Kitabı oku: «Волк», sayfa 5

Альбина наносит удар

Я впервые сидел на заднем сиденье Пахиного автомобиля. Было даже как-то не привычно разглядывать окружающий мир в боковое окно. Как будто жизнь не бежит к тебе на встречу, радостно раскрыв объятья, а презрительно ухмыляясь, проходит стороной. А на моем некогда законном месте сидела Альбина. Рыжеволосая и зеленоглазая. Одним словом – ведьма.

При прикосновении рук я сразу почувствовал, что ее энергетика отличается от остальных нормальных людей. Сложно сказать, плохая она или хорошая. Сильная – я бы так сказал. И все встало на свои места, когда она сняла бейсболку и очки. Огненно-рыжие волосы, светло-зеленые глаза. Такого сочетания я никогда не встречал. А ее улыбка и подмигивание мне? Что-то она во мне сразу увидела. То, что я скрываю от других людей. Нормальных людей. И это мне очень не нравилось.

А может, я себя просто накручиваю. Ну, не совсем обыкновенная девушка. Возможно, есть в ней какой-то особый дар. Я сейчас не про музыкальные возможности. Наверняка, что-то да умеет. Но опасаться раньше времени я не собирался. Главное, что она уже что-то, хоть самый минимум обо мне, но знала. Просто посмотрев в глаза. Я же о ней не знал ничего, кроме имени и сильного биополя. Надо было хоть немного и мне заполучить информацию, касающуюся ее.

– Аля, – ненавязчиво позвал я ее.

– Что, Ваня? – отозвалась она.

Паха опять залился таким счастливым смехом, что ему пришлось немного сбросить скорость. Стоит сказать, что водить он стал немного лучше. С того самого раза.

– Ты работаешь, учишься? – пропустил я ее шутку.

– Работаю, – ответила она и замолчала, давая понять, что тема неинтересная и себя уже исчерпала.

Я выждал паузу:

– Не поступила? Или…

Она резко повернулась ко мне, зло сверкнув изумрудными глазами:

– Или работа находится через дорогу от моего дома. Удобно, знаешь ли. Не люблю долгие прогулки пешком. Хотя теперь, – она с обожанием посмотрела на Паху, – возможно стоит подумать и об учебе.

Мы подъехали к перекрестку и остановились, светофор горел красным цветом. На этот раз Паха не забыл про тормоз.

– А где работаешь? – не отставал я.

– В магазине, шмотками торгую, – неохотно отозвалась Ася, – приходи, скидку устрою.

– Обязательно воспользуюсь твоим предложением, – сказал я, – мы, студенты, народ небогатый.

– Только я в отделе женского белья работаю, – нанесла Аля сокрушительный удар.

Вовремя мы остановились. Паха захохотал так, что машина почти рассыпалась на части от его истерического смеха.

– У тебя какой размер? – поинтересовалась она, наказывая меня за навязчивость.

– Да уж побольше твоего будет, – огрызнулся я.

– Ну, тогда мне остается только завидовать, – вздохнула она, – только, пожалуйста, не отбивай у меня Пашу. Он у меня такой ранимый.

Два сапога – пара, подумал я, – ты им слово, они тебя десять. Единственный способ ее заткнуть, это стукнуть со всей силы ей по затылку чем-нибудь тяжелым. Способ верный, но не наш метод.

– Я думаю, кружевное тебе очень пойдет, – не унималась Аля.

– Я привередливый, – предупредил я.

– У нас на любой вкус.

Вот ведь как бывает – я подбираю ключик, а меня самого загоняют в угол. Надо что-то ответить, давай же – лихорадочно искал я возможность отшутиться. Не вышло, на этот раз чувство юмора подвело меня. Мне оставалось лишь молчать и подавленно улыбаться. Здорово она меня. Улыбалась и Аля, смотря на меня в зеркало заднего вида. Пахе было плохо – у него случилась истерика.

А она красивая девчонка, подумал я.

Но ведьма.

Покружив немного по городу, Дельфин причалил к тротуару у дома в частном секторе, где и жила Альбина. Паха решил перескочить через этап держания за руку, и потянулся к Але губами. Та, недолго думая, ответила взаимностью. Через мгновение они так вцепились друг в друга, будто это был первый и последний поцелуй в их жизни. Чтобы не смотреть на этих оголодавших влюбленных (а знакомы они были уже несколько часов!), я деликатно вышел из машины и стал изучать Альбинин дом, это колдовское логово. Хотя из-за высокого забора взгляду открывалась только крыша, можно было сделать вывод, что дом был небольшим, ухоженным и уютным. Тишина за забором свидетельствовала о том, что домашних животных в хозяйстве, скорей всего не числится. Или спят. Но не было и соответствующих запахов. Я это авторитетно заявляю, как простой сельский парень.

А вот и магазин через дорогу. Действительно, удобно. Короткое и доходчивое название «ОДЕЖДА», светящееся в темное время суток, баннеры с изображениями улыбающихся людей, курящие продавцы на крыльце – нормальный такой магазин. Скромненький, занимающий весь первый этаж новенькой многоэтажки. Наше сельпо, в котором есть все – и продукты и одежда и бытовая техника, сможет уютно разместиться в одном углу этого здания. 2:1 – городские догоняют, но мы еще им покажем. Я бы мог долго любовался всеми прелестями магазина, но влюбленные наконец-то вышли из машины.

Паха просто светился от счастья. Довольный и гордый, едва контролирующий себя от избытка чувств, он подошел ко мне.

– Мы тут решили завтра вечером в кино сходить, – сообщил он, с трудом сдерживая улыбку, – пойдешь с нами?

– К экзамену готов?

Паха беспечно махнул рукой:

– Нам ли переживать из-за какого-то там экзамена?

– Тогда пойду, – кивнул я, – вас опасно оставлять одних без присмотра. Еще чего доброго начнете…

Я не успел завершить свою остроумную реплику, потому что поцелуй года возобновился с новой силой. Как с цепи сорвались.

По крайней мере, теперь я знаю, где живет и работает Альбина. Хоть какая-то информация для начала.

Калитка захлопнулась за Алей, а Дельфин, уставший и недовольный, дернулся и отъехал от обочины. Я гордо сидел на своем месте и наслаждался видом из окна, понимая, что это место уже не мое.

– Насчет кино вы решили во время поцелуя или после? – начал я.

Паша опять расцвел, в кабине посветлело, воздух наполнился весной и молодостью.

– После, – промурлыкал он, и тут же добавил:

– А ты ей понравился.

Я вспомнил ее взгляд, когда Аля обернулась ко мне.

– Что-то я не заметил.

– Точно говорю, понравился.

– Она сама сказала?

– Сказала, что ты, в принципе, нормальный.

– Скромный какой-то комплимент.

– Ты ожидал чего-то большего?

– Ну, например, что я красивее тебя.

– Ты себя хоть в зеркало-то видел?

Я приподнялся на кресле, поглядел в зеркало заднего вида, внимательно посмотрел на себя, поправил прическу и удовлетворенный, сел обратно.

– Красавчик.

О поступках и ответственности

Погода опять портилась. Нудный моросящий дождь из моего поселка благополучно добирался до города. Вечером обещал быть на месте. Так, по крайней мере, прогнозировали всезнающие синоптики. Все небо затянула сплошная серая пелена. Лето уступило место осени.

Весь день я слонялся из угла в угол, обдумывая планы на вечер. За два часа до сеанса я достал из пакета деревянную коробочку, единственное, что взял из дядиного наследства. Не считая денег. Молодые люди на коробке добросовестно продолжали свой бесконечный путь. Я назвал их Павлом и Альбиной, пожелал долгой и счастливой жизни и открыл крышку. Ножик с костяной ручкой, лежащий внутри, уже не был для меня обычным столовым предметом. Один раз я уже убедился в этом. Сегодня я хотел это повторить. А заодно поставить Васильева на место. Нож, обернутый кухонным полотенцем, легко прятался во внутреннем кармане моей куртки. А куртка этим вечером будет очень кстати, если погода не подведет. Солнце сегодня не желательно.

Я постоял возле зеркала, придирчиво осматривая себя со всех сторон, когда во дворе послышался душераздирающий автомобильный гудок. Я еще раз быстро бросил взгляд на себя. Все нормально. Итак, в планах – кино, Васильев, завтра последний экзамен и все! Каникулы.

Я пулей выбежал на лестничную площадку и побежал вниз, пока сигнал не повторился. Соседи и так уже косо поглядывают на меня.

Во время просмотра Альбина сидела между нами. На экране люди бегали, дрались, стреляли. Иногда целовались. Как Аля с Пахой. Наши места не предназначались для поцелуев, но они этот очевидный факт игнорировали. Я смотрел на экран, но ничего не понимал в происходящем. Мои мысли были далеко отсюда. Я даже не обрадовался, когда отрицательный герой, не без помощи положительного, нечаянно упал с небоскреба. Мы все трое очнулись, лишь когда в зале зажегся свет.

– Классный фильм, – восхищенно сказал Паха.

– Игра актеров просто восхитительна, – поддакнула Аля.

Они пробирались к выходу, смеялись, шептались, висли друг на друге. В общем, вели себя неподобающе для общественного места. И были счастливы. В тот момент я не чувствовал ни зависти, ни ревности. Мне даже не казалось, что я лишний на данный момент. Для исполнения задуманного, мне необходимо было оставаться вместе с ними до определенного момента. Точнее, до определенного места.

Этим местом был Пашин дом. В отличие от Альбининого и моего в поселке, это был двухэтажный особняк. Красивый, престижный. И, наверно, сейсмоустойчивый. По крайней мере, он выглядел крепким и надежным. Одна только кухня была таких размеров, что на ней можно было играть в футбол. Что мы с Пахой и делали в отсутствие родителей. Такие же дома стояли рядом. Элитный район не для богатых, а для финансово независимых людей. Так говорит Пахин отец. И если вы считаете всех богатых ворами, бандитами и спекулянтами, то я с вами не соглашусь. По крайней мере, один из них точно хороший человек. И он не генеральный директор какой-нибудь фирмы. И не популярный певец и актер. Он просто обыкновенный мэр нашего города. Тряскин Виктор Алексеевич. «Вместе – мы сила!» – сказал однажды он и большинство с ним согласилось. Правы ли они были, покажет время. А пока что – Тряскины на гребне волны. Да и мне такое знакомство не вредило.

Я не особо разбираюсь в мужской красоте. Возможно, что Паха просто мечта любой женщины, не смотря на лопоухость и невысокий рост. Но на него ли клюнула наша ведьмочка? Или, все же, на его финансовую независимость? Как бы то ни было, но сейчас Паха счастлив больше, чем в тот момент, когда дорожный оградительный столбик процарапал бок его автомобиля. И очень может быть, что вскоре я окажусь за бортом нашей дружбы. Третий лишний. Ведьмы – это просто женщины, которые добиваются своего в любом случае. А рыжеволосые и зеленоглазые – самые сильные. И если я не найду с Алей общий язык, если буду ей мешать и путаться под ногами, то я стану как раз лишним. Но это все в недалеком будущем, а пока…

А пока мы доехали до Пахиного дома. Мы с Альбиной вышли из машины. Аля была здесь впервые, являлась почетным гостем, поэтому мы решили войти во двор не по-свойски – через дверь в гараже, а через калитку. Хотя расстояние между ними не больше десяти метров. А Паха с важным видом открыл гараж пультом и неторопливо въехал внутрь.

– Ну, так как тебе фильм? – поинтересовалась Аля.

– Средне, – ответил я, – на один раз.

– А название помнишь?

И я задумался. Смешно, но я даже не поинтересовался, на какой фильм мы идем. Все мои мысли были немного о другом. В зеленых глазах Альбины читался интерес, с каким десятилетний младенец рассматривает яркую многоцветную вещь и хочет безжалостно сломать ее.

– Что-то про смерть и кровь.

– Спустись с небес на землю, – произнесла она тихо, но твердо, – в таком мечтательном состоянии, как у тебя, можно таких дров наломать, что мало не покажется.

Мы начали открывать карты.

– Мысли мои читаешь, – спросил я, – или будущее видишь?

– Чувствую твою решимость, – ответила она, – справедливую, но глупую.

– В чем же она глупая?

– Мал ты еще для этого, – чуть повысила Аля голос, – развлекаться – развлекайся, но для серьезных дел ты еще не дорос. Или твой наставник тебя этому не учил?

И глядя мое недоумение, добавила:

– Про дядю мне Паша сказал, что он знахарь и все такое.

Я кивнул.

– Значит, он должен был тебе рассказать об ответственности и их последствиях.

– Было дело, – согласился я, – и я все продумал.

– Да ты пацан еще, чтобы все продумать – начала кипятиться Аля, – любая твоя ошибка скажется на близких тебе людей, а кроме Паши у тебя никого нет. Ни-ко-го!

– Да его и рядом не будет, – я тоже немного повысил голос, – если кто и пострадает, так это буду я.

Альбина беспомощно развела руки:

– Ну не идиот ли?

– Нет, – честно признался я.

– Как можно не видеть очевидного?

Она уже кричала шепотом, и ее голос напоминал шипение змеи.

– А ты видишь, что я собираюсь сделать? – шипел я в ответ.

– В том то и дело, что нет!

– Тогда занимайся своим мракобесием и не лезь в мои дела.

Птичий крик, похожий на человеческий, раздался из леса, пролетел над нами и затих, оставляя в сердце тоску.

Глаза Альбины вспыхнули яростным огнем, зрачки стали темно-зелеными, а голос холодным и спокойным. Таким спокойным, что трудно было не заметить ту ненависть, которую она испытывала ко мне.

– А вот грубить не советую, – тихо произнесла она, – не надо ТАК говорить о том, о чем ты совершенно не ведаешь.

Мы стояли друг против друга, и играли в «кто кого переглядит». Мы оба стали спокойными и едиными с природой. Она со своей, я со своей. Энергия, как пламя, охватившее нас, вытеснила из меня всю злость и раздражение. Мое состояние можно сравнить с тем, что ощущает памятник – отрешенность от всего мира. И готовность к любым действиям. В таком же состоянии находилась Аля. Если бы рядом с нами упал метеорит, вряд ли мы обратили на это внимание. Все перестало для нас существовать. Были только мы. Это состояние было мне знакомым, но что с ним делать, кроме как бегать кругами по поляне, я не знал.

– Прости, – медленно произнес я, – малость не подумал.

– Малость? – тихо усмехнулась Аля, – не каждый день можно услышать такую глупость.

За высоким забором послышался лязг металла – Паха открывал дверь гаража. Такое представление пропустил!

– Ладно, – примирительно сказала Аля, – потом договорим, но если в твоем мероприятии что-то пойдет не так – Пашу больше не увидишь.

– Вот еще! – настроился я на продолжение спора.

Открылась входная калитка, из нее выглянул объект нашего спора.

– И вдохни поглубже, – прошептала Аля, – глаза тебя выдают.

– А что с ними? – также прошептал я.

– Потемнели.

– Well come! – пригласил нас Паха, – Милости просим.

Я глубоко вздохнул. Альбина сделала то же самое.

Паха посмотрел на нас с некоторым удивлением:

– Особого предложения ждем?

– Мне домой пора, – отказался я, – готовиться надо.

– Я тебя умоляю, – махнул рукой Паха, – с твоей-то светлой головой любой экзамен по плечу. Пойдем, посидим немного.

Конечно, он хотел остаться с Альбиной наедине. И я им мешал. Мы все трое это понимали. Но не мог же Паха сказать это открытым текстом. Но мне действительно надо было идти. Это знали мы с Алей.

– И, тем не менее, я пойду.

Паха для приличия развел руками – мол, сделал все, что мог.

– Ладно, водителя только позову.

– Я пешком, – отказался я, – напрямик.

– Через лес? – удивленно уточнил Паха.

– Угу, – подтвердил я.

Паха с сомнением посмотрел на серое небо. От солнечного утра остались лишь воспоминания.

– Пока дойдешь – стемнеет. Ты промокнешь, простынешь и, как следствие, не пойдешь на экзамен. А как я там один против всех?

Но я был непреклонен.

– Прогуляюсь по свежему воздуху. Врачи говорят, это полезно.

– Врут все твои врачи, – авторитетно заявил Паха, – а так – с комфортом доедешь.

– Я уже принял решение.

– Вы только посмотрите на него, – воскликнул Паха, – он принял решение, какой гордый.

– Гордыня, это грех, – напомнила Аля. С намеком.

– Пока.

Я направился через дорогу к лесу.

– Как придешь – позвони, – бросил вдогонку Паха.

– Обязательно, – отозвался я.

Альбина не попрощалась.

Васильев наносит сокрушающий удар

В 6 утра моя голова коснулась подушки и я моментально вырубился. В 7:00 будильник отчаянно заголосил о необходимости просыпаться. Я с трудом открыл глаза.

Возьмите варенное яйцо. Взяли? Теперь постучите по нему со всех сторон металлической ложечкой. Как это яйцо будет выглядеть, примерно так же я себя чувствовал. Голова раскалывалась на кусочки. Тело ныло так, будто я за ночь пробежал 244 километра и вернулся обратно. Руки тряслись, ноги гудели. Желудок сжался в комок. Неимоверно тошнило, но добраться до туалета я не находил возможным. Придется вместо унитаза воспользоваться полом. Он большой, не промахнусь.

По глазам бил невероятно яркий свет, но когда я их закрывал, то видел мелькавшие ветки, листья, травы. И растерзанная корова, в луже собственной крови. Ночка выдалась, что надо. На свадьбе так не гуляют.

Зазвонил мобильник. Когда-то негромкая мелодия, теперь гремела, как победный марш на параде. Бодро, весело и оглушительно. Со всех сторон.

Я поднес трубку к уху. Это был Паха. Его голос был слабым и тихим. Приблизительно то, что он хотел сказать, я уже знал.

– Я тут приболел малость, на экзамен не пойду.

Я старался придать своему голосу бодрость, но получилось не очень:

– Аля постаралась?

– Нет, – ответил он грустно, – тут немного другое.

– Расстались, что ли?

– Аля тут совсем не причем, – раздраженно повысил Паха голос, и чуть смягчившись – позже расскажу. Вечером заглянешь?

– Обязательно. Если на радостях не напьюсь с группой.

– Было бы с кем там пить.

Тут Паха был прав – весь семестр мы держались обособленно. Были двумя белыми воронами, разбавляющие серую однородную массу. Никто из одногруппников не был вхож в нашу компанию. Нас как бы и не замечали даже во время футбола на физкультуре. Даже хулиганы, что самое обидное, не обращали на нас внимания. Просто знали, с кем будут иметь дело. А значит, торжественное мероприятие после экзамена будет проходить тоже без нашего участия.

– Значит, вместе отметим, – предложил я.

– Если только твою «пятерку».

– Сомневаюсь. Похоже, я тоже не в лучшей форме.

– Долгая дорога домой?

– Ага.

– А я говорил…

– Говорил, – оборвал его я.

– И предлагал…

– Помню.

– Но ты-то появишься?

– Постараюсь.

– Машину прислать? Или опять заартачишься?

Я представил дорогу до института. В моем измочаленном состоянии каждый метр сойдет за десять.

– А вот сейчас не откажусь.

– Жди к восьми – обрадовался Паха, – и передай привет всем нашим.

– Они будут рады твоему отсутствию, – заметил я.

– Ладно, удачи и до вечера, – прервал Паха наш разговор.

До тумбочки тянуться было очень далеко, и я уже положил телефон на пол, как опять раздалась музыка. Не в силах ругаться, я молча поднял трубку. На экране высветилось «мент поганый», хотя еще вчера красовалось – «Васильев».

– А я ждал тебя, – сказал я телефону, вздохнул поглубже и нажал на клавишу.

Как не странно, но голос Васильева был мягким и спокойным. А я ожидал буйных эмоций.

– Лишил все-таки меня скотины? – холодно начал он без всякого приветствия.

– Не знаю, о чем ты, я в городе, – отчитался я, – хотя тебя предупреждали.

– А здесь твоих следов нет. Тут вообще нет человеческих следов – продолжал он все также тихо и равнодушно, – а вот волчих отпечатков полно.

– Ну вот с волка и спрашивай, – посоветовал я, – а за одно и с медведя про теленка спроси.

– Наслаждаешься победой, крысеныш?

– Сочувствую твоему горю.

Да, я наслаждался победой. Меня просто переполняло дикой восторгом. Все получилось отлично, как бы Аля не предостерегала меня. Только вот, устал здорово.

– Давай на чистоту, – предложил Васильев, – я разговор не записываю, свидетелей нет. Ты причастен к этому?

– Да каким боком? – попытался я изобразить удивление.

– С твоей стороны угроза была.

– Моя угроза была ответом на твою подлость. Всего-навсего. Не хочешь же ты сказать, что поверил в это.

– Факт остается фактом. Ты сказал – это случилось.

– Ты сказал, что мой дом спалишь, – напомнил я, – тоже угрожал. Кстати, как он?

– Спалил, – как само собой разумеющееся, сказал Васильев, – и дом и все постройки. Только забор остался, но его быстро на дрова растащат. И сарай не задело, почему-то.

Меня это особо не удивило и не расстроило. Все свои дела я успел сделать. Теперь уже все концы обрублены.

– Ну, вот видишь, все мы что-нибудь, да теряем.

В трубке возникла тишина. После такой тишины обязательно случается что-нибудь плохое. Я прямо-таки видел, как Васильев улыбается. Холодок пробежал по моей спине. Настроение таяло, как снег весной.

– Тут у нас опять похороны намечаются, – его тихий голос казался мне оглушающим.

Я выжидающе молчал.

– Уж не знаю, чего там забыл Васька со своими детишками, – Васильев для пущего эффекта помолчал, – вначале не знал, потом объяснили. Их обгоревшие трупы обнаружены в курятнике.

Кур похоронить надо, вспомнил я.

Васильев неторопливо продолжал, растягивая слова и явно получая удовольствие.

– Но мне все же кажется, что по положению трупов экспертиза сделает заключение, что смерть наступило не от огня, а немного раньше. Все дело в том, что из этого гадюшника может выбраться даже младенец. А они не смогли. Значит…

Опять театральная паузу:

– … им помогли. Ваську-то не особо жалко, а вот пацанов…

Мне хотелось отбросить телефон в сторону, укрыться одеялом и проснутся от ночного кошмара, где все будет так, как должно быть.

– Ты записываешь разговор? – осведомился Васильев, – Записывай и слушай дальше.

Я молчал.

– Скорей всего, смерть наступила от нанесения ножевых ранений, не совместимых с жизнью, – он опять помолчал, – ну это я так считаю. Так сказать, мое предположение.

Яйцо находится еще рядом с вами? Бросьте его на пол и раздавите ногой.

Приблизительный сценарий таков. Васильев решил не откладывать дела в долгий ящик. Пришел в дядин дом с целью поджога. Тут он видит или слышит Ваську с сыновьями. Или они его застали за преступными действиями. В любом случае, свидетелей вскоре не стало. Один профессиональный алкоголик и трое школьников не смогут тягаться с одним полицейским. Молодым и сильным. Возможно, все случилось так быстро, что никто даже крикнуть не успел. Так легко и просто умереть. Просто ли? Я поспешно отказался от тех жутких картин, которые нарисовало мне воображение. Сдались же мне дохлые куры! Но, опять же, кто бы знал. Теперь уже Васильев праздновал победу. Как это нелегко признавать, но он великолепен. И ужасен.

– А за два часа до пожара, – продолжил Васильев, – Васька торжественно всех оповестил, что бросил пить, начал новую жизнь и все это после разговора с тобой. Мол, наставил на путь истинный, открыл глаза на все то дерьмо, в котором он оказался. До самых небес тебя вознес. Про твою просьбу кур похоронить, тоже сказал. Вот только некоторые отговаривали его идти в дом колдуна. Мало ли, что там может случиться с православным человеком. Я это уже потом узнал. Ночью разбудили – пожар! А потом трупа. Я почти не спал.

Заткнись, мразь – крутилось у меня на языке, но не могло сорваться с губ. Во рту пересохло. Мысли застыли, как муха в тягучей смоле. Трепыхаются, но вырваться не в силах.

– И видишь, как все нехорошо обернулось? Для нашего поселка это большая трагедия. Сразу пятерых хоронить.

Моя голова что-то совсем плохо стала соображать.

– Пятерых?

– А я разве не сказал? – удивился Васильев, – Кузнечик тоже ласты завернул.

– Нет, – промямлил я.

– Да, – убедительно сказал Васильев, – слепая вера, оказывается, очень сильная вещь.

– Вранье.

– Что вранье? Что сильная вещь?

– Что Кузнечик умер, – я только сейчас понял, что даже не знал, как зовут нашего кузнеца. Для всех он был просто Кузнечик.

– Если не веришь, то приезжай, убедись. Только… – небольшая пауза, как угрожающий намек, – не думаю, что тебе здесь будут несказанно рады. За короткий срок пребывания ты столько дел успел провернуть. Да и у меня к тебе вопросы будут. Личного характера. Со стороны правоохранительных органов к тебе претензий нет, так что оставайся в городе. А насчет пожара… Ну можешь приехать, документы кое-какие подписать, если это тебе надо.

Являлось ли правдой все то, что мне поведал Васильев. Или все это чистой воды вымысел? С него станется. Манипулировать людьми у него получается хорошо. По себе знаю. Если предположить самый страшный вариант, то все логично сходится. И моя просьба Васе, и угроза Васильева, и встреча Васи с Васильевым (черт, да они почти тезки), из-за чего Васька не смог передать мои слова Кузнечику. И слепая вера, погубившая Кузнечика. «Словом можно убить», вспомнил я слова батюшки.

Но возможно, что это все вымысел. Васильев, конечно же, не поверил, что я могу использовать сотовый в качестве диктофона, записывая наш разговор. Стал бы он распространяться о своих подвигах. Только вот, чтобы узнать это, мне придется приехать в поселок, потому что кроме телефона Васильева, у меня был еще контакт с отцом Алексеем, а его беспокоить до отпевания не хотелось.

Преодолевая земное притяжение, (сейчас мое тело будто налилось свинцом), я приподнялся на кровати и спустил ноги на пол. То есть – сел.

– Тимофеев тоже в этом участвовал?

– Ну так что? – полюбопытствовал Васильев, игнорируя мой вопрос, – хватит духу приехать и посмотреть в глаза землякам?

Конечно, участвовал. Куда ты без него?

– Приеду чуть попозже, – то ли прохрипел, то ли прошептал я, – только экзамен сдам.

– Только бери билет в один конец, – радостно сказал Васильев, спокойный тон сменился азартными нотками – потому что, я тебе башку оторву.

А это заразно, подумал я, чувствуя, как моя усталость исчезает под напором злости.

– А не боишься после коровы оказаться следующим?

– А на тот случай, если твоя псина появится, то знай – замки я поменял, ствол при мне. А для ночных гостей у меня есть парочка сюрпризов.

– Ночью в туалет пойдешь, сам не нарвись, – посоветовал я.

– Буду ждать тебя, нехристь.

Короткие гудки.

Ведем себя, как дети, – подумал я о финале нашей перепалки. А насчет сюрпризов… Предупрежден, значит вооружен.

Если предположить, что Васильев нафантазировал всю эту трагедию, то на душе становится немного спокойнее. Если нет, то лучше не думать об этом в данный момент. Думать будем о предстоящем заключительном экзамене и о том, как встать с кровати.

Спасибо Пахе за водителя, и водителю за терпение. Он долго ждал, когда я наконец-то выйду из подъезда. Ждал, когда я сяду в машину и выйду из нее. Со стороны я походил на древнего старика, рассыпающегося на части – очень был медлителен и осторожен. Не знаю, что водитель думал обо мне, но, прежде веселый и разговорчивый, сегодня он тактично молчал всю дорогу. Подъезжая к институту, он сообщил:

– Павел Викторович просил передать, что заедет за вами сам.

– Понятно, – сказал я, вылезая из машины.

– Только позвоните ему после экзамена.

– Непременно.

Было невероятной удачей то, что на третьем этаже, где должен был проходить экзамен, руководство института затеяло ремонт немного раньше срока. И поэтому сдача проходила на первом этаже. Когда я доковылял до кабинета, то несколько не удивился, когда никто из одногруппников не удостоил меня даже мимолетным вниманием. Я не стал занимать очередь, судорожно перелистывать книги и конспекты, и испытывать волнение. А просто положил пакет с учебником на полу, сел на него, ноги согнул в коленях, руки положил на колени, голову на руки. В коридоре пахло свежей краской, отчего голова болела еще больше. Мышцы ныли, тошнило. И выглядел я не очень. Пахи не было. В голове клубился туман. Хотелось спать, и я уснул.

Кто-то издалека, из другого мира, тряс меня за плечо:

– Мирофанов, проснись.

Я находился в полной темноте. Такой полной, что даже не видел своих вытянутых рук. Абсолютной. Где-то кудахтали куры. Доносились приглушенные крики детей. Слышался треск горящего дерева. Предсмертный хрип коровы.

И женский голос:

– Проснись.

Голос знакомый, но чей? Мамы? Альбины? Больше некому.

Я завертелся на месте в поисках хоть какого-нибудь источника света. Но ничего. Темнота и пустота. Даже звуки доносились со всех сторон и не могли являться ориентиром. Я заблудился, сам не зная где.

– Сережа!

– Я здесь, – крикнул я.