их компанию? Обычно она обедает отдельно вместе с лаборантками. Но сегодня ей явно что-то нужно, и уходить она не собирается, всеми силами подает невербальные сигналы.
Виктор кладет папку на стол и вопросительно приподнимает брови, глядя на Кэтрин. В ее светло-карих глазах отражается уже привычный гнев, смешанный с беспокойством. Короткие светлые волны волос спереди заколоты невидимками, что придает ей еще больше строгости. Она сдвигает брови и приказывает одними губами без звука:
– Скажи ему, – многозначительно кивает в сторону Митчелла.
– Что? – спокойно спрашивает Виктор и тут же получает болезненный пинок под столом. – Да что?!
Кэтрин набирает полную грудь воздуха и поворачивается к Митчеллу.
– Ты уверен, что стоит давать проекту Двадцать Шесть/Два ее имя?
– А? – рассеяно отзывается Митчелл, кладет вилку в тарелку, так и не попробовав салат.
– Я не думаю, что стоит называть ее Элис.
– Почему нет? – Митчелл невинно вздергивает брови, но внутри заметно напрягается и сглатывает. Пальцы принимаются нервно барабанить по столу.
Кэтрин на миг теряется, несколько секунд мнется, а потом выпаливает как есть:
– Потому что она и правда похожа на Элис.
– Я не заметил, – отмахивается Митчелл.
– Неужели? Светлые волосы, глаза голубые. Пухлые губы бантиком и нос точь-в-точь, как у твоей Элис.
– Ты видела мою дочь всего два раза, и последний более двух лет назад. Один раз, когда случайно столкнулась с нами в магазине, и второй, когда привела племянницу на детский спектакль, на который мы тоже ходили всей семьей. Многие дети похожи, но поверь, не настолько.
– Да неужели? – Кэтрин достает из кармана фотокарточку, которую Митчелл так и не забрал из изолятора эксперимента. – Да они как две капли воды, если не обращать внимания на видовые особенности Двадцать Шесть/Два.
– На что ты намекаешь? – Митчелл повышает голос ровно на столько, чтобы выказать раздражение, но при этом не выйти из образа спокойного и рассудительного помощника ведущего ученого с взрывным характером Виктора Франка. Вопреки ожиданиям, именно Виктор Франк спокойно сидит напротив и с рассеянным интересом наблюдает за происходящим, абсолютно ничего не говоря. – Что я что-то сделал не так? Ты видела донора? Двадцать три года, натуральная блондинка, глаза голубые, рост метр семьдесят три, прямой нос, губы пухлые, такой же формы. Знаешь, на кого похожа? На тебя, Кэтрин, только цвет глаз другой. И еще на полсотни женщин вокруг. Может, ты хочешь назвать ее в свою честь?
– Да я же не к тому, – теряется она.
– А к чему? – с напором говорит Митчелл и все-таки теряет привычный образ.
Кэтрин прикусывает нижнюю губу. Можно сказать, что и бантиком. Пухлые уж точно.
– Мы создаем солдата для армии. Ты привяжешься к ней, а потом мы отправим ее на войну. Я просто не хочу, чтобы ты снова переживал. В прошлый раз ты сорвался и тебя чуть не уволили.
– Ты, правда, думаешь, что я не в состоянии отличить подопытный гибрид от родной дочери?
– Я понимаю, что ты чувствуешь, и ты не виноват, но подсознательно…
– Моя дочь умерла, – говорит Митчелл. – Очень рано. И ничего не оставила после себя. Я не виноват в этом, я знаю, что не виноват. Я просто хочу, чтобы что-то осталось в напоминание о ней. Ученые часто называют свои открытия в напоминание о родных. Что в этом такого?
– Это открытие Виктора.
– Я предлагал назвать ее Эбигейл, – Митч поворачивается к Франку. – Я ведь предлагал?
– Нет, – категорично обрывает спор Виктор. – То есть предлагал, но нет.
– Видишь, – Митчелл показывает рукой на начальника, – он сам не хочет. А я хочу. Если у тебя есть более подходящее имя.
Кэтрин отрицательно качает головой. Конечно, у нее никого на примете нет. В ее роду все целы. Родители до сих пор женаты. Кузина и двоюродная племянница, которую Кэтрин и водила в тот раз на спектакль, живы и здоровы. Сама она не замужем и никогда не рожала. Может быть, поэтому ей так трудно найти общий язык со старшими коллегами? За их плечами целые вереницы тяжелых потерь. Кэтрин рядом с ними всего лишь беззаботная девчонка.
– Как хочешь, только не привязывайся к ней, – сдается она. – Проект Двадцать Шесть/Два не просто ребенок. Она – военный эксперимент.
– Я это знаю.
– Я серьезно. Не привязывайся, – настаивает Кэтрин и встает из-за стола. Еда на ее подносе так и осталась нетронутой. Она подцепляет его и несет на стол грязной посуды. Обед не задался.
Митчелл снова берет вилку и продолжает с хмурым видом ковырять уже раскисший салат. Виктор следит за ним, почти не моргая.
– Что? – не выдерживает Ритс.
– Она права, – говорит Виктор Франк. – Ты слишком сентиментальный, чтобы это выдержать.
– О, давай не надо мне лекции читать про чувство вины и прочее. Я в порядке и прекрасно все понимаю и контролирую себя. Знаешь, что я думаю? Это ты не в порядке и перекладываешь свои чувства на меня. Я просто хочу, чтобы после моей Элис остался след в истории, черт возьми. И все.
– Ладно, – пожимает плечами Виктор.
– Но это твой проект, если ты хочешь – сам дать ей имя.
– Я же сказал, ладно, – повторяет Виктор и разворачивает свой сэндвич. На этой неделе с индейкой. Свежий и вкусный, почти как в дешевом ресторане быстрого питания, какие понатыканы на каждом углу в городе за пределами научного комплекса «Прометей». Но все равно не то. Здесь все не так, как там.
* * *
4 мая 2021 года. Время 00:41.Городская больница Барстоу.Детское отделение неотложной помощи.
– Папа, мне больно, – тихий девичий шепот срывается на тонкие плаксивые нотки. Прозрачные голубые глаза сужаются в две тонкие щелочки, и крупные слезы стекают по щекам. – Почему лекарство не помогает?
Сердце разрывается в груди. Если бы он только мог забрать ее боль. Но он не может. Он еще даже не знает причину ее недомогания. Накануне вечером все было хорошо. Как обычно. Они поужинали, вместе посмотрели телевизор и легли спать. А спустя полчаса из комнаты Элис раздался душераздирающий крик.
– Оно не сразу действует, потерпи немного, – мягко говорит Митчелл, поглаживая дочь по голове.
Его жена Ребекка мечется из угла в угол по палате, то и дело всплескивая руками. Останавливается, несколько раз кивает самой себе и говорит:
– Это камни, да? От них так больно?
Митчелл не отвечает. Медицинское образование, пусть и в исследовательской области, подсказывает ему, что проблема куда серьезнее. Но нервировать жену раньше времени он не собирается. Всеми силами успокаивает дочь:
– Не бойся, милая, сейчас все пройдет. Еще несколько минут потерпи.
– Я… не могу… – стонет Элис и всхлипывает. Уже не кричит, значит, лекарство начало действовать.
Но это временные меры. Такие боли так просто не проходят. Лекарство лишь на время заблокирует болевой синдром, но через четыре-шесть часов все начнется по новой. И так до тех пор, пока врачи не выявят и не устранят причину.
Сначала Митчелл решил, что дело в аппендиците, и даже не испугался. Посадил дочь с женой в машину и отвез в ближайшую больницу. Но уже по дороге понял, что боль слишком разрозненная, стреляет то там, то там, отдается в грудной клетке и в ноги. А это симптом совсем другой болезни. Знать бы какой.
– Где носит этих чертовых врачей?! – злится Ребекка.
Обычно она сдержанная и скромная женщина, но, когда дело касается Элис, нервы ее не выдерживают, и она моментально обращается в дикую стерву, готовую разорвать любого, кто не отвечает ее сиюминутным требованиям. В обычной ситуации Митчелл ни за что бы не стал мешать ей рвать и метать, но при Элис, и без того напуганной до смерти, она обязана взять себя в руки.
Митчелл кидает на нее неодобрительный взгляд, и Ребекка резко останавливается, на секунду замирает, глядя на дочь, и мечется к двери.
– Я пойду поищу.
– Нет, – Митчелл едва успевает ее перехватить. Берет под руку и отводит к больничной койке Элис, усаживает на край кровати.
– Чего ты сейчас хочешь от них добиться? – спрашивает он. – Анализы взяли двадцать минут назад. На УЗИ очередь. Без результатов ни один врач тебе ничего не скажет.
– Ты такой спокойный, – выдыхает она. В ее глазах, таких же прозрачно-голубых, как и у Элис, стоят слезы. Материнское чутье уже подсказало ей, что камнями в почках дело не обойдется. – Почему ты всегда такой спокойный?
– Побудь с дочерью, – просит Митчелл и сам направляется к двери.
Ребекка опускается на стул возле Элис и хватает ее за руку.
– Папочка, не уходи, – всхлипывает Элис и тянет к нему руку. Всего одиннадцать лет, а она уже стала настоящей красавицей. Голубая радужка глаз искрит в холодном свете больничных ламп. Длинные пшеничные волосы рассыпались по плечам и аккуратно обрамляют лицо. Покрасневший курносый нос делает ее еще милее. Как бы Митчеллу хотелось однажды увидеть ее с диплом в руках, отвести ее к алтарю в ангельском белом платье, увидеть, какими будут ее дети.
– Я сейчас вернусь, – обещает Митчелл, распахивает дверь и нос к носу сталкивается с лечащим врачом дочери.
– Нам лучше выйти, – говорит доктор, и внутри все разом обрывается.
Митч кидает на жену полный ужаса взгляд и повторяет непривычно властно:
– Останься с дочерью.
Выходит и закрывает за собой дверь.
Диагноз, который он услышит через несколько секунд после этого момента, станет его проклятьем на всю оставшуюся жизнь.
Гиперпролиферативный мультиоргановый синдром (ГПМС), он же синдром Хардинга, – необычайно редкое генетическое заболевание, забирающее подростков на тот свет за считаные месяцы. Выявить его на ранней стадии невозможно. Излечить невозможно. Избежать невозможно.
С того дня Митчелл почти не приходил к дочери в больницу. Не мог. Боялся посмотреть в глаза ей и жене. Прятался в своей лаборатории, силясь найти волшебное средство, способное заменить брешь в битом гене и исцелить треклятую болезнь до того, как Элис не станет. Но он не успел. Упустил последний шанс побыть немного дольше рядом с самым родным и дорогим человеком на Земле. Потерял все, что было, за один миг.
Ребекка верила в него. Первые несколько месяцев она не ждала его домой. Убеждала Элис, что папа обязательно найдет лекарство, надо только подождать. Еще немного. Еще неделю и еще одну.
А потом малышка Элис вдруг увяла. Стала тенью самой себя. Волосы поблекли, глаза потеряли цвет. Кожа истончилась и плотно обтянула истощенные мышцы. Доктор сказал: пара дней. И мир перевернулся.
Ребекка впервые позвонила ему в лабораторию и потребовала немедленно вернуться домой. Но Митчелл опять не смог. Ему казалось, еще чуть-чуть, и он разгадает загадку этой страшной болезни.
– Еще неделю, – попросил Митчелл.
И Ребекка ответила:
– У нее нет недели.
* * *
23 сентября 2024 года. Время 00:19.Научный комплекс «Прометей».Первая лаборатория.Камера содержания проекта «Элис».
Сердце болезненно сжимается. Сон не идет. Митчелл вертится с боку на бок, снова и снова прокручивая в голове те страшные дни. Поднимается с постели. Включает свет и неспешно облачается обратно в лабораторный халат. Нет, сегодня ему не уснуть.
Он выходит из жилого блока, преодолевает длинные коридоры и возвращается в первую лабораторию. Показывает пропуск круглосуточной охране, вводит коды и включает верхний свет в пустой комнате изолятора.
Образец не спит. Она возится в постели, играя с собственным хвостом, и лепечет что-то на получеловеческом языке. Знакомые слова перемешиваются с бессвязным набором букв, на лице играет беззаботная улыбка.
– Привет, – говорит Митчелл, проходя в комнату содержания проекта Двадцать Шесть/Два, теперь официально носящего имя Элис. – Ты не возражаешь, если я еще немного с тобой посижу?
Элис отрывает свои прозрачно-голубые глаза от собственных пяток, нависших над ее же лицом, выпрямляется на постели и обращает взгляд на Митчелла. Поднимается, протягивает к нему руки.
Митчелл присаживается на край невысокой солдатской койки и усаживает Элис на колени. Она обвивает талию Митча длинным гибким хвостом и кладет голову ему на грудь, издает довольное урчание, будто котенок. Он проводит рукой по ее растрепанным волосам, убирает с лица упавшую прядь, заправляет за острое ухо.
– Я тебе кое-что принес.
Он достает из кармана его с дочерью фотографию, которую накануне забрала Кэтрин, и отдает девочке. Элис берет карточку, прижимает к груди и зарывается носом в его рубашку. Глаза ребенка слипаются. Час поздний. В лаборатории давно никого нет. И самому Митчеллу в это время положено находиться в своей комнате отдыха. Свет в камере содержания проекта приглушен, но не выключен полностью, и она не спит. Не может уснуть в одиночестве, как и любой другой ребенок, оставшийся один в пустом запертом доме.
Митчелл вспоминает колыбельную и тихо напевает ее себе под нос, глядя на расслабленное личико проекта. За последние несколько дней она еще подросла. Едва заметно, но все же. Волосы почти достают до маленьких плечиков. Нос фыркает в полусне. Еще несколько минут, и Элис запрокидывает голову назад, окончательно лишившись сознания. Ее глаза бегают под закрытыми веками, разглядывая цветные детские сны.
– Ты – не моя дочь, – тихо шепчет Митчелл, закончив петь колыбельную. – Не моя Элис.
И всхлипывает, прикрывая лицо рукой. Слеза скатывается по его щеке и исчезает в рыжей бороде. Митчелл вытирает лицо рукавом, осторожно укладывает маленькую девочку-зверя на кровать и целует в лобик.
– Сладких снов, – говорит он. – Если что, я рядом.
И выходит за дверь. Щелкает замок. Лаборатория погружается в темноту. Еще один день остается позади. Для него день, а для малышки Элис – неделя, а то и две. Ее детство пройдет в мгновение ока, а взрослая жизнь может оказаться и того короче. Короче, чем жизнь настоящей Элис, в честь которой она получила свое имя. Что она успеет получить за это время? Что успеет оставить после себя? Только пустоту комнаты временного содержания и в сердце Митчелла Ритса.
Митчелл проходит к выходу и слышит едва заметное жужжание видеокамеры, повернувшейся вслед за ним. Он останавливается, секунду смотрит в черный объектив и следует дальше.
Может, они и правы. Может, не стоило давать ей это имя. Но разве плохо, если у этого Богом забытого существа будет кто-то, кому не безразлична ее судьба? Всем нужны родители. Даже монстру. Может, именно отсутствие человеческого тепла и делает их монстрами.
* * *
23 сентября 2024 года. Время 00:27.Научный комплекс «Прометей».Кабинет доктора Виктора Франка.
Тем временем в своем кабинете ведущий ученый первой лаборатории научного комплекса «Прометей» Виктор Франк думает о том же самом. Если бы к Двенадцатой с самого начала, как к Элис, кто-то проявил искреннюю заботу и участие, смогла бы она стать ближе к человеку? Может, его вина не только в пренебрежении правилами безопасности, но и в изначальном подходе к воспитанию созданного им существа?
Он помнит. Смутно, но все же помнит, как, расправившись с Эбби, проект Двенадцать/Один испуганно забилась под стол, почувствовав влияние газа. Как силилась проснуться, получив первый удар топором. Как отчаянно визжала и царапалась, борясь с ним за свою жизнь.
Виктор Франк выключает камеру видеонаблюдения, подносит к лицу исполосованные шрамами руки и сжимает их в кулаки. С силой бьет по столу.
Нет, это она монстр. Чудовище. Он все сделал правильно.
Но ноющее в груди сердце говорит об обратном и снова погружает своего хозяина в тягучую безграничную печаль.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.
