Kitabı oku: «Чужая кровь», sayfa 15
– Слушай, а боевого робота нет у тебя? – оживился Яков. – Мощная машина. Как он с этим валдарнийцем разделался – красота просто. Я такого чудища в жизни не видел. Не знаю, как с ним Сага разговаривал.
– Был последний в моем секторе. Так ваш Сага его и приговорил, – ответили динамики.
– Тю… – разочаровано протянул Яков.
– Но БРки не сильно нам подчиняются. Они из другого центра ведутся, я вообще понял, что они практически полностью автоматические. Да за ними и не уследишь просто. В общем, сигнал они от нас получают тоже, но отчитываются по другому каналу, не нам точно. Мы координируем свои глаза и уши, а разрешение на выполнение для БР дается из другого места. Боевой робот – техника запредельно ценная, но ваш мертвец, видать, ценнее.
– Док у нас вообще огонь! – подтвердил Сагитай. – Вчера такую телочку снял, закачаешься! Пока мы от колобка драпали, он ее чуть не оприходовал в кустах, насилу разняли. Вон Яков подтвердит! – кивнул Сагитай на напарника.
– Чего?! – оторопел оператор. – Какую еще телочку?
– Да вот возле вышки, что возле двух речек – Десны и Деснянки. Там же нас колобок и засек. Или телочки эти, то есть одна там была женщина, а вторая не совсем, но на Якова сильно глаз положила. Факт, – улыбнулся Сагитай.
Несколько секунд ПР ехал молча.
– Ничего не понимаю… – наконец раздалось из динамиков. – Сейчас, у меня глаза в этом районе… Так, бойцы! – внезапно оператор потерял все спокойствие и собрался. – За вами альфа-гнус! Два отряда по восемь человек. Двигаются бегом. Первый движется со Старой Рудни, северо-восток, дистанция десять километров, второй форсирует реку, поравнялся с брошенным вами автомобилем, дистанция восемь километров.
ПР добавил скорости, заставляя переходить людей на легкий бег. Трофима, стоящего на платформе, затрясло сильнее.
– Как они нас нашли? – задышав в такт легкому бегу, спросил Сагитай.
– Последний, который в колодец нырнул, корректировщик или кто-то из этой части. У него была связь, – догадался оператор.
– Надо было гранатку кинуть, – на бегу сказал Яков. – Если бы не пожалел, может, рацию бы сломали…
– Если бы у дедушки была щель… Он был бы бабушкой, – сбивая дыхание отрывисто прокомментировал Сагитай.
На этом переговоры прекратились. Как быстро может бежать гнус, неизвестно, но то, что он не устает, было понятно и очевидно. А вот не спавшие и толком не евшие люди, бегущие практически с полной выкладкой, чувствовали каждый шаг.
– Сколько. До. Машины? – перекладывая гранатомет с одного плеча на другое, спросил Яков.
Отделять слово от слова на бегу, сочетая их с выдохом под шаг, было единственным способом сохранять дыхание.
– Восемь семьсот, – мрачно сказал оператор.
– Не дойдем, – выдохнул Сагитай.
– Не останавливайтесь. «Утенок» в воздухе. Время подлета десять минут, плюс минус одна, – по-военному сухо сказал оператор.
– О! СУ-34? Вот это дело! – обрадовался Сагитай и даже побежал легче от такой новости. – Говори, говори, родной, не останавливайся! Ух…
– Что говорить-то? Бегите, мужики. Держаться надо. Только сил в округе не осталось практически, несколько целых ДПР без топлива и один ПР без боеприпаса, вроде как подгоревший маленько, но системы связи в порядке. Разбитых полно. Несколько СУ на вылетах работают пока, но полоса близко к фронту, недолго ей осталось. Вертолетов для вас нет, и не долетят, и не успеют. Бегите.
И они бежали, вбивая шаги в сероватый асфальт, ловя мутные отблески солнца от его поверхности. Пробежка начинала чувствоваться дыханием. Дробный выдох по половине от выдыхаемого объема на каждый шаг с обязательным полным выдыханием, чтобы освобождалась нижняя часть легких, и мощный короткий вдох на следующий шаг или полтора с небольшой паузой задержки дыхания на четверть шага для лучшего газообмена. Такой нехитрый ритм позволял долго удерживать дыхание, заставляя работать тело как механизм, а человек сознательно мог контролировать, чтобы легкие очищались полноценно, своевременно и была небольшая, но важная пауза для газообмена после вдоха. В результате получался ритм, примерно как у паровоза, шумно и отрывисто, но при таком способе даже не умеющий правильно дышать на бегу, если будет удерживать внимание на ритме, продержится гораздо больше, чем без него.
Теперь тренированные и вполне приспособленные для работы в таких условиях бойцы следили за асфальтовыми выбоинами, которые сейчас представляли самую большую опасность. Стоило подвернуть ногу, и ковыляние станет причиной задержки еще и напарника. Нет-нет да и встречавшиеся лунки разбитого машинами до щебенки асфальта могли сбить шаг. Показался Смычин. Уже не обращая на дома, трупы животных и людей внимания, немногочисленный отряд, топоча и оглашая окрестности паровозным пыхтением, проследовал мимо. Бронежилеты давили тяжелым одеялом. Автомат Сагитая, через ремень повешенный на шею, весом всего в неполные четыре килограмма сильно контрастировал по весу с гранатометом Якова и полноценной пятнашкой, которую он перекладывал из одной руки в другую. Он бы уже и положил «Леру» на ПР, но, глядя, как мотыляется и потряхивается Док, отказался от этой мысли. Его сил должно хватить. Но силы для бега, о которых не думалось вначале, ожидаемо начали таять. Сначала укоротился шаг, затем неровности дороги стали сильнее сказываться на ритме дыхания, а после опасно колотящееся сердце, вынужденное поддерживать бодрствующий организм уже столько времени в напряжении и взмокшая спина заставили перейти на быстрый шаг. Чувствовалось, что утомленный организм работает на опасно завышенных оборотах.
– Оператор, докладывай! – на выдохе крикнул Сагитай.
– До предполагаемого транспорта шесть триста. До гнуса дистанция четыре четыреста северо-восток и три восемьсот юго-восток. Время подлета сушки – пять минут. Надо поднажать, мужики! Гнусу до вас с таким темпом тоже минут пять.
Бойцы опять перешли на бег. Раньше такую дистанцию с полной выкладкой они бы пробежали без особого напряжения, но сейчас нагрузку можно было считать троекратной. Тело слабело, кровяное давление падало, несмотря на то что сердце колотилось и содрогалось, как перегретый и детонирующий двигатель, пот, который вначале был горячим, стал холодным. Бойцы на ходу начали открывать и пить воду из фляжек. Сотни метров, десятки метров и каждый следующий метр превращались в испытание на силу воли. При их скорости хода дыхание уже не сбивалось, а вот элементарного топлива не хватало. Чертыхнувшись, Сагитай достал плитку шоколада, разломил ее надвое и отдал половину Якову. Это было необходимо. После шоколада пусть и не сильно, но как будто стало легче, всасывание только началось. Тяжелые шаги гулко ударяли в голову, от шума собственного дыхания закладывало уши.
– Терпите, мужики, терпите! – раздался голос оператора, наблюдавшего за всеми картинами сразу. – Уже полтора километра прошли. Гнус в трех километрах. Прикрытие идет на сверхзвуке.
Бойцы прекрасно понимали все. Никаких оправданий и жалоб. Откровенно говоря, лишних сил не было даже на то, чтобы хоть что-то промычать. Если бы не было ожидаемого прибытия бомбардировщика, наверняка они бы приняли последний бой еще в Смычине. Следующая плитка шоколада, уже от Якова. Не чувствуя вкуса и запаха, кроме запаха собственной крови от раздраженных легких, Сагитай закусил шоколад, не разжевывая, а только сглатывая сладкую слюну. Тоже вариант. Сейчас нельзя перегружать желудок даже водой, легко можно блевануть или потерять сознание, если кровь отольет от головы. Яков же зажевал шоколад полностью, но не запивал. Странное ощущение кожи, она словно потеряла чувствительность. Кроме болезненного холода, граничащего с болью, мышцы всего тела вдруг оказались истощены и заныли. Пульс уже стучал не в висках, а в глазах и горле. Еще, наверное, километр или больше пройден. В таком состоянии не до подсчета расстояния, в таком состоянии только бы не подвернуть ногу, не споткнуться и не сбиться с ритма. Бежать как механизм, поблескивающий на солнце металлом, как эти бесконечные прорезиненные гусеничные ленты робота перед ними. Раз-два, раз-два, раз-два…
– Четыре километра до транспорта, – сухо прокомментировал оператор. – Гнус километр на северо-восток и восемьсот метров по трассе позади. Держитесь, мужики!
И бойцы держались. Да, исход боя, бывает, зависит не от того, как и кто умеет стрелять, а от того, способен ли ты или противник добежать до укрытия. Яков уже не перекладывал «Леру» из руки в руку, очевидно, боясь уронить ее. Оружие тяжело повисло на правой руке, а он, шумно и страшно выдыхая, удерживал темп. Лицо покрылось красными пятнами, глаза, словно чужие, были покрыты сеточкой кровеносных сосудов и выпучены, рот открыт. Сагитай, хоть и не покрылся пятнами, но коричневая слюна от шоколада изо рта, которую он забывал иногда сглатывать, уже начинала капать с подбородка.
– Пятьсот метров до гнуса! Контакт! – крикнул оператор.
Ему, наблюдающему за действиями альфа-гнуса с высоты с помощью беспилотника, было видно, как солдаты противника увидели бегущих, вынырнувших из небольшого спуска дороги людей и, вскинув оружие, вели их в прицеле, целясь или пока определяясь с количеством сил противника. Пятьсот метров – неплохая дистанция, чтобы попасть в человека, для того, кто умеет стрелять.
– Ложись! – скомандовал оператор.
Оба тела, словно споткнувшись, упали на землю. Громыхнув оружием по асфальту, вдыхая придорожную пыль, хрипя и кашляя.
– «Утенок» заходит!
Тяжело дыша, Яков и Сагитай перекатились на спины, готовя оружие к бою. Затем с таким же усилием развернулись головами к противнику. Сагитай на северо-восточную группу, Яков на ту, что бежала, не сбавляя темпа, за ними по дороге, но теперь сошла с трассы и двигалась по другую сторону от дороги, планируя направить на людей кинжальный огонь и окружить их. Дистанцию в пятьсот метров человек может пробежать за полторы минуты, удерживая темп чуть выше среднего. Именно так и бежал гнус быстро сокращая расстояние. Свободно, не тяготясь ни весом брони, ни весом автоматов, ни циклом дыхания. Только позади и по бокам приближающихся отрядов, словно сама смерть, неслышным крылом касаясь осенней травы, сжигая и превращая ее в прах, на широких крыльях летела чернота. Легкий, быстрый бег и приближающиеся черные линии смерти, которые должны сойтись в одной точке, где покрытые черной и дорожной пылью застыли двое живых, робот и ходячий мертвец. ПР встал между двумя бойцами, развернув пулеметы в сторону противников. Яков протянул вверх руку и сдернул Дока на землю, уложив его рядом с собой. Тихо-тихо, разбиваясь о соломинки степной травы, напевал ветер такую простую и незатейливую песню, которую человеческое ухо слышало уже миллионы лет, успокаивая и убаюкивая… В последний раз.
И тут тряхнуло. Взрыв прямо посреди сошедшей с дороги группы, которая была справа от развернувшихся к ним лицом встречающих гнус людей. И тут же, практически одновременно, грянул еще один взрыв, с краю от двигающей с севера группы, и сразу пришел звук двигателя уходящего в небо самолета. Взрыв был такой силы, что отряды гнуса вперемешку с землей раскидало метров на двадцать. Шум двигателя самолета отдалялся, а пыль и земля оседали и рассеивались.
– Отработал. Больше метать не будет. Гнус рассредоточился.
– Сколько минуснул? – громче, чем надо, спросил Сагитай.
– Не всех. Может быть, половину. Остальных покалечил или повредил их оружие, – ответил сидящий в бункере лейтенант, убравший трясущиеся руки с клавиш управления, чтобы ненароком не нажать на кнопку открытия огня, чего требовали переведенные в ручной режим индикаторы целей его робота.
Позади него стояли еще двое операторов, поджавших губы и во все глаза смотревших на дополнительные экраны, чтобы вовремя подсказать важную информацию.
– Сам сколько снимешь? – громко спросил Сагитай, только теперь понимая, что кричит.
– Пулеметами без гарантий. С гарантией только пила, но это надо вплотную подъехать. На открытой местности не получится.
А гнус тем временем восстанавливался, пожирая пространство жизни, окрашивая ее в черное, собирался и склеивался. Находил уцелевшее оружие и приходил в себя. Беспилотник, кружащий на малой высоте, по мере осаждения земли и пыли беспристрастно засекал движение. Трое из восьми справа и семеро из восьми слева. Вот так, значит… Больше половины из двух отрядов альфа-гнуса в строю. Десять объектов. Против них на открытой местности остаются только двое выдохшихся бойцов, работающих на остатках сил, несколько магазинов к АК, два с половиной десятков выстрелов к «Лере» и катаны. Катаны – хорошо, не надо перезаряжать. Надо перезаряжать только себя.
– Брат, красные есть? – спросил Сагитай.
– Что красные? – не понял Яков.
– Таблетки красные из аптечки. Рельсы гнуть хочу, брат…
– Есть красное, Сага… Есть, конечно!
Яков моргнул и, повернувшись на бок, достал откуда-то из-за бронежилета оранжевый коробок. Высунув красную таблетку, он хотел подать ее Сагитаю, но неуклюже выронил, и красная, размером с маленький желудь пилюля подкатилась по асфальту прямо к его лицу. Боец губами поднял ее с асфальта, разгоняя тяжелым дыханием дорожную пыль, с хрустом разгрыз и запил водой из фляжки. Яков сделал то же самое.
Глава 19. Рык
Залегший противник, пересчитав потери, встал, растягиваясь цепью, не боясь ни очередного внезапного налета «утенка», ни огня двух бойцов, которые не могли причинить им вреда. Спокойно и уверенно, держа автоматы стволами вверх, они шли по осенней траве, с шорохом разрывая сплетенные травы. Единственным, кто мог нанести им урон, был ПР, но робот на дистанции в триста метров с его короткоствольными пулеметами не был опасен для гнуса. Несколько отверстий в их теле и броне не повлияют на исход их операции, но гнус, пусть даже и военный, не мог учесть, что роботом сейчас управляет человек, что двое залегших на асфальте бойцов не планируют путей отступления. Дорога была чуть выше остального фона, и робот, не имеющий возможности закатиться в укрытие, проглядывался и простреливался с обоих сторон дороги, но, судя по тому, что он не стрелял, был, вероятно, без боеприпасов или поврежден. СУ-34, идущий на еще один заход, на этот раз был замечен раньше, чем выпущенные им бомбы коснулись земли. Растянувшиеся широкой линией солдаты противника прыгнули на землю, а уже потом до людей докатились оглушительные взрывы нескольких бомб. Когда дым и оседающая пыль развеялись легким ветром, гнус абсолютно в том же количестве шел к людям, а расстояние сократилось до двухсот метров.
– Оператор тут? – спросил Сагитай.
– Так точно, – отозвались динамики.
– На нас огонь еще рано вызывать. Как понял? – спросил Сагитай. – Бьемся до последнего. Дока не сдавать!
– Понял вас. Дока не сдавать!
В голове у бойцов поселилась странная холодная уверенность. Злая и спокойная, точнее, не спокойная, а сдерживаемая холодным рассудком. Сагитай посмотрел на асфальт перед собой. Каждая трещинка, каждая песчинка и камешек были освещены солнцем, объемны и отбрасывали маленькую тень. Круглая выбоина в паре метров с острыми гранями слома покрытия была тверда и шипаста, мышцы словно сжатые и срывающие винт пружины, в руках по динамиту, левое плечо не болит, а приятно щекочет. Он посмотрел на Якова. Тот вытащил из карманов заныканные боеприпасы для «Леры». Голубые безосколочные и блестящие желтым металлом с черным носиком бронебойные. Он нашел небольшую выемку в асфальте и сложил их туда, еще несколько переложил в легкодоступные карманы. Взгляд спокоен и чист, только зрачки в точку суженные. Злой… Сагитай усмехнулся в голос. Яков, повернув голову, посмотрел на него и подмигнул. Так просто и знакомо, будто они вдвоем пили по кружке пива в каком-то уютном, мирном месте. Брателло…
Сто пятьдесят метров до противника.
– Оператор?
– Я.
– Мы работаем слева, на тебе трое справа.
– Понял. Когда?
Сагитай посмотрел на Якова, который лег головой к левому флангу и уже держал на мушке одного из наступающих.
– Достанешь? – спросил Сагитай Якова. Тот уверенно кивнул. – Сразу после выстрела.
Громким железным голосом лязгнула «Лера». Barrett XM109 создавался на основе снайперской винтовки M107, и укорочение ствола, конечно, дало некоторую просадку в точности, но для этой дистанции его можно было смело называть по-прежнему снайперским оружием. Граната с голубой пластиковой безосколочной головкой попала точно в голову противника, оставив без управления тело, которое, сделав несколько шагов, упало на землю. Наступающие мгновенно залегли. Такого они не ждали. Шаркнув гусеницами, рванул одновременно с несколькими автоматными очередями противника, ПР, на ходу расчехляя пулеметы. Тут же послышался звон попаданий по башенкам робота. Противник залег в траве. Точно определить, где он находится, уже было невозможно, а вот бойцы, лежащие на дороге, на фоне неба, скорее всего, были видны, но гнус, находящийся слева от дороги, не стрелял.
ПР рванул вперед. Оператор прекрасно видел залегших в траве бойцов противника. На это у него были глаза сверху. Главное было подавить огнем, а затем подъехать вплотную, а там уже у гнуса мало шансов. Сердито и грозно, короткими басовитыми очередями застрекотали пулеметы робота, накрывая и редко попадая в целящегося в него гнуса.
Отряд теперь уже из шести бойцов, замерший на земле, перешел в движение. Двое крайних бросились в обход. Один вправо, другой влево. Коротким рывками. Громыхнула «Лера» по левому, застрекотал автомат Сагитая по обходящему справа. Выстрел гранатомета прошел мимо, и земля взорвалась далеко за бегущим гнусом. Еще один выстрел, уже ниже, на опережение, под ноги. Гнуса кинуло в сторону. Еще выстрел в место падения, по неподвижному телу, вроде бы наверняка попадание. Вверх взметнулась не пыль, а как будто какие-то клочки. Минус четыре гранаты. Остается двадцать одна. Черный круг в месте падения ширился. Значит, жив гнус, попадание в бронежилет. Обходящий справа, не замечая стрекочущего автомата, продолжал бежать в сторону дороги, не боясь и не пригибаясь. Несколько пуль чиркнуло по броне, одна вроде как попала в ногу, на секунду сбив шаг. Стоит ему достигнуть дорожной насыпи, и он будет вне прострела. Яков развернулся корпусом, целясь вправо, подставляя противнику левый бок. Выстрел гранатомета. Не попал. Но в чем дело? Рот Якова скривился, и он в несколько перекатов откатывается чуть ли не к самому правому краю дороги. Рука согнута выше локтевого сустава. Пуля вошла в руку, разбила плечевую кость разорвав внутреннюю часть бицепса, ткнулась в боковую защиту. Мгновенно появилась красная кровяная дорожка. Жгут. Быстро и уверенно. Яков мотает сам себе. Сагитай перехватил гранатомет и, выщелкнув магазин, заряжает его разложенными рядом гранатами 25×59 мм. Не клеится, не клеится оборона.
ПР уверенно шел на ближайшего противника. Выстрелы из двух автоматов, заряженных бронебойными, большей частью рикошетили от круглых башен из легированной стали. Но другие заскакивали, ослепляя датчики и нарушая механизмы вращения башен. Вот уже два десятка метров до залегшего гнуса. Встречная граната и сразу взрыв под ходовой тележкой. Холодный расчет и твердая рука метающего. ПР опрокинулся на бок, безостановочно крутя гусеничные ленты, подставляя стрелкам беззащитное днище. Несколько очередей, и робот, лязгнув стопорнувшими ход звездочками, затих.
Яков одной рукой перехватил автомат Сагитая, беря на контроль тех, что должны появиться справа от дороги. Они появились. Встал один, затем двое других и, подняв вверх оружие, показывая что стрелять не собираются, пошли на людей.
– Сага! – окликнул Яков.
Сагитай, с тяжелой «Лерой», ужом вывернувшись на земле, направил гранатомет на правую сторону дороги. Тут же те трое залегли, но спины видны. Выстрел «Леры». Фонтан земли намного позади одного из них. Поправка на расстояние. Еще один выстрел на этот раз перед телом. Сагитай совмещает прицельную планку и мушку оружия так, как надо… Сейчас будет точно. Палец начинает стягивать туговатый крючок спуска и… Короткая очередь из-за спины выбила асфальтную крошку между бойцами.
– Встать! – раздался позади громкий окрик.
Доля секунды на размышление, но Якову в затылок упирается дуло пистолета. Сагитаю тоже что-то не сильно, но уверено придавило шлем.
Все.
Приехали. Чертов альфа-гнус, действительно умеет воевать. Те трое спереди встали и уверенно пошли вперед мимо недвижимо лежащего на боку робота. Бойцы поднялись на ноги угрюмо, с какой-то обидой и досадой, что вот так просто их взяли тепленькими, даже с боеприпасами.
– Кругом, – спокойно и расслаблено сказал голос.
Они развернулись. Несколько человек, точнее сказать зомби, покрытых безобразными, уже привычными пятнами. Все в военной форме, бронежилетах, рванная одежда пробита осколками, на шлемах надрывы и рытвины от попаданий. Много раз убиваемые, но не убитые окончательно. Темные глаза без белков или с их остатками. Главный перед ними, без левой руки ниже локтя. Только две коричневые кости, лучевая и локтевая, острыми концами торчат из сухой культи. В правой руке пистолет. Взгляд внимательный, но не злой, даже с пониманием каким-то или… оценкой. Подошедшие сзади уже разоружали их, снимая катаны, пистолеты, ножи.
– Молодцы! Крепкие! – похвалил он, разглядывая каждого. Несколько мгновений смотрел на вставшего вместе с бойцами Дока. Лицо трудноуловимо меняло оттенки настроения вместе с проходящими в зараженном мозгу мыслями. – Куда шли?
– Далеко, отсюда не видать, – буркнул Сагитай.
Командир отряда гнуса посмотрел направо, туда, куда вела дорога. Криво усмехнулся, без эмоций. Окинул взглядом чистое небо.
– Это животное вам зачем? – спросил он, глядя на Дока. Бойцы промолчали. – Ну—ну, – кивнул он. – Через сорок восемь часов расскажете. Недолго. Сушка не заходит… Бережете? – он указал торчащими костями на мертвеца. – Хорошо…
Командир прошел взад и вперед перед людьми. Ему не хватало сигареты в обрубленной руке, чтобы точно походить на того, кем он был в прежней жизни. Чуть приблизился к ученому, смерил его взглядом, заглядывая будто внутрь его груди. Едва уловимая гримаса удивления и как будто отвращения пробежала по измененному лицу.
– Что это? – спросил он негромко, ни к кому конкретно не обращаясь. Затем его взгляд уперся в Сагитая. Он сделал паузу, всматриваясь в глаза бойца, который не прятал от него своих глаз, только желваки играли на скулах, да холодная, лютая злость сочилась из монгольских глаз. – Вы приглашены в братство. Нам нужно знать про это, – он снова указал на Дока. – Есть что сказать? – командир повернулся к Якову.
От этой фразы похолодело в животе и зашумело в ушах. Понимание того, что это могут быть последние мгновенья свободной, не подчиненной практически никому, не простой, но человеческой жизни, и пересилить противника невозможно. Но никакого смирения с уготованным.
– Если бы не инвалиды в вашей команде, я бы вас руками задушил, – процедил Сагитай.
Глаза однорукого командира удивленно расширились.
– Что ты сейчас сказал? – спросил он, повернувшись одним ухом к бойцу.
– Инвалиды вы конченные… Петрушки… – зло процедил Сагитай.
Командир недоуменно отступил на шаг, брови по-прежнему были высоко, но по лицу начала расползаться дурацкая улыбка. Он неуверенно начал посмеиваться, все громче и громче, постепенно переходя в хохот. Стоящие рядом с ним бойцы были спокойны. Сагитай улыбнулся. Неожиданно командир кинул правой рукой с пистолетом боковым в голову Сагитаю, но сейчас для бойца это было более чем медленно. Мгновенно уклонившись, просто подсев вниз, он правым прямым воткнул кулак в висок гнусу. Тот пошатнулся и, отступив на полшага, чуть не припал на одно колено.
– Что, других вариантов нет? – спросил Сагитай, зло сощурившись. – Из вас бойцы как из говна пуля.
Улыбка слетела с лица командира, но тут же появилась вновь. Он с восхищением посмотрел на Сагитая.
– Молодец! – искренне сказал он, как будто и не было никакого удара. – Такие, как ты, могут вести армию! Ты будешь хорошим командиром. Такими бойцами не разбрасываются, – он задумался на секунду. – Как тебя зовут, воин?
– Сагитай, – спокойно ответил боец.
– Твой напарник тебе ровня?
– Да.
Гнус убрал пистолет в кобуру и встал напротив, убрав руку и культю за спину, словно показывая, что смиренно готов принять еще один удар.
– Для таких, как вы, есть особое положение. Человек, который не сдается, будет командиром, который не сдаст свое братство. Он станет братством, он поймет, что есть братство. Нам нужно, чтобы вы приняли это. Сами, добровольно. Тогда после перерождения, вы будете сильными, вы будете генералами! Ты хочешь быть генералом, Сагитай? Ты будешь, – твердо сказал командир отряда. – Если заставлять таких, как вы, принимать братство, вы будете слабыми. Нельзя терять таких воинов. Ты видишь, здесь все братья, даже я тебе брат! Я вижу твою силу, солдат! Нам нужны сильные воины! Вот тебе моя рука, – он протянул руку. – Ты будешь вести армию, мы дадим тебе тысячу бойцов, сотню танков из плоти и крови. Они будут преданны тебе, ты завоюешь для братства новые земли. Ты будешь выбирать себе новых бойцов, сильных ,как ты!
Правая рука командира гнуса, защищенная перчаткой, висела в воздухе, ожидая руки Сагитая. Сагитай посмотрел на Дока, такого нелепого и беспомощного, в его жалкой куртке с небольшими дырочками от осколков гранаты.
– Если я убью любого из вас голыми руками, мы свободны. Мы уходим. Я, Яков и он, – указав пальцем на Дока, сказал Сагитай.
Рука командира по-прежнему висела в воздухе перед бойцом.
– Ты не сдаешься? Ты никогда не сдаешься, Сагитай? – гнус кивнул, соглашаясь со своими мыслями. – Если ты убьешь одного из нас, ты уйдешь. Я дам тебе десять часов. Если он, – командир указал на Якова, – убьет одного из нас, он тоже уйдет. А если это животное, которое давно мертво, убьет одного из нас, оно тоже уйдет. Мы дадим ему десять часов.
– Он не умеет драться.
– Мы не убьем его. Старшему брату будет интересно взглянуть на животное. Наверное, он имеет особую ценность для вас, если мы все еще разговариваем тут, – командир брезгливо посмотрел на мертвеца, оценивая его. – Мы дадим ему пистолет. Лучшего варианта не будет, боец. Да или нет? – рука требовательно висела в воздухе.
Сагитай молча пожал ее. Командир задержал на нем взгляд и удовлетворенно кивнул. В самом его взгляде, взгляде этого однорукого гнуса, читалось спокойствие и уважение к решению противника. Все-таки зараженные в чем-то оставались людьми. Что-то не подвергалось изменениям. Инстинкт борьбы за жизнь, за ее час или десять, за любой шанс прожить чуть дольше, не порабощался вирусом, возможно, даже культивировался и имел ценность в глазах гнуса. Гнус пошел на их условия, в конце концов какие у людей шансы? Они все равно войдут в братство, усилят и укрепят его, будут служить одной большой общей цели. Добровольно. Вечно. Осталось недолго. Сагитай сорвал разгрузку, дернул за шнур быстросъема бронежилета, расстегнул липы, сбросил бронежилет, снял шлем. Яков просто снял шлем и разгрузку.
– Валек, – указал командир на одного из своих бойцов и кивнул на Сагитая. Затем осмотрел Якова, оценил его силу, жгут на руке и указал подбородком на одного и троих, крупного, ростом выше среднего бойца, и отступил на два шага назад. Краем глаза Сагитай заметил, как Трофиму сунули в руку пистолет.
Соперник вышел сразу, отставив в сторону АК. Молодой, в шлеме без забрала, в бронежилете, чуть ниже и худее, легкой, невесомо пружинящей походкой он вышел из строя и сразу бросился в ноги Сагитаю, намереваясь быстро опрокинуть того на спину. Мир для бойца сузился до нескольких метров в диаметре, где был он и его соперник. Мгновенно накрыв противника сверху и отставив ноги назад, Сагитай заставил того опереться на руки, а сам, не отрывая груди от спины противника, начал заходить сбоку, намереваясь забрать спину. Но гнус понимал игру. Тут же, падая с упора руками вниз, он перевернулся на спину, намереваясь продолжить борьбу на земле, голова к голове. Это было недопустимо, резко оттолкнув соперника Сагитай, встал в стойку.
Противник Якова, крупный с толстыми ляжками и руками, без шлема, но в бронежилете, кинулся на Якова с ударом. Ростом Яков был выше его на полголовы и уверенно встретил гнуса фронтальным ударом ноги в защищенную грудь, остановив его. Противник, так и не разрядившись ударом, попытался поймать Якова за ногу, но не успел. Он бросился еще раз, но снова был встречен ударом ноги в грудь, и тут же этой ногой Яков зарядил ему лоу-кик в колено. То, что было запрещено в спорте, не касалось настоящего боя. Гнус припал на выбитое колено и тут же начал подниматься, но еще один удар, уже другой ногой, ребристой подошвой берцы в лицо, опрокинул его на спину, дезориентировав на секунду.
Док, не понимая, что происходит, стоял с пистолетом в руке, глядя на начавшееся движение, чья цена была и его жизнь тоже. Напротив него стоял боец противника, без всякой мысли разглядывая тело.
Подвижный противник Сагитая легко встал на ноги и поднял руки в боксерской стойке. Несколько широковато в локтях, как базовый борец. Он, качая корпусом из стороны в сторону, двинулся на человека. Сократив дистанцию, гнус выбросил правый прямой, уходя от возможного встречного удара противника. Но идти с очевидным ходом против человека, который часами в свободное время валялся с борцами на ковре, работая в удовольствие до изнеможения, часами бросал кожаные борцовские куклы, мял мешки, боксировал на интерес с лучшими представителями школы бокса, было глупо. У Сагитая в обеих руках было по динамиту. Легко отступив влево, он кинул первую бомбу правым апперкотом из-под руки, заставив голову противника подлететь, а зубы лязгнуть, крошкой вылетев наружу. Перехватив молодого за шкирку, он дернул его назад, роняя на спину. Тут же придавил коленом левую руку, дернул застежку шлема и, увидев, что гнус пришел в себя, Сагитай вскочил, и ударом ноги сбил шлем с противника, обнажив светлые волосы гнуса. Молодой перевернулся через плечо на Сагитая, намереваясь подцепить человека за ногу, не защищая лицо, и еще один удар берцей в голову сотряс его. На мгновенье глаза гнуса закатились. Сагитай снова был на ногах, но теперь он не стал отходить, а стремительно запрыгнул на спину противника, подсунув ноги под его таз, он растянул его на земле, лишив его ног опоры. Гнус вполне пришел в себя, тщетно шаря руками по земле стараясь оттолкнуться, чтобы перевернутся, но сделать в таком положении ничего не мог. Перехватив одну из рук противника, Сагитай подбил локоть, делая удобным для себя угол, и, пересилив сопротивление, резко дернув, вывернул ее из сустава. Командир гнуса, наблюдавший за этим со стороны, лишь причмокнул губами, смакуя работу мастера. За первой последовала вторая рука. Точно так же, пересилив сопротивление, Сагитай, подтянув ее к себе и, подбив локоть, с легким щелчком выбил и вторую руку из ротаторной манжеты плечевого сустава, затем он заложил лишенные сил руки противника за спину и посмотрел на командира противника, ожидая его решения. Тот лишь усмехнулся.
