Kitabı oku: «На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре», sayfa 2

Алексей глубоко вздохнул, пытаясь выровнять дыхание и унять гулкое сердцебиение. Давненько его не беспокоили кошмары. И вот опять они вернулись.

– Да, опять кошмар, – ответил он охрипшим голосом.

Лиза ласково и заботливо погладила его по волосам. Поцеловала в подбородок, на котором проступила щетина. Ее молодое тело прильнуло к нему, ноги сплелись с его ногами.

Алексей обнял жену, ощущая, как тепло ее тела возвращает его к жизни, заставляет вновь ощущать и чувствовать. Он прижался губами к ее плечу, втянул носом притягательный запах ее кожи. Затем сжал жену в объятиях и, перевернувшись вместе с ней, подмял ее под себя. Его губы жадно впились в ее уста, а пальцы неистово сжали грудь.

Лиза застонала, с готовностью отдаваясь во власть его желания. Лишь только так – в порыве страсти – муж забывал о своих кошмарах, пророчащих беды. Он овладел ею быстро, без прелюдии. Лиза вскрикнула, прикусила губу, чтобы сдержать вопль наслаждения. Страстная вспышка опалила обоих…

…Алексей еще некоторое время сжимал жену в объятиях, затем откатился в сторону. Лиза поправила ночную рубашку и бережно накрыла мужа одеялом. Затем придвинулась к нему поближе и обняла. Он прижал ее к себе, но уже не страстно, а умиротворенно, наслаждаясь ее теплом.

– Если бы я не был на тебе женат, я бы сделал это прямо сейчас, – пробормотал удовлетворенно он с усмешкой на губах.

– Не знаю, согласилась бы я опять, – поддразнила она его. – Вы так темпераменты, Алексей Петрович. Я чувствую себя такой беззащитной!

– Вот как? – изобразил удивление Глебов, заглядывая ей в глаза. При слабом лунном свете ее голубые глаза казались темными и бездонными.

– Да. – Она кивнула, кокетливо потупившись.

– И что же делать?

– М-м, не знаю… Может быть, если бы вы шли на уступки…

– Уступки? – Алексей насторожился.

Лиза кивнула, игриво проведя пальчиками по его обнаженной груди.

– И какие же уступки тебе нужны, моя несравненная женушка? – поймав ее за руку, поинтересовался он.

Она вздохнула:

– То, что я делаю, для меня очень важно, а в последнее время ты стал нетерпим к моей партийной деятельности…

– Та-ак! – протянул Алексей, усаживаясь. – Значит, я не терпим? Ты вообще осознаешь всю опасность, которой подвергаешь себя?

Лиза обиженно заморгала:

– Ты совсем меня не понимаешь!

– Думай что хочешь, но не забывай, что ты моя жена!

– Деспот! – выпалила Лиза. – Никогда не думала, что ты станешь таким!

– Каким?

– Приверженцем домостроя!

– Да! Думаю, пора взять за основу в наших отношениях правила, прописанные в «Домострое»¹³. Особенно те, что касаются жен. Начну с того, что запрещу тебе выходить из дома!

– Ты не можешь запереть меня!

– Еще как могу! – ответил он тоном, не вызывающим сомнения.

Лиза уставилась на него. Губы ее задрожали, а на глаза навернулись слезы. Отвернувшись, она легла к нему спиной. Плечи ее вздрагивали от беззвучного рыдания.

Глебов выругался, соскочил с кровати, натянул штаны и, закурив, вышел. Когда он вернулся, то некоторое время молча смотрел на жену, лежащую все в той же позе. Она не спала – это он точно знал. Алексей лег на своей половине, нерешительно протянул к ней руку. Затем решившись, придвинулся к жене ближе, бережно погладил по плечу.

– Пойми, ты для меня – всё – я не могу тебя потерять, – произнес он.

– Вы думаете только о себе! То, что ВАМ нужно, то, что ВАМ удобно, то, что ВАМ хорошо. Вы, вы, вы! – огрызнулась Лиза. – А как же то, что Я хочу?

– И чего же ты хочешь, чего я тебе не даю? – Глебов вздохнул. Жена всегда начинала обращаться к нему на «вы», когда особо сильно на него сердилась.

– Возможности самой решать, как поступать! Вы всегда вели себя так, словно вольны, свободны, независимы. Это привлекло меня, и я влюбилась в вас! Но чем дольше мы живем вместе, тем больше вы ограничиваете мою волю. Вы… Вы меня подавляете!

Алексей соскочил с кровати и, запустив пятерню в волосы и взъерошив их, зашагал по комнате взад-вперед.

– Думаешь, мне легко? Ты же изменила мою жизнь! – Он остановился. – Я дорожил тобой настолько, что принял перемены. Теперь ты ставишь мне в укор то, от чего я не хочу отказаться: ты – моя женщина, и я всегда буду защищать тебя.

–Если я дорога тебе, дай мне большей свободы!

–Большей свободы?!

Лиза вскочила на ноги:

– Да!

Алексей обвел ее взглядом. Он смотрел на жену, одетую в тонкую ночную рубашку, и хотел крепко сжать ее в своих объятиях – так, чтобы она забыла обо всех своих обидах, – но вместо этого лишь крепко стиснул зубы и, засунув руки в карманы, сжал кулаки.

– Каким же образом? – Он невесело усмехнулся.

–Поступками! – Лиза вздохнула и, осознав, что муж готов пойти на уступки, безоговорочно заявила:

– Я иду завтра на заседание одного из гапоновских кружков.

– Заседание одного из кружков священника Гапона¹⁴? – удивился Глебов. На его лице отразилось недовольство. – Зачем?

– Нам нужно узнать, что он из себя представляет.

– Нам? То есть твоим «товарищам»?!

– Опять ты начинаешь! – Она сжала кулачки. – Даже не пытайся отговорить меня, я все равно пойду.

Алексей недобро сверкнул глазами.

– Хорошо. Тогда я пойду с тобой.

– Нет!

– Это не обсуждается.

Они сражались взглядами. Наконец Лиза сдалась – возможно, если муж будет помогать ей, он проникнется идеями социал-демократов.

– Хорошо. Раз ты этого хочешь.

Глебов обреченно вздохнул. Приблизился к жене, все также стоявшей на кровати. Взяв за талию, приподнял супругу и поставил рядом с собой.

– Вот и договорились! – произнес он. Затем взял за руку и повел за собой. – А теперь давай ложиться спать.

Лиза не стала перечить ему и послушно легла на свою сторону кровати. Алексей разделся и лег рядом. Так они и лежали, уставившись в потолок. Лиза вздохнула, повернулась на бок и некоторое время смотрела на его лицо. Затем вздохнув, повернулась на другой бок и свернулась калачиком. Когда сон сморил ее, она сквозь дрему ощутила, как муж придвинулся к ней вплотную и обнял. Она улыбнулась и крепко заснула в его теплых объятиях.

* * *

По улице шли двое: рабочий и его жена. Алексею и Лизе не впервой было быть ряжеными. Однако на этот раз они направлялись не развлекаться, а на собрание, проводимое священником Гапоном. Лиза вкратце пояснила мужу суть своего задания: побывать на собраниях так называемого «Общества петербургских рабочих», послушать и понаблюдать.

– Зачем это нужно?

– У Гапона собираются сотни рабочих. Поэтому лучше быть в курсе происходящего, чем находиться в неведении, – ответила Лиза.

Глебов усмехнулся:

– И часто «ваши» бывают на его собраниях?

– Гапон не допускает социал-демократов, – Лиза поморщилась, – И у Рутенберга¹⁵ тонкий нюх на эсдеков.

– Рутенберг?

– Земляк и друг Гапона. Он инженер, работает начальником мастерской на Путиловском заводе. Думаю, он из партии эсеров.

Лиза остановилась и с мольбой и беспокойством посмотрела на мужа.

– Алеша, милый, я прошу тебя, постарайся не привлечь к нам внимание. Гапон своих рабочих знает в лицо. Если ты привлечешь внимание, нас выставят вон. И я провалю задание. Ты мне обещаешь?

Глебов покровительственно ухмыльнулся, погладил жену по замершей щеке.

– Не переживай. Я же с тобой.

Она вздохнула:

– Вот это-то меня и пугает. Ты же не можешь без épatage ¹⁶.

Алексей весело рассмеялся:

– Раз уж я пошел с тобой, то постараюсь извлечь удовольствие от происходящего, моя дорогая!

Лиза тяжело вздохнула и первой вошла в парадную. Глебов последовал за ней.

Помещение с большим залом для собраний и вечеров было заполнено людьми – рабочие пришли с женами – после собрания намечался вечер с чаепитием. Как оказалось, темой предстоящего собрания было «Взаимопомощь, все за одного, один за всех».

– …Ну, а что же тогда нам? – говорил один из рабочих, поблизости от Алексея и Лизы.

– Что? – произнес в ответ другой. – Одиннадцать часов работай, получи свои копейки, живи, как можешь и помалкивай, вот и все наши дела. А если невзначай забурчишь – вон, за ворота, на голодный отдых! У нас двоих рассчитали за то, что прилюдно мастера матюгнули. А у одного из них трое детей и жена в больнице – как он будет жить? На что?

– Надо пускать шапку по кругу. Двое по полтиннику, а ему рубль в дом.

– А что? Он дело говорит.

Лиза и Алексей, пробрались дальше и, устроившись на скамейке возле стены, постарались не выделяться из толпы рабочих и их жен. Вели себя скромно, говорили друг с другом шепотком.

– У Гапона есть помощники – рабочие Петров, Янов, Иноземцев, Карелин. Почти все они из рабочей верхушки, то есть имеют высокую квалификацию, неплохо зарабатывают и находятся на хорошем счету у фабрично-заводской администрации. Серьезные, непьющие, хорошие семьянины, – поделилась сведениями Лиза. – Они-то и должны подавать другим пример…

– А это что за колоритная фигура? – спросил Алексей у любопытного соседа – старичка, прислушивающегося к их разговору. Лиза замолчала.

Старик приставил ладонь к уху:

–А?

Глебов кивком указал на богатыря с окладистой бородкой и трубным голосом, попытавшегося привлечь внимание присутствующих.

–А! – Старичок пошамкал беззубым ртом. – Рабочий Филиппов, истово верующий человек. Отец Георгий для него – высшее слово разума и совести. – Старик со значением поднял скрюченный подагрой палец вверх. – А коли кто беспорядки на собраниях наводит, того поручают его заботам – под белы рученьки и вон. – Его палец демонстративно указал в сторону дверей.

– Понятно. – Алексей повернулся к жене. Ну и нахальный же старикан!

В зале, наконец, стихло – появился поп Гапон в сопровождении мужчины лет сорока, как догадался Глебов, Рутенберга. Гапон тепло, по-отечески заботливо поприветствовал рабочих и стал выступать. Алексей некоторое время изучающе наблюдал за ним.

Густые темные волосы священника были зачесаны назад. Аккуратные усы, бородка клинышком на длинном лице. Несомненно, он имеет успех у женщин. Бесформенный нос сдвинут влево, явно когда-то Гапону основательно вдарили в лицо. Длинные руки, стоило их хозяину проявить эмоциональность, взмывали вверх. Он умело пользовался голосом, сводя его то к трубному гласу, то к трагическому шепоту, в котором, тем не менее, было слышно каждое слово. У него, несомненно, ораторский талант, отметил для себя Глебов.

Тем временем священник говорил о силе рабочего товарищества.

– В Сибири говорят, на медведя в одиночку ходить – только сирот плодить. Вы стоите перед ликом Христа каждый сам по себе. А вы возьмитесь за руки, и на душе у вас станет светлее и теплее. Всегда помните: все от Бога. Абсолютно все. Бог дарит нам радости, но Бог посылает нам и испытания.

Среди рабочих прошел одобрительный шумок.

– Вы спрашиваете меня, братья и сестры, откуда обездоленному человеку помощи ждать? Мой вам ответ, уповайте на Бога, уповайте и помогайте друг другу! Не ждите помощи от политиков. Вы знаете об эсдеках, называющих себя рабочей партией. Не верьте им, братья и сестры! Все они – евреи, иноверцы, не заслуживающие доверия! Знаете вы и об эсерах. Да, эсеры готовы делать полезное дело, но нарушают заповедь «не убий». Я же призываю вас, братья и сестры, молите Бога, молите, чтобы царь сам даровал вам, своему народу, лучшую жизнь…

Чем дольше Глебов слушал Гапона, тем больше понимал, что перед ним стоит самолюбивый тип. «Спрашиваете меня», «мой ответ», «я призываю» подчеркнуто звучали в его речи. Священник чрезмерно тщеславен и потому опасен.

Алексей посчитал, что с него лекций на сегодня хватит, и посмотрел на жену. Однако Лиза сделала вид, что не заметила его призыва удалиться.

Глебов вздохнул. Желая спровоцировать соседа, он глянул в его сторону, но старик, привалившись бочком к стенке, прикорнул. Эх, значит, план с провокацией отпадает. Алексей искоса взглянул на Лизу. «Что же, прости, родная, обещание не сдержу». Он демонстративно зевнул, заерзал на месте, пытаясь устроиться поудобней. Даже расположился бочком к стене, как это сделал старик-сосед, осталось лишь заснуть с громким храпом.

Тем временем Лиза нервничала и злилась. Пару раз она локтем ударила Алексея в бок, чтобы он угомонился, но безуспешно. Когда же Гапон заговорил о том, что борется за лучшую жизнь для рабочих, чтобы не было среди них нищеты и голода, неожиданно и громко на все помещение раздался голос Глебова:

– Скажите, батюшка, что вы намерены сделать? За счет каких средств произойдет это улучшение жизни?

Лиза вздрогнула и замерла – все смотрели в их сторону. Даже старик проснулся. Многих вопрос чужака заинтересовал, стали перешептываться, кто одобрительно, кто раздраженно.

Гапон взглянул на Рутенберга и, после небольшой паузы, произнес:

– Надо заставить раскошелиться хозяев, наживающих состояние за счет тяжелого труда рабочих.

Глебов наклонился вперед.

– Батюшка, так этого же добиваются и социал-демократы, и эсеры. У эсдеков это называется «взять в свои руки средства производства», а затем и власть. А это значит, – Алексей сделал паузу, – «долой самодержавие».

Гапон побледнел. Кинул взгляд куда-то в угол зала. Затем посмотрел на Глебова. Толпа роптала.

– Самодержавие тут не причем, – заявил Гапон категорично. Но от Алексея не ускользнуло, что голос священника дрогнул, как и его уверенность в себе.

– Как же это не причем, – вошел в роль Глебов, – если Власть всеми силами охраняет существующий в государстве «беспорядок»?

Гапон кинул быстрый взгляд влево, и Алексей краем глаза заметил, как поднялся со своего места Филиппов. Рутенберг же продолжал внимательно наблюдать за Алексеем.

Гапон на этот раз ответил на вопрос вопросом, обращаясь уже ко всем рабочим и привлекая их внимание:

– Братья и сестры, разве сам самодержец не хочет, чтобы рабочие в его государстве жили лучше? И разве он не в силах сделать что-то для этого? Не предосудительно пытаться привлечь внимание царя к нашим бедам! И вы знайте – большинство рабочих свято верят, что царь верно служит своему народу. Беда в том, что чиновники, окружающие царя, мешают ему знать правду о жизни рабочих…

Глебов, взяв Лизу за руку, поднялся и потянул ее к выходу.

– Идем!

Возле дверей они оказались в одно время с Филипповым. Тяжеловес хмуро смотрел на них.

– Знаю, знаю, «незваные гости – хуже татар», – заявил Алексей. – Да ты, малый, не переживай, мы уже уходим.

Глебов сделал попытку обойти великана, однако тот преградил им дорогу.

Алексей отступил на шаг назад, одновременно спрятав Лизу за своей спиной.

– Хочешь устроить возню при всем честном народе?

Филиппов посмотрел куда-то поверх его головы. Глебов оглянулся. К ним продвигались два типа, не иначе, как ряженные легавые.

– Ба! Да у вас полицейские шпики на службе! – громогласно объявил он, в пол-оборота повернувшись к публике. – Люди добрые, да что же это творится!

Великан сердито засопел. Ряженные в рабочих шпики в нерешительности остановились, заметив интерес толпы.

– Да где ж это видано, чтобы людей насильно удерживали! – раздался звенящий голос Лизы. Филиппов отступил, по-видимому, пронзительные женские вопли пугали его гораздо больше, чем что-либо другое.

– Пусть уходят, – раздался чей-то голос. Алексей и Лиза обернулись. К ним приближался Рутенберг.

– Но, Петр…

– Пусть уходят. Нам не нужен скандал.

Филиппов нехотя отступил в сторону.

Глебов кинул на него взгляд, затем глянул на Рутенберга, и, крепко сжав ладонь Лизы, шагнул за порог.

* * *

– Что же ВЫ наделали?! – сердито заявила Лиза, когда извозчик помчал их по заснеженной дороге. Алексей обернулся, проверить, не преследуют ли их шпики. Затем уселся поудобнее.

– Дорогая моя Лиз, мы узнали достаточно и даже боле, – ответил он отстраненно.

– Объяснитесь!

Тон жены привел Алексея в раздражение. Он повернулся к Лизе, однако промолчал. Ее глаза пылали от негодования. Извозчик искоса с любопытством посмотрел на столь странную пару. Оба высокомерные и напыщенные. Рабочие, как же!

После очередного поворота Глебов приказал остановить, расплатился и сошел на тротуар. Лиза, проигнорировав протянутую им руку, спрыгнула с коляски. Извозчик укатил. Они же остановились друг перед другом.

– Вы не желаете объясниться? – не унималась Лиза, хотя видела, Алексей тоже недоволен.

– Я объясню. А тебе придется извиняться. – Он шагнул в проулок, Лиза, быстро осмотревшись, последовала за ним. Шли молча, пока не вышли на соседнюю улицу.

– И что же? – не вытерпела она.

Алексей остановился:

– Я устроил там словесную перепалку не просто так, чтобы позлить тебя или обидеть, а для того, чтобы показать, каков Гапон на самом деле. Каков он, когда говорит не заученные слова, а говорит сам, без чей-либо подсказки и научению.

Лиза промолчала, но по тому, как она отвела глаза, Алексей понял – она осознала, что погорячилась.

– Мои наблюдения таковы, – продолжил он, – что Георгий Гапон – амбициозный ловкий демагог, какого поискать. Умственно ограниченный, но умеющий использовать все и всех, кто может ему помочь сделать карьеру. Могу предположить, что за его спиной стоят сильные мира сего.

– Что ты имеешь в виду?

– Самое малое – ему покровительствует охранка.

– Ты думаешь, отец Гапон провокатор? – Лиза заинтересовано посмотрела на него.

– Не хочу быть голословным. Вот скажи, где он взял денежные средства, чтобы в короткий промежуток времени без препон открыть одиннадцать отделений своей организации по всему Петербургу?

Лиза неуверенно пожала плечами.

– Только не говори мне, что это было сделано на пожертвование прихожан. Поверь мне, это невозможно.

– Так он действует по научению охранки? А как же Рутенберг? Он ведь направлен эсерами для наблюдения за деятельностью Гапона и имеет на него сильное влияние.

– Согласен. Однако, думаю, что в своих амбициях Гапон решил пойти дальше, ставя себя выше замыслов Охранного отделения и эсеров. Исходя из его слов, можно предположить, что задумал он что-то масштабное… не знаю что, но явно грандиозную аферу, цель которой – привлечь внимание царя.

– К чему привлечь?

Глебов посмотрел на жену, смотрящего на него с неподкупным доверием, снисходительно улыбнулся и погладил ее по щеке, как несмышленого ребенка.

– Привлечь внимание к своей персоне, и не только царя, а всего народа… – Он нежно сжал ее ручки. – Стремится стать пророком в своем отечестве… Лиза…

– О, мистер Глебов! – раздался поблизости женский голосок. Лиза вздрогнула и обернулась, а Алексей, сохраняя самообладание, спокойно взглянул на американскую диву, выпрыгнувшую из автомобиля и очень быстро приближающуюся к ним.

– Мисс Дункан, – поприветствовал кивком головы Алексей и продолжил на английском. – Позвольте представить вам мою жену. Елизавета Николаевна. Мисс Айседора Дункан.

Женщины холодно окинули друг друга взглядами, приветственно кивнули. Затем знаменитая танцовщица сосредоточила свое внимание на мужчине и опять стала милой и приветливой.

– О, я не поверила своим глазам, когда увидела вас! – заговорила она на родном языке. – Ваш наряд? Вы были на маскараде?

Алексей рассмеялся, окидывая взглядом свою одежду.

– О, да, в каком-то роде!

– Я скоро уезжаю – мне хотелось бы еще раз увидеться с вами. Я приглашаю вас сегодня вечером пойти с нами, – она кивнула в сторону автомобиля, в котором сидел статный мужчина в пенсне, – в ресторан.

Алексей, взглянув на сопровождающего танцовщицу мужчину, поймал на себе его пристальный взгляд.

Лиза взяла мужа под руку и, смотря на иностранку, приторно сладко заметила:

– Сверх неприличия вести разговор на языке не всем понятном! Тем более, – Лиза, прищурившись, пристально посмотрела на мужа, – когда рядом с собеседником стоит его жена.

Глебов с улыбкой смотрел на нее, затем поцеловал ее ручку и обратился к Дункан:

– Мисс, мы обязательно будем – я и моя жена.

Американка недовольно сжала губы.

– Хорошо, – с вызовом произнесла она, затем, назвав адрес ресторана, грациозно направилась к автомобилю.

Как только автомобиль скрылся за поворотом, увозя иностранную диву, Лиза выдернула свою руку из рук мужа и отскочила как ошпаренная в сторону.

– Ну что еще? – с досадой спросил Алексей.

– Когда ты успел с ней познакомиться? Уж не на концерте ли, когда оставил меня одну в ложе?! Ух! – Она гневно топнула ногой и быстро зашагала прочь.

Алексей последовал за ней. Догонять и что-либо объяснять – не было смысла.

_4

* * *

Восторженные поклонники американской танцовщицы устроили ужин в ее честь в верхнем зале ресторана Кюба. Все здесь дышало чрезмерной роскошью. Лиза же среди этой роскоши выглядела превосходно: собираясь в ресторан, куда «их» пригласила Айседора Дункан, она приложила значительные усилия, чтобы блистать в этот вечер. И блистала. Лиза завораживающе смеялась очередной шутке очередного собеседника, кокетничала, но Глебов понимал, ее целью было заставить его ревновать. Он усмехнулся, помышляя о том, что поздно вечером, когда они окажутся в своей спальне, он с лихвой компенсирует недостаток внимание к своей персоне. Затем повернулся к Айседоре, стоявшей рядом.

– Русские женщины столь привычно и повседневно носят на своих плечах целые состояния, – высказалась она, поморщив носик. – Зачем так обременять себя? – Она кокетливо поправила свои легкомысленные кудряшки. – Я не ношу дорогих колье и браслетов и при этом не чувствую себя ущемленной.

Алексей усмехнулся:

– Должен признаться – русские мужчины с любовью преподносят дамам своего сердца дорогие подарки. Это доставляет огромное наслаждение и тем и другим.

– Я в этом вопросе придерживаюсь точки зрения философа Жан-Жака Руссо о том, что человек обязан впитать в естество свое мудрость ограничения желаний. Он не должен всю свою жизнь гнаться за прелестями публичной славы и несметного богатства. Его цель – это поиски истинного счастья и нахождение его в интимных радостях сердца.

Алексей был несколько удивлен таким философским подходом к жизни красивой женщины, казавшейся ему легкомысленной. Айседора же с воодушевлением стала цитировать философа:

– «Червь честолюбия людские души гложет.

В сердечных радостях философ счастье множит.

Блажен, кто смог вкусить от сих простых отрад,

Кто ими, чистыми, довольствоваться рад».

Она вздохнула:

– Я же стать по-настоящему счастливой смогу лишь тогда, когда осуществится моя мечта, давняя и трудновыполнимая.

– Какая же, если это не тайна?

– Создание собственной танцевальной школы. Одного такого колье хватило бы на это благородное дело, – сказала Айседора, взглянув на проходившую мимо величественную даму с пышными ювелирными украшениями.

–О чем вы, моя дорогая мадмуазель Дункан? – Подошедший господин, который задал вопрос, поцеловал танцовщице ручку, затянутую в перчатку.

– О, Алексей Александрович! Здравствуйте! – перешла она на французский. – Вы знакомы? Позвольте вам представить. Месье Глебов. Месье Лопухин.

Мужчины вежливо поприветствовали друг друга кивками. Лопухин вновь обратился к танцовщице:

– Так о чем же вы говорили, мадмуазель Дункан?

– Я говорила о своей мечте, – произнесла она, кокетливо махнув веером. – Вот если бы вы вложили в мою мечту мельчайшую частичку вашей роскоши, я открыла бы танцевальную школу в России. Я научила бы русских девочек движениям Терпсихоры. Не вымученным заученным телодвижениям, а данной самой природой человеку способности танцевать от рождения. Весь свет должен танцевать, так всегда было и будет.

– Что же, мадмуазель Дункан, я подумаю об этом, – уклончиво ответил Лопухин, улыбнувшись.

Тем временем гости, приглашенные на званый ужин, стали рассаживаться за столы, уставленные разнообразной снедью и дорогими винами. Их примеру последовали Айседора и ее собеседники.

Пробки из-под шампанского возвестили залпами о начале пиршества. Серьезные разговоры прекратились. Исчезли чопорность и величавость, которые прежде чувствовались в поведении гостей. Стали шутить, звучали тосты, признания в пылкой любви и симпатии.

Глебов, немного утомленный своим соседом Яном Ционглинским¹⁷ (в своем почтенном возрасте пылающим юношеским восторгом), взглянул на раскрасневшуюся жену. Она, почувствовав его взгляд, повернулась. Их глаза встретились… и сказали о многом. Алексей накрыл ладонью ее ладонь, спрятанную под столом и покоящуюся на ее коленях. Их пальцы сплелись…

Видя, что Глебов не обращает на него никакого внимания, Ян Ционглинский переключился на Александра Бенуа¹⁸ и, наклонившись через стол к нему, произнес с польским акцентом:

– Ты понимаешь, Александр, что это такое? Айседора Дункан – это не женщина, это ангел, но черт какой-то!

Бенуа попытался возразить:

– Айседора произвела на меня впечатление, однако ее искусство вызвало у меня двоякое ощущение. Некоторые ее движения коробят меня своей неуклюжестью, и в то же время многие позы исполнены красотой. И признаюсь вам, дорогой Ян, что, как женщина она не обладает, на мой вкус, каким-либо шармом…

Алексей поморщился от пьяных рассуждений, но хмельной и влюбленный Ян не позволил Бенуа далее продолжать разглагольствования, он прервал его, вновь повторив свою восторженную фразу:

– Это не женщина, это ангел, но черт какой-то… Не смей говорить о ней в моем присутствии так критично! Ты ничего, как я вижу, не понимаешь в женщинах. Несчастный замороженный судак! Прости… Я в полном восторге от всего, что здесь происходит. Я влюблен в Айседору! – Он вскочил с места.

– Я влюблен в вас, Айседора! – воскликнул Ционглинский на весь зал и поднял бокал с шампанским в честь дамы своего сердца. Айседора засмеялась и приветственно подняла свой бокал.

После тоста Алексей тихонько увлек Лизу танцевать, но вскоре, к их огорчению, оркестр оглушительно грянул плясовую. «Замороженный судак» Бенуа, никого не видя перед собой, кинулся плясать. Залихватская мелодия подняла Айседору и понесла в круг танцующих. Все постепенно расступились, давая ей большего пространства. Ее заразительные движения заколдовали… Неожиданно кончик туфли танцовщицы зацепился за край ковра, и Айседора упала. Глебов хотел было помочь ей, но она, ничуть не смутившись, поднялась сама и продолжила свой танец, не смотря на насмешливые взгляды некоторых из приглашенных.

Алексей одобрительно ей улыбнулся, затем обернулся к Лизе, но ее и след простыл.

Обходя зал в поисках жены, Глебов вдруг от неожиданности остановился. Неужели?! Он услышал знакомый голос певицы, исполняющий романс, и резко обернулся к сцене. Катарина! Катарина Хмельницкая! Как долго же он ее искал!

Она тоже заметила его и узнала. На мгновение сбилась, однако быстро взяла себя в руки. Дождавшись конца выступления, Алексей подошел к ней.

– Здравствуй, Катарина.

– Здравствуй, – сухо ответила она.

– Нам нужно поговорить.

Катарина окинула его холодным взглядом:

– Хорошо. Идем, – и зашагала к одной из двери, ведущей в коридор.

Глебов оглянулся в поисках жены, но, не увидев ее, последовал за Катариной.

Алексей и не предполагал, что Лиза, рассерженная тем, что он бросил ее и кинулся помогать Айседоре, захотела уйти без него, однако как раз в этот миг вернулась за забытым ридикюлем¹⁹. Конечно же, она увидела своего мужа, уходящего из зала с певичкой. Ревность захлестнула ее новой волной. Лиза бросилась следом за ними, но ее перехватил пьяный и веселый до невозможности Бенуа. Когда ей удалось отделаться от него, она уже не знала, где искать своего неверного ненадежного супруга.

* * *

Глебов и Катарина вошли в небольшую гримерку. Заметив на тахте спящего пятилетнего мальчугана, Алексей захотел подойти, но женщина его остановила.

– Не буди.

– Я только хотел…

– Не важно. Я получила твое письмо. Что тебе от нас надо, Глебов?

– Я просил тебя дождаться меня…

Дверь резко распахнулась и на пороге, так некстати, возникла Лиза. Она взглянула на Алексея, затем на женщину, потом на ребенка. После этого гневно уставилась на мужа.

– Ты… Ты – подлец! – выпалила она.

Мальчик побеспокоенный, пошевелился, но не проснулся. Лиза резко развернулась, однако Алексей успел ее поймать за руку, прежде чем она убежала.

– Лиза, ты все не так поняла! – прошипел он. Затем вывел ее в коридор и прикрыл дверь. – Катарина – подруга Костика, понимаешь?

Лиза недоверчиво фыркнула.

– Я прошу тебя, иди в зал и подожди меня, хорошо? Я тебе потом все объясню.

Он чмокнул ее в лоб и вошел в гримерку. Как только дверь за ним закрылась, Лиза гневно сжала кулаки. Грудь ее вздымалась, глаза прожигали закрытую дверь. Затем она резко развернулась на каблучках и бросилась прочь…

Глебов тяжело вздохнул, прошел через комнату, сел на стул. Взъерошив волосы, он посмотрел на стоящую перед ним женщину, весь вид которой говорил о том, как она его ненавидит и презирает.

– Катарина, Костик был моим другом…

– Но он погиб из-за тебя, не так ли?

Алексей вздохнул:

– Если бы я мог, я отдал бы за него жизнь, не задумываясь.

– Но не отдал же! – Она подошла к ребенку. – Посмотри на него. У него теперь нет отца.

– Я искал тебя почти полгода не для того, чтобы оправдываться. Я хочу помочь вам.

– Нам не нужна твоя помощь.

Понимая, что разговор не клеится, Глебов встал.

– У Костика осталась доля в игорном доме, денежные сбережения. Все это ваше, не забывай.

– Не забуду, уж не сомневайся.

Алексей взглянул на нее с сожалением, прошел к выходу, остановился, обернулся.

– Ты работала с нами, Катарина. Мошенничества – всегда риск, ты же знаешь.

– ТЫ втянул нас в свои аферы!

– Ты сама сейчас не осознаешь, что говоришь. Не отказывайся от помощи, Катарина. Я крестный Пашки, – Алексей кивнул в сторону мальчишки, – и готов помогать тебе в его воспитании.

– Нам не нужна твоя помощь. Уходи!

Катарина указала ему на дверь. Глебов вздохнул, открыл дверь и вышел. Когда дверь за ним закрылась, молодая женщина опустилась на стул и прикрыла лицо руками. Перед тем как отправиться вытаскивать друга из передряги, Костик Абрамович сказал ей, что по возращению они наконец-то поженятся. Из поездки Костик так и не вернулся…

* * *

Глебов шел по коридору, подавленный разговором с Катариной. На душе было гадко – Алексею, так же как и Катарине, очень сложно было пережить и принять смерть Костика Абрамовича – для него он был лучшим другом. По крайней мере, он нашел жену и ребенка Кости и постарается им помочь…

В этот момент Глебов вспомнил о том, как расстался с Лизой и поспешил ее найти. Среди приглашенных ее не оказалось. Швейцар, получив от Алексея звонкую монету, сообщил, что госпожа Глебова уже уехала.

Алексей вздохнул. Лиза опять не так все поняла. Дома предстояло объяснение с женой. По-видимому, она не поверила, что Катарина – жена его друга. Надо было раньше рассказать ей, что он занимался поиском Катарины и Пашки все это время.

Честно говоря, он не был готов выслушивать претензии жены – хотелось побыть одному в тишине и покое. Да и ей нужно дать время успокоиться и остыть. Однако задерживаться в ресторане Глебов тоже не хотел.