Kitabı oku: «Чужая кровь», sayfa 16

– Он еще жив.

Противник Якова со сломанной и криво сросшейся челюстью перестал идти вперед. Яков прекрасно двигался на ногах, проваливая соперника и его, пусть не быстрый, но тяжелый удар справа постоянно сбивал картинку, а когда она прояснялась, гнус обнаруживал что человек стоит либо в стороне, либо дальше, чем тот ожидал. Если человек оставался впереди, то следовало ожидать еще одного удара либо рукой, либо ногой в похрустывающее с каждым попаданием колено. Но продолжаться так бесконечно не могло. Несмотря на то что голубоглазый гигант с перетянутой жгутом левой рукой не проявлял признаков усталости и иногда сам входил с ударом на опережение, гнус со свернутой в одну сторону челюстью ждал момента, когда сможет поймать ногу противника и прижавшись к ней всем телом уже не отпускать. Наконец ему это удалось и бросившись на идущую в колено ногу, он, получив ее, кинулся вперед, дожимать человека. Яков, теряя равновесие, схватился здоровой рукой за противника, намереваясь с падения, используя инерцию нападающего, помочь ему пролететь дальше, но не получилось. Гнус и не пытался перехватиться удобнее. Схватив человека за ногу, он пополз по телу вперед, пряча голову от ударов. Тяжелые удары молотом по черепу сверху не имели никакого эффекта. Яков попытался сбросить противника с моста, но вес соперника и собственный бронежилет, ограничивающий позвоночник в движении, не позволили ему сделать это. Гнус, пользуясь рывком человека, переполз Якову выше пояса, двумя руками схватив и удерживая здоровую руку, а тело расположив на груди человека, ногами удерживая простреленную левую руку. В таком положении Яков не мог поделать уже ничего. Вытянутая правая рука – одна против двух, разбитая пулей левая, которая удерживалась ногами гнуса, бронежилет и вес соперника пригвоздили его к земле. Ни рывки, ни скручивания не давали ему возможности скинуть с себя тяжелого и массивного клеща. Радостно оскалившись, гнус подобрался ближе к голове и нанес несколько секущих ударов в подбородок человеку. Размягчив оборону, он упер локоть в горло Якову, краем глаза наблюдая, как тот безуспешно старается сбросить душащую его конечность.

Трофим все это время, стоявший в ступоре, увидел отчаянное положение Якова. Что-то замычав, он пошел к нему, протягивая руку, намереваясь стащить сидящего на нем незнакомца. Стоящий перед ним гнус выхватил свой пистолет и хладнокровно разрядил ему пол-обоймы в грудь. Харкнув пробитыми легкими, Док завалился на спину. Темно-красные вперемешку с белыми, словно из мыльной пены, пузырьки воздуха выступили через куртку. Док затих с широко раскрытыми изумленными глазами. Сагитай видел все, и то, что Якову осталось недолго, и то, как на спине Дока появились сквозные пробоины. Сжав челюсти, он уставился на затылок противника перед собой. Руки гнуса были вывернуты. Чтобы удерживать их, сил практически не требовалось, кроме того, регенерация гнуса, по-видимому, уже стянула сустав в таком неправильном положении. Сагитай ударил изо всех сил по ставшему вдруг ненавистным затылку. Сильнейший удар, гнус ударился головой об поверхность дороги, еще удар и еще. Несколько зубов, чиркнув эмалью по асфальту, вылетело в сторону. Яков беспомощно шевелит ногами, но очевидно, что он слабеет, а сознание держится в нем последние секунды. Сагитай с криком вложился в сдвоенный удар, вкладывая в него все отчаяние и ярость, еще несколько дабл-хаммеров, голова противника как будто стала мягче, но гнус от этого не умрет. Ноги Якова начали подергиваться. Судороги. «Брат!» Недалеко та самая выбоина с острыми краями. Заорав, Сагитай подтащил тело гнуса к краю выбоины, перевернул на спину и, приподняв обмякшее тело противника, несколько раз ударил ненавистной пятнистой головой о край залома. Треск кости и рассечение плотной кожи. Оглушительный рев, буквально рычанье зверя! Чей рев, его, или Якова, или гнуса? Да какая разница! Раздались крики. Загрохотали автоматы. Стреляют ли в него или нет, Сагитай уже не понимал и не чувствовал. Красная пелена, мерзкая жидкость из черепа врага, выпадающая с каждым ударом на щебенчатое дно выбоины. По крайней мере одного он заберет с собой!

Яков чувствовал, как тверд и безжалостен локоть навалившегося на него противника. Он понимал, что никак не сможет скинуть его из такого положения. Резкая резь в горле, которое грозило вот-вот хрустнуть от давления, медленно темнеющее небо и тоннельность зрения, потеря ощущения в ногах. Последним было чувство бесконечной вины за то, что он не смог поддержать друга. Когда он еще был на ногах, он видел, как Сага разбивал доставшегося ему пятнистого паренька, но его, его личный противник был словно огромный жук, медленный, непробиваемый, настырный, тяжелый. Из последних сил, чувствуя, что сознание покидает его, слыша, как непроизвольно начинает хрипеть, он зарычал и попытался высвободится, пусть даже ценой ломающегося горла, ценой заражения, любой, хоть как. От его рыка, казалось, затряслось небо, и… противник слетел с тела. Застрекотали автоматы, пистолеты, раздались крики. С трудом дыша, надсадно харкая, уже не чувствуя ног, он перевернулся на живот. Посреди дороги метался и терзал солдат противника огромный зверь. Гибкое стремительное серое длинное тело, мощные широкие лапы, длинный хвост, кошачья голова с огромным клыками и еще одной небольшой головой у основания шеи, а на ней, как влитая, сидела девушка. Кожаная жилетка на голое тело, рваные кожаные штаны, босая, черные расплескивающиеся волосы, вся посеченная отметинами демонов. Время остановилось. Не веря своим глазам, Яков смотрел, как Сага добивает гнуса, размалывая его голову о край выбоины в асфальте. Он смотрел, как химера и ее наездница, получая очередь из автомата, разворачиваются на стреляющего и в два прыжка настигают его. Хищный оскал наездницы, оскал мутанта. Мощный удар когтистой лапы обезображивает стрелка, рубя плоть, срубая когтями-лезвиями и ремешки шлема. Пасть химеры раскрывается, голова гнуса попадает целиком в пасть зверю. Тот, мотая головой, деформирует череп и бросает тряпичное тело прочь, разворачиваясь на следующего стрелка. Сагитай наконец поднимает голову. Вся лунка в асфальте перед ним заполнена коричнево-красной жидкостью, в черепе гнуса огромная дыра. Он изумленно смотрит на химеру и на ее всадницу.

– Королева… – шепчет Сагитай. – Королева!!! – изо всех сил восторженно кричит он и бросает взгляд на Якова.

Делает перекат в сторону брошенного оружия, где лежат его автомат, пистолеты, катаны. Хватается за катану, вытаскивая ее из ножен.

– Лилит!!!

Химера и всадница оборачиваются, смотрят на Сагитая и… колдовская, невероятная улыбка срывается с ее губ, она узнала его. В груди у Якова екнуло и защемило. Так не бывает. Медленные кадры участились, все быстрее и быстрее. События закрутились, он снова услышал звуки, но уже сознательно, не как в кино, не как посторонний наблюдатель. Сагитай, надев шлем с забралом, бросился с катаной над головой на встающие тела гнуса. Радостно, нечленораздельно заорав, чувствуя слабость в ногах, Яков кинулся за своим оружием и шлемом. Пожеванные мутантом бойцы вставали, лишенные ориентации, зрения и реакции. Поспевающие к ним люди одним, двумя ударами лишали их головы. Меньше чем через минуту с врагами было покончено. Последнего, бросившегося бежать химера догнала уже в поле. Вцепившись в голову, она придавила тело лапой к земле и с глухим рычанием дергала мощной шеей, пока не отделила причитающийся ей кусок.

Глава 20. Дар

Яков стоял на дороге с катаной в руке и, открыв рот, смотрел на чудо, которое возвращалось от уничтоженного недалеко от дороги гнуса. Посмотреть было на что, потому что чудес было целых три. Первое из них – это то, что мутант из Зоны вдруг смог оказаться за ее пределами. Второе – то, что посторонняя сила, на которую он смотрел сейчас, вмешалась в последнюю секунду его жизни, и, наконец, третье и самое главное чудо было в том, что такая красота, совмещающая в себе все, что выходило даже за пределы его воображения, королева демонов, Лилит, о которой он только слышал, сейчас двигалась к ним. Химера легкой, невесомой кошачьей рысью вернулась к дороге. Лилит, сидевшая у нее на спине, уже на ходу спрыгнула с мутанта и села рядом с Доком, лежащим на асфальте. Сагитай подошел и осторожно приподнял Трофима, так что он оказался в сидячем положении. Некоторое время она внимательно смотрела на него.

– Вот он… У Луки был долг перед этим человеком. Я могу оплатить его. Ты помог вспомнить Луке, я помогу вспомнить тебе. Ты сейчас слышишь меня, не понимаешь, но слышишь. Ты вспомнишь мои слова… – она пристально глядела в неподвижные глаза Трофима. – Ты – это не твое тело. Тело принадлежит земле. Ты – это не та информация, что накоплена в твоем мозгу. Это лишь накопления. Ты – это то, что строит это тело, то что использует этот разум. Ты – это то, что с первой соединенной клеткой знает, какого это тело будет роста, какого цвета будут глаза. Ты – это то, что приводит это тело в движение. Ты знаешь все, что было до тебя, по всей твоей линии. Ты, истинный ты – помнишь это. Ты сам строил это тело, ты сам направлял себя, чтобы получить эти знания, ты здесь… Ты – создатель этого тела и разума. Я говорю с тобой.

Глаза Дока шевельнулись, и он встретился с ней взглядом. Движение глаз мертвеца, вдруг показалось таким жутким и странным, таким осознанным и незнакомым для людей, что у них встали волосы дыбом, и мороз прошелся по коже. Словно это был не Док, а нечто другое, то, что именно и имела в виду Лилит, то, что она вызвала, то самое, что и было сейчас Доком, а может быть, было им всегда.

– Вспомни, когда придет время. Вирус, который находится в тебе, сохраняет информацию именно этого тела и восстанавливает ее. Вирус, который в них, – она указала рукой на обезглавленный гнус, – другой. Он слишком сильный, он использует тело и разум человека. Он стал жаден, голоден и всегда, всегда стремится расшириться. Лука научил вирус быть таким. Десятки лет своего заточения он стремился выбраться, выйти за пределы, выйти из подземелья. Он всегда был голоден, его всегда мучила жажда. Лука был сильным, он был последним из всех тех, кто выжил, он забыл про свое тело, забыл про свой разум, от него осталось только то, что было им с момента зачатия… От него осталось только то, что создает, только создатель, и он смог найти общий язык с вирусом. Тот вирус, который он себе ввел, который сжег его почти дотла, стал таким же, как и он. Они смешались, два создателя. Один создатель человека и один не человека, но древний и сильный, проживший в миллиарды раз больше поколений, чем мы. У него нет своего разума, но он мудрее любого организма, потому что он один из первых с начала появления жизни на этой планете, и он идеален, он не менялся. Понимаешь? Вместе они изменили тело человека, сделали его таким, каким это было нужно им обоим, чтобы они могли существовать вместе, чтобы могли расширяться и утолять жажду. Лука однажды поборол его с твоей помощью, но братство не сможет. Братство несет ту форму, которую вынес Лука из подземелья, и теперь братство разделяет со всеми то, что помогало выжить им обоим, – голод и расширение. Оно видит в этом цель своего существования. Лука победил один раз… Он победил голод, он победил природу вируса, сломав его волю к расширению. Вирус мутировал, появились мы – демоны. Мы другие. Голод больше не правит нами, и мы не стремимся расшириться так, как братство. Но мы уже не люди…

Сагитай не выдержал и нервно схватился за флягу. Открыв ее, он сделал несколько больших глотков. Лилит посмотрела на него, затем на стоящего в стороне Якова и снова обратилась к мертвецу, глаза которого именно сейчас были ясны, как никогда. Приоткрыв рот, он внимал ей.

– Я смогла изменить вирус еще раз. Раньше я думала, что я одна, что я… не связана ни с кем и ни с чем. Это было мое проклятье, но сейчас иногда я не знаю, где начинаюсь я и где заканчиваюсь. Иногда я не нахожу разницы между мной и химерой, иногда я не понимаю, видит это химера или я. Мне кажется, что я могу быть одновременно любым человеком или существом, кажется, что я и то, и другое. Я больше не одинока… Вирус может подчиняться, он подчиняется только создателю этого тела. Запомни, ты – не твое тело. Ты – не твой разум. Когда создатель этого тела, сама суть человека проявляется в сознании, тогда человек может влиять на то, что поселилось, на то, что разделяет это тело с хозяином. Я надеюсь, ты сможешь использовать это…

Она встала. Глаза Дока медленно угасали, он снова стал ходячим мертвецом, а не тем невероятным существом, которое проглядывало через теперь снова поблекшие глаза. А ведь и Яков, и Сагитай видели, что Док может смотреть по-разному. Когда кричал Яков, позабыв себя, когда требовал от Дока ответа, только-только отъехав на уазике от дома с башмачками, там Яков говорил с Трофимом из души в душу, там они слышал его ответ и оба видели эти ясно-голубые, ожившие глаза. Так значит, вот как это работает… Внезапно Трофим дернулся и потянулся к Лилит. Правая рука полезла в подсумок и нашарила статуэтку. Статуэтку химеры… Неужели он знал…

Лилит наклонилась и легко подхватила это дар. Непонятно, почему Сагитай вдруг спешно полез в карманы и к своему облегчению достал последний ничейный артефакт, который экранирует любого от воздействия гнуса.

– Королева, – его голос дрожал от волнения.

Он кивнул, подбирая слова благодарности, но не нашел их и, склонив голову, протянул артефакт на открытой ладони. Лилит приняла и этот дар. Затем подошла к Якову, который, разинув рот, смотрел на нее. Она с легкой улыбкой подняла забрало, и ее лицо на секунду стало задумчивым.

– Это самый ценный дар, – прошептала она. – Сними камень…

Беспрекословно, Яков отстегнул шлем и отбросил его в сторону, обнажив короткие белокурые волосы. Быстро нащупал прочный шнурок и снял артефакт, висящий у него на шее.

– Оставь это, – сказала Лилит.

Яков отбросил «муху» в сторону. Лилит бросила свой, подаренный Сагитаем артефакт в сторону химеры. Та, опустив голову, языком слизала ее с асфальта. Лилит, бережно держа статуэтку в руках, встала слева от Якова, и они прошлись всего с десяток метров в одну сторону и обратно. Когда они вернулись, королева легким движением руки достала стилет и острым концом перерезала жгут, перетягивавший руку Якова. Он даже не заметил этого, глядя на нее во все глаза, и еще некоторое время шел за ней до самой химеры, стоящей в ожидании Лилит. Поняв, что можно подойти, Сагитай осторожно приблизился. Если Яков и не понимал, что стоит рядом с химерой, то Сагитай прекрасно понимал, что за создание беспрекословно ожидает королеву в паре метров.

– Лилит, – осторожно позвал он.

– Да, Сагитай, – отозвалась она.

– Как ты узнала? – развел он руками.

Она усмехнулась и несколько секунд прислушивалась к своим ощущениям.

– То, что я говорила ему, – она кивнула на Трофима, – касается любого живого существа. Все имеет тело, у живого есть разум, и нечто, что определяет его суть. У нашей планеты есть тело, которое есть камень, воздух, огонь и вода, есть живые существа, которые определяют ее разум и живут в ее теле, и есть то, что определило, когда и какой эта планета родится, где она будет находиться и когда она умрет. Все как у всех живых существ. Все живое и неживое на Земле имеет начало и конец, эта информация везде… – Лилит развела руками, словно ощупывала воздух. – Она просто везде. Если чувствовать ее, то ты можешь понять, что происходило, что происходит и что произойдет. Если ты понимаешь, что ты – это не твое тело и не твой разум, то время теряет смысл. Все люди обладают этим, но почти все предпочитают забыть. Единицы помнят. Вы их знаете и считаете это чудом, – она усмехнулась. – Даже животные знают, когда надо уходить и куда идти. Даже они могут быть иногда вне времени. Я не знала, что именно будет здесь происходить, но то, что здесь должно было произойти… – она отрицательно покачала головой. – Я – королева демонов, и я говорю «нет!» – она вдохнула воздух и посмотрела вверх. – За вами наблюдают.

– Да… это… – смутился Сагитай. Он не сомневался, что она знает про беспилотник, хотя человеку невозможно разглядеть его на таком расстоянии.

– Неважно, – отмахнулась она. – Оттуда, – она указала рукой на северо-восток, – к вам движутся разрушители. Гнус тоже чувствует, что происходит. Вирус лучше всех знает, как вживляться в носителей, как вживляться в общее. Это в его природе. Любой вирус становится частью организма. А этот вирус вживляется даже туда, где проходит информация. Он большей частью состоит из этого. Вирус гнуса передает это человеческому разуму, а человек, зараженный этим вирусом, не понимает, откуда он знает то, что знает. Даже я не могу сказать, что именно я чувствую, и как понять, что именно сейчас происходит или произойдет. Но оттуда, – она указала рукой на запад, – едут ваши друзья – сталкеры.

– Ты тоже чувствуешь? – изумился Сагитай.

Королева расхохоталась. Свободно и непринужденно, словно вокруг не было этих безмолвных мертвых тел.

– Нет, я их видела. Они спешат к вам навстречу, но ничто не может сравниться скоростью с химерой. Надо дать имя моей киске, – сказала она, глядя на мутанта.

– Я называю свою «Лерой», – встрял Яков.

– Что? – не поняла Лилит.

– Ну гранатомет свой… – пояснил Яков. Затем он понял, что сказал нечто не то, и его восхищенная улыбка до ушей сползла на нет. Он густо покраснел, да так, что красноватая кожа начала просвечивать через короткие волосы головы.

Королева снова расхохоталась. Легко взлетела на мутанта и, кинув взгляд через плечо, подмигнула Якову. Мутант сорвался с места и скоро серой тенью растворился на фоне степных трав. Бойцы с восхищением смотрели ей вслед.

– Сага… я влюбился… – по-прежнему смотря на горизонт, туда, куда унеслась химера, сказал Яков.

Сагитай, улыбаясь, посмотрел на него. Он вроде как тоже влюбился, но так, просто по-мальчишески, больше из любви к прекрасному, чем конкретно к Лилит, а вот Яков, по-видимому, встрял по самое не балуйся. По то самое, от которого так просто никто не отходит. Никогда не отходит.

–Яков, твоя рука! – воскликнул Сагитай.

– Да черт с ней, с рукой… Ты видел, как она…

– Я говорю, рука твоя. Посмотри!

Яков глянул на левую руку, о которой напрочь забыл. Рука была полностью здорова, разве что немного согнута вперед чуть выше локтя. Отверстие с одной стороны и другой стороны одежды и темное пятно высыхающей, но еще свежей крови напоминало о тяжелом ранении.

– Сага! – воскликнул Яков. Его губы задрожали, казалось, он едва сдерживал слезы. – Я так больше не могу, я… мне… я найду ее!

Сагитай рассмеялся и приобнял друга.

– Бедолага! – сказал он без обиняков. – Пошли робота посмотрим.

ПР лежал на боку. Изрешеченный снизу и с отверстиями на некоторых башнях. Поднатужившись, они вдвоем перевернули его. Внутри что-то гудело, пахло жженой пластмассой. Несколько раз тихим треском дали о себе знать колонки. Очевидно, оператор робота пытался выйти с ними на связь. Наконец что-то в их треске изменилось и послышалась едва узнаваемая человеческая речь младшего лейтенанта.

– …три, четыре, как слышно? Прием. Раз, два, три, четыре, как слышно? Прием.

Это больше можно было угадать, чем услышать в действительности, поскольку дребезжание сильно забивало речь. Затем легкий мат, очевидно, оператор что-то чинил, пытаясь сделать воспроизведение чище.

– Слышим тебя, младший лейтенант, – сказал Сагитай.

Чувствовал он себя по-прежнему сильным и крепким, даже немного злым, но потихоньку это сглаживалось явным ослаблением действия первой принятой таблетки. То есть его потихоньку отпускало и клонило ко сну

– Да что же вы молчите тогда?! – не выдержал оператор. – Робот поврежден. Сигнала на ходовку нет. Половина электрики не работает. Гидравлика без давления, – динамики с горем пополам передавали человеческую речь.

– И что? – как-то равнодушно спросил Сагитай.

Оператор опешил от такого вопроса, затем благоразумно сделал паузу, поняв, что его истерика совсем не то, что сейчас нужно для дела.

– Снимите контрольный модуль и панель управления, там все настройки, и вытащите элемент питания. Пересадите их на другой ПР или ДПР, и я снова буду на связи!

– О! Это дело, – спокойно согласился Сагитай.

Сейчас, после произошедшего, он стал равнодушен ко всему. Яков же стоял возле робота, но смотрел в ту сторону, куда ушла химера.

– Яков, разбери шарманку! – сказал Сагитай напарнику.

– Че?

– Говорю, шарманку разбери. Вон младший лейтенант Овчинников хочет в кармане с тобой ездить, – вяло повторил Сагитай.

– А… щас… – вернулся в действительность боец.

Достав нож, иногда переговариваясь и консультируясь с оператором, он вытащил то, что требуется. Робот с его трескучим звуком затих на середине операции и благословенная тишина с естественными звуками ветра и запахом живой земли омывали лицо бойца. Где-то вдалеке едва заметно послышался шум машин. Сагитай вышел из оцепенения.

– Брателло, ты там скоро? К нам гости.

– Кто? – обернулся Яков, вытаскивая панель с рычажками, провода которой были просто срезаны.

Вместо слов Сагитай лишь посмотрел на Якова, одним взглядом говоря: «Я-то откуда знаю. Заканчивай потрошить железку и пошли. Что за детский сад?». Да, в принципе, это можно было уместить все в один взгляд.

– Щас… – проговорил Яков, с силой отрывая цилиндр, запаянный в пластик, из которого торчало два толстых провода: красный и синий.

Встав на ноги, они побежали к дороге, где быстро стащили в неглубокий кювет Дока, сами же залегли на противоположенных сторонах дороги. Место для укрытия было так себе, поскольку обезглавленные тела гнуса никак не делали это место неприметным. Очень скоро показались два военных внедорожника «Тигр» с пулеметами на крышах. Остановившись в пятидесяти метрах от побоища, они выгрузили десант – восемь человек. Десант серьезный, бронированный, вооруженный кроме прочего стрелкового еще и РПГ. Посмотрев на детектор, Яков улыбнулся. Зеленые. Живые. Сагитай, видимо, успел сделать то же самое. Обменявшись взглядами, они кивнули друг другу и, подняв оружие вверх, привстали.

– Сагитай? Яков? – раздался крик, который вряд ли можно было назвать предупредительным окриком.

Два бойца помахали рукой.

– Свои, – раздалась команда. – Отбой.

Десант опустил оружие и побежал к людям. Транспорт также двинулся вперед. Через десяток секунд не скрывающие своих эмоций Сага и Яков, как родных, обнимали бойцов Свободы. Отряды возглавлял Зима, из знакомых сталкеров были Душа и Сахарок. Бойцы Свободы осматривали трупы альфа-гнуса, не сдерживая удивленные возгласы и восклицания. То, что они видели, – это то, что двое бойцов, находясь в чистом поле, пусть под прикрытием затихшего ПР, смогли уничтожить десяток солдат противника, что, в принципе, живому человеку в данных условиях было невозможно.

– Где наука? – спросил Зима.

– Там он, в кювете, – ответил Сагитай, махнув рукой.

Тут же туда бросились двое бойцов и под руки вывели Дока на свет божий. Дальше Сагитай и Яков начинали помнить и понимать все меньше и меньше с каждой минутой. Они помнили, какими глазами сталкер Зима смотрел на их катаны, взволновано говоря что-то про японских мастеров, как проверял заточку и бил по рукам всех тех, кто хотел дотронуться до этого оружия. Помнили, как Яков рассказал, что может поменять настройки поискового робота так, что он не тронет ни одного мертвеца, отчего сталкеры пришли в особое возбуждение, наперебой засыпая его вопросами. Кстати, среди прочих было двое молчаливых сталкеров в светлой, явно сталкерской, бывалой амуниции, чья нижняя часть лица была закрыта платком. Это они первыми кинулись к Доку и повели его в транспорт. На их бронекостюмах были эмблемы в виде белого черепа с крыльями. Их одежда была намного светлее цветов сталкеров Свободы, тоже зеленоватая, но выцветшая настолько, что можно было подумать, что ее специально вымачивали в бензине, а латок на одежде было так много, словно одежду расстреливали или терзали мутанты. Наши бойцы хотели рассказать еще много чего, но язык начал заплетаться, они стали путать слова, а когда Яков достал аптечку и показал, уже жестами, что «все», Зима чуть ли не пинками раскидал обступивших бойцов сталкеров по машинам, сам проводил Сагитая и Якова в транспорт и, развернув «Тигров», сталкеры двинулась обратно.

Минуты через три, находясь под двумя сильнодействующими препаратами, действие которых сходило на нет, и чувствуя естественную человеческую усталость, накопившуюся в истощенных мышцах, нервной системе, вырубился напрочь Сагитай, который, только сев в кресло, тут же обмяк и повалился на Сахарка. Яков целых пять минут бредил что-то о королеве демонов, боеприпасах для «Леры», третьем рычажке с зеленым диодом и кормежке Дока… Но и он, бормоча всякое, потихоньку забулькал отдельными звуками и, повиснув на ремнях безопасности, отключился.

***

По опустевшим улицам Москвы, с ходу разбивая тараном бронированных машин заторы из гражданской техники, с запада на восток шли танки. За ними, отталкиваясь измененными конечностями и растоптанными ступнями по мостовым и асфальту, изредка оглашая пустые многоэтажки ужасным криком, катили полные смертельной для человека радиации валдарнийцы. Затем на легкобронированной технике и внедорожниках двигался альфа-гнус. Из Москвы-реки, там, где были сходы к воде, поблескивая в пасмурном свете затянутого мрачными холодными облаками солнца, выходили вооруженные люди с пятнами на лицах, строились, равнялись и выдвигались на ближайшие высотки… Но Москва была пуста. Холодный октябрьский ветер ходил по улицам, гоняя мелкий мусор по застывшим проспектам, мостовым, постепенно угасая в переулках. Только некоторые голуби, прикормленные в парках, ходили с гордым видом вокруг своих дам, тщетно постукивая клювом в голый асфальт, на который сегодня никто не кинул ни крошки хлеба.

На южном направлении валдарнийские танки уже прошли Астрахань и, двигаясь по песчаным полупустынным территориям, приближались к Атырау. На северном направлении с горячими боями по дороге, посыпанной пеплом своих, тел гнус заходил в Архангельск.

Заражение прошло Сирию, Иран, маскируясь под дервишей, приблизилось к Индии, вышло на побережье Бразилии и Суринама… А где-то далеко, очень далеко от этих широт, в никому не известной деревне Остроушки стоящий без рук и ног, забытый всеми, но не дежурившим над ним беспилотником валдарнийский танк с воткнутым за воротник одной из голов шприцом ссохся и покрылся белым солевым налетом. Наполовину спрятанные в лунки безобразные лысые головы безжизненными провалившимися внутрь глазами смотрели в никуда. Легкий щелчок обозначил появление едва заметной трещины в прочной коже биотанка. Через минуту щелчок повторился, а затем щелчки стали происходить десятками, тихие и громкие, чавкающие и сухие. Змеистые трещины побежали по общей коже биотанка, словно выкройка портного, обрисовывая места срастания отдельных организмов. Наконец, оглушительно треснув многими десятками костей, стоявшая безобразная туша биотанка начала распадаться. На старый, разбитый и никому не нужный уже асфальт падали лишенные всякого подобия жизни безобразные, скрюченные, видоизмененные, ставшие хрупкими, словно перекаленными на огне, скелеты людей с обрывками материи и высохшей мертвой плоти.

***

Цикл книг I.M.M.O.R.T.A.L.

Книга 1. Янтарь. Вирус бессмертия

Книга 2. Рабы бессмертия

Книга 3. Освобождение бессмертия

Книга 4. Столкновение

Книга 5. Чужая кровь

К автору: pishu2012@mail.ru