Kitabı oku: «Татарин», sayfa 3

8. София

– Ты правда девственница, София?

Голос Данияра звучал глухо из-за того, что уши заложило от адреналина. Его рука спустилась ниже к моей шее, он провёл по ней пальцами, поглаживая нежную кожу. Смотрел при этом неотрывно в глаза, и я ничего не могла сделать, только смотреть на него затравленно, как кролик на удава.

Он хочет, чтобы я отблагодарила его за милость своим телом? Поэтому спрашивает? Тоже хочет быть первым, как этот ужасный Митяй?

Что ответить? Правду?

– Я с тобой разговариваю! – чуть повысил голос и сжал пальцами горло, заставив меня судорожно сглотнуть комок страха, мешавший говорить.

– Да, правда, – сделав над собой усилие, ответила я.

– Жених есть?

– Нет.

– Я хотел этого, понимаешь? – произнёс Данияр с какой-то болью, и отвёл глаза. Теперь он смотрел на мои волосы, которые задумчиво перебирал пальцами. – Хотел, посмотреть, как тебя насилуют, как ты кричишь и просишь о пощаде. Через какое-то время у тебя бы закончились силы, и ты перестала бы сопротивляться и умолять. А потом ты бы перестала быть собой. Твой взгляд потух бы навечно, и всю оставшуюся жизнь ты бы прожила в аду. Только смерть стала бы избавлением для тебя. Я очень плохой человек, София.

– Зачем вы мне это говорите? Мне и так страшно! – не выдержала я.

Я не понимала, чего от меня хочет это чудовище, зачем запугивает дальше? Чего он этим добивается? Скажи он прямо, мне было бы легче.

– Я хочу, чтобы ты мне немного помогла, девочка. Я не решил, что с тобой делать дальше. Моя милость была всего лишь минутной слабостью. Тебе просто повезло, что тебя не выебали толпой. Ты такая молоденькая и такая красивая, но ты вся – твоя жизнь, твоё тело сейчас принадлежат мне. Я знаю, что ты хочешь жить. Я ведь прав?

– Да.

– И совсем не хочешь, чтобы тебя или кого-то из прислуги насиловали?

– Не хочу.

– Так помоги мне, сладкая София. Помоги принять правильное решение, чтобы я больше не захотел причинять тебе зла.

– Что я должна сделать?

– Быть послушной – это всё, что от тебя требуется.

Я хотела спросить, что это значит, но в дверь постучали. Одним движением Данияр вытащил свой пистолет и прошёл к двери. Это был его человек. Он что-то сказал Данияру на незнакомом мне языке, тот кивнул, а затем повернулся ко мне.

– Запрись и сиди тихо, – бросил он мне и вышел в коридор.

Вне себя от радости, что Данияр наконец-то оставил меня в покое, я бросилась к двери и заперлась. Несколько минут провела в каком-то ступоре невидящим взглядом уперевшись в дверь, а потом медленно переставляя ноги, поплелась в ванную. Закрыла на защёлку ещё одну дверь и включила воду в душе.

Я была одна, но не чувствовала себя в безопасности. В любую минуту может вернуться Данияр, и хлипкие двери ему не помеха. Нужно было спешить, чтобы он хотя бы не застал меня голой.

Мне просто нестерпимо хотелось смыть с себя грязь и прикосновения мужских рук. Жаль, что липкие похотливые взгляды этих шакалов не смыть и не стереть из памяти. Быстро раздевшись, я шагнула под горячую воду и принялась тереть свое тело мочалкой.

Вода расквасила меня окончательно. Эмоции, что я сдерживала, находясь наедине с Данияром, догнали, накрыв меня с головой. В какой-то момент я просто осела на пол, беззвучно рыдая. Обняла свои колени и долго всхлипывала, пытаясь вырыдать этот ужас и собственное отчаяние.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла подняться и завершить начатое, но после душа я почувствовала себя лучше, а может просто закончились силы, чтобы плакать? На меня напала странная апатия. Стало настолько всё равно на происходящее, что хотелось просто лечь на коврике в ванной и умереть.

Мысли о папе, Гуле и Алине Ивановне заставили меня одеться и вернуться в спальню. Как бы мне ни было страшно, я не могла бросить прислугу на произвол судьбы, как и папу. Я достаточно увидела, чтобы понять, что с бандитами не до шуток. Может, папу уже убили, откуда мне знать?

Что-то наверняка случилось, раз Данияра позвал его человек? Вполне возможно есть новости об отце. Я пыталась не думать о плохом, но не выходило. Сидела, забившись в угол, прислушиваясь к каждому шороху. Мне мерещилось, что вот-вот придёт Данияр, вышибет дверь одним ударом и набросится на меня, поэтому когда ко мне в комнату снова постучали, я подпрыгнула оттого, как сердце резко ушло в пятки.

Кто там, господи? Данияр или кто-то из его шакалов? Отчего-то его самого я боялась чуточку меньше, чем его охранников. А может, это папа за мной приехал?

– София, открой! – донёсся голос Гули из-за двери, пока я мялась от нерешительности.

Женщина принесла мне ужин. Есть совершенно не хотелось, потому что желудок то и дело сжимался от тошноты, но я попросила её всё же оставить поднос с едой на случай, если я захочу перекусить позже. Из спальни я даже носа боялась показать, поэтому о том, чтобы сходить на кухню, даже речи не шло, а когда будут кормить в следующий раз – неизвестно.

– Что происходит, София? Кто эти варвары? – набросилась на меня с расспросами взволнованная женщина.

– Я не знаю, Гуля, – покачала я головой. – Я ничего не знаю. Им нужно что-то от папы, поэтому нас держат в заложниках.

– Главарь, которого кличут Татарином, ведёт себя, словно хозяин! – судя по всему, она говорила про Данияра. Теперь понятно, почему он приказал приготовить ужин без свинины, а язык, на котором говорил его охранник – татарский. – Его свора хуже собак! Конченые сволочи!

– Они сделали вам что-то плохое? Где Алина Ивановна? Она в порядке?

– Да, Татарин запретил нас трогать, но мне мимо этих головорезов даже проходить жутко. Видела бы ты, София, как они на меня смотрят!

Гуля могла бы этого и не говорить. Я не просто знаю, что на уме у этих озабоченных бандюков, я это прочувствовала до мозга костей, каждой клеточкой организма.

– Нам нужно немного потерпеть и дождаться папу, – попыталась приободрить я женщину. – Он нас спасёт.

– А если нет? – спросила Гуля, и её глаза наполнились слезами.

– Он нас спасёт! – повторила я, уже сама с трудом веря в собственные слова.

Гуля ушла, и мне снова стало страшно. Я включила телевизор, чтобы найти какие-то новости об отце, но ничего не накопала, кроме того, что рассказал мне уже Данияр. Автомобиль бизнесмена Никитина был расстрелян на дороге, охрана мертва, местоположение самого Михаила неизвестно.

Хотя бы Данияр мне не соврал, и если бы папа был найден мёртвым или живым, уже бы тоже, наверное, сообщили в новостях. Может, полиция мне как-то поможет? Они должны приехать сюда и опросить меня, как папину родственницу.

Уже стемнело, когда вернулся Данияр. Он вежливо постучался и предупредил, что это он. Вошёл в комнату какой-то уставший и злой. Пока я с ужасом гадала, зачем он явился, Данияр остановился напротив столика, на котором стоял мой нетронутый ужин.

– Почему не поела, София?

Зачем он спрашивает? Разве ему не всё равно?

– Не хочу.

– Ешь и ложись спать! – приказным тоном произнёс он, сверкнув своими стальными глазами. – Не заставляй меня повторять дважды!

Он скрылся в ванной, и я нехотя присела за стол. Он требует повиновения? Придётся поесть.

Еда остыла, став совершенно неаппетитной, но я впихнула в себя через силу столько, сколько смогла. Данияра не было довольно долго. Шум льющейся воды говорил о том, что он моется. Почему именно в моей ванной Данияр решил это сделать?

От неприятной догадки душа захолодела. В нашем доме множество ванных комнат, но Татарин решил воспользоваться моей не просто так. Он собрался ночевать здесь со мной, господи!

9. София

Данияр вышел из ванной в одном только полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, подтверждая мою догадку. Я никогда не видела почти обнажённых мужчин так близко, разве что на пляже. Несмотря на то что я до трясучки боялась Данияра, он показался мне невероятно красивым. Лицо мужчины я сразу сочла благородным, а вот его тело…

Он был словно античный бог, будто ожившая статуя атлета в музее. Каждая мышца бугрилась, перекатываясь под гладкой оливковой кожей, пока он шёл мимо меня, двигаясь с какой-то кошачьей грацией. При этом Данияр не выглядел стероидным качком, скорее могучим богатырём.

Грудь Данияра, и плечи были забиты причудливыми татуировками, похожими на языческие, как у древних викингов. Я не хотела смотреть на него, понимала, что он враг, зло во плоти, но не могла отвести взгляд от него. У меня даже рот приоткрылся от любопытства.

Данияр на мгновения замедлился, зыркнул на меня, потом на тарелки, чтобы убедиться, что я выполнила его приказ. Я резко отвела глаза, смутившись оттого, что он заметил, как я его разглядываю, и покраснела. Не сказав ни слова, Данияр прошёл дальше.

Под баханье сорвавшегося с цепи сердца я смотрела, как он положил на прикроватную тумбочку пистолет и какие-то вещи, а потом отбросил в сторону полотенце и лёг в кровать. Натянув на себя одеяло вместе с покрывалом до талии, Данияр заложил руки за голову и закрыл глаза.

– Вы будете спать здесь? – не выдержала я. – У нас много комнат. Я могу показать вам лучшую.

– Мне понравилась твоя, – не открывая глаз, проговорил Данияр. – Если ты наелась, выключай свет и ложись спать.

– Где? С вами?

– Да, София, с нами. Я хочу, чтобы ты была рядом.

Боже, он точно меня изнасилует сегодня! Похоже, это неизбежно.

С минуту я смотрела на неподвижно лежащего на кровати мужчину, а потом пошла к выключателю. Данияр сказал быть послушной, не стоит злить его и медлить с выполнением приказа. С улицы в окно светил уличный фонарь, поэтому когда я щёлкнула выключателем, в спальне можно было с лёгкостью ориентироваться. Я кралась на цыпочках к кровати, жалея, что всё вокруг не погрузилось в кромешную тьму, и я всё так же могу видеть Данияра, занявшего добрую половину кровати.

Шла, будто в клетку к тигру. Зверь самый настоящий. Осторожно присев на кровать, я положила голову на подушку, повернувшись спиной к Данияру. Легла на самый край, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и успокоить сердце.

Позади меня отчётливо слышалось ровное, глубокое дыхание Данияра. Я закрыла глаза, мысленно молясь о том, чтобы он не разорвал меня, как животное свою добычу.

Мускусный запах мужчины не перебил даже запах мыла. Сейчас он кружил над кроватью, щекоча мои ноздри и нервы. Так, наверное, пахнет сама смерть? Все чувства были обострены до предела. Я легла спать прямо в одежде, но всей кожей ощущала, что позади меня затаилась опасность. Всё прислушивалась, не пошевелился ли Данияр, не тянет ли он ко мне свои огромные руки?

Да разве же я усну?

Это было похоже на изощрённую пытку. Я боялась даже дышать, чтобы не потревожить Данияра.

Чтобы отвлечься, думала о папе. Как он там? Жив ли ещё? Данияр сказал бы мне, если бы с моим отцом что-то случилось?

Папа такой хороший, он и мухи не обидит. Разве он мог причинить кому-то зло? Он так меня любит…

В памяти отчего-то всплыл мой день рождения пять лет назад. Мама уже была не совсем здорова, но ещё полна сил и энергии, поэтому родители решили устроить мне грандиозный праздник. Я пригласила столько друзей, сколько захотела, папа нанял популярного артиста, чтобы он спел для моих гостей, а я взяла и сломала руку.

Спускалась по лестнице, оступилась и покатилась кубарем вниз. Папа носился со мной весь день. Сначала отвёз в больницу, где мне наложили гипс, потом успокаивал меня полдня, потому что я без остановки ревела из-за боли и испорченного праздника. Вечером мы втроём ели торт, на котором я задула свечки – вот и всё веселье. И всё равно это был лучший день в моей жизни, потому что папа провёл его со мной, несмотря на свою вечную занятость. И мама была тоже рядом.

Я загадала в тот день, чтобы мама поправилась, но моё желание не сбылось. После этого я перестала верить в чудеса.

Многое бы отдала, чтобы вернуться в тот день хотя бы на минуточку и обнять родителей.

Не знаю, как долго я пролежала, не шевелясь. У меня всё тело затекло и захотелось в туалет. Терпеть до утра было глупо, да и вряд ли Данияр утром уйдёт. Откуда мне знать, до которого часа он привык спать?

Тихо, как мышка, я сходила в туалет и вернулась обратно. Данияр лежал всё так же неподвижно. Судя по всему, он спал. Я с облегчением вздохнула и уже смелее легла на кровать. Понимая, что не усну, я повернулась к мужчине, чтобы следить за ним.

Даже во сне Данияр выглядел суровым. Его лицо ничуть не смягчилось. Наоборот, между густыми бровями залегла глубокая складка, как будто он морщится от боли.

Волосатый живот Данияра едва прикрывало одеяло. Он же там внизу совсем голый!

На его груди волос почти не было. Увесистая цепочка с каким-то странным амулетом украшали бычью шею. Что это? Кольца? Меня привлекло то, что висело на цепочке, потому что я сразу узнала папин перстень.

Откуда он у Данияра? И почему он носит его таким странным образом?

Должно быть, от страха у меня начались галлюцинации? Чтобы убедиться в обратном, я придвинулась ближе к Данияру, пытаясь лучше разглядеть украшение, а рука сама потянулась к перстню…

10. Данияр

– Мин эпочмак әзерләдем, яраткан! * – встречает меня Эльвира у порога.

Прижимаю хрупкое тело жены к себе, жадно целую в сладкие губы. От неё пахнет выпечкой и лилиями. Эльвира обожает эти цветы, и я с досадой вспоминаю, что опять забыл купить для неё букет. Так торопился домой, в её заботливые объятия, что из головы всё вылетело.

– Лучше нет подарочка, чем жена татарочка! – шучу, предвкушая вкусный ужин.

Шутка была старой, я рассказывал её, наверное, раз сто, но Эльвира хохотала над ней всегда так, будто слышит её впервые. Мне нравилось смотреть, как она смеётся. Душа пела, когда я видел её счастливой.

Эльвира кормит меня ужином, наливает чай. В каждом её грациозном движении, в каждом нежном взгляде чувствуется любовь. Она обволакивает меня с головы до ног, пробуждая ответную волну такой силы, что я чувствую себя великим татарским ханом, способным захватить весь мир, не меньше.

– Как дела, Даня? – обнимает меня со спины Эльвира, гладит по волосам маленькой ладошкой. – Почему мрачнее тучи?

– Устал просто…

Меньше всего на свете мне хотелось рассказывать жене о своих тёрках с дядей Тимуром. Сейчас мне было так хорошо и спокойно, что рабочим проблемам здесь не осталось места.

Дядя терпеть не мог Эльвиру, и она знала об этом не понаслышке. Я должен был жениться на другой девушке, которую заботливо подыскал мне дядя. Она была из богатой и влиятельной семьи, с которой моему родственнику не терпелось слиться воедино. Я подвёл его, ослушался, взяв в жёны простолюдинку.

Увидел Эльвиру в магазине, где она помогала отцу, и влюбился. Одним взглядом своих голубых глаз она пробила моё большое сердце, словно пуля.

Насмерть! Навылет!

Заробел так, что имени её спросить постеснялся. А она просто улыбалась мне…

Я сразу понял, что это судьба. Есть и спать не мог неделю, вспоминая её улыбку. Позвал девушку на свидание и в тот же вечер сделал предложение, так мне не терпелось присвоить её. А Эльвира лишь посмеялась надо мной, но и нет не ответила. Добивался её всю зиму, под окнами ночевал, прежде чем она дала согласие. Я бы мог взять её в жёны, просто спросив разрешения у её отца, он бы не посмел отказать Буслаеву, но я хотел, чтобы и Эльвира меня полюбила тоже.

Дядя Тимур был в ярости, когда я объявил о свадьбе. Просто пригласил его, поставил перед фактом. Ещё бы ему не злиться – все его грандиозные планы породниться с другими богачами полетели в пизду. На свадьбу он не явился и сёстрам моим запретил приходить, оскорбив меня и унизив в ответ.

Впрочем, я был так счастлив, что о дяде и не вспомнил ни разу во время праздника. А в первую нашу ночь с Эльвирой я вообще забыл обо всём на свете. Во всём мире существовали только я и она.

Я привёл в свой дом истинное сокровище. Эльвира вила наше гнёздышко с такой радостью и любовью, что именно про него можно было сказать "полная чаша". Мы мечтали о будущем, о детях…

– Уходи от него, Данияр, – ласково сказала Эльвира, поняв причину моей печали. – Тимур абый* не даст тебе житья. Тебе пора отделяться и жить своим умом.

Давно нужно было это сделать, но меня всё время что-то останавливало. Временами дядя Тимур был нормальным, и тогда мы могли вести дела спокойно. К тому же у него было чему поучиться – бизнесменом он был отменным.

– Хорошо, матурым*, я уйду от дяди Тимура, – пообещал я. – Мин сине яратам, алтыным*!

Как же я любил её, господи!

Притягиваю Эльвиру к себе на колени и целую. Несмотря на свою кротость и скромность, она отвечает на мои ласки страстно, словно ретивая кобылица, заждавшаяся своего жеребца.

Член тут же начинает подпирать её округлую попку. Я весь горю, так мне не терпится войти в узкую и горячую глубину её лона.

– Зачем ты снял кольцо, яраткан? – неожиданно спрашивает Эльвира и ловит пальцами мою обручалку, надетую на цепочку.

Её пальцы холоднее снега, от этого я вздрагиваю и просыпаюсь. Уже балансируя на грани реальности, понимаю, что это был всего лишь сон, и моё счастье сметает горечь досады и боль.

Груди продолжает касаться что-то холодное, я хватаю Эльвиру за руку, предпринимая последнюю попытку не дать ей уйти и раствориться в ночи. Но вместо её небесных любящих глаз на меня смотрят чужие – испуганные и зелёные.

*мин эпочмак әзерләдем, яраткан – я приготовила эпочмак любимый;

*абый – дядя, обращение к более старшему мужчине;

*матурым – моя красавица;

*мин сине яратам, алтыным – я люблю тебя, золотце.

11. Данияр

В этих изумрудных глазах было столько ужаса, что мне становится не по себе. Это я виновник этого испуга. Они сморят на меня, не моргая, будто само время замерло в этих глазах, а потом из них брызжут слёзы. Их так много, что они ручьями текут по белоснежным щекам и капают горячими каплями на мою грудь.

– Больно! Отпустите! – слышится мне шёпот мольбы, и я окончательно просыпаюсь.

София, мать её!

Осознав, что до сих пор держу её запястье, разжимаю пальцы, и она, громко всхлипнув, отскакивает от меня в сторону.

От прекрасного сна осталась лишь дикая эрекция и горький привкус во рту. Эльвира впервые приснилась мне в таком радужном сне. Обычно я видел её мёртвой, окровавленной и растерзанной.

Эта мелкая сука не дала мне возможности побыть с моей алтыным. Как же я был зол на неё!

– Зачем разбудила, идиотка чёртова? – взревел, вскакивая с постели.

Не сразу понял, что обнажён. Сорвал с кровати покрывало, обернулся им, чтобы прикрыть стояк. Смотрел на сжавшуюся в комок девчонку, и меня разрывало между желанием вышвырнуть её в коридор и желанием выебать её немедленно. Загнуть раком и отыметь в обе дырки, чтобы знала, кого можно трогать, а кого нет!

Пиздит же, что целка? Эти шлюхи раздвигают ноги, едва созревают, в поисках подходящего богатенького члена.

Хоть какой-то прок должен быть от Софии, или я так и буду всё время слушать её причитания?

Нет, я не опущусь до такого – не стану марать член о дочку Никитина.

Блять, может, я ей руку сломал? Не может человек скулить так громко, просто с перепуга.

– Покажи руку! – вернулся в кровать, развернув девушку за плечи.

В комнате было темно, но включать свет было лень.

– Не трогайте меня! – взвизгнула София и принялась молотить меня кулачками по плечам и груди. Даже по роже моей попала пару раз.

– Да пошла ты! – отпихнул её от себя.

Если может так руками махать, цела, значит. Трясущимися руками нащупал на тумбочке сигареты и зажигалку, потом открыл окно и закурил, уперевшись в подоконник локтями.

Яйца нещадно ныли, требуя разрядки, раздражая меня ещё сильнее. Кровь отлила от мозга в елдак, превращая меня в ещё большее животное.

Холодный воздух с улицы отрезвил меня. Я мотнул головой, окончательно сбросив с себя морок сна, и устало потёр переносицу.

– Я спросил, зачем разбудила? – повторил вопрос Софии.

Она настолько тупа, что приходится спрашивать по два раза. О, боги, как же это бесит!

– Я нечаянно! Простите! – шмыгнула носом за моей спиной.

– Дура, не лезь ко мне больше! – предупредил. – Никогда не лезь!

– Я просто хотела посмотреть на кольцо, – оправдывалась девчонка.

– На которое?

Узнала папкин перстенёк? Конечно, узнала! Новая волна гнева поднялась в душе, стоило вспомнить про Никитина.

– Папин перстень, – уточнила София, в очередной раз доказывая, что это не подделка и не какое-то похожее кольцо, а именно Никитина. – Откуда он у вас?

– Нашёл, – коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.

Рассказывать Софии обстоятельства, при которых была найдена такая жирная улика, я не собирался. Зачем ей знать эту грязь? Она всего лишь пешка в моей мести, наживка, на которую я решил поймать кровавого убийцу. Её психика слишком слабая, чтобы выдержать такое. Придёт время, София обо всём узнает. Не от меня. Не хочу быть свидетелем очередной её истерики.

Какие же всё-таки русские женщины слабые и ранимые! Моя Эльвира была не такая. Спокойная, мудрая не по годам, смелая, как тигрица…

А это что? Безвольное, бесхребетное существо. Тварь дрожащая! Я оставил на тумбочке пистолет. Почему София им не воспользовалась и не пришила меня? Я украл её, бросил на растерзание в толпу, хозяйничаю в её доме. Незваный гость, как говорится, хуже татарина.

Вместо того чтобы спасти всех своих близких от монстра, София разглядывала колечко?

Никогда не понимал своих сородичей, женившихся на русских. Красивые, тупые, слабохарактерные куклы – вот они кто. Как можно взять в жёны такое?

У меня больше нет жены.

Нет родных (дядя Тимур не в счёт), нет дома…

Даже к лучшему, что он сгорел. Я всё равно там жил, как в аду. Мне везде мерещился труп Эльвиры, ночные кошмары преследовали меня каждую ночь. Я не мог там спать, не мог там находиться. Сам не знаю, зачем продолжал жить в доме, где изо всех углов на меня смотрела смерть и горе. Чтобы подогревать в себе чувство вины?

Я не смог защитить Эльвиру. Это я виноват, что её больше нет. Это я должен был умереть, а она жить. Теперь во мне столько же жизни, сколько и в моей алтыным. После того,как я поквитаюсь с Никитиным, топтать землю мне станет незачем, и мы наконец-то встретимся с женой в другом мире.

Я выбросил окурок в окно и повернулся к притихшей Софии.

– Ты не знаешь, где может прятаться твой отец? Может быть, у вас есть дача, квартира бабушки? Баба у твоего папаши есть?

– Нет, – мотнула головой. – Ничего такого нет.

Толку от неё никакого! Бесполезное существо!

– София, ты должна мне помочь, понимаешь? Твоего отца пытаются убить нехорошие люди. Если мы найдём его первыми, то так будет лучше. Он в опасности, он может быть ранен, а мы теряем время.

София отвела глаза и крепко задумалась. Эта сучка что-то знает. Вижу, что знает, нутром чувствую.

Давай, София! Скажи мне что-нибудь интересное!