«На берегах Невы» kitabından alıntılar, sayfa 3
На руке его много блестящих колец
Покоренных им девичьих, нежных сердец.
Там ликует алмаз и мечтает опал,
И красивый рубин так причудливо ал.
Но на бледной руке нет кольца моего,
Никому, никому не отдам я его.
Я ведь всегда ломаюсь. Всегда ломался. Не мог не ломаться - это моя самозащита - с самого младенчества.
Моя безграмотность совсем особая. Ведь я прочел тысячи тысячи книг, тут и попугай стал бы грамотным. Моя безграмотность свидетельствует о моем кретинизме. А мой кретинизм свидетельствует о моей гениальности. Поняли? Усвоили? Ну, ну, не хохлитесь! Не морщите нос! Я шучу
Для поэта важнее всего сохранить детское сердце и способность видеть мир преображенным.
Бергсон недаром считает, что прошлое пожирает настоящее Но я предпочитаю все же, чтобы не прошлое, а будущее пожирало настоящее. Ведь будущее всегда полно надежд, - пусть несбыточных, - а в прошлом одни разочарования и огорчения!
Да, любовь была несчастной, говорит он смеясь. Об увенчавшейся победой счастливой любви много стихов не напишешь.
- А, понимаю! - продолжает Гумилев, - Вы просто взяли мужа, как и крыльцо из ахматовского реквизита. Ах, вы бедная подахматовка!
"Подахматовками" Гумилев называл всех неудачных подражательниц Ахматовой.
- Это особый сорт грибов-поганок, растущих под "Четками" - объяснял он - подахматовки. Вроде мухоморов.
Мне было так интересно жить, что я просто не обращала внимание на голод и прочие неудобства.
— А бумаги у тебя в порядке? — осведомился Гумилев.
— Документы? Ну, конечно, в порядке — и Мандельштам не без гордости достал из кармана пиджака свой «документ» — удостоверение личности, выданное Феодосийским Полицейским Управлением при Врангеле на имя сына петроградского фабриканта Осипа Мандельштама, освобожденного по состоянию здоровья от призыва в Белую Армию. Георгий Иванов, ознакомившись с «документом», только свистнул от удивления.
Мандельштам самодовольно кивнул:
— Сам видишь. Надеюсь, довольно…
— Вполне довольно, — перебил Георгий Иванов, — чтобы сегодня же ночевать на Гороховой 2. Разорви скорей пока никто не видел.
- А, понимаю! - продолжает Гумилев. - Вы просто взяли мужа, как и крыльцо, из ахматовского реквизита. Ах вы бедная подахматовка!
"Подахматовками" Гумилев называл всех неудачных подражательниц Ахматовой.
- Это особый сорт грибов-поганок, растущих под "Четками", - объяснял он, - подахматовки. Вроде мухоморов.
Но, несмотря на издевательства Гумилева, "подахматовки" не переводились.
Уже не Лидочка Р., а другая слушательница самоуверенно продекламировала однажды:
Я туфлю с левой ноги
На правую ногу надела. - Ну и как? - прервал ее Гумилев. - Так и доковыляли домой? Или переобулись в ближайшей подворотне?
