Kitabı oku: «Рецепты еврейской мамы, 30 лет спустя», sayfa 3

Глава 3
Первый выход в свет и первые московские «гости»

Помимо меня, в Москве Анна Ароновна и Борис Абрамович планировали посетить двух своих старинных друзей – московских евреев Циммерманов, Юлию Константиновну и Иосифа Борисовича, которые жили в районе Даниловского рынка, и семью Забельских из Люберец. Я предложила обзвонить одних и вторых и как-то так скоординировать встречи, чтобы мы еще успели 9 мая попасть на Тверскую, к моему преподавателю археологии, Игорю Ефимовичу, с чьего балкона можно было прекрасно рассмотреть все великолепное парадно-военное действо.

Но первый же звонок в Люберцы расстроил меня до слез, и я забегала, заметалась по квартире, не зная, как сказать Анне Ароновне и дяде Боре, что чета Забельских ушла один за другим из жизни ровно месяц назад.

Зато, слава богу, были живы Юлия Константиновна и Борис Иосифович, и я решила, что первым делом мы поедем именно к ним. Жили Циммерманы на улице Лестева (до 30 апреля 1968 года Хавском, а до того, с 1938 года, Хавско-Шаболовском переулке) – улице, которая сама по себе уже была легендой старой Москвы. Ну, во-первых, там все друг друга знали. И не только люди, но и собаки, гуляющие с этими людьми. Там все время во дворах лежали листья летом зеленые, осенью желтые, зимой – шуршаще-подмерзшие, влипшие в снег, а весной они превращались в скользкие коричневые комочки.

Почти все дома в глубине улицы были бывшими коммуналками и давно уже должны были быть или капитально отремонтированы, или расселены, но хозяева комнат умирали, съезжали, а бывшие соседи потихоньку растекались по освободившимся «помещениям», впрочем, почти не тревожа старомосковский быт прежних хозяев.

Скрипучие сетчатые лифты с радикулитным кряхтением продолжали поднимать на высокие этажи обитателей старых квартир, а разговоры на закопченных кухнях (примерно таких, где сейчас сидели мы), начинались со слов:

– И все-таки жаль, Аннушка, что сегодня никто уже не посылает сервелат в посылках, хорошенько натерев его постным маслом.

– Да-да, и не хранит в сервантах кораллы и хрусталь…

– А нынешние молодые барышни, вроде Инночки, сплошь носят эти противные джинсы и совсем не понимают, какой шарм придает женщине комбинация.

– А ты помнишь, Борух, как мы протирали тройным одеколоном головку звукоснимателя в кассетном магнитофоне? Или это был одеколон «Гвоздика?

– «Гвоздика» только от комаров! Для тонкой техники «Тройной», а если склеить пленку в магнитофоне, то только уксус!

– А помнишь, Юляша, как ты присылала мне в Запорожье коврики из старых колготок и потом у нас во дворе все женщины вязали эти коврики в ванные? Они были дико скользкие, но казались такими нарядными!

– Ха! А помнишь, как ты прислала мне кулечек семян, написав на конверте, что это «бальзамин», я гордо высадила его на балконе и клумбах, пока местные бабульки не засмеяли меня, обозвав его «Ванькой мокрым»?

Мы пили удивительно душистый чай, а тетя Аня и тетя Юля все ворковали и ворковали, пока два дяди Бори сражались, вооружившись шахматными часами, разгадыванием кроссвордов из «Московского комсомольца», на время…

А я бродила по старенькой квартире, замечая в ней болезненными уколами в самое сердце предметы своего запорожского детства: лучшее средство от кашля – пузатые круглые баночки, лежащие в вате в коробочке в ванной, ситечко на носу красного чайника в белый горох, атласное одеяло, проглядывающее сквозь ромб посередине пододеяльника (я думала, что таких уже и не шьют), подшивки «Литературки» и «Роман-газеты», заботливо переплетенные в толстые картонные обложки, выстиранные полиэтиленовые пакеты, развешанные на деревянных прищепках на балконе.

Мою экскурсию по квартире прервал достаточно высокий голос Юлии Константиновны, которая что-то доказывала Беренштамам. Я поспешила к месту ристалища:

– Я, конечно, отдам твоей Инночке все свои записи. Пусть отнесет их на синьку, перепечатает или сходит в этот «Херокс» (прости господи), но я повторяла и буду повторять, что древние еврейские блюда, которые постоянно готовили наши бабушки, которыми нас так прекрасно кормили в советском детстве наши мамы, теперь так несправедливо нами самими забыты. Во всей Москве ни одного приличного еврейского ресторана. Посмотри рекламу! Мы почему-то гордимся, что у нас в столице 100 итальянских, 50 японских, 145 европейских шинков, а русские, украинские или еврейские не в чести… Пусть японская мама гордится своей сырой рыбой, а итальянская мама – своими макаронами. Но почему мой Додик должен стесняться маминой капусты??? Поверь, дорогая, если мы не будем сами хранить свои традиции, о нас забудут сразу после того, как похоронят. Завтра же! Вот в 1965-м на Даниловском рынке можно было легко купить у Изи Швайцмана лучшую печеную капусту в Москве. Где сейчас дети Изи? Почему не готовят по папиному рецепту? Нет, не спорю, в Иерусалиме ты и сейчас можешь купить этот цимес на базарах, причем купить столько, сколько захочешь. Самой вкусной она, конечно, получается, когда запечена в печи. Но и в духовке можно приготовить не менее вкусный обед из такой капусты…

– А можно мне рецепт? – не удержалась я.

– Что значит можно? Нужно! Но одним рецептом ты, как сказала Анечка, не успокоишься, поэтому тетя Юля передаст тебе все свои сокровища, но на неделю! Приеду провожать Аню в Киев и все заберу обратно! У Додика такая жена косорукая, божечки ж мой… Вот мама все сыночке и готовит. И двум внученькам готовит. И трем правнучкам готовит, дай мне бог здоровья! Пиши:

Печеная капуста

Нам понадобятся:

2 кочана свежей капусты, 150 мл холодной воды, 1 л огуречного рассола, 100 мл льняного масла, 3 ст. ложки семян горчицы, 8 зубчиков чеснока

Капусту среднего размера разрезать на 4 части, плотно сложить в толстостенную посуду (чугунок, гусятницу). Налить немного воды, очень плотно закрыть крышкой и готовить в духовке при 150 °C в течение 4 часов, до кремового цвета. Капуста должна стать цвета «крепкий кофе с молоком». Оставить в духовке до полного остывания. При другом варианте приготовления капусту пекут 1 час при 200 °C, а далее еще 2 часа при 150 °C. Еще в другом варианте капустой плотно набивают большой чугунок, переворачивают его вверх дном на противень (воды при этом не нужно подливать) и готовят при 170 °C 2 часа, а потом выключают духовку и оставляют в духовке до утра.

Остывшую капусту перекладывают в большую кастрюлю и заливают на сутки маринадом от маринованных огурцов, помидоров или даже квашеной капусты. Если этого нет, можно сварить свежий маринад с добавлением любимых специй, остудить и залить капусту. Капуста должна быть полностью залита маринадом. В таком маринаде капуста может храниться в холодильнике хоть неделю.

Перед подачей вынимают капусту из маринада, нарезают крупными кусками, перемешивают с маслом, пропущенным через пресс чесноком и растертыми семенами горчицы (сегодня можно взять французскую зернистую горчицу). Подают как закуску. Или, как сейчас принято, вместо салата к обеду. Это очень-очень-очень, просто необыкновенно вкусно!

* * *

Мы покидали гостеприимный дом Циммерманов с двумя полными сумками нужной и ненужной всячины. Там были и тетради с рецептами (самая главная ценность), и коробки, набитые особо полезными вырезками из настенных календарей (ценность более сомнительная), а еще (для моего Сережи) целый ворох переводных картинок (ой, их и ножом не соскребешь ни с кафеля в ванной, ни с холодильника – дико полезная вещь и ТВОРЧЕСТВО ж), несколько книг с задачами по занимательной физике для моего мужа, две чеканки, собственноручно изготовленные Додиком в пятом классе для моей мамы, и одну картину «выжиганием» того же автора для Беренштамов и громким напутствием с 4-го этажа на весь пустой двор: «Аня! Пусть она (то есть я) не ходит оклахомой и заправит футболку под свитер. Это ж просто неприлично, когда у девочки торчит из-под пятницы суббота!»

* * *

Мы добирались до метро почти последним трамваем (обязательно трамваем, и жаль, что не «Аннушкой»), хотя легко могли дойти пешком или доехать прямо в Бутово на такси, но я отчетливо видела, что моих драгоценных старичков просто так из центра Москвы не вырвать. Они вернулись в свою молодость. Они не могли надышаться этим воздухом мая (и, что более важно, майской Москвы), и если бы не огромные пузатые пакеты, которые оттягивали мне руки почти до земли, я тоже радовалась бы проведенному дню.

Кстати, все те рецепты, которые мне передала Юлия Константиновна и которые показались мне интересными, вы найдете на следующих страницах.

Рецепты от Юлии Константиновны

«Селедка – наше все! Поэтому сразу покупаем четыре штуки самой жирной и малосольной, потому что нам готовить форшмак, конечно же, молочную селедку (если у нас стол парве, то есть без мяса), шубу, ну и яйца с особенным форшмаком. В принципе хорошая еврейская мама знает до двадцати рецептов форшмака. Но то ж хорошая! Так что тебе хватит двух за глаза. Еще и устанешь».

Я улыбнулась, прочитав сие напутственное послание, и начала изучать рецепты. Почти все они были мне знакомы, но именно из-за нюансов я их повторю для вас.

Салат «Молочная селедка»

Нам понадобятся:

1 селедка, 5–6 картофелин среднего размера, 1/2 пучка зеленого лука, 1/2 пучка свежей петрушки, 1/2 пучка свежего укропа, 1 луковица, соль и молотый черный перец, сметана для заправки

Для этого салата берем одну селедку из четырех, вынимаем у нее внутренности и удаляем голову. Дальше селедку кладем в теплое молоко и убираем в холодильник на ночь.

Теперь отвариваем картофель – лучше брать на Даниловском «американку, ту, что овальчиками и красной шкуркой.

Селедку мелко рубим топориком, предварительно вынув все кости и отжав от молока. Картошку режем кубиками, всю зелень и лук шинкуем.

Смешиваем все в одном блюде и хорошенько поливаем базарной сметаной. Перемешиваем, добавляем немножко соли и по вкусу молотого черного перца. Даем салату постоять хотя бы пару часов.

Форшмак обыкновенный

Нам понадобятся:

1 селедка, 2 или 3 яйца, 1 ст. ложка столового уксуса, 2 или 3 ломтика нарезного батона, 2 небольшие луковицы, 1 маленькое кислое яблоко (типа «антоновки»), 1 ст. ложка с горкой сметаны

Берем следующую селедку, моем, потрошим, разделываем на филе и вынимаем пинцетом все косточки. После этого селедку на 2 часа замачиваем в холодной кипяченой воде, меняя воду дважды.

Отвариваем яйца, в мисочку наливаем стакан воды и добавляем ложку уксуса. Кладем в эту воду 2 ломтика батона. Через 10 минут хлеб отжимаем.

Чистим лук и яблоко.

Все продукты пропускаем через мясорубку и добавляем сметану.

Форшмак должен быть плотным. Если он получился жидким, добавляем еще 1 крутое яйцо и 1 ломтик булки, сбрызнутой уксусом.

Формируем из фарша кирпичик или горку и ставим его в холодильник до самого завтрака. Пусть зреет!

Сельдь под шубой «Московская»

Нам понадобятся:

1 селедка, 4 картофелины, 2 свеклы, 2 морковки, 2 луковицы, 1 стакан майонеза

В этой «шубе» мы селедку не вымачиваем, но очень хорошо выбираем все косточки и снимаем кожицу. Картофель, свеклу и морковь отвариваем в кожуре до готовности, остужаем и мелко рубим. Лук также мелко рубим.

Начинаем собирать салат: картошка (треть) – майонез – свекла (треть) – майонез – вся селедка – майонез – морковь (треть) – майонез – лук (половина) и так далее. Главный принцип этой «шубы» в том, что овощи чередуются, а весь слой селедочки остается внутри. Последним слоем кладем натертую свеклу и покрываем ее майонезом. «Шуба» должна простоять в холодильнике ночь, и только после этого ее можно подавать к столу.

Яйца, фаршированные форшмаком

Нам понадобятся:

1 селедка, 2 ломтика белого тостового хлеба, 100 мл молока, 1 красное сладкое яблоко, 1 белая луковица, 9 яиц, 1 ч. ложка яблочного уксуса, 1 ст. ложка оливкового масла, молотый черный перец, 1 буханка бородинского хлеба

У селедки удаляем все косточки, внутренности и кожицу. У белого хлеба, замоченного в молоке на 30 минут, срезаем корочки и отжимаем. Прокручиваем на мясорубке очищенное яблоко, селедку и нарезанный лук. Добавляем отжатый белый хлеб и тоже прокручиваем, чтобы прочистить мясорубку.

Варим вкрутую 8 яиц. Разрезаем их на половинки, крошки желтков отправляем к фаршу вместе с 1 сырым яйцом и уксусом. Пробуем фарш на вкус и добавляем черный перец.

Бородинский хлеб нарезаем вдоль на тонкие ломтики, из них рюмкой вырезаем кружочки-крышечки. Если есть время и желание, можно обжарить этот хлеб на сливочном или растительном масле.

Наполняем половинки яиц форшмаком, накрываем каждую бородинской крышечкой и ставим на тарелку. Тарелку убираем в холодильник на пару часов.

* * *

Я забыла написать, что Юлия Константиновна была родом из Ялты. И еврейкой могла считаться только по деду отца. Поэтому, пока Циммерманы вспоминали старую Москву, мы с Юлией Константиновной вспоминали старую Ялту.

«Моим любимым писателем-фантастом в детстве был Александр Беляев. Что удивительно, я начала читать его романы на украинском языке, так как на русском этих книг было не достать. И настолько влюбилась в творчество этого удивительного мастера и мужественного человека, что впоследствии детально изучила его биографию и даже читала в архивах почти все его публикации и переписку разных лет. Если у вас будет время, загляните хотя бы в Википедию, чтобы отдать дань памяти и восхищения этому незаслуженно забытому автору.

Так вот, в РГБ и в Исторической библиотеке я случайно узнала, что Беляев в некоторые периоды жизни, и особенно в периоды болезни, еще до громкой писательской славы, публиковался под псевдонимом «Б» или «-В-la-f-» то в «Смоленском Вестнике», то (позже) в «Приазовском Крае» и даже в «Гудке» не только как краевед, театральный и музыкальный критик, путешественник, но и как кулинар. У меня не так много рецептов Беляева, но есть любимые. В частности, рецепт котлет, которые сам Беляев называл «Ялтинские», «Крымские», «Магнушевские», а советские журналы (уже позже) переименовали в «Воздушные».

С удовольствием делюсь».

«Некошерные котлеты для партийных евреев» (но очень вкусные!)

Каждая хозяйка старается выбрать лучший рецепт для приготовления вкусных блюд для своей семьи. Предлагаю вашему вниманию мой любимый (ибо очень простой) рецепт, по которому получаются без хлопот отличные котлеты. Основными их ингредиентами можно назвать обычный фарш и кефир. Если залить 300 г фарша кефиром, через несколько минут можно получить целую миску воздушных ароматных котлеток.

Нам понадобятся:

300 г фарша (куриного или мясного), 250 мл кефира, 1 луковица, 1 яйцо, немного муки, соль и перец по вкусу, подсолнечное масло для жарки

Как это сделать, объясняю подробно. Нужно подготовить фарш (можно куриный, можно и другой – кому что нравится), добавить туда кефир, мелко нарезанную луковицу, яйцо, немного муки (определяйте опытным путем: фарш должен не стекать с ложки, а сваливаться), соль и перец. Понадобится и подсолнечное масло, на котором потом котлеты будут жариться.

Все ингредиенты нужно тщательно размешать. Муку следует всыпать понемногу, чтобы не переусердствовать. Масса не должна быть «крутой».

Подобные котлетки хороши тем, что не нужно формировать их красивыми и ровными – достаточно просто выложить мокрой ложкой фарш на заранее сильно разогретую сковородку с маслом. Обжаривать с обеих сторон придется всего несколько минут.

Текстура готовых котлет получается очень нежной, практически как облако. Эти котлеты подают с кашей, отварным картофелем, овощным салатом. А можно и без гарнира, просто с хлебом.

* * *

Читайте русских и советских писателей! Это ныне забытое удовольствие! Рекомендую!

Глава 4
Посиделки на Тверской и салют ко Дню Победы

А ведь завтра нам предстоял сложный день. Мы заранее договорились с Игорем Ефимовичем, что приедем к нему в 5 утра, так как с 6 утра Тверская будет уже перекрыта и пускать станут только местных жителей, но, на всякий случай, он достал нам гостевые пропуска и обещал встретить у кинотеатра «Россия».

* * *

У меня было ощущение, что Беренштамы не спали всю ночь. Когда мы с Сережкой подъехали за ними на такси и Анна Ароновна чинно уселась на заднем сиденье «Волги», аккуратно расправив юбочку-плиссе над лаковыми узконосыми штиблетами, а дядя Боря занял место рядом с водителем, по салону разнесся такой аромат свежеотглаженного и накрахмаленного белья, что приосанился даже шофер.

– Вот, дедушка, с праздником тебя! – и он протянул Борису Абрамовичу значок «55 лет Победы». Значок был винтовой, золотой, с бордовым полотнищем флага, упакован в смятый целлофан, с прилипшей к целлофану табачной крошкой. – Ты, бать, не серчай, что вид у знака непрезентабельный. Меня просто в конце апреля в ЖЭК вызвали: деду набор продуктовый вручить да знак этот. А дед мой еще в прошлом декабре помер. Продукты эти мы с мужиками на кладбище отвезли, помянули со сторожем по-людски, а он мне взамен вот, книженцию подарил, про президента нового. Так что тебе от меня и книжка, и, так сказать, сувенир. Меня Федором Матвеичем кличут.

«От первого лица», – прочитала я на обложке, заглядывая через сиденье. А Борис Абрамович крепко пожал руку водителю, натянул на нос роговые толстенные очки и уткнулся в случайно раскрытую страницу.

– Федор Матвеевич, что-то не кажется мне ваш президент, не глядится как-то. – Анна Ароновна обожала обсуждать мужчин. – Маленький, худенький, бледный… Нет у него, бедняжки, ни еврейской мамы, ни еврейской жены, они б из него такую лялю сделали…

– Это вы погодьте! Он же у нас кто? Чекист! А в КГБ знаете, каких берут? Умных да незаметных. Толку-то гусарить, как бывший наш, Бориска. Меня, допустим, ему ни в жизнь не перепить, а плясать и оркестрами дирижировать – так это я и сам умею: на всех свадьбах в деревне гармонистом отыграл. Так что поживем – поглядим. Как мой дед говорил, тот среди котов самый крысолов, который серый да тихий. А остальные только по весне на крышах орать и могут…

– Ань, смотри, что я прочел, – откашлялся Борис Абрамович: «Про родню отца я знаю больше, чем про мамину. Дед родился в Петербурге и работал поваром. Самая простая семья была: ну что, повар и повар. Но, видно, хорошо готовил, потому что после Первой мировой войны его пригласили на работу в подмосковные Горки, где жили Ленин и вся семья Ульяновых. Когда Ленин умер, деда перевели на одну из дач Сталина, и он там долго работал. Я знаю, что отец родился в Санкт-Петербурге в 1911 году. Когда началась Первая мировая война, в Питере жить стало трудно, голодно, и вся семья уехала в деревню Поминово в Тверской области, на родину моей бабушки. Дом, где они жили, стоит, кстати, до сих пор, родственники ездят туда отдыхать. Там же, в Поминове, отец познакомился с моей мамой. Они поженились, когда им было по 17 лет».

– Ох, Борух, это сам президент пишет? Это же почти как про Балагул наших? Ты скажи! Такой человек, а жизнь простая, как у нас с тобой. Вот вернемся, обязательно все Кларочке расскажу.

И Анна Ароновна принялась с упоением рассказывать водителю, кто такая Кларочка и как она боялась отпускать Беренштамов в Москву.

* * *

А я задумалась и вспомнила о той семье, куда мы, собственно, сегодня и направлялись.

Во времена моей студенческой юности (еще при Советском Союзе) в среде московской (и не только) интеллигенции было распространено ироничноуважительное понятие «красная профессура». Ой-ой-ой! Только не нужно мне говорить, что я не знаю подлинного значения этого термина, или упоминаю его не к месту, или зря приплетаю слово «ирония». Это была наша жизнь, наш сленг. И я очень надеюсь, что мои ровесники его еще не забыли.

Так мы, студиозы, говорили о тех наших преподавателях, которые получали денег не очень много (хоть и больше наших родителей), но жили в роскошных квартирах (некоммунальных) на Тверской и Старом Арбате, которые любили и умели устраивать шумные и хлебосольные посиделки для своих товарищей по кафедрам, для аспирантов и, что важно (!), для обычных рядовых студентов; вечеринки с отличной выпивкой и изысканными блюдами (хотя совершенно непонятно было, откуда на подобное великолепие брались средства, ибо за все время обучения в универе такое понятие, как «взятка» за зачет или экзамен, даже в воздухе не прошелестело). Иногда большие компании приезжали на дачи к творческим коллегам в Переделкино и в Завидово, где продолжали праздновать и гулять на широкую ногу… Точнее, все было «очень достойно», «очень интеллигентно», «очень в меру», но нас, студентов и аспирантов, которые слаще зеленого горошка в общежитских столовых ничего тогда не ели, это «варварское» изобильное великолепие просто валило с ног. Мы не завидовали, нет! Боже упаси. Мы восхищались нашими учеными кумирами и отцами из альма-матер безмерно. И каждый был свято уверен в том, что если будет грызть гранит науки, не щадя зубов, то и нас ждет такое же праздничносветлое будущее.

Жизнь внесла коррективы в наши планы и судьбы, НО… рецепты «той» жизни в памяти и в тетрадках все-таки сохранились.

Одним из таких рецептов я очень хочу поделиться и сразу сказать, что рецепты мамы Игоря Ефимовича у меня тоже старательно собраны, и вы тоже сможете их прочесть в этой книге.

* * *

А пока наслаждайтесь:

Московский пенник

Это был не пирог, это было волшебство и блаженство. Когда старенькая мама нашего шефа и преподавателя археологии Игоря Ефимовича вносила пенник в комнату, полуголодная студенческая братия почти теряла сознание от одних ароматов. Я искренне вам рекомендую этот рецепт, потому как уверена, что подобную красоту сегодня мало кто готовит, обходясь растиражированными интернетовскими рецептами чужеземных кухонь. А это наше родимое, настоящее…

Блюдо нежное и очень вкусное. Быстро и легко готовится. Из малого количества доступных продуктов мы имеем возможность приготовить аппетитный ужин. Соус дополняет и подчеркивает нежный вкус блюда. Традиционно я удваиваю для своей семьи количество всех продуктов.

Нам понадобятся:

500 г свежей капусты, 1 стакан молока, 300 г филе куриной грудки, 3 яйца, 4 ст. ложки манной крупы, молотый кориандр (по желанию), 150 г копченой грудинки (бекона), соль и перец по вкусу

Для соуса

500 мл свежего молока, 60–80 г сливочного масла, 50 г муки, порошок карри по вкусу, соль и перец по вкусу

Капусту шинкуем ножом в лапшу или на кусочки. Варим в молоке до мягкости. Сливаем молоко и отжимаем капусту. Готовую капусту прокручиваем через мясорубку вместе с куриным филе. Добавляем яйца, манку, а также соль, перец и кориандр по желанию.

Прямоугольную форму для запекания смазываем маслом. Выстилаем дно беконом или тонко нарезанной копченой грудинкой так, чтобы края немного свисали с бортиков.

Заполняем форму капустной массой. Заворачиваем к центру края грудинки.

Выпекаем 60 минут при 180 °C. Но вы всегда ориентируйтесь на вашу духовку. Если верх начнет румяниться слишком быстро, прикрываем фольгой.

Подаем пенник теплым.

Пока печется пенник, готовим соус. В одной кастрюльке нагреваем молоко, в другой растапливаем сливочное масло. Постепенно всыпаем в масло муку. Размешиваем ложкой. Должен образоваться шарик, как при приготовлении заварного теста. Продолжаем мешать и постепенно вливаем горячее молоко. Готовим до однородной консистенции. Добавляем перец, соль, карри. Доводим до загустения.

Пенник достаем из формы, нарезаем на порции. Подаем пенник, щедро полив его соусом.

Ну, и с благодарностью вспоминаем мам и жен нашей «красной профессуры»!

* * *

Анна Ароновна с супругом моментально нашли общий язык с Игорем Ефимовчем. И только я, зная, как умеет хулиганить мой обожаемый профессор, все время боялась какого-нибудь подвоха.

Первый раз я испугалась, когда шеф взял гитару с розовым бантом и приятным баритоном запел:

«Трудно было Шлиману, мужичком он хилым был

Дольше ахейцев под Троей простоял…»

Я закашлялась и попросила морса, ибо продолжение частушки знала прекрасно.

Анна Ароновна не отходила от балконной двери и все восхищалась квартирой. Да-да-да! Старая московская квартира. Ковры, антиквариат, хрустальные графины и дипломы в рамках. За столом в креслах, помимо нас, сидели приличные люди – человек десять. Кто-то курил, кто-то поигрывал рюмкой коньяка или черносмородинового ликера.

Все называли друг друга на «вы», хоть были знакомы сто лет, и несмотря на торжественность повода встречи, беседовали не о войне или параде, а исключительно о поэзии.

Поговорили о Мариенгофе, перешли к раннему Гумилеву. Поинтересовались, так ли популярен Шолом-Алейхем в Израиле, как у нас в России.

Вдруг открылась дверь в комнату, и вошла пожилая домработница с тряпкой в руке.

– Игорь Ефимович, вот вы, надысь, меня утром ругали, говорили «Старая шалашовка, коза облезлая, кошка мартовская» – а запонки-то вон, на комоде лежали!

Анне Ароновне чуть не стало дурно, дядя Боря покраснел и закашлялся в кулак, и только все остальные гости, которые прекрасно знали и эту чудесную семью, и привычку шефа ввернуть крепкое словцо, расхохотались в голос.

Ну а к тому времени как начался салют, а мужская часть гостеприимного дома была в состоянии легкой степени нетрезвости, я, наконец, смогла полностью расслабиться и не волноваться о том, что шеф начнет подтрунивать над Борисом Абрамовичем, что тот ел свинину.

– Игореша, ша! Мы дома никому не расскажем, что в Москве встречаются просто слишком упитанные куры. Ну просто до бекона! Кстати, профессор, а как тебе книжки Инны?

– Честно?

– Честно!

– Вот если бы она так же писала об археологии, а не о пирожках, ее бы знал весь мир. А теперь только домохозяйки.

– Но Инночка говорила, что она написала несколько больших книг о путешествиях.

– Знаю! Но!!!

– Что «но»?

– Но там есть профессор Дроздов и нет меня. Понимаешь, как обидно?

– А давай я ее уговорю, и она напишет книгу о тебе! Мемуаров!