Kitabı oku: «Разоблачение ума: в поисках просветления», sayfa 4

С точки зрения мистических учений индуизма, возникновение устойчивых речевые конструктов можно соотнести c Майей. Так в индуистской мифологии именуют иллюзию, скрывающей истинную природу мира и вещей или непосредственно великую богиню, творящую эту иллюзию. Это та сила, которая заставляет воспринимать материю, как нечто твердое и реальное.

С данным мистическим воззрением в некотором смысле согласна современная физика. Внешние материальные объекты, представляют собой динамические процессы, вибрирующие поля, нежели нечто твердое и статичное, как это воспринимаем мы. Знания о молекулярном, ядерном и квантовых уровнях реальности ясно показывают нам, что ничего твердого в материи попросту нет.

Общая семантика Коржибски отчасти описывает формирование индивидуальной майи через феномены отождествления, абстрагирования и мышление в целом. Тем не менее, обнаружить то, как представления формируют мираж видимой нами реальности очень непросто.

Основной объем моей работы с общей семантикой Коржибски, можно охарактеризовать одной общей практикой. Я учился дифференцировать речевые значения и опыт. На примере яблока. Я наблюдал как мысленно проговариваю сам ярлык, название или описание, то есть текст моей голове, и то, что присутствовало непосредственно в переживаемом мной опыте: как я вижу, слышу, чувствую, переживаю яблоко. Для подкрепления процесса разделения я проговаривал мысленную фразу или мантру, если хотите: «это, не есть это», при этом мысленно указывая то на слово, то на переживаемый опыт, состоящий из зрительного образа, запаха, ощущения прикосновения и вкуса. Я всматривался в свои чувства, обнаруживая насколько богато их содержание в сравнении с ярлыком и описанием.

Регулярно осуществляя эту практику, напоминающую одну из форм буддистской медитации, я начал замечать, что становлюсь способным иногда переживать опыт за пределами слов. То, каким становилось мое восприятие, я объяснить не мог. Лишь замечал, что оно значительно отличалось от повседневного.

Несколько месяцев я экспериментировал с самыми разнообразными объектами, понятиями и умозаключениями и обнаружил, что более ярко и насыщенно может переживаться что угодно, если приложить достаточные усилия, направленные на раскручивание речевой структуры в направлении от заключений к объекту, ситуации и в итоге к бесконечному многообразию мира. Обычный стол становился загадочным явлением, привычное дерево за окном, вдруг представлялось чем-то совершенно уникальным и неповторимым за пределами обуславливающего описания. «Стоп, это всегда здесь было? Почему я этого раньше не замечал?»

Я-идентификация – то представление, с которым человек отождествлен. По сути это ярлык, наклеенный на себя. В нем прописаны определенные правила, сложная система законов, сформированная поэтапной адаптацией к жизни и обществу. Идентификация есть описание себя как объекта с вытекающими эффектами срезания информации. Идентификация и присущие ей предписания расскажут очень многое о жизни, судьбе и проблемах человека, о той майе, в которую он погружен.

Вот вам простой пример. Человек, идентифицирующий себя с ролью коммуниста, будет иметь разительно отличающееся поведение по сравнению с тем, чья основная идентификация – это семьянин, муж своей жены и отец своего ребенка. Поведение, поступки и цели этих людей будут значительно отличаться. И мы с определенной вероятностью сможем прогнозировать нахождение одного на политическом митинге или за прочтением идеологической публикации, а другого в загородном доме с семьей или за домашними делами по улучшению быта.

Конечно, данный пример приведен для наглядности. Ведь важно еще и содержание, которое вложено в идентификацию. Коммунист коммунисту рознь, как и семьянин семьянину. Всякая идентификация обретает свои черты и свойства в соответствии с личностью, ее сложным опытом и описаниями, наводняющими ум. Один радикален и за идею готов пойти на преступление, другой будет действовать только в рамках закона. Один семьянин ориентирован на партнерство и поиск гармонии в семье, другой патриархален и стремится укорениться в контроле и власти.

Речевой паттерн идентификации или личностный текст многогранен и не однозначен, поэтому требует наблюдения, исследования прояснения и анализа. Такая задача ложится либо на плечи самого человека, либо разделяется со специалистом. Однако всякая жесткая идентификация, будучи ярлыком, приводит к потере значительного объема информации, а значит и к потере возможностей и полноты жизни.

В данной главе я намеренно обратился к мистическому понятию восточной философии индуизма и к общей семантике, зародившейся в западной науке. Удивительно то, как в восточной и западной традициях, независимо друг от друга, возникают понимания иллюзорности мира, порождаемого мышлением, речью – умом.

Дело в том, что в сравнительном дискурсе западная и восточная мысль нередко противопоставляются как противоположные, отличные и конфликтующие. Однако часто мы можем обнаружить, что имеем дело с разными описаниями и объяснительными концепциями схожих феноменов, которые могут существовать как полностью независимо в качестве различной концептуальной оптики, так и быть взаимодополняющими. В нашем случае труды Коржибски открывают речевые механизмы иллюзии, философия индуизма предоставляет мифологический образ и сюжет.

В том случае, когда человек развивает концептуальную осознанность, различные точки зрения создают оттенки, расширяющуюся палитру восприятия мира и многообразия его связей. Феномены, рассмотренные в различных цветах диапазона восприятия, переживаются по-разному. Таким образом, разные точки зрения по-разному обогащают мировоззренческую картину, если мы способны их согласовать или сохранить независимыми.

Попробуйте обратить внимание на любой спор или внешний конфликт собственной жизни. Вы обнаружите, что другой человек имеет иные представления, противоречащие вашим, поэтому у вас возникают прения и сопротивление. Но в действительности, что или кто конфликтует? Вы или ваши убеждения? Вы или те представления о реальности, с которыми вы отождествлены?

Структура убеждений и представлений о реальности отдельного человека может быть невероятно сложной, и нет никаких сомнений в том, что поведение и образ жизни человека во многом определяется этим. Он мыслит и действует, исходя из того, какой он видит реальность. А это тесно связано с аккумулированными интерпретациями опыта.

Возьмите в пример что-то банальное, вроде «настоящий мужчина должен», и увидите, что огромное количество и женщин, и мужчин больны этими представлениями. Я не просто так использовал это слово, поскольку в дхармических религиях можно встретить определение восприятия кажущегося иллюзорного мира болезнью. Я с этим отчасти соглашусь. Ригидные установки, убеждения, умозаключения функционируют как невроз.

Настоящие мужчины вечно что-то кому-то должны. Одни отстаивают эти позиции, другие с этим борются, третьи этим хитро пользуются. Так формируются сценарии, в которые вовлечены массы людей. Однако, задумайтесь: что собой представляет этот самый «настоящий мужчина»? Это всего лишь ментальный конструкт, который подменяет реальность разным группам людей. Это горы коллективных текстов, застывших в индивидуальных психиках. На самом деле, мужчины вообще-то все очень разные.

То, как человек может проинтерпретировать свой индивидуальный опыт, способно значительно изменить видение реальности и, следовательно, образ жизни. Однажды обманутый человек может сделать вывод, заключить, что ему не следует доверять и всем остальным людям. Ведь, этим (доверием) могут воспользоваться и причинить ему вред. Однако в мире есть разные люди с разными намерениями, и следовало бы научиться их распознавать, чтобы действительно дарить драгоценное доверие тем, кто этого заслуживает.

Чем сильнее убеждение, чем оно более буквально и догматично, тем значительнее оно может погрузить человека в майю. Из индивидуальных карт реальности, выстроенных умами, складывается коллективная, и в свою очередь оказывает значительное влияние на индивидов. В основном мы рождаемся, или как писали экзистенциалисты, оказываемся вброшенными в культуру, в коллективное, в символический или речевой порядок больших групп. Поэтому на начальном этапе то, как мы интерпретируем свой опыт, во многом зависит от того, в какие условия жизни, в какие доминирующие идеи мы вброшены.

Попытки найти изначальную причину психических процессов представляется практически невозможным. Это наивная фантазия. В среднем психологи предпочитают сегодня трактовать человеческий невротизм, как следствия раннего опыта и отношений с родителями. В этом есть много правды, но это отнюдь не конечная точка.

Родители являются частью общества, они носители и ретрансляторы коллективного. Поэтому, с одной стороны, родители являют собой фигуры внешних авторитетов для ребенка. С другой стороны, через них также говорят: культура, религиозность или светскость, общественные нормы и устои, государственная идеология или оппозиция, их собственное воспитание, род и предки, архетипические фигуры и многое другое.

Когда мы говорим о бредовой идее, то подразумевается, что человек верит в слова, значительно расходящиеся с некой общей согласованной реальностью. Однако в тех случаях, когда бред коллективный, никто и не заметит подвоха, точнее не замечает, поскольку это и так окружает нас во всякий момент. Заблуждения больших групп людей, привязанность к понятийным конструкциям способны вести к страшным событиям для человечества: к катастрофам, таким как рабовладение, война, геноцид, этноцид и другое.

И, кстати, описанное выше дает нам более глубокое понимание смысла аскетических практик. Иногда для того, чтобы увидеть заблуждение группы, коллективную майю, нужно временно покинуть общество, извлечь себя из текущего речевого паттерна культуры.

Само отождествление случается на индивидуальном уровне психики. Человек постепенно оказывается в паутине, сплетенной из интерпретаций, фактов и умозаключений, которые специфическим образом участвуют в создании пространства его жизни.

Карлос Кастанеда, ставший известным писателем и мистиком двадцатого века, донес довольно интересные интуитивные подсказки для духовных практиков. Дон Хуан Матус, являющийся художественным или реальным персонажем по различным версиям, стал учителем магия толтеков для Карлоса. Он поведал об одном из ключевых понятий учения, представляющем для нас определенную ценность, о точке сборки.

Несмотря на загадочное, местами романтичное повествование, создающее особое настроение и яркие образные ассоциации, используемые Доном Хуаном, мы можем адаптировать понимание точки сборки для той темы, о которой разговариваем. Точкой сборки является место, где собрано восприятие человека. Несмотря на то, что в магии толтеков место имело конкретное расположение в энергетическом теле, мы будем подразумевать под этим метафору. Поэтому обозначим точкой сборки способ смотреть на мир определенным образом. И речь, конечно, здесь идет не смотрении глазами. Точка сборки – это место в психике, из которого человек воспринимает.

Мы говорим о том, что система убеждений и представлений человека, фиксирует диапазон его восприятия реальности. То есть, чем более ригидное мышление у человека, тем меньше вариантов реальности он может увидеть. То есть точка сборки фиксирована некими убеждениями и текстами.

Важно помнить то, что старый индеец, Дон Хуан, говорил Кастанеде и о том, что лучшее положение точки сборки – это метафора. Данную мысль я уже неоднократно выделял, потому что считаю крайне значительной и хочу, чтобы этому было уделено должное внимание читателем.

У ребенка до определенного момента жизни точка сборки свободная и подвижная. Он обладает почти неограниченными способностями восприятия мира. Однако он не способен этого отрефлексировать, осознать и управлять этим. По мере взросления он получает от родителей и разнообразного окружения обуславливание, которое влияет на фиксации положений точки сборки. Формируется система взглядов и убеждений, укорененных в его нейрологической структуре, что влияет на то, как он воспринимает реальность. Ужасным, серым, угнетающим и пугающим местом или же интересным, ярким пространством и оправданным приключением. Можно сказать, что точка сборки способна располагаться в положениях более и менее целостных картин мира, может быть более или менее адекватной ситуации, обстоятельствам и тому, что есть.

Однако учитывайте и то, что мы не можем однозначно ничего сказать об убеждении: плохое оно или хорошее, продуктивное или деструктивное, не имея полного представления о контексте и носителе. Вот вам пример. Вы, наверное, слышали такую формулу: «Вселенная заботится о вас». Буквально тысячи учителей, гуру, коучей и психотерапевтов, подхватили и утверждали важность и продуктивность этой идеи.

Однако со временем стало появляться все больше людей, которых просто тошнит от этих слов. Попробуйте заикнуться в их присутствии об этом, вы рискуете испортить отношения или нарваться на насмешки: «Ну-ну, рассказывай свои сказки, клоун!» Хотя остаются и те, кто с некоторой одержимостью продолжают повторять это, словно не замечая, что жизнь от этого легче не становится, а иногда и наоборот. Жаль, но для кого-то сладенькая фальш от псевдогуру оказывается важнее реальных дел, подлинной заботы о себе и принесения пользы окружающему миру.

Так как вы считаете, полезное это убеждение или нет?

Я дам свой ответ на этот вопрос, однако рекомендую вам попробовать поразмышлять сначала самостоятельно. Это может показаться очень простым заданием, но постарайтесь замедлиться и проанализировать, что у вас получилось. Скорее всего вы обнаружите, что ответ возник уже из некоторого мнения или опыта автоматическим образом. Если это так, попробуйте абстрагироваться от предпосылок, предустановок и взгляните на убеждение более свежим взглядом. Это ценное усилие во внутренней работе.

Итак, на мой взгляд, в действительности это убеждение абсолютно нейтрально вне контекста. Если в этом убежден инфантильный человек, избегающий ответственности за свою жизнь, то мы обнаружим, что он использует эту установку, чтобы продлевать свое избегание. Концепт заботящейся Вселенной помогает ему оттягивать необходимость что-то сделать со своей жизнью и поддерживает его пассивность. Если же в этом убежден зрелый человек, с активной жизненной установкой, то это может оказать поддерживающий эффект в его делах. Если его действия осуществляются из взрослого состояния, то опыт имеет шансы оказаться очень продуктивным для личности. Если же действия продиктованы бессознательным сценарием, то опыт может оказаться болезненным.

Подобных если, если да если, может оказаться очень много, и в совокупности они будут определять полезность, бесполезность или вредность убеждения. Именно по этой причине в качественной психотерапевтической работе уделяется время актуализации, анализу и выяснению множества контекстов жизни и их рефлексии. Никогда не знаешь наверняка, какой текст, для чего образовался в психике человека. С одной стороны, убеждения, фиксирующие точку сборки, что-то определяют, с другой же – сами по себе они нейтральны и становятся теми или иными лишь в контексте и для носителя.

Возможно, читая эту главу некоторые из вас решили, что нечто понимают об уме и о том, какую роль он играет, и возможно затем почувствовали, что это понимание пошатнулось.

Учитывайте то, что кого бы вы ни слушали или читали, вы имеете дело с чьими-то мнениями. Будь то гуру, наставник, любимый человек: сами слова – лишь интерпретации. Однако вместе с тем, между строк, слов и букв, может передаваться нечто бесконечно более ценное. И, если подобное происходит, с таким общением или чтением все в порядке. Если же вы захвачены словами, не питайте иллюзий о приближении к духовному прозрению.

В отношениях со словами требуется чувство меры, чтобы с одной стороны не оказаться под воздействием диктатуры убеждений и стереотипов, с другой стороны, чтобы не оказаться потерянными и не знающими на что опереться. Когда вы обучаетесь пользоваться словами, как инструментом, то перестаете быть жертвой ума, оперирующего ими.

Ум созерцающий, ум созерцаемый

Так животворная сила его ума стяжала победу

И далеко унеслась из границ пламенеющих мира,

И в бесконечность вселенной проник он рассудком и духом.

Лукреций, О природе вещей

Если послушать проповеди некоторых современных гуру, то может сложиться впечатление, что они предлагают избавиться как от внутренней речи, так и от личности в целом. Мне подобные примеры известны из рассказов клиентов, находившихся в поисках духовного пробуждения, а также на основе видеоматериалов различных встреч и сатсангов, доступных в сети интернет.

Данный посыл может показаться правильным, учитывая и то, что мы уже обсудили в отношении языка и текстов ранее. Однако это равносильно предложению вернуться к довербальной психике. Возможно, это не является сознательной установкой духовных наставников, тем не менее подобное проговаривается и порождает у слушателя фантазию о состоянии сознания, в котором отсутствует какое-либо комментирование и мышление, что по своей сути представляет собой не движение вперед, а откат к животному сознанию. При этом, наличие мышления или воображения интерпретируется как заблуждение и маркеры непробужденного сознания. «Не думай» и «избавься от личности» – послания, содержащие ложные цели духовного развития. Мы уже знаем, что куда важнее обратить внимание на фиксированность мышления.

Созвучные мысли высказывает и философ, искуствовед, Теймур Дайми в своем авторском блоге:

«Многие Мастера призывают вас вернуться в до-языковое состояние как бы изначальной первозданной чистоты. Звучит мило. Но до-языковое состояние – это животный уровень (собачий лай, карканье вороны, рев тигра, мяуканье котика и так далее). Для существа, родившегося в теле человека, это регресс, деградация. Возвращаться следует в сверх-языковое состояние». Это и есть восстановление в себе «Языка Адама», который был научен именам в «раю», то есть обладал всей полнотой предельных смыслов».

Думаю, было бы полезно прояснить то, что размышления и мысли могут быть сами по себе вполне просветленными, а воображение и образы способны пробуждать ум. Подобное обнаруживается в судьбах святых и просветленных, которым в те или иные моменты судьбы являлись лики ангелов, апостолов, апсар, небесных посланников, муз, божеств, связанных с их актуальной культурой.

История пробуждения Будды Шакьямуни содержит в себе эпизод сверхактивного воображения, во время которого к нему являются божества и просят его нести учение об освобождении людям. Посредством чего происходит такой контакт, общение с существами потустороннего мира? Лишь посредством воображения. Сами эти образы являются отражением глубин индивидуального и коллективного бессознательного, которого касается духовный искатель. Таков мой взгляд, как психолога. Там, где возникает образ, там же участвует и воображение. Забегая наперед, стоит сказать, что человек может быть обманут своим воображением так же, как и мышлением. Да, только это не отменяет значимой роли образов в процессе созидания души и духовного пробуждения человека.

Хотя состояние просветления тесно связано с проникновением внимания за пределы слов, все же подразумевается преодоление концептуальных реальностей, выход за их пределы в сверхречевое сознание. Попытки заставить молчать внутренний голос всегда крайне недальновидны. Вопрос пробуждения – это не избавление от внутреннего диалога или речи как таковой, это возвышение над текстом, это позиция над любыми описаниями, но не их полное отсутствие. Вот в чем дело. Требуется не заставить ум молчать, но перерасти его содержания, отождествленность с ними, что происходит, в том числе благодаря обновлению взглядов, расширению представлений, и разработке внутренних проектов, выводящих за пределы слов.

Когда дискуссия ведется об устранении личности, то сразу следует понимать, что, вероятно, подразумевается некий ложный образ себя, внутренний персонаж. Когда я слышу об отсутствии личности у просветленного, то возникает странное чувство. О чем эти люди говорят? Личность есть целое, которое включает и тело, и душу, и дух. Что же просветленный лишается тела? Души? Кажется, нет. Сидят себе просветленные, сатсанги начитывают, и тело есть и самодвижность, как характеристика души, сохраняется. Либо личностью они называют что-то другое, либо совершенно не понимают, о чем говорят.

Если есть просветление, то существует и тот, кто просветлен. Личность просветлена – это даже звучит вполне разумно. Просветленная личность не пуста, она постигла пустотность. А это разные вещи. Если же личность отсутствует, то стало быть и нет никакого просветления.

Личность как целое, включает в себя физическую воплощенность в теле, в его органах и нервной системе. То есть тело является проявлением личности и ее неотъемлемой частью. Поэтому призывы к избавлению от личности звучат несколько сомнительно в этом контексте. Но, даже если мы подразумеваем стирание личности как текста и самоописания, то ничего кроме состояния психоза не представляется в качестве результата.

Хотя, конечно, символическое умирание и смерть определенных внутренних фигур, составляющих личность, представляет действительный интерес и имеет огромное значение в процессе духовного развития. Фактически такое умирание является актуализацией внутренней фигуры смерти, символизирующей столкновением с экзистенциальным ужасом, о чем мы еще обязательно поговорим на страницах этой книги. Но все же было бы неверно устремиться к уничтожению личности, если только не делать множества оговорок и проясняющих дефиниций в отношении этого процесса.

Просветление представляет собой возможность нахождения положения точки сборки за пределами слов и подразумевает просветленную личность. Таков тезис моего исследования.

Духовное переживание представляет собой в первую очередь опыт. И одной из фундаментальных практик, позволяющих пробудить в себе видение и переживание оного, является созерцание. Духовное в принципе возможно изучать и описывать через созерцание, позволяющее всмотреться за пределы символа, на то, куда он указывает. Поэтому мы постепенно подбираемся к данной практике, которая представляет собой способ исследования различных положений точки сборки и мягкий путь освобождения от фиксаций. Если говорить в терминах глубинной психологии, то созерцание является инструментом индивидуации.

Благодаря созерцательному процессу человек испытывает такое чувство, словно внутри освобождается место. Конечно, все, что касается внутреннего мира довольно абстрактно и метафорично, поэтому очищенное пространство является лишь способом говорить о том, что происходит.

Созерцание развивается через даосский принцип недеяния, у-вей. Именно когда ум снижает активность или вовсе прекращает действовать, то возникает такое чувство словно пространство, ранее обремененное движениями ума, освобождается и мысль становится значительно более ясной.

Когда точка сборки становится более подвижной, то ум в меньшей степени цепляется за те или иные ее положения. Созерцательный ум, который развивается через практику, дает возможность познакомиться с обширными смыслами, разнообразными точками зрения, попробовать их на вкус, так сказать, при этом не становясь их жертвой. Так открывается возможность исследования и расширения собственного восприятия. При этом не обязательно соглашаться со всем созерцаемым. Это не требуется, поскольку мы входим в позицию наблюдения, но не активности.

В созерцании не требуется ни сопротивляться, ни окончательно сливаться с созерцаемым, что можно охарактеризовать как не отождествление. Это может быть очень ценным, особенно при обращении внимания на сложные темы, которые обществом табуируются, игнорируются и подавляются.

К сожалению, если сложный дискурс откладывается человеком или обществом, подобное ведет к подавлению энергии и формированию того, что в архетипической психологии называется тенью. Подавляемая и отрицаемая часть в неинтегрированном виде содержит в себе разрушительный потенциал для жизни. Фигура тени становится бессознательной личностью, которая ведет захват человеческой жизни, обкрадывая осознанность человека. Здесь созерцательная практика представляет собой инструмент интеграции и приобщения к своей теневой стороне.

В созерцании внимание играется с содержанием. Эго то прикасается к смыслу, то отделяется от него, то погружается в его глубины, то возвышается высоко над ним. Иными словами, практикующий развивает в себе подвижность точки сборки. Во внутреннем мире, это представляет собой специфический опыт дозволения себе стать чем-то, при этом не становясь этим окончательно, то есть, не вводя созерцаемое в повседневность, когда это не требуется или в той форме, которая недопустима.

Эго в процессе созерцания осознает себя посредством качества пустотности. Все образы и тексты, которые я примеряю на себя как одежки, мной не являются, либо являются только лишь частями другого предельного, тотального трансцендентного Я, представленного в глубинной психологии архетипом самости. Так эго примеряет к себе смыслы, мнения и позиции, с одной стороны, распознавая различия между ними, с другой – сохраняя осознанность наблюдателя, которую можно выразить известной и вечной формулой: «Я – это не эти мысли». Справедливо будет сказать и то, что невозможно освободиться от текста до тех пор, пока текст не будет освобожден от самого себя. Тексты ума нужно не просто отбросить, но глубоко принять, прожить и затем перерасти.

Созерцающий не верует в созерцаемое, но и не сомневается в том, что созерцает. Он допускает любую позицию в качестве исследовательской оптики. Всякая идея, принятая к созерцанию, даже самая абсурдная или фантастическая, не заменяет целостную картину мира и жизни, но служит дополнением, определенным аспектом.

Повторюсь: чтобы рассмотреть некоторый смысл, не обязательно быть с ним согласным. Может оказаться, что наблюдаемая позиция выражает истину жизни другого, находящегося в принципиально иных условиях жизни. Такое открытие нередко преображает самого созерцающего, делает его целостнее, поскольку позволяет принять иное, отсылающее к своему бессознательному материалу, найти этому место в своей душе, тем самым интегрируя противоположности, что уменьшает внутреннее противостояние и снижает оппозицию тени.

Некоторые вещи, которые вы можете созерцать, особенно связанные с отношениями и коллективным планом бытия, станут основанием только лишь для сострадания тем, кто застрял в определенных мучительных сценариях. Однако это способно открывать ваше сердце, а значит – небесполезно с точки зрения вашего становления и освобождения.

Возможно, кто-то другой склонен к жадности, и если созерцающий пропустит через себя смысловую матрицу этой тени, то лучше поймет и примет подобное незрелое начало в других людях, а также сможет признать возможный подавленный аспект в собственной психике. В дальнейшем не придется вытеснять или осуждать что-то подобное, однако возникнет более глубокое принятие и понимание того, как обходиться с данным аспектом жизни. Нередко темная часть души, попавшая в свет сознания, трансформируется и служит целому, личности. Так жадность может преобразиться в эффективный учет, признание ценности и защиту собственных ресурсов.

Для демонстрационных целей я нередко обращаюсь к архетипической диаде внутренних фигур: родитель-ребенок. Это богатые и интуитивно понятные образы даже для людей, которые далеки от психологии. Мудрый родитель воспитывает ребенка не через запрет и наказание, но через дозволение, предоставление альтернатив, разъяснение ответственности и стимулирование к осмыслению последствий своих поступков в границах зоны ближайшего развития, то есть именно в тех вопросах, для освоения которых ребенок уже созрел. И такой родитель не принуждает к работе, которая не соответствует уровню развития дитя. Так психическая энергия ребенка оказывается задействована в русле естественного развития. Сам он постепенно взрослеет и созревает в психологическом смысле в лучах такой заботы.

В созерцании мы становимся для себя, для собственного эго, именно такими мудрыми родителями, то есть берем ответственность за свои менее развитые части, скрытые и неразвитые начала и собственным вниманием запускаем в них исцеление, развитие и взросление.

Созерцательная позиции допускает самые разнообразные точки зрения на мир и себя, при этом не делая себя их жертвой. Это осознанный процесс. В пространстве созерцания ум не является руководством к действию или внутренним авторитетом, поэтому речь идет об особом способе функционирования индивидуального сознания и целой философии созерцания.

Когда ум доминирует, тогда то, что переживается как знание, становится опорой для принятия решения. Происходит отождествление со знанием. В этом случае человек служит недифференцированным описаниям и интерпретациям прошлого своего, своих предков и коллективного организма, культуры. Созерцательный ум отличается тем, что вовсе складывает с себя обязательства принимать решения, по крайней мере относящиеся к внешнему миру. Однако возможны решения и усилия, которые будут осуществлены во внутреннем пространстве, в душе. Это продуктивный парадокс, позволяющий допустить что угодно, поскольку подобное не приведет к замешательству, страху и несвободе, когда осознанно переживается во внутреннем пространстве. Допущение чего угодно означает еще и расширение сознания в подлинном смысле.

Ум в созерцании занимается познанием и интеграцией психического содержания. Жизненные решения могут рождаться не просто логико-вербальным или иррационально-чувственным способами, но из точки, в которой ум и сердце входят в тонкий резонанс и согласие. Редкое, но запоминающееся событие. Тот, кому удается прожить подобный синтез в определенной части своей жизни, определенно переживает себя в нем пробужденным существом.

Основным приемом созерцательной практики является пауза. Человеку требуется замедлиться или полностью остановиться, чтобы расширилась возможность восприятия. Однако следует заметить, что, практикуя паузу, нередко сначала человек окунается в эмоциональную боль, в страдание. Дело в том, что подлинная пауза возвращает нас к тому, что не пережито и компенсировалось активностью ума. Стоит ему замолчать, как страдание высвобождается наружу и требует от нас смелости встретиться с ним, признать, принять и пережить.