Kitabı oku: «Новая Россия. Коридоры возможного», sayfa 5

В этой логике важно обратиться к эмпирически верифицируемой концепции, позволяющей анализировать роль и влияние ключевых групп, определяющих характер общественных преобразований, включая сюда прежде всего институциональные изменения. Так, Дж. Хигли предложил выделять «элиты» по их способности принимать или, напротив, блокировать стратегические решения¹⁰⁵. «Элиты можно определить как личности и небольшие группы людей, которые благодаря преимуществу своего стратегического положения, занимаемого ими в крупных организациях или организациях, могущих считаться ведущими на основании каких-либо иных признаков, способны оказывать постоянное и значительное влияние на политические результаты»¹⁰⁶.

Такой подход позволяет эмпирически выделять тех акторов, которые функционально участвуют в формировании институциональных установлений, соответствующих норм и правил.

При этом важен и круг акторов, которые способны влиять на позиции элит. В этой связи нас продвигает включение в круг нашего рассмотрения субэлитных групп. «Их характеризует наличие определенного статуса, обусловливающего отнесение их к рассматриваемой социальной группе, – гарантия наличия значимого уровня социализации и социальной интеграции, а также способности к рефлексии, как своих, так и общественных социально-экономических интересов»¹⁰⁷.

Субэлитные группы выступают референтным окружением элит и участвуют в формировании их представлений. Это расширяет предмет нашего анализа, включив в него, как уже отмечалось, позиции элитных и субэлитных групп.

Соответственно, задача преодоления устойчивых стереотипов элит и субэлитных групп связана с выявлением тех социальных акторов, которые, с одной стороны, способны повлиять на позиции элит и субэлитных групп, а с другой, оказать влияние на массовые неформальные институциональные практики.

В рамках нашего рассмотрения следует учитывать не только вертикальное влияние, оказываемое элитами и субэлитными группами на обсуждаемые процессы, но и соответствующие горизонтальные взаимосвязи. Эти взаимосвязи играют большую роль как в формировании институциональных норм, так и в их легитимации, а также в адаптации социальных практик к меняющимся социальным требованиям.

В подтверждение этих соображений можно добавить аргумент, что в условиях общепризнанного социального кризиса 90-х годов многие институции вполне устойчиво функционировали, опираясь на сформированные цепочки межличностного (партикулярного) доверия между «своими» (товарищами по совместной службе в партийных, комсомольских органах, силовых структурах, совместной учебе и т. д.¹⁰⁸. Более того, этот тезис подкрепляется близкой концепцией о регулятивной роли институциональных конвенций¹⁰⁹.

В более концептуально сформулированном виде формирование социокультурных конвенций и их влияние на формирование регуляторных норм и представлений был рассмотрен автором в связи с анализом моделей легитимации¹¹⁰.

Существенная регуляторная роль партикулярных ценностей в нашей социальной жизни обусловлена высоким статусом «своих», «близких», характерным для отечественной культуры, и, более того, является ее специфическим социокультурным отличием.

Эти базовые социокультурные связи обусловливают и специфический характер формирования индивидуальных представлений, оказывающих затем значимое регуляторное воздействие. Здесь преобладают горизонтальные взаимодействия между «близкими». Существенно меньше влияют «вертикальные» влияния, обращающиеся к универсальным ценностям. В таблице 1 приведены данные общероссийского опроса¹¹¹.

Таблица 1

Какие черты для вас наиболее важны в человеке, мнение которого для вас особенно значимо и способно существенным образом повлиять на ваши оценки относительно социально-политической ситуации в нашей стране? (Один или несколько вариантов ответов в % соотношении от числа опрошенных)

Результаты опроса явно показывают, что наиболее важной характеристикой человека, способного оказать влияние, являются его нравственные качества.

Соответственно, фиксация этого обстоятельства, связанного с отечественной социокультурной спецификой, обусловливает включение нравственно-этического измерения в круг проблем, теоретическое описание которых необходимо при разработке концепции обоснования «коридоров возможного».

Приведенные выше результаты социологического исследования, выявленная в них достаточно значимая регуляторная роль норм закона явно противоречат приведенным выше высказываниям о негативном влиянии сложившейся «колеи». Следует отметить, что такого рода скепсис – важная составная часть стереотипов, лежащих в основе оценок влияния «колеи».

Соответственно, важной проблемой анализа предпосылок для «коридоров возможного» является прояснение наличия или, напротив, отсутствия изменений в нашем обществе по отношению к действующим формальным, прежде всего, легитимным нормам. Характер или, напротив, отсутствие этих изменений обусловливает выбор путей преодоления «колеи» и, соответственно, оценок «коридоров возможного».

Для ответа на этот практически ключевой для нашего анализа вопрос в рамках проекта по исследованию проблем легитимации были проведены фокус-группы с участием как студентов, так и представителей муниципальных и региональных общественных палат. В их рамках был рассмотрен кейс: «Менеджер Василий Васильевич часто возвращается поздно с работы, и все парковочные места у дома заняты. Делать нечего, и Василий Васильевич занимает место, предназначенное для аварийного транспорта (отмечено диагональной разметкой и знаком эвакуатора). Старшая по подъезду Зоя Ивановна несколько раз делала замечания Василию Васильевичу и, видя безрезультатность своих замечаний, вызвала эвакуатор». С чьей позицией вы более согласны и почему?

В течение длительного времени в прежней «нигилистической» этике, достаточно распространенной в «прогрессивном» общественном мнении, составлявшем важную опору «колеи», нарушения формальных и легальных норм оправдывались, а обращение к властям осуждалось как «стукачество».

Сегодня же ситуация качественно изменилась. Результаты фокус-групп показали, что практически все их участники защищают Зою Ивановну, ссылаясь прежде всего на ее правоту с точки зрения обеспечения безопасности и формальных правил. В глазах участников ситуационную легитимность действий Зои Ивановны подкрепляет то, что она действовала в интересах многих людей и уже предупреждала Василия Васильевича о возможных последствиях.

Таким образом, результаты исследования показывают, что в нашем обществе если и не сложились, то, по крайней мере, наметились очень значимые сдвиги в отношении к формальным нормам. Соответственно, прежние ограничения, связанные с негативными отношениями к установлениям государства, становятся уже не настолько жесткими, чтобы блокировать развитие конструктивных институциональных установлений. Это, в свою очередь, означает возможность усиления легальных оснований институциональных преобразований, при условии, что они не затрагивают базовые массовые ценности.

Важной характеристикой социальных перемен является также рост социальной ответственности россиян. Импульсом для этого стала пандемия и связанные с ней кризис моделей повседневности и проблематизация ключевых условий своей жизни. И.В. Мерсиянова отмечала: «Так, в апреле 2020 года, в разгар самоизоляции, был достигнут необычайно высокий показатель, характеризующий долю граждан, которые ощущали ответственность за происходящее в своем населенном пункте и в стране в целом. Граждане вняли призывам к самоизоляции, мерам предосторожности и, по крайней мере, декларировали, что ощущают ответственность за происходящее в своем городе (селе, поселке) и даже в стране. Достигнутые 42 % всех опрошенных – это беспрецедентно высокий показатель. За все 15 волн такого не было»¹¹².

Еще одним индикатором социальных сдвигов является рост социальной активности, прежде всего участия россиян в добровольчестве и волонтерстве. «Растет число людей, которые участвуют в волонтерском движении, в социальных проектах, осознают себя добровольцами (семь лет назад активных участников было 3 %, а сегодня – 15 %), а также тех, кто одобряет такую деятельность, наблюдая со стороны (70–80 % общества)»¹¹³.

Таким образом, использование проблемного подхода в анализе социальных процессов, задающих рамки и ограничения «коридоров возможного», показало, что такое использование предполагает рассмотрение довольно широкого круга факторов. Анализ этих факторов позволяет сформулировать требования к соответствующему теоретическому описанию.

От проблемного подхода к выбору теоретической основы

Из нашего предшествующего рассмотрения становится понятно, что в основе этого описания должна лежать взаимосвязь между макросоциальными изменениями, с одной стороны, и институциональными переменами, с другой. Здесь важно также включать понимание механизмов влияния этих изменений на социальные представления, а затем и на сами социальные действия людей.

В этой связи важно преодоление институционального монизма, игнорирующего макросоциальные изменения, ценности, нормы и представления социальных акторов, вовлеченных во взаимодействие с меняющимися институтами. Сохранение же прежних стереотипов ведет к стратегиям перемен, связанных с высокими рисками социальных напряжений и, как результат, к краху намечаемых стратегий.

Это, в свою очередь, означает, что искомый теоретический подход, позволяющий обосновать выбор «коридоров возможного», должен не ограничиваться феноменологическим описанием экономических, социальных и политических перемен, а характеризовать достаточно фундаментальные социальные изменения, обусловливающие соответствующие перемены.

В этом смысле критерием выбора соответствующего теоретического подхода является его способность выступить базовой объяснительной схемой для анализа, например, рассмотренных выше проблемных ситуаций. Собственно, для этого они и были включены в наше рассмотрение.

В то же время корпус проблемных ситуаций, требующих своего последующего анализа в рамках выбора «коридора возможного», слишком велик и разнообразен для того, чтобы использовать все из них для выбора соответствующего теоретического основания.

Для того чтобы сузить набор искомых теоретических подходов, разумно ввести дополнительный критерий отбора этих подходов. В качестве оценки адекватности избираемого теоретического подхода была избрана его пригодность для описания процессов социальной стабильности.

Для такого хода рассуждений имеются вполне серьезные основания. Прежде всего феномен социальной стабильности вполне соответствует исходному критерию нашего выбора – она в большой степени результат взаимодействия макросоциальных и институциональных изменений. Также проблемы социальной стабильности, как мы видели, возникают в рамках анализа всех выше рассмотренных проблемных ситуаций. Соответственно, социальная стабильность выступает непременной характеристикой характера протекания и разрешения основных проблем развития. Более того, ее можно рассматривать в качестве индикатора характера происходящих социальных изменений.

В этом смысле можно предположить, что если теоретическая конструкция способна выступить объяснительным средством процессов, обусловливающих социальную стабильность или, напротив, дестабилизацию, то она отвечает нашим требованиям.

Под социальной стабильностью мы будем понимать устойчивое функционирование системы социальных институтов, т. е. их способность реализовывать их основной функционал. Также критерием социальной стабильности в условиях масштабных социальных изменений является сохраняющаяся умеренная конфликтность во взаимодействии между основными, наиболее влиятельными социальными слоями и группами. Под умеренной конфликтностью мы будем понимать стремление социальных субъектов к реализации ценностных представлений и социально-экономических интересов без кардинального ущемления интересов и попрания базовых ценностей слоев и групп, участвующих в конфликте.

Последнее замечание важно для нашего обсуждения, т. к. оно продвигает нас к пониманию роли и влияния гражданского общества в снижении конфликтности и, соответственно, в установлении стабильности.

Для включения процессов, связанных со стабильностью в качестве дополнительного критерия, есть еще одно значимое основание. Социальная дестабилизация, связанные с ней тяготы для большой части населения – очень высокая плата даже за позитивные социальные изменения. При выборе «коридоров возможного» необходимо, по меньшей мере, озаботиться оценкой вероятных социальных издержек, связанных с каждой из стратегий в рамках прохождения этих «коридоров». В определенном смысле высокий уровень рисков дестабилизации должен стать разграничением для неприемлемых «коридоров».

Для нашего обсуждения важно также, что социальная стабильность в течение длительного времени является одной из главных озабоченностей россиян. В течение уже ряда лет внутри страны приоритетами для большинства россиян являются стабильность (63 %) и порядок (66 %)¹¹⁴. Такой высокий уровень озабоченности россиян поддержанием стабильности является значимым аргументом в пользу создания релевантных аналитических средств, позволяющих оценивать как актуальный уровень стабильности, так и вызовы и риски дестабилизации.

Таким образом, на данном этапе рассмотрения наша задача – выбрать теоретический подход, позволяющий объяснять процессы, обусловливающие социальную стабильность или, напротив, приводящие к дестабилизации.

Под социальной стабильностью мы принимаем широко известное понятие: воспроизводство социальных структур, процессов и отношений в рамках определенной целостности самого общества. Исследование проблем стабильности в качестве специфического предмета имеет достаточно длительную исследовательскую традицию¹¹⁵.

При признании значения поддержания стабильности целый ряд исследователей отмечает, что чрезмерная политическая увлеченность поддержанием стабильности становится фактором, замедляющим или, более того, блокирующим позитивную социальную динамику, т. к. значимые социальные изменения малореальны без определенного возрастания соответствующих рисков. Это соображение имеет существенное значение для нашего рассмотрения, т. к. его учет выступает существенным критерием при рассмотрении различных альтернативных стратегий.

В силу этого задачей является контроль соответствующих рисков, что повышает требования к используемым теоретическим средствам. При этом следует, например, учитывать, что социальный застой создает «кризис ожиданий» – вступает в противоречие с ожиданиями социально активных и легко мобилизуемых групп и становится фактором, подрывающим искомую социально-политическую стабильность¹¹⁶.

Такого рода взаимозависимости обусловливают расширение подхода к анализу проблем стабильности, требуют включения в предмет анализа комплекса проблем и факторов, позволяющих оценивать как условия, так и последствия избираемых стратегий поддержания стабильности в определенной перспективе. Такое расширение подхода вполне отвечает решаемой нами задаче выбора базовой теоретической схемы. Важным требованием к рассматриваемому подходу является также создание верифицируемых инструментов соответствующего анализа.

В этой связи анализ подходов к исследованию проблем стабильности позволяет выделить в их рамках три методологических ориентира, различающихся нормативными представлениями относительно природы стабильности и причин дестабилизации:

В рамках первого направления стабильность рассматривается в качестве органичной социальной нормы, условия поддержания которой становятся преобладающим исследовательским ориентиром. Наиболее последовательно этот ориентир проявлен в концепции основателя структурно-функционального подхода Т. Парсонса¹¹⁷. В соответствии с методологическим ориентиром о примате отношений над элементами фокусом исследований становилось влияние структуры¹¹⁸. Нормативная ориентация данного подхода получила свое выражение в оценках деятельности, подрывающей интегративность системы, как «дисфункциональной».

Здесь важно подчеркнуть, что при таком ориентире фокусом является адаптация акторов и отдельных элементов к общим требованиям структуры. Вполне понятно, что адаптация является достаточно пассивным ориентиром и не включает, например, ориентиры социальной активности, направленной на изменение структуры¹¹⁹.

Альтернативным, «конструктивистским» методологическим ориентиром является фокусировка на изменение социального функционирования путем преодоления различных его условий, нарушающих определенные, подчеркнем, априорно заданные принципы и нормы. Опорой формирования этого ориентира стали работы мыслителей Нового времени и Просвещения, авторитет которых позволил сформировать корпус ценностей и принципов, ставших критериями оценки характера социального функционирования¹²⁰. Примерами таких априорных ориентиров может быть хорошо известный критерий «конца истории», как реализации норм либеральной демократии¹²¹. Важно, что такого рода ориентиры существенным образом привязаны к «конструктивным», номинальным институциональным условиям их достижения и, соответственно, меньше учитывают социальные предпосылки как достижения избранных ориентиров, так и создания условий институциональных преобразований. Именно в рамках этого направления сформировался упомянутый выше «институциональный монизм», ставший вполне устойчивым социокультурным стереотипом.

Фокусом исследования здесь выступают факторы формирования и структурно-институциональные условия преодоления неприемлемых с позиций такого рода критериев форм социального функционирования¹²². Так, например, Зигмунд Бауман пишет, что «Ключ к решению проблем, поразивших современную политическую жизнь… нужно искать (и находить) в устранении причин, обусловливающих беспомощность существующих институтов коллективных политических действий»¹²³.

В рамках данного направления фокусом исследований становились структурные характеристики, обусловливавшие преобладающие модели социального действия. В течение длительного периода в качестве таких определяющих характеристик выступала принадлежность к определенным социальным статусам, включая сюда и социально-классовые позиции. Соответственно, путем преодоления дезорганизации становился поиск средств преодоления социальных различий, прежде всего, структурных ограничений¹²⁴.

Анализ показывает на наличие значимой корреляции между степенью неприемлемости такого рода ограничений, с одной стороны, и радикализмом методов их преодоления, с другой¹²⁵. Вполне логичным следствием такого методологического ориентира являлось большое внимание к таким достаточно радикальным средствам преодоления структурных ограничений, как социальная революция¹²⁶.

Следует отметить, что важным фокусом в обсуждаемом направлении является также поиск социальных сил, способных ниспровергнуть неприемлемый существующий порядок. В рамках такого подхода рассматривается связь уровня социальной депривации определенных сред, с одной стороны, и возможности соответствующих социальных сил для низвержения порядка, устанавливающего структурные основания, вызывающие депривацию, с другой¹²⁷. В силу этого теоретические конструкции революции, включая сюда и анализ потенциала революционных сил, традиционно рассматриваются в рамках данного направления¹²⁸.

В этой связи можно увидеть, что развитием данного направления является поиск новых революционных сил, основанный на выявлении таких источников депривации, как, например, игнорирование субъективных отношений к гендерной принадлежности. Можно обратить внимание, что поиски новых источников депривации сосредоточены в исследовательских средах, унаследовавших традиции троцкизма.

Альтернативой по отношению к двум рассмотренным выше ориентациям является «процессуальный» подход¹²⁹. Фокусом рассмотрения в его рамках являются социальные процессы, вариации развития которых обусловливают как стабильность, так и дестабилизацию. Исследовательской задачей в этой связи становится разработка теоретических объяснительных конструкций, в рамках которых происходят процессы стабилизации или, напротив, дестабилизации.

Исследовательской задачей, попытка решения которой представлена в данной книге, является создание социологической объяснительной схемы социальных процессов, порождающих различные альтернативные тренды. Здесь автор следует призыву Р. Коллинза: «Главный род деятельности, который придает социологии интеллектуальное оправдание, – это формулировка обобщенных объяснительных принципов, организованных в модели глубинных процессов, порождающих социальный мир»¹³⁰.

Предлагаемый подход направлен на выстраивание эмпирически верифицированного описания актуальных макросоциальных процессов, в рамках которых выделяются основные социокультурные противоречия, их восприятие основными акторами. На этой основе возможно выявление основных вызовов и рисков социальной ситуации, а также альтернативных вариантов повышения социальной стабильности.

Предполагается, что результатом анализа рассматриваемых макросоциальных процессов может стать выявление «коридоров возможного», вполне определенных ограничений, за пределами которых начинаются чрезмерно рискованные или просто неприемлемые по своим последствиям тренды развития рассматриваемых процессов.