Kitabı oku: «Страж Монолита», sayfa 12
Глава 12. Охота
Ночь в Рыжем Лесу. Кто бы мог подумать, что человек способен прожить в Рыжем Лесу ночь, мало того, не просто прожить, а всерьез вознамериться убить таинственное существо, которое запросто утаскивала трехсоткилограммовых мутантов на деревья? Тем не менее, это было так. Лесник задумчиво связывал картечные патроны, по-своему укладывая дробины в гильзе. Старая керосинка почему-то чадила и потрескивала. При тусклом освещении избушки деревянный сруб и лицо Лесника, казалось, сделаны из одного материала, такого же цвета, с сетью таких же морщин и трещинок, даже выступы на скулах старика выглядели как спиленные и затертые временем деревянные сучки. Бобр сидел на противоположенном конце стола по левую руку от Лесника и, уперши дробовик рукоятью в пол, сотый раз продумывал, как они будут ловить мутанта. Кружка остывшего недопитого чая с встань-травой стояла перед ним.
– Так ты говоришь, мутант не от Зоны? – очередной раз спросил Егор, уже зная ответ.
Но ему, тем не менее, хотелось еще раз услышать рассказ старика. Сам голос Лесника приводил в успокоение, поскольку сидеть вот так в ожидании, в ночи, слушая каждый шорох и готовясь вскочить и бросится в непроглядную темноту, было выше его сил.
– Да Бобр, не от Зоны мутант. Недобрый. Не сладить мне с ним в одиночку, – проскрипел дед.
– А почему с другими сладил, а с этим не сможешь? – сдерживая сосущий страх, такой, что вызывал тоску, спросил Бобр, крепясь и не давая себе нервно трясти ногой.
Лесник отложил снаряженный патрон в сторону. Снял шапку-ушанку и положил ее на скамью возле себя, обнажив седые, но все еще блестящие здоровьем волосы, обжатые по контуру следом от этой ушанки.
– Ну слухай, сталкер, слухай. Когда я первых мутантов начал ловить да лечить пробовать, они все еще немного на обычных животных были похожи. Вот, например, белка. Ты видел белок в нонешнем лесу?
Бобр отрицательно покачал головой.
– Вот то-то и оно, что не видел. Я их в начале лысухами обзывал, повыпадала вся шерсть у них, клочками, кричали они, падали. Я их собираю, а сам плачу, думаю, что за напасть такая со зверьками приключилась? Оказывается, это Зона их переделывала, чтобы они дальше жить могли. Так вот, принес я их как-то в сарай, помню, два грибных лукошка белок этих набрал, гляжу, а они кровью харкают. Тогда я еще подумал, что зараза какая-то к ним прицепилась, пошел, значит, в избу, у меня там лекарства раньше водились, для животных антибиотики, витамины… ну всякое непотребное. Взял, значит, лекарство, шприц и назад, думаю, щас поколю их, да, может, польза им будет. Открываю сарай, а там меньше половины из них уже дышит, а одна, смотрю, вроде как кровью харкать перестала, на ножки села и смотрит. Так вот не стал я ее колоть ничем, только тем, что уже дух испускали, инъекцию сделал да и оставил их, тогда у меня других забот полно было. На утро возвращаюсь я, стало быть, в сарай проверить, как там и что, а у самого сердце неспокойно, чую, по лесу что-то не так, непривычно, странно. И вот открываю я дверь, а та самая белка, которая шевелилась еще, всех своих товарок попортила, у кого хвост отъела, у кого морду с глазами… ага… – замолчал Лесник, переживая свои воспоминания. – А сам зверь чуть больше стал, весь в струпьях каких-то, морда вся в крови, я его сразу и не заметил, сидит в углу, смотрит на меня темно-синими глазами, а глаз то у него четверо теперь стало. Я тогда ошалел маленько, испугался, а она смотрит на меня и как будто плачет, понимаешь? – спросил Лесник, сжав кулаки до хруста.
– И что? – спросил Егор, затаив дыхание.
– И нашло на меня, что она понимает все, что товарок своих поела, и что плохо ей на душе-то ее на звериной, так она на меня смотрела. И понял я тогда, что мутант, когда другого мутанта убивает, никогда в душе своей звериной радости не держит. Понял? А это отродье, оно же хохочет, оно же радуется, я же сам видел, что не еды ради оно кудряшей да прочих добывает, нравится ему мучить их! – с сердцем почти выкрикнул Лесник. – Ну погоди, ну доберусь я до тебя! Зона ищет ее, хочет поквитаться с ней, не ее это творенье, не нравится ей, когда ее деток обижают.
– И что, Зона-то… сама поквитаться с тварью не может?
– Дурак ты, Егор, так и не понял ничего. Ты да я, да твари лесные, да лес – мы и есть часть Зоны. Вот она нашими силами и будет тварь рассчитывать. Понял?
Бобр кивнул.
– Да, дед, кажись, понял…
Внезапно гложущий страх отпустил сталкера, он распрямился, почувствовав что-то новое в себе. «Ну если Зона хочет его руками тварь угомонить, то так тому и быть! Нет смысла уже бояться, а если и не справиться он с ней, то не оставит она его, пусть даже станет он снорком или еще кем, нет, не страшно». Лесник внимательно смотрел на сталкера, словно читая его мысли.
– Ну вот и молодец, вот и хорошо. Пошли, пора на засидку, – сказал дед и встал со скамьи.
Выйдя на крыльцо сруба и глядя в непроглядную темень, сталкер только спросил:
– Дед, а как мне тебя не потерять в темноте? Я же не вижу ничего.
– Не потеряешь, не боись. Сам, главное, сдуру куда не надо не лезь, вот тебе камень – сборка, он тебе зрение ночное улучшит, – сказал дед и сунул в руку сталкеру нечто твердое и круглое, размером с утиное яйцо.
– Артефакт? – спросил Егор, слегка повернувшись к свету и силясь разглядеть, что же вручил ему дед.
– Артефакт, артефакт. К телу его приспособь и обожди пару минут.
Бобр расстегнул ворот комбинезона и засунул артефакт за пазуху. Через некоторое время глаза начало щипать, в ушах засвербело и заложило, слегка заслужилась голова.
– Печет, – пожаловался Егор, отчаянно пытаясь проморгаться.
Постепенно резь в глазах ушла, уши разложило и сталкер различил сначала неясный, а потом все более и более четкий силуэт Лесника, затем увидел плетень со стоящим возле него Васькой и через пару секунд сам темный лес позади. Еще через секунду он смог различить контуры деревьев, движение и отблески аномалий, которые не видел даже при свете дня.
– Ого! – воскликнул он, разглядывая новую картину.
За домиком он различил шорох, причем он был уверен, что это был очень тихий шорох, но и он стал доступен для него. На поляну к деду выползли два снорка в рваных противогазах и сели возле его ног, как сторожевые псы.
– А они тоже с нами пойдут? – осторожно спросил Бобр.
– Вот ты, сталкер, деревянный какой! Я же тебе говорил уже сколько раз, Зона хочет с тварью поквитаться, – он указал пальцем на мутантов. – А это чьих будут, по-твоему? – рассердившись на тугоумие сталкера, сказал он. – Яшка спереди, Борька сзади – пошли!
Лесник развернулся и отправился в лес, один из снорков, тот, который покрупнее – стало быть, Яшка, прыгнул вперед деда, низко пригибая морду, так, что оторванная гофра противогаза волочилась по земле. Лесник, положив ружье на сгиб локтя, двинул следом. Егор, глядя как Лесник уверенным шагом двинул в лес, встрепенулся и побежал догонять его, позади него, также пригибая голову к земле, поскакал второй снорк в разорванном камуфляже, – «стало быть, Борька», – подумал Бобр и хмыкнул, удивляясь невероятности происходящего.
Придя на место засады, Лесник дал краткие указания.
– Ты эту холеру увидишь, сразу не стреляй, обожди моего сигнала или пока снорки не начнут, тогда и лупи ей по коленям, только смотри прыгунков не зацепи ясно? – наклонившись к сталкеру, тихо сказал дед и собрался было уходить на свою засидку.
– Постой, – прихватил Бобр лесника за рукав, – а сколько ждать?
– Оно знает, что Зона его ищет, да прибрать хочет, оно ее чует и прячется, но жадная тварь до кудряшей, азарт. Васька-то, он так просто не дастся, вот тут стоять будет, не смотри, что телок и бестолковый. А тварь эту, значит, часик-два подождать придется, а то и до утра, если осторожничать будет, она же нас тоже видит, только всерьез не воспринимает, но ничего, есть у меня для нее подарки, Зона передала, – Лесник хищно улыбнулся и ушел.
Бобр остался наедине со снорком, сидя под чахлым кустиком. Артефакт, дававший ему возможность видеть и хорошо слышать ночью, давал особую картину леса.
Спокойный, дышащий прохладой, с тяжелой оранжевой кроной, лес казался огромным залом, стволы деревьев – узорчатыми, витыми колоннами, подпирающими свод. Стены и потолок этого величественного сооружения как будто были расписаны неизвестным мастером, в причудливых мазках которого можно было почувствовать все: и рассветы, изредка освещающие верхнюю часть леса, и бормочущие раскаты грома во время дождя, ветер, то ласкающий вершины, то безжалостно перемешивающий их друг с другом, не частое тепло солнца, иней ночных заморозков, легкую дымку тумана. Все это помнил и переживал Рыжий Лес и теперь разрешал ночному гостю краешком глаза посмотреть его сны.
Борька, сидящий рядом, не издавал ни звука, только покачивал головой в разные стороны, словно выглядывал то одним глазом, то другим с обеих сторон торчащего перед ним прутика. Телок, стоящий посередине поляны, изредка опускал голову, обнюхивая подстилку, но в основном стоял прямо, прядая большими полукруглыми ушами. Лесник сидел возле дерева правее от Егора на рюкзаке и, казалось, спал. Его охотничье ружье стояло прикладом на земле. Сам дед держался за него двумя руками и мерно дышал, это было хорошо заметно по опускающейся и поднимающейся голове. Яшка сидел рядом и неотрывно глядел на телка, слегка покачивая головой. Егор подумал, что так сноркам, наверное, проще видеть, если постоянно шевелить головой. Прошел час. Бобр, сидящий под кустиком, уже хотел немного сменить положение, поскольку ноги и тело уже начинали неметь, а это совсем нежелательно, если вдруг придется вскочить и перемещаться. Начав было осторожное перемещение, он глянул на снорка. Его ранее медленные покачивания из стороны в сторону вдруг стали нервными, дергаными. Бобр застыл. Что-то происходит, снорк, сидящий у Лесника, тоже забеспокоился, телок Васька встал застывшим изваянием, Лесник поднес палец к губам, глядя на Егора. Легкий-легкий шорох, создаваемый сыплющимися сверху кусочками коры и листочками, указывал направление, откуда идет оно – существо вне Зоны. Подняв вверх глаза, сталкер, несмотря на все усиление зрения артефактом, не видел никаких признаков чьего-либо присутствия, но снорк, сидящий рядом с ним, уже смотрел не вверх, а чуть выше телка. Бобр скорректировал взгляд в ту же сторону, и вот он увидел нечто медленно спускающееся по стволу дерева.
Существо было похоже на огромного длинного трехметрового паука с десятком суставчатых ног, которыми он обхватывал ствол дерева. Тело делилось на два практически одинаковых цилиндра какого-то светлого цвета, на самих цилиндрах попеременно то проявлялись, то исчезали темные геометрические фигуры, через секунду Егор понял, что эти фигуры гипнотизируют его, и он спешно опустил взгляд, не успев разглядеть голову и вооружение мутанта. Ему хватило импульса, чтобы отвернуться и глянуть в сторону Лесника, дед также предостерегающе поднял ладонь в сторону сталкера и смотрел на сидящего перед ним снорка. Телок разглядел надвигающееся чудовище и жалобно курлыкал, вероятно, попав под воздействие гипнотизирующих рисунков, меняющихся на теле существа. Огромное насекомое выдвинулось в сторону кудряша, вытянув удивительно длинные передние конечности, вдруг телок встрепенулся. Вытянул морду в сторону чудовища и оглушительно заорал, мембраны в костюме «Сева», щелкнув, блокировали звук, Лесник, прижав ладони к ушам, открыл рот, оба снорка с ревом взлетели в длинном прыжке в воздух. Одновременно с этим телок вскочил на задние лапы и мощно ударил с высоты своего роста передними заточенными конечностями в морду твари. Раздался глухой удар. Тварь, заорав близким к человеческому, женскому крику, голосом, прыгнула на телка, стоящего перед ней, но он с неожиданной легкостью, скользнув в сторону, ушел с ее пути, и она по инерции, проскочив место, где он только что стоял, залетела мордой в кусты, где сидел сталкер.
То, что он увидел, было действительно неожиданно, огромная, величиной с большую тыкву, практически человеческая голова с высоким лбом, на котором виднелась свежая ссадина от мощнейшего тычка копытом телка, черные смоляные волосы, соразмерно с головой большой рот с короткими толстыми зубами-терками, словно срезанный, поблескивающий влагой нос, открывающий два продолговатых дыхательных отверстия и глаза… женские красивые глаза зеленого цвета… Внезапно морда твари стала терять уродливые очертания, зеленые манящие глаза дружелюбно и заинтересованно смотрели на сталкера.
Снорки, взлетевшие в воздух, приземлились на корпусе и начали свою разрушительную работу, они схватили каждый по конечности и принялись выламывать их. Тварь, почувствовав их вмешательство, вдруг снова преобразилась во что-то непонятное и, открыв рот, из которого показались с десяток то ли щупалец, то ли длинных язычков, начала разворачиваться. Бобр выстрелил два раза прямо в раскрытый рот твари, выбивая оттуда куски плоти и брызги. Оглушительный крик снова выключил мембраны комбинезона, последовал сильнейший удар в грудь, сталкер, который сидел в неустойчивом положении, собираясь сменить позицию, вылетел пробкой из кустов и, сделав несколько кувырков, растянулся на лесной подстилке. Тварь вскочила на задние конечности, крича разбитым ртом и пытаясь дотянуться до одного из снорков, с бешеной скоростью молотящего по сочленению двух цилиндрических тел существа, второй снорк в это время, упершись, выкручивал сустав чудовища. Крутнувшись вокруг своей оси, она схватила снорка, пытающегося разбить ей сочленение тел, и ударом одной из конечностей вспорола ему живот, одновременно выкидывая тело, но продолжая держать его за внутренности. Яшка полетел в сторону, а за ним, словно струна, вытягивались потроха. Грянул выстрел Лесника, голова твари дернулась, она несколько раз взбрыкнула ногой, на которой повис второй снорк, и он, не удержавшись, отлетел в сторону, и развернулась к Леснику. Грянул еще выстрел, голова твари дернулась еще раз, Лесник отбросил ружье, достав нож. В это время подскочивший из-за деревьев телок с размаху ткнул существу в затылок, тварь, зашипев, схватила его одной из конечностей за морду и затащила под себя, раздался хруст. Лесник, стоя напротив твари, перебросил нож в другую руку. В свободной руке появился светящийся малиновым неизвестный артефакт. Тварь с криком прыгнула на деда, но внезапно его фигура смазалась в быстром движении, он проскользнул под ее телом, охотничий нож из лучшей стали бессильно чиркнул по брюху существа. В тот же миг один из оставшихся в живых снорков прыгнул пауку на шею, барабаня по черепу и пытаясь дотянуться до глаз, Бобр, вставший на ноги и подоспевший к этому моменту, открыл огонь по торчащим суставам ног паука. Снорк, не дававший стряхнуть его и отбивающий ногами все приближающиеся к его телу конечности, заставил мутанта заняться только им. Лесник, сменивший сборку и убравший нож все с той же неестественной скоростью, держа в руках два артефакта оранжевого цвета, бросился под брюхо чудовища, вбивая артефакты сначала в одно, а затем в другое тело.
– Уходим! Егор, Борька, уходим! – закричал он.
Борька, на секунду замешкавшийся, спрыгивая с монстра, был словлен на лету передними конечностями твари. Тварь напряглась, раздался писк, и тело снорка с чавканьем разделилось на двое. Обе половинки полетели в убегающих Бобра и Лесника, чудовище поспешило следом. Лесник, ускоренный артефактом, успел на ходу поднять рюкзак, ружье и перезарядиться.
– Беги, я догоню, – крикнул он Бобру и, развернувшись, сделал поочередно два выстрела, раздался крик, топот преследующей людей твари начал стихать. – Все, теперь утром добирать пойдем, – догоняя несущегося во весь дух сталкера, сказал он. – Ну все, тормози. Не молод я, чтобы до делянки бежать, – он засмеялся. – А ты, сталкер, если испужан сильно, беги. Тебе теперь можно, не пропадешь.
Бобр остановился, шумно дыша. Обернувшись назад, он трясущимися руками начал заряжать дробовик.
– Что, убили? – спросил он, переводя дух.
– Нет, не убили, но дело сделали, – сказал Лесник, упершись руками в колени. – Я ей два «ока» на брюхо прицепил, теперь ей от Зоны никуда не деться, внутри она ее прорастет, и силы, которые она у детишек ее забрала, себе вернет. Утром доберем, – Лесник выпрямился, вдыхая ночной воздух полной грудью.
Сзади послышался треск ветвей и крик.
– Ага, – обрадовано сказал дед, прислушиваясь, – на дерево хотело влезть, а сил ей не хватило.
– Но по земле-то оно ходить может? – настороженно спросил Егор
– Может, – на секунду задумавшись, сказал дед. – Да оно за нами и идет. Пойдем, Егорка, не спеша. Нечего ее дожидаться.
Они двинули, шум и треск сзади перемежался с отчаянными страшными криками, начинающимися как мужские и без всякого перехода меняющимися на звериный рык, затем на женские, а после переходящий в отчаянно призывной, смешивавший в себя все три оттенка. Эти крики вызывали невольный ступор у Егора.
– Ишь как ее, будто пьяную, кидает, – вслушиваясь, сказал дед. – Но сил еще много, встает, догнать хочет.
Так шагая по ночному Рыжему Лесу и прислушиваясь к крикам существа, они дошли до домика.
– А если она сюда дойдет? – спросил Егор, соображая, как лучше организовывать оборону.
– Если сюда дойдет, то тут и останется, чую, недолго ей осталось, не дотянет до утра. Так что не бойся, – Лесник запер дверь, ставни, проверил спящего ученого. – И товарища твоего отпускает понемногу, видишь, – снимая руку у него со лба, сказал он. – Давай чайку поставь, нам теперь всю ночь тут караулить.
Пока Бобр ставил чай и заваривал, как научил его дед, встань-траву, прошло время. Во дворе послышался шум и треск ломаемой оградки.
– Во, пришла! – весело сказал старик, держа ружье.
Егор схватился за дробовик и закрутил головой, соображая, откуда ждать опасности. Повисла гробовая тишина, нарушаемая только ровным дыханием спящего человека. Прошло несколько минут, внезапно спящий Валерий всхрапнул, закашлялся и попытался сесть. Наконец, ему это удалось, и он спросил смотрящих на него сталкеров с оружием наизготовку.
– Блин, что случилось?
– Все, издохла, – глядя, как ученый встал и потянулся к кружке с водой, – пойдем проверим.
Они вышли на крыльцо. Прямо перед дверями лежало огромное, если не считать длину лап, пятиметровое насекомое с почти человеческой головой и волосами. Суставчатые конечности его безвольно лежали на земле, кремовое тело потеряло свою округлую форму, никаких геометрических узоров на нем больше не появлялось. Выглянувший из-за плеч Лесника и Бобра ученый радостно осклабился, подошел к телу, присел рядом с мертвой головой и, глядя в ее полузакрытые глаза, сказал:
– А я тебе обещал, что так оно и будет!
Глава 13. Домик в лесу
Группа людей покинула делянку на рассвете, оставив тело существа на том же месте. Валерий общелкал все фотоаппаратом, обмерил рулеткой, изрисовал несколько листов и, наконец, отколупнул образец тканей в пробирку для исследований. Лесник, глядя на это, лишь поморщился.
Неспешно продвигаясь по Рыжему Лесу вслед за Лесником, Бобр спросил ученого, мол, когда это он обещал этой твари, что так и будет? Валерий, задумавшись, ответил.
– Ты знаешь, Бобр, она ко мне всю дорогу приходила, ну, пока я в отключке был. Вначале вот так, как есть, муравьем этим белым, я не испугался, потом она по-всякому, по-другому пробовала, то знакомыми моими, то зверями разными, все пыталась испугать, подружиться, разжалобить. А что именно делать, не знает. Я вначале думал, что умер и на том свете нахожусь, а потом смекнул, что однобокий какой-то тот свет получается, примитивный. Так я и вычислил, что дурит меня мутант, держит у себя под колпаком. Я ей не давался, не верил. Только чую, рано или поздно возьмет она свое, и так, и эдак вилась, то как будто ногу мою жует, то вдруг болезнью ко мне оборачивается, то женщиной придет и плачет или смеется, да только и я не промах. Она вроде как мучить меня пыталась, на эмоции вывести. А я чувствую, что ищет она лазейку ко мне, а сам и пошевелиться не могу и отвернуться от нее, поселилась она в сознании, изучает. Все ей знать интересно, она же до этого только на мутантах развлекалась. А я ей знаешь что?
– Что? – спросил сталкер, ожидая продолжения.
– Я ей, дуре, давай таблицу умножения сначала давать, потом теоремы, потом по профилю своему гонять, а она же суть – животное, имитатор. Разума у нее не хватает делает вид, что понимает, насмотрелась, видать, на мои воспоминания, как себя вести в школе надо, вот и сидит такая то ли женщина, то ли ребенок, то вдруг животное какое, то вдруг листьев вокруг накидает, мол, диалог такой пробует. А я вижу, что нет способностей у нее к пониманию, и давай ее склонять, что в действительности ее не существует, и в сознании моем она тоже самое, что и я в ее, что тело мое в безопасности находится, – ученый потрогал голову. – Ну я так решил. А ее тело скоро ты с Лесником кончишь. Она хоть и ничего не понимает, но уверенность мою чувствует, я же ее только теми эмоциями кормлю, которые мне с ума сойти не помогают. Запаниковала она, хотела на меня броситься, а я смеюсь, хотела она от меня убежать, а я ей «куда ты, милая?» Она встает, вроде как оборачивается ко мне идти, а я опять смеюсь, ну так, без смеха. Весело себе делаю, а ей не нравится, – ученый задумался. – Вот так я с ней и барахтался. И каждый раз, когда она ко мне приходит, я уже ждать ее начинаю, там же в сознании времени как будто не существует. Вроде давно ее не было, а вроде и только что исчезла. Вот такого ментального эмбриона она мне в мозг успела посадить, понимаешь? Чтобы управлять мной через некоторое время. Это же явный пример ментального паразитирования!
– И что бы было потом? Если бы мы ее не убили? – спросил Егор.
– Не знаю, с одной стороны, если я ее ждать начал, значит, контакт какой-то все-таки появился, значит, рано или поздно нашли бы диалог какой-нибудь, и жил бы я с этим вторым разумом в голове. Наверное бы, упекли меня в психушку или еще чего-нибудь учудил, себя не помня. Вот так-то.
– Слушай, а эта штука… ну паразит этот ментальный, не может у тебя в голове еще быть?
– Не знаю, – покачал головой ученый. – Время покажет.
За несколько часов ходьбы практически прямой дорогой Лесник показывал сталкеру, где у него малина растет, где картофель хорошо пошел, где кабачки с помидорами, несмотря на тучи, зреют, а где и яблони родят круглый год. По пути сорвав несколько плодов, он угостил сталкеров, заодно указав, какие есть нельзя и почему. «Вот что значит быть дома», – с некоторой долей зависти подумал про Лесника Егор. Оставляя справа и слева скопления аномалий, группа добралась до еще одного, уже более основательного, домика Лесника. Дом был сделан из свежего сруба, имел высокое крыльцо, потолки, во дворе все так же стоял колодец с журавлем, возле крыльца собачья будка, по размерам напоминающая скорее детский домик, нежели конуру.
– Ну вот и пришли, – зевая, сказал Лесник.
Бессонная ночь, переход и остальное здорово утомили его и сталкера. Ученый, который, казалось, всю дорогу был свеж, что-то рассказывал и спрашивал, тоже приутих. Из конуры вышел здоровый чернобыльский пес, утробно зарычал, увидев незнакомых людей, но получив от деда типично собачье указание, – «спокойно, свои, фу», перестал рычать, облизнулся и, суетливо перебирая передними лапами, пригнув голову и виляя хвостом, подошел к Леснику. Лесник ласково потрепал огромного пса по загривку, при этом, чтобы потрепать его, ему пришлось не наклониться, а, наоборот, приподнять руку выше пояса. «Ну и зверина», – подумал Егор, стараясь не удивляться, не бояться и не хвататься за ружье, но здесь его сил практически не хватило. Научившийся бояться слепых псов возле периметра и пару раз имевший дела с чернобыльским псом, он все же зажмурился, задержал дыхание и остановился.
– Глеб Борисович, я боюсь, – старательно стараясь не представлять клыкастого оскала и брызжущей слюны, сказал он.
– Я и вижу, – сказал Лесник. – Что, тяжело отвыкать от привычек? Отвыкай, пока со мной ходишь, оно тебе пригодится.
Ученый в этот момент с интересом разглядывал показания экрана ПДА, к которому гибким шнуром был подключен прибор с зеленом аквамариновом корпусе.
– Очень показательно! – восхитился он. – Очень! – повторил еще раз, вообще не испытывая никаких волнений по поводу пса.
Они вошли в дом. В доме было несколько комнат, старая, еще советская мягкая мебель, уютные белые кружевные занавески на окнах, умывальник-мойдодыр и все остальное, что представляло себе привычный сельский стиль глубинок, включая работающий белый холодильник «Бирюса».
– О, а как это? – спросил сталкер, указывая на холодильник.
– Как, как, известно как. Десяток «батареек», «леденец», трансформатор на 220 вольт, и вперед светить – не пересветить. На мой век хватит. Вам комната вон там, – он указал сталкерам рукой. – Уборная на улице, кто хочет, идите сейчас, я посмотрю, чтобы Пес не шалил. Потом я спать, и вам советую. Вечером, Егор, пойдем с тобой по артефакты, да помощников мне искать.
Сделав свои дела, путники разошлись по комнатам и по кроватям. Растянувшись во весь рост в уютной кровати с высокими перьевыми подушками в одном нижнем белье, Бобр очередной раз удивился, – «а ведь правда, Зона все дает человеку – живи не хочу. Только что же нам жить мешает?» Чувствуя, что ему крайне необходимо чье-то еще авторитетное мнение относительно его вопроса, он спросил у Валеры, лежащего рядом.
– Валер, слушай, а что это мы все воюем и воюем в Зоне? То с мутантами, то друг с другом, то опять с мутантами. А я ведь погляжу, тут же и жить можно. Даже электричество есть. А яблоки какие! Ты видел? Я только в детстве по поляблока мог съесть, Алма-атинский Апорт, а тут такие, что и сейчас не осилил, выкинул.
– Я тоже выкинул, – подтвердил Валерий. – Жаль, вкусные яблоки. И вообще, несмотря на разнос всей экологии, плотность биологических объектов здесь очень высокая, корма хватает всем, даже с избытком. Монолит излучает, вот и растет все и вся.
– Так, а что же мы все бьемся и бьемся, а, Валер? – сталкер перевернулся на живот. – Чего бы взять и не жить, вот как Лесник, например? А?
– Понимаешь, Егор, – начал ученый. – Мы же, человечество то есть, всю нашу историю воевали друг с другом, охотились на животных, садили их на цепь, делали от себя зависимыми. А еще истребляли непокорных, опасных, особенно себе подобных. Люди привыкли выживать, потому что у них, то есть у нас, не хватало ни знаний, ни сил, чтобы спокойно жить. Прибежала толпа с дубинками, поколотила тех, у кого дубинок меньше, увела баб, и весь разговор. А теперь посмотри, мощности у человечества поднялись в десятки раз, а сознание и отношение к окружению осталось прежним. Человечек самостоятельно думает по-своему, а если в толпе, то так, как думает самый примитивный ее индивид, а самый примитивный кричит «отберем, убьем» или «отберут, убьют». Вот так и привыкаем мы отбирать и убивать.
– А что же делать тогда? – приподнимая голову, спросил Егор.
– Отношение свое менять, сталкер, отношение. Вот Зона нам и показывает, как его менять. Иначе раз, и нет человечества. Дубинки-то нынче помощнее будут.
– А как менять? В смысле, мы же и не боимся никого вроде, ну там, на Большой земле.
– Ошибаешься, мы все боимся. Кто начальства, кто работы, кто отсутствия начальства, кто отсутствия работы, продуктов несвежих, продуктов свежих, сахара, соли, жить с водкой, жить без водки… да нет ничего такого, чего бы человечество не боялось. Главное, что для воодушевления и радости мало места остается, любить человечество по-другому начинает, за что-то, при условии, старается выживать среди себе подобных, а не использовать результаты и возможности своих достижений. А знаешь почему?
– Почему?
– Потому что не выгодно это тем, кто… ну вот точно, как та тварь, которая меня на дерево затащила, и зверей других, тех, что криком померли. Вот такие, которые закрывают нам, простым людям, глаза и заставляют поверить в грустные картины, чтобы мы боролись, дрались между собой, украсть норовили, выживали. И ведь получается у них. Казалось бы, ерунда, а ведь получается утащить-то нас на дерево, чтобы ножками не по земле шли, а на месте подвешенные были. Куда деваются смелые, отчаянные подростки, которые желают всем счастья и даром? Всем, всем? Через десять лет? А я скажу, куда они деваются. Они, вот как та скотина, висят в деревьях с паразитом в голове и кричат тому, что видят, а она, тварь, смеется, потому что суть у нее такая, ей всегда мало. Людям всегда мало, несмотря на то, что достаточно.
– Страх-то какой, – поежился сталкер. – Ты мне весь сон разогнал, Валер, как я теперь спать буду? И что, нет выхода, если в таком лесу там на Большой земле жить?
– Есть, наверное. И главное, что человечество все это знает, а поверить боится.
– Во что поверить?
– В силу свою поверить боится. Потому и сделаны так все системы, чтобы человека недоразвитым немного оставлять. Чтобы он думать только о еде мог, да о завтрашнем дне со страхом.
– В какую свою силу? – спросил Бобр.
– В себя, сталкер, в себя, – ответил ученый и замолчал.
Бобр лежал, глядя в потолок, уже минут тридцать. Из соседней комнаты слышался храп Лесника. Наконец, сталкер решительно встал и, как был, босиком вышел из комнаты, затем прошел на кухню и, чуть скрипнув наружной дверью, вышел на улицу. Чернобыльский пес лежал у порога.
Сталкер сел рядом с ним на крыльцо, одновременно запустив обе руки ему в густой загривок и притягивая его морду к себе.
– Хочешь, я тебе колбасы вынесу? – внезапно обрадовавшись, что может что-то дать мутанту, спросил сталкер. Уродливая собачья голова с пятисантиметровыми клыками лизнула его лицо. – Я мигом, – счастливо улыбнувшись, шепнул сталкер. Через минуту, вернувшись с третью палки от колбасы, он скормил ее виляющему хвостом чернобыльцу. – У-у-у, псина, – теребя могучий загривок, по-детски радовался сталкер, преодолевший собственный страх.
Сзади скрипнула дверь. На улицу вышел Лесник с ружьем и папиросой в руках. Лесник улыбался.
– Подвинься, Пес, – аккуратно подтолкнул он чернобыльца ногой.
Тот встал, сошел с крыльца и улегся ниже. Лесник сел рядом с Егором, раскуривая папироску с душистым самосадом.
