Kitabı oku: «Страж Монолита», sayfa 11
Глава 11. Встреча
Сталкеры комфортно переночевали в оборудованной долговцами просторной землянке с бронированным листовым железом дверями, запасами воды в белых пластиковых двадцатилитровых канистрах, работающей газовой, еще советской, двухкомфорочной плитой, кроватями и прочими небывалыми для сталкера-одиночки удобствами. Вскипятив чаю и даже сварив настоящий суп, отчего отвыкшего от горячей пищи Егора разморило и прошибло в пот, они вновь влезли в свои защитные костюмы и с чувством радости и воодушевления упаковывали свой скарб, и собирали оставленный ими мусор.
– Валер, ты чего свою шарманку раньше времени включил? – спросил улыбающийся чему-то хорошему Егор.
– Я не включал, – ответил ученый. – Вот смотри, – показал он отсоединенные от АИКа провода питания.
– Странно, а чего же я лыблюсь тогда, как идиот? – спросил Бобр, чуточку призадумавшись.
– Тут, Егор, целая наука, на клеточном уровне. Рассказать? – зашнуровывая берцы, спросил Валера.
– Ну ты щас начнешь своими понятиями объяснять, я не пойму, мне попроще бы, – попросил Егор.
– Попроще? Хм… Ну давай попроще. Мы все гормональные наркоманы! – объявил ученый.
– Как это? – не понял сталкер
– Как, как, – со смехом передразнил ученый. – Наши клетки со временем привыкают к воздействию определенных гормонов, на химическом межклеточном уровне. Тут ясно?
– Да.
– Так вот, если ты сядешь на героин, то это один из самых сильных провокаторов выброса целого набора гормонов, среди которых эндорфин далеко не на первом месте, кроме того, он сам в себе несет определенные химические вещества, напрямую влияющие на мозг. Клетки быстро подстраиваются под эти вещества и сопровождающие их гормоны. Понятно?
– Ну это-то понятно. А чего я с утра счастливый, непонятно.
– Вещества, содержащиеся в наркоте, сигаретах и некотором прочем хламе, не вырабатываются организмом. Поэтому он требует их извне. А вот для создания хорошего настроения не надо никаких веществ снаружи, по крайней мере тебе, э… нам! То, что ты два дня находился под действием аппарата и, кроме того, сам не позволял себе переживать негативные эмоции, создало определенный фон в твоем организме, когда твои железы настроились выпускать определенный вид гормонов, а клетки настроились получать их. И теперь, поскольку все вещества, необходимые для процесса, имеются и вырабатываются твоим организмом, он, как настроенный завод, наладил выпуск этих веществ и довольствуется этим. Такой у них химический междусобойчик.
– Да ладно, что, так быстро привык? – с недоверием спросил Бобр. – А вдруг побочка какая-нибудь вылезет?
– Тут же Зона, одно из физических проявлений которой повышенная клеточная активность. Сам знаешь, что тут не болеют обычными болезнями и похмелья почти не бывает. Рай! А побочек не больше, чем у… не знаю… йога какого-нибудь, может, фанатичного верующего, состояние нирваны не имеет физических последствий! – объявил Валерий.
– Ну, наука! – восхитился сталкер, – могешь объяснить! Постой, а что я теперь и буду всю жизнь улыбаться, как дурачок? – встревожился сталкер.
– Зачем же всю жизнь и почему как дурачок? Это очень хорошая привычка, думаешь, лучше всю жизнь выпускать гормон стресса, жить и зависеть от этого гормона? Искать этот гормон по жизни и подсознательно создавать для себя стрессовые ситуации? Уж лучше быть адреналиновым наркоманом, хоть умрешь с восторгом. А если хочешь перестать быть радостным, дай себе это указание, и через час ты уже не радостный, но в нашем случае я бы не советовал… так безопасней.
– А-а-а… – протянул сталкер. – Ну ладно, буду улыбаться. Пусть, если так безопасней, да и вообще…
Через минуту, полностью собравшись и проверив снаряжение, уже стоя лицом к выходу, Бобр вдруг обернулся и осторожно спросил ученого:
– А что, если эти железы, которые вырабатывают страх и злость, вырезать?
– И превратиться в овощ? Гипоталамус не вырежешь, Егор, гипоталамус не вырежешь, – хлопнув по плечу сталкера, ответил ученый и щелкнул выключателем.
Выйдя наружу, они обнаружили мощнейший ливень, бьющий косыми струями в стекло костюма. Вчера еще видимый на горизонте Рыжий Лес теперь исчез из виду, и вообще все в радиусе нескольких метров уже имело нечеткие очертания. Но оставаться на месте они не могли, встреча с Лесником была назначена еще вчера в открывшееся окно, когда получилось отправить сообщение, и он точно так же идет под дождем к границе Рыжего Леса. ПДА Лесника был засекречен, по крайней мере связаться с ним могли только из научного бункера Янтаря и наверняка только Сахаров. Но сейчас связаться с Янтарем не было никакой возможности, обрушившийся ливень нарушил всю и без того не очень надежную локальную связь.
– Мда… в такую погоду я бы и носа наружу не высунул, – сказал сталкер, вспомнив свою предыдущую одежонку и все более отдаляясь от мысли ее действительной пригодности.
– Ага, ливануло так ливануло! – радостно отозвался Валера.
– Ну что, поехали потихоньку, направление за мной, дистанция два метра. Валер, прибор не зальет?
– Зальет, уже залило! Но он пока работает, ты не дрейфь, я его сам паял, там внутри все специальным воском залито, а не герметиком, в случае чего и надежней, и отремонтировать можно… для себя же делал!
Дорога до Рыжего Леса продолжалась под грозовые разряды и то усиливающийся, то как будто совсем проходящий дождь. Но ливень не отпускал их до самой границы Рыжего Леса. Биологические объекты не проявляли никакой активности, стояли кучками красные и желтые точки, ожидая, пока наконец стихия смилостивится и перестанет хлестать их тугими, тяжелыми струями холодного дождя. И вот показались первые деревья Рыжего Леса. Опаленная кислотными осадками хвоя и листва так и не облетела и сами деревья при поддержке аномальной энергии Зоны не погибли, вместо зеленой кроны лес обзавелся местами огненно-рыжими, местами просто желтыми и бурыми шапками, издали создавая видимость сплошного рыжего покрова. Кора большинства деревьев потрескалась и почернела, стволы разрослись, вытянулись вверх и вширь, обзавелись уродливыми наростами, ветви, пересекаясь друг с другом, образовывали причудливый свод, создающий неуютный сумрак, а мягкая подстилка из опавшей хвои глушила шаги. Мрачный и величественный Рыжий Лес предстал перед ними во всей красе.
– Стоп, – скомандовал сталкер. – Тут ждать будем, – чувствуя себя голым и маленьким на фоне гигантских деревьев, борясь с желанием смотреть на все через прицел дробовика и поэтому нервно пожимая рукоять «Чейзера», который за весь путь так и не сделал ни одного выстрела, сказал сталкер: – Валер, может, твою шарманочку повеселей крутнуть? А то меня от этого места трясти начинает.
– Залило шарманку, Егор. Теперь только Лесника дождаться или обратно в схрон идти разбирать, – грустно ответил Валера.
Они стояли, молча прислушиваясь к тишине и соображая, что делать. Сталкер боролся с подступающим ужасом, понимая, что они стоят практически безоружные в огромном лесу, полном самых непредвиденных форм жизни. Ему казалось, что пока он будет стоять вот так, как сейчас, не думая и не шевелясь, то Зона и не посмотрит на него, от этого ощущения, но еще не страха, он боялся поднять руку с ПДА, чтобы проверить детектор. Ему казалось, что если он проверит, что рядом кто-то есть или никого нет, то оно непременно так и случиться, рядом кто-то появится или кто-то исчезнет. Глубокая Зона. Волны аномальной энергии, исходящей от Монолита, изменяли восприятие. Волны сканирующего пространство Монолита, мозговые волны Человека. Человек и Зона слушают друг друга. Монолит – часть Зоны, Зона – часть Монолита, созданная, чтобы защищать его и его создателей. «Кто ты, сталкер?» – словно звучало в воздухе. – «Кто ты, человек, пришедший в мой мир и упрямо продолжающий свое движение? Кто Ты?.. Скажем, одного в каком-то месте тошнит и страшно, а другому в этом же месте спокойно и радостно. Знакомая ситуация?» – вдруг отчетливо прозвучали в голове слова профессора. От этого голоса Егору неожиданно стало вдруг тепло, пропало внутреннее желание скорее уйти из этого места или спрятаться. Он выдохнул, расстегнул до живота комбинезон, скинул его верхнюю часть с плеч, оглянулся, где бы сесть, и уселся на выступающий из земли корень дерева.
– Что вы делаете? – раздался сдавленный голос ученого.
– А что, Валер? Вся ваша и теперь уже наша теория построена на том, что бояться глупо и вредно. Вот я и не боюсь. Неужели ты думаешь, что наши пушки сейчас хоть на что-то влияют? – с этими словами он отставил дробовик в сторону. – Да нас тут любая зверушка расчехлит за милую душу. Наше оружие вот здесь, а точнее, не оружие, а сила, – Бобр постучал указательным пальцем по виску. – О, лисичка! – воскликнул он, разглядев желтую шляпку в опавшей листве. Потянувшись, он сорвал ее и, понюхав, блаженно зажмурился. – Надо Лесника дождаться, пусть скажет, можно их тут собирать или нет. С детства люблю лисички.
– Ну вы, Бобр, даете, – через секунду сказал Валерий. – Тогда я тоже с вами, – с этими словами он отставил дробовик, сел рядом, также расстегнулся до живота и вылез наружу. Вдохнув особый влажный и наполненный нежными лесными ароматами воздух Рыжего Леса, он улыбнулся, оглянулся в поисках лисичек вокруг и, найдя еще один гриб позади него, сорвал и точно так же, как Егор, вдохнул ее запах, затем счастливо и беспричинно засмеялся. – Да, Егор, так определенно лучше!
Прошло совсем немного времени, как, словно из ниоткуда, прямо напротив сидящих сталкеров нарисовался Лесник. Высокий, крепкий дед, еще как будто и не старик, с охотничьим ружьем на плече. Кирзовые сапоги, в которые заправлены коричневые брюки, фуфайка, под которой виднелся вязаный свитер, на голове шапка-ушанка с торчащими в стороны ушами. Морщинистое смуглое лицо, словно Лесник несколько месяцев загорал где-то на юге, с острым проникающим взглядом.
– Хо-хо, – словно дед Мороз, удивленно воскликнул он. – Даже так?! Говорил мне профессор, что мне орлов отправили, но чтобы таких?! – со смехом сказал он. – Молодцы! Ишь, вроде как и не бояться ничего… чего распеленались? Наверх посмотри, – обратился он к сталкеру, указав ружьем вверх.
Прямо над ними метрах в пяти-шести висела налитая гроздь жгучего пуха, внутри которой поблескивали то ли искорки, то ли ее мелкие семена-артефакты. Гроздь колыхалась так, словно ее обдувал ветер, в то время как дождь и ветер остались за чертой Рыжего Леса.
– Щас бы брякнулась мочалка на ваши головушки и спалила до костей, – закончил он свое приветствие.
– Ох, е! – воскликнул Егор, разглядев вверху жгучий пух, вскакивая и накидывая на себя комбинезон. Сидящий рядом ученый так же торопливо запахнулся в «Севу».
– Любит вас Зона, смотрю, – хитро посмеиваясь, сказал Лесник. – До леса проводила и в лесу не тронула. Чем заслужили? – полушутя спросил он.
– Да ничем, старче, – спокойно ответил Бобр, – мы ей поверили.
– Ух ты?! – с иронией обронил дед, – старче… ну ладно, с тобой ясно! Так… наука, чего молчим? Передачу принес? – обратился он.
– А как же, – ответил запакованный в костюм Валера. – Щас достану.
– Щас не надо, до делянки дойдем, там отдашь, – весело сказал дед. – Готовы?
Сталкеры кивнули закрытыми стеклами комбинезонов. Следуя за широкой спиной деда, Бобр все никак не мог отделаться от наваждения какой-то двойственности окружающего их леса. Когда он глядел вперед из-за плечей Лесника, лес казался ему частью открытки с красивыми желтыми, богато раскрашенными кронами, изредка роняющими шикарные огромные желтые листья на землю. Но стоило ему повернуть голову, как краски тускнели, живое золото леса подергивалось черной патиной, сами деревья как будто становились старее, кривее, пожухшая листва на их ветвях начинала давить на землю, а в подстилке между деревьями особо остро торчали прутики захиревших отпрысков могучих родителей. Несколько раз сталкер боковым зрением улавливал какую-то высокую длинноногую фигуру, бесшумно идущую параллельным курсом, перебирающую четырьмя конечностями и исчезающую при попытке разглядеть ее в сумраке деревьев. ПДА не определял никаких признаков постороннего присутствия. Несмотря на то что Лесник не обращает на нее внимания, он все-таки осторожно спросил.
– Слушай, Лесник, а что это тут слева за нами движется?
– Углядел-таки? Это Васька опять, стервец, сбежал из колодца. Молодой еще, любопытный, вот и не сидится ему со всеми, – отвечал он на ходу. – Ну давай познакомлю. Хочешь?
– Давайте уж лучше вы нас с ним познакомите, чем он потом сам с нами, Глеб Борисович, – подключился Валерий, почему-то идущий в хвосте, его тоже явно смущала эта непонятная то появляющаяся, то исчезающая тень.
– Ну ладно. Стой, раз-два, – скомандовал дед.
Развернувшись в сторону застывшей и ставшей вдруг невидимой под кронами тени, дед махнул рукой сталкерам, мол, «отойдите за меня». Бобр и ученый встали позади Лесника. Дед присвистнул, обращая на себя внимание тени.
– Васька! Васька, стервец, поди сюда, – сказал он тоном, не терпящим возражений, словно домашней собаке, сорвавшейся с поводка и теперь игриво скачущей в отдалении и не желающей попасться под руку хозяина, который снова посадит ее на поводок. – Иди сюда, кому сказал!
Тень неуверенно замялась.
– Давай, давай, я тебя вижу, иди, – уже ласковее сказал Лесник.
Тень издала жалобный, курлыкающий звук и медленно поплелась в сторону Лесника, то пригибая, то поднимая голову.
– Давай, давай… – цокая языком, ласково звал дед. – Давай, мой хороший, ц-ц-ц.
Наконец, Васька появился на достаточно освещенном месте.
– Ух, ты! – вырвалось у Валерия.
Васька имел темно-серый окрас, достаточно худое тело с выступающими ребрами стояло на четырех узловатых полутораметровых ногах с острыми, как у плоти, но не раздваивающимися копытами. Все тело было покрыто плотными кудрями, на длинной шее торчала круглая голова с круглыми, как у лемура, глазами, обрамленными длинными ресницами. Большие полукруглые торчащие, как у чебурашки, уши, практически коровий нос и рот. Короткий овечий хвост довершал картину, делая существо неожиданно очаровательным.
– Нравится? – довольно спросил лесник, глядя на реакцию ученого.
– Это же, это же… что это, Глеб Борисович? – удивленно спросил ученый.
– Это наши травоядные… или почти травоядные. Видишь, глазищи какие – ночник. Только ты сейчас не дергайся, не пугай. Заорет, неделю потом шарахаться от всего будешь или оглохнешь совсем, – спокойно сказал Лесник.
Васька принюхался, приближаясь, и потянулся к разгрузке ученого, который засунул сорванный им гриб в одну из петель разгрузки. Не доходя полуметра, мутант высунул длинный слизкий язык и начал выковыривать гриб из костюма. Наконец, ему это удалось, и он, шумно дыша, утащил гриб в рот.
– На корову похож, – тихо сказал Бобр.
– Ага, корова и есть. И желающих на нее тут много, вот они и прячутся, где могут, – ответил Лесник. – А если кто их найдет в убежище, ну там снорк или кровосос какой, такой рев подымут, что сам не рад будешь, копыта, видишь, какие, еще и ими ткнут так, чтобы уже наверняка, видели – знаем. Одно плохо, они тут мелкими стадами голов по пять-шесть пасутся, да кто-то научился их добывать. Что ни день, так рожки да ножки или рванные приходят, я их клею. А вот что рвет их – не знаю, никак понять не могу, следы на подстилке не держаться, а тварь, что их добывает, еще и шуткует, то противогаз снорочьий подбросит, то ботинок. В общем, не наш их зверь добывает, не местный, залетный какой-то, надо бы его взять, пока он мне всех кудряшей не повывел. Поможете?
– А как же, Глеб Борисович, поможем, – поторопился ученый.
Бобр лишь согласно кивнул.
– Вот и ладно, вот и хорошо. Пойдем, Васька, – похлопал по шее мутанта Лесник.
Группа из трех человек вместе с высоко взбрыкивающим голенастыми конечностями жизнерадостным мутантом двинулась в сторону домика Лесника. Спустя не более часа они вышли на поляну, на которой метрах в пятидесяти стоял небольшой деревянный сруб с колодцем – журавлем и огороженным низким плетнем двориком.
– Это мой временный домик. Ведем себя спокойно, за оружие не хватаемся. Сталкер! – окликнул он Бобра.
– Чего?
– Я тебе говорю, за оружие не хватаемся, ясно? – глядя прямо на Егора, сказал Лесник.
– Да понял я, понял, – пожал плечами Бобр и повесил дробовик на плечо.
Лесник свистнул. Васька, пугливо опустив голову, прижался к леснику. Из-за плетня раздалось рычание. Бобр настороженно посмотрел на Лесника, но лишь плотнее прижал руки к разгрузке, не давая рефлексам возможности схватиться за оружие. Лесник свистнул еще раз, хриплое рычание прекратилось, послышался какой-то топот, и на деревянную крышу сруба запрыгнуло два снорка.
– Ну вот они вас и увидели, теперь не тронут, – пообещал дед. – Заходим.
Егор недоверчиво покосился на Лесника, все его существо кричало против того, чтобы приближаться к этим двум мутантам, некогда бывшим людьми. Кроме того, оба снорка сидели в выгодной для них позиции, которые они предпочитают занимать во время охоты, на возвышенности. Лесник понял его сомнения.
– Ты, сталкер, этих снорков не бойся, они еще не стрелянные. Зла не видели. Так, ходят сами по себе, блажные. Опаленные они… попали под Выброс или отчаялись, да Зона их прибрала, пожалела, всяко бывает, они с ней и срослись. Теперь вот ходят такие, собаки не собаки, люди не люди.
– Как срослись? – не понял Егор.
– Ну как человек с Зоной срастается? – спросил Лесник. – Что-то у него остается, за что Зона его любит, а то, что ему не нравится, воспоминания плохие или мысли страшные, она у них забирает. Вот и остается от человека… – Лесник посмотрел на снорков, – сухой остаток. Да не сама она забирает, – продолжил он, заметив, как у сталкера отвалилась челюсть, – он сам просит забрать, человек без надежды. Если человек не позволит Зоне ему в душу глядеть, ей туда доступа не станет.
– Зона не тронет? – спросил Бобр, вспоминая погибших сталкеров.
– Ну если сам ее не обидишь, то и она тебя тоже, – пояснил дед, открывая калитку. – Все, что в Зоне – все ее дети, поэтому ни одного ее ребенка не обижай со злости, не простит она зла. Ни собаки, ни крысы, ни тварь другую. Одно дело силой обидеть, – продолжал рассказывать дед, – стрельнуть или еще как, другое словом или мыслью. Если плохо подумал, то считай и не жилец уже, если плохо подумал, да так, что душу свою желчью напоил, и желчь в нее, в Зонушку, выливаешь, то она точно обидится, проверит сначала тебя, а если ты не прав, то и накажет… по-своему.
– А те снорки, что там на свалке да на Янтаре? – спросил Бобр, напряженно следя за сидящими на крыше существами.
– А тех разок подстрелили или еще как напомнили, сколько зла на земле водится, вот они и взбунтовались. Не нравится им, когда плохо. Памятливые они, им хорошо в Зоне. Ну проходи, не бойся, – сказал дед, открывая дверь избушки. – Я ведь тебе потому рассказываю, что вижу, моя наука тебе на пользу пойдет.
Избушка оказалась изнутри так же проста, как и снаружи. Несколько скамей, стол, печь, в соседней комнате панцирная кровать, несколько старых картин на стене.
– Располагайтесь, – сказал Лесник. – Сейчас чайку попьем, отдохнем да и посмотрим, как дальше будем. Давай, Валер, кажи свой товар.
Ученый распаковал рюкзак, достал оттуда сверток, упакованный в пузырчатый пластик.
– О! Благодарю, – сказал дед, не разворачивая, взвесив сверток в руке. – Так, ну что, теперь рассказывай, чего от меня требуется?
– Да что вы, Глеб Борисович. От вас ничего специально не требуется. Походим за вами хвостиком, а этот прибор, – ученый достал нечто в квадратном аквамариновом пластиковом корпусе с глазком-объективом посередине, – будет все записывать. Он фиксирует влияние мозговой деятельности объекта на изменение первоначальных параметров окружающей среды и скорость консонансности изменений. Самописец.
– Валяй, – добродушно махнул рукой Лесник. – Записывай. Ну а ты сталкер, я так понимаю, провожатый будешь?
Егор кивнул.
– Ну тогда работенка и для тебя найдется. Нечего за мной попусту ходить. Кудряша видел? Так вот, их в лесу уже мало осталось, а скотина добрая. Переводит их тут какая-то тварь, надо будет ее подсидеть и кончить, – нахмурившись, сказал дед. – Я ее давно слежу, крепко она прячется, по земле не ходит почти, все больше по деревьям. Скотина, которая ее видит, как будто и не пугается, а так стоит, пока она ее на сцапает, – Лесник замолчал. Сталкер и ученый внимательно слушали. – Слышал я еще, как она кричит. Пробовала от нее Зона избавиться, не просто это. Всех кровососов в этом углу перевела, так и не убивает-то она сразу никого. Я, бывало, днями слышу, как в вершинах звери плачут, мучает она их. Снимал я их с деревьев, вроде и жива скотина, кровосос, например, и глаз открыть не может, дергается, кричит, да так жалобно – мороз по коже пробирает. Помучается он так криком несколько дней да и умрет, а как умирает, слышу я смех девичий вроде, легонько так смеется, – Лесник снова умолк, сосредоточенно уставившись в пространство перед собой. – Давеча зашел я в рощицу одну, артефакты проверить, не народились ли, а глянь, все деревья в кабанах, собаках, да плотях, и никого уже в живых-то нет, все так криком и умерли. Сосет она, значит, с них жизнь, когда они кричат, – старик тяжело вздохнул. – Не от Зоны эта тварь пришла, не место ей тут.
Сталкеры молчали. На примусе зашипел чайник. Лесник встал, достал и заварил чай. Еще несколько минут прошло в молчании. Валерий достал свой АИК, отвертки и начал разбирать.
– Так, а что же, кабанов да собак по-своему убивает, а этих, – кивнул головой в сторону Васьки, стоящего возле плетня, – рвет и ест? – уточнил Валерий.
– Да, кабанов и собак тут и не переведешь так просто. А вот кудряши – товар штучный, добрый и ласковый. Она, их тварь эта, извести криком не может, потому режет их, рвет, а потом наверх тащит, чтобы больнее, мол, было, – говорил Лесник, тем временем поставив на стол чайник, пахнущий смесью полыни и мяты. – Я их, значит, сверху снимаю, кудряши в себя приходят, не поддаются они ее чарам, или что там у нее, они вообще сами кому хочешь глаза замылят, в метре пройдешь и не заметишь. Да вы, ребята, чайку попробуйте, с местной травки делаю, усталость как рукой снимает и, нервишки у кого шалят, разглаживает, очень для вашего брата болезного полезная.
Бобр, вспомнив правила приличия, достал из рюкзака припасы. Саморазогревающиеся консервы, хлеб, колбасу, Валера тут же выставил бутылку армянского коньяку в оплетенной бутылке. Лесник, крякнув на такой ход, молча достал из вещьмешка большой шмат сала, поставил чайник обратно на примус и звякнул тремя граненными стаканами. Валера посмотрел на весь стол и отстегнул от пояса плоскую трехсотграммовую фляжку с разведенным до шестидесяти градусов спиртом. Егор, поняв правила вдруг спонтанно возникшей игры, окинув всех взглядом, хитро улыбнулся и достал из рюкзака две плитки шоколада и положил их рядом с коньяком. Лесник почесал бороду, протянув «да-а-а», встал и вышел из избы. Через минуту он вернулся с большим пучком лука, петрушки и укропа, уже сполоснутого колодезной водой. Стряхнул влагу на пол, постелил невесть откуда взявшуюся газетку и выложил ароматную зелень на нее, придавив сверху фляжкой ученого. Чмокнула в торжественной тишине откупоренная бутылка армянского коньяка, по избе поплыл ни с чем не сравнимый запах дубовой выдержки, напиток, булькая, разлился по стаканам.
– Ну… мужики, со свиданьицем! – сказал дед, раздался стук граненых стаканов.
Славно пообедав, обсудив последние новости Рыжего Леса и Янтаря, а также последствия последнего Выброса, сталкеров разморило.
– Глеб Борисович, а где у вас тут… по малому делу? – спросил ученый.
Бобр прислушался, его тоже, вот уже пару минут, как интересовал этот вопрос, но смущали два снорка, наверное, сидящие на крыше. Лесник сидел абсолютно трезвый, разве что чуток порозовевший.
– Ну пойдем провожу, а то, я смотрю, из дому выйти боитесь. Бобр, возьми чего-нибудь со стола, угостим ребят.
Бобр взял куски нарезанной колбасы и хлеба. Лесник открыл дверь.
– Борька, Яшка, пойдите сюды! – крикнул он в никуда.
Два снорка, спрыгнув перед ним на землю, попытались заглянуть в избу. Егор и Валера растерянно переглянулись.
– Не робей, ребята, Бобр, чего встал, подойди, – не оборачиваясь, скомандовал он.
Сталкер на плохо гнущихся ногах подошел к дверному проему.
– Сядь, – указал Лесник. – Угости парней.
Егор присел и вытянул угощение сразу обеими руками. Снорки, не теряя ни секунды, выхватили и хлеб, и колбасу, и отскочив в сторону, начали засовывать их в рот, причем нижняя часть противогаза у них сместилась вверх и зацепилась за нос. Но это им, по-видимому, нисколько не мешало.
– Валер, сало тащи! Не дрейфь, наука! – весело прикрикнул на ученого дед.
Валера также неуверенно вышел на крыльцо и, присев на корточки, вытянул обе руки с кусками сала. Снорки, негромко ухая, аккуратно взяли сало с рук.
– Значит, вам по малому вон туда, – махнул рукой дед, – а в будку не ходить, слышь, культура? – обратился он к Валерию.
Ученый кивнул и благоразумно не стал спрашивать, почему нельзя сходить в специально построенный сортир. Гости отошли туда, куда указал Лесник, сделав свое, дело, Бобр собрался уже было идти назад, дождавшись стоящего недалеко Валеру, но науке вдруг приспичило по большому.
– Слушай, Егор, я так не могу на виду, – пожаловался ученый. – Я дальше пройду, вон к тем деревцам, хорошо?
– Откуда я знаю, хорошо тебе или не хорошо? – засмеялся Егор. – Бумаги дать?
– Нет, у меня салфетки есть, – смущенно ответил ученый, – гигиенические.
– О! Культура, – многозначительно, подняв указательный палец вверх, сказал Егор. – Ну давай, валяй.
– Только я очень прошу не смотреть на меня, – попросил Валерий. – Мы же тут вроде как под охраной, – сказал он, указав на вновь залезших на крышу снорков.
– Ну, не смотреть так не смотреть, особого интереса твои артефакты у меня не вызывают, – пошутил Егор. – Ты главное свои артефакты на дорогах общего пользования не оставляй, а то Яшка обидится, – расхохотался сталкер, развернулся и, посмеиваясь, пошел в избу.
Лесник сидел и попивал чай, на столе стояло две кружки такого же чая, дымящегося кипятком.
– Да слышал я, слышал, – остановил он сталкера, когда тот только начал раскрывать рот и указывать пальцем направление. – Садись, чай попей.
Егор отхлебнул со своей кружки. Вкусно. Отхлебнул еще раз, замечательно. Так незаметно выпил всю кружку. Хмель в голове стал легче, мозги заработали четче.
– Что-то долго наука диссертацию пишет, – заметил Егор, разглядывая потолок.
– Семь раз отмерь, один раз отрежь, – поддержал его дед, – небось, от Васьки прячется, он же жуть какой любопытный. Ну это хорошо, что Васька с ним пошел, если что, то крикнет или от аномалии отведет…
В этот момент снаружи донесся истошный крик телка.
– Старый дурак! – закричал на себя Лесник, вскакивая, хватая ружье и выбегая наружу.
Бобр схватился за дробовик и выскочил следом за Лесником, на ходу застегивая комбинезон.
– Яшка, Борька, ату его, ату.
Два настороженно глядящих куда-то в лес снорка с рыком слетели с крыши. Лесник и сталкер едва поспевали вслед за ними. Снорки бежали уже минут десять по следу неизвестной твари, которая среди бела дня под облачным небом Зоны посмела утащить ученого, занимающегося самыми своими сокровенными делами.
– Вот сука! – с чувством выругался Бобр.
Ученого нигде не было. Яшка и Борька, заухав и завернув вверх головы, вновь повели по уже воздушному следу, видимому только им двоим. Наконец, когда люди уже выбились из сил, на них, ломая подлесок, выскочил перепуганный Васька и, выгнув шею, заревел. Валера нашелся метрах в десяти над землей, привязанный к толстой ветви другими ветвями потоньше. Он был без сознания. Лесник и сталкер ощетинились ружьями, через прицел разглядывали крону деревьев.
– Надо лезть, – прошептал Егор, намереваясь забраться на дерево, в кроне которого виднелся силуэт человека.
– Оставь, уронишь.
Лесник свистнул и поднял руку вверх. Оба снорка в момент взлетели на дерево и, ловко перебирая руками и ногами, быстро поднялись до ученого. Минуты через три они бережно спустили его вниз. Лесник оттянул веко, посмотрел на реакцию зрачков.
– Успела его обработать, вот тварь, успела, – сокрушенно пробормотал он. Затем, сжав челюсти и зло сузив глаза, твердо сказал. – Сегодня ее брать будем, слышишь Бобр? Сегодня!
