Kitabı oku: «Жизнь и страх в «Крестах» и льдах. И кое-что ещё», sayfa 76
Женины приключения, достойные повествования
Школьное «преступление» – урок на всю жизнь!
Однажды с Женей произошёл серьёзный инцидент, хорошо отличающий американскую школу от советской и, думаю, от сегодняшней российской тоже. Было это, наверное, в 9-м классе. Замечу, что у него к английскому языку были такие же способности, как и у меня к русскому в его возрасте, т. е. никаких. И опять похожая ситуация – родители говорят на другом языке, а у самого желания заниматься языком нет – это ведь требует определённых усилий. Итак, однажды прихожу я поздно вечером с работы, и Таня говорит, что назавтра родителей, т. е. нас, вызывают в школу. Сам Женя ничего не говорит, но ходит очень мрачный. Ходить в школу – это всегда была моя обязанность, а тут и подавно стряслось что-то такое, что потребует решительных мер. На следующий день приезжаю с работы раньше обычного и к назначенному часу иду в школу. В кабинете английского языка дожидается меня его учительница и вот что она мне рассказывает:
– Ваш сын написал сочинение слово в слово как у его соседа. Ясно, что кто-то из них двоих списал. Я спросила у них, кто из них это сделал – никто не сознался. Тогда я поставила им обоим оценку «Е», т. е. 1 (единицу или кол). Когда я озвучила своё решение, то встал ваш сын и сказал, что это он списал у товарища. Теперь вы понимаете, что я должна наказать его за это деяние по всей строгости и поэтому у меня нет другого выхода, как приостановить его присутствие в школе на две недели.
Наконец-то, я понял, в чём заключается его «преступление», и, конечно, согласен с ней, что он заслуживает наказания, чтобы впредь было неповадно. С другой стороны, кто из нас, бывших советских людей, не пользовался шпаргалками в школе или институте? Правда, так грубо и неумело (не изменив ни одного слова в сочинении), из нас не делал никто. Ведь списывать тоже надо уметь! И первое, что мне приходит в голову – это «никогда не делай того, чего не умеешь». Однако американская школа отличается от советской, в том числе и тем, что она абсолютно не толерантна ко всякого рода обману. И в этом смысле учительница права – он должен понести наказание. Но такое ли, которое она предполагает? Это значит, что он будет сидеть дома две недели и поскольку он и так плохо успевает по её предмету, то за эти две недели он отстанет ещё больше. Где же тут логика? Меня совсем не беспокоят другие науки, как то, математика или физика – в них-то он не отстанет. Я прошу её дать ему ещё один шанс – пусть напишет новое сочинение в её присутствии. Она замахала руками, говоря, что это абсолютно исключено. Я понимаю почему: во-первых, тогда ей надо сидеть с ним после уроков, а зачем ей это? Во-вторых, в чём же тогда будет заключаться наказание?
В общем, пытаюсь её уговорит и так, и эдак – она ни в какую. Причём, напомню читателю, что Женю никаким боком нельзя было отнести к хулиганистым ребятам или тем, кто мешает учителю вести занятия; он всегда и везде был из разряда «тише воды, ниже травы». Итак, я вижу, что она «жаждет его крови» – ни больше, ни меньше. Тогда я пускаю в ход, казалось бы, последний аргумент:
– Конечно, его поступок требует наказания. Но какого? Вы что, считаете, что он в нашем обществе более не способен жить и обществу он после этого тоже не нужен? Что же нам теперь делать с ним? Убить его – вы считаете это будет правильно с точки зрения общества, в котором мы с вами живём. Тем более, что он сознался в своём «преступлении» и теперь ходит как «убитый», потому что ему стыдно за содеянное. Даже взрослых людей, совершивших уголовное преступление и отбывших свой срок в тюрьме, общество принимает обратно, а тут мы обсуждаем с вами несовершеннолетнего и раскаявшегося мальчишку? И разве его проступок так же страшен для общества, как и уголовное преступление?
В таком же духе я ещё минут десять продолжал задавать ей риторические вопросы, на которые не ожидал ответов. Наконец, она сдалась и сказала:
– Чёрт с ним, пусть ходит в школу, но в четверти я поставлю ему оценку «D», т. е. двойку.
На этом инцидент был исчерпан, и я уверен, что он послужил хорошим уроком самому Жене. Здесь интересно заметить, что, если раньше Женя, как и многие дети его возраста, мог позволить себе иногда соврать родителям, как, например, в случае с чтением русских книг, то после этого случая ничего подобного уже никогда не происходило.
Совсем неадекватная реакция на личный успех
Когда Женя учился в 11-м классе с ним произошло, пожалуй, самое интересное и знаковое событие. Однажды прихожу я с работы и Таня мне говорит:
– Что-то нехорошее произошло с Женей: он пришёл из школы, отказался есть, поднялся в свою комнату, там заперся, не выходит и не открывает дверь. Совершенно очевидно, что в школе произошло что-то экстраординарное.
Поскольку время было уже позднее я и не пытался поговорить с ним через закрытую дверь. На следующий день приезжаю домой пораньше, чтобы разобраться с происходящим. Теперь Таня рассказывает мне новость: ей позвонила её русская подруга, у которой дочь училась в той же школе, что и Женя, но классом ниже. Эта девочка рассказала своей маме, что вчера по школьному радио объявили, что их школьная математическая команда, участвуя в соревнованиях района, впервые в истории школы заняла первое место, а наш Женя занял там ещё и личное первое место, и этим они завоевали право выступать на чемпионате всего штата Нью-Йорк. После такой новости ситуация с Женей совсем стала непонятной. Но помогло то, что, проведя сутки без еды, он по-настоящему проголодался и в этот день не стал отказываться от еды, а, наоборот, сидел за обеденным столом и навёрстывал упущенное за предыдущие сутки. Вот тут ему было уже не отвертеться от наших расспросов. Он долго молчал и, наконец, «сдался» и «начал давать показания». Оказалось, что то, чем положено гордиться в его возрасте (да и в любом другом тоже), Женю просто угнетает!? Он вообще не захотел обсуждать свершившееся событие и рассказывать нам какие-нибудь его подробности, а сходу заявил:
– Моей ноги больше не будет ни в математическом кружке, ни в шахматном, и точка.
Вот те на! Мы то были очень рады, что он посещает эти кружки, начиная ещё с 7-го класса, уверенные, что там ему наверняка интереснее, чем, если бы я сам занимался с ним. И начал он ходить в эти кружки вовсе не по нашему настоянию (ведь родители не были у него в авторитете), а по инициативе и приглашению учительницы математики, которой, я думаю, ему просто было неловко отказать. Естественно, что школьную математику все эти годы он брал повышенного уровня (AP=Advanced Placement с элементами программы колледжа), но даже и на ней ему было скучно, как он сам признался мне много лет спустя. Когда же я много раз заводил с ним разговоры о более углублённом изучении математики и шахмат (очень хотелось занять его свободное время чем-то полезным), он всегда «отмахивался» от меня, как от назойливой мухи, показывая, что ему это совсем неинтересно. Ну я и оставил свои безуспешные попытки – в этой стране не принято насильно заставлять детей заниматься тем, чем они не хотят. Да и как можно заставить ребёнка, которому уже 16 лет?
Ну что тут теперь скажешь – хоть стой, хоть падай? Стали просить объяснить, чем вызвано такое решение и после долгих уговоров, он, наконец, «раскололся». Оказывается, что после того «злосчастного» объявления по школьному радио, кто-то из его приятелей (очевидно, не из лучших студентов) при встрече в школьном коридоре обозвал его ботаном (английским словом «nerd») – это и было причиной его теперешнего решения. Получается, что во всём виновато школьное радио – пока Женя не дорос до 11-го класса (только тогда его включили в школьную команду), никто из его школьных приятелей и не знал о его посещениях математического кружка. А второе условие, которое нарушило Женин покой, – это успешное выступление их команды и самого Жени в личном зачёте. Подводя итог, можно сказать, что расстроило Женю всё то хорошее, что с ним случилось в эти дни.
Помните, я уже говорил, что Женя относился к той категории молодых людей, которые больше всего боятся выделиться из толпы. И не важно, в какую сторону – хорошую или плохую! Читателю, наверное, понятно, какого было нам, его родителям, сдерживать свои эмоции, выслушивая его твёрдое решение, которое он успел за этот вечер повторить нам много раз. Самое парадоксальное в этом деле то, что Женю ни по каким параметрам нельзя было отнести к ботанам. Судите сами: в это время он уже был прекрасным спортсменом, и не в каком–то там пинг-понге или шахматах, хотя и в этих видах он тоже сильно преуспел, а был членом сразу двух сборных команд школы – по слалому и по большому теннису. К слову сказать, в обоих командах он всегда был №2 и никогда №1 – интересно, что эти его места в командах очень хорошо коррелируют с его характером – ни в коем случае нельзя быть первым (это, конечно, мой личный комментарий и я не удивлюсь, если он со мной не согласится). А ещё ботаны, как правило, круглые отличники в учёбе, но уж такое обвинение Жене точно не могло угрожать!
Наши доводы про его слаломные и теннисные успехи тоже не смогли его переубедить. Вот что значит, когда родители не являются авторитетом для тинэйджера, а мнение какого-то нерадивого студента становится для вашего сына превалирующим! И вы ничего не можете с этим поделать – уже поздно. Удивительно ещё и то, что в школе у него всегда в друзьях были хорошие мальчики из хороших семей и с хорошей успеваемостью. Все они после школы поступили в хорошие университеты и стали настоящими профессионалами в своих профессиях.
В тот вечер я попросил его подняться в мой кабинет, чтобы провести с ним беседу тет-а-тет. Я стал объяснять ему вполне очевидные для 16-летнего человека вещи, тем более, воспитанного в условиях капиталистического общества США:
– Женя, разве тебе не понятно, что в любом обществе человек, вступая во взрослую жизнь, должен иметь что-то такое, что он сможет предлагать обществу, а общество за его услуги будет платить ему деньги, на которые он будет обустраивать сначала свою жизнь, а потом и жизнь своей семьи. Мы с тобой оба знаем, что мало вероятно, что ты будешь бизнесменом или руководителем любого ранга просто потому, что это не твоё, не в твоём это характере. И слава богу, что у тебя есть другой талант, который не менее востребован обществом – твои способности в математике, а они такие, которые мало у кого есть. Чем именно ты будешь заниматься в своей взрослой жизни – будет ли это чистая математика, которая тебе легко даётся сегодня, прикладная математика или программирование – с этим ты определишься позже сам. Я только хочу, чтобы ты понял, что, кроме математики, у тебя нет других талантов, которые ты мог бы предложить обществу, и потому твоя будущая специальность должна быть связана непременно с математикой, а раз так, ты должен в ней совершенствоваться уже сегодня, не откладывая на потом. По этой причине ты не можешь бросать математический кружок. Я ещё могу согласиться на твой уход из шахматного кружка, поскольку это не профессия для жизни, а лишь хобби, но никак не могу тебя поддержать в отношении математического кружка.
Он сидел, слушал, но меня не слышал. И впервые он проявил завидную настойчивость, какую раньше никогда не проявлял. Чем меня, естественно, сильно расстроил. Всю следующую неделю я в свободное от работы время (благо его было достаточно – два часа езды на работу и обратно) искал решение этой задачи – как повлиять на него, чтобы он изменил своё решение. Наконец, решение приходит: последние два года я стал ездить кататься на лыжах в горы западного штата Юта, где катание на порядок лучше, чем на всём восточном побережье США, и брал с собой Женю, который, как я уже говорил, к этому времени катался много лучше меня. Вот я и решил, что поставлю ему условие: если он уйдёт из математического кружка, я не возьму его с собой кататься на лыжах. С его слов я знал, что, кроме него, никого из его школьной слаломной команды родители не вывозили на запад для катания на лыжах и все его товарищи по команде ему в этом очень завидовали. Я почти не сомневался, что придумал-таки, как заставить его поменять своё решение. Однако на моё условие он отреагировал так:
– Ну, значит не поеду, но в математический кружок я всё равно не вернусь!
Я был полностью обескуражен своим бессилием! После такой реакции было понятно, что моё влияние, если какое-то и было раньше, то теперь закончилось и оно. Было понятно, что он проявил твёрдость совсем не там, где её следовало проявлять и, значит, я должен принять всю вину за произошедшее на себя. К своему стыду, сознаюсь, что Женя «победил» меня дважды – и в математический кружок не вернулся, и в горы на западе США я его, тем не менее, взял, поняв, что я всё равно проиграл в этой вечной «борьбе детей и родителей».
В связи с этим эпизодом, да и похожими последующими, хочу поделиться с читателем своими мыслями о том, что, в какой-то степени, Женя стал жертвой нашей эмиграции из СССР. Я уже много раз говорил, что ни Таня, ни я не были для него достаточными авторитетами. По крайней мере, я знаю это про себя – он ещё много раз ослушается моих советов и сполна «заплатит» за это в своей взрослой жизни – он сам мне признается в этом уже в 30-летнем возрасте. Речь о них ещё впереди. А пока что я хочу поделиться с читателем вот какой мыслью: если бы мы остались в СССР, то там скорее всего такого недопонимания между нами, родителями, и Женей не случилось бы. Судите сами: языковой проблемы не было бы совсем, родители его были бы вполне уважаемыми инженерами со всякими там дипломами вполне уважаемых университетов, зимой и летом я бы брал его с собой в альплагерь, где я бы работал инструктором, а он проводил бы время в лагере с детьми таких же, как я, инструкторов, а, когда бы он повзрослел лет до 16-ти, я бы брал его на восхождения и т.д. При таком воспитании уже трудно представить, чтобы не было хорошего контакта между мной и им.
В тот же год мужскую половину их класса отвезли, если я не ошибаюсь, в West Point Military Academy (Военно-политическая академия в Вест Пойнт), которая находилась в полу часе езды от нашего городка. Там они занимались стрельбой из винтовки. А вечером Женя с гордостью заявил, что тренер по стрельбе сообщил ему, что он обладает bulls eye (дословно «бычьим глазом», а в СССР до войны таких называли «Ворошиловскими стрелками») и советовал ему всерьёз заняться спортивной стрельбой. Я опять обрадовался – очередной природный дар и, может быть, хотя бы он его увлечёт. Но, не тут-то было – ему, хотя и приятно было услышать похвалу тренера, никакого продолжения и с этим даром тоже не произошло.
Взросление и подработок в школьные годы
Однако вернёмся из сослагательного наклонения к настоящей, а не воображаемой жизни. Мы хорошо понимали, что при отсутствии горячего желания преуспеть в школьных предметах, надо, чтобы Женя получил представление о том, как зарабатываются деньги людьми, которые не получили хорошего образования. Обычно простая работа, не требующая никаких знаний, отрезвляюще действует на молодого человека, и он меняет своё отношение к учёбе. Однако нельзя сказать, что это как-то помогло нашему Жене. Ему было заявлено, что, если он хочет иметь не просто одежду, а модную одежду, и не просто кроссовки, а модные кроссовки, то должен сам заработать на них деньги. В вопросах, не связанных с учёбой, он всегда был послушным мальчиком. Поэтому в возрасте 12–14 лет он взялся разносить газеты по домам на нашей улице. В будние дни это надо было делать сразу после школы, объезжая дома на велосипеде и разбрасывая газеты на ходу. Зато, для воскресного выпуска газеты, которая весила не меньше трёх килограммов, надо было сначала их сортировать и только потом развозить. Но самое главное – их надо было доставить подписчикам до восьми утра. Поэтому Женя вставал в 6:30 и занимался их сортировкой на площадке перед нашим домашним гаражом. Вот как это выглядело:
А затем кто-то из нас – Таня или я развозили Женю и его газеты на автомобиле. Он самостоятельно вставал в такую рань и проделывал всё это безропотно. Вообще, за всё, что он брался, он делал очень ответственно. Проблема состояла лишь в том, что он мало за что брался. А вот со сбором денег с подписчиков за свою работу у него всегда была проблема: в тот день Тане приходилось много раз напоминать ему о сборе денег, – казалось бы, это должно быть самой приятной частью его работы, но для Жени, почему-то это было в тягость.
В 9-м классе у них в школе были обязательные уроки машинописи – он и в этом предмете оказался лучшим в классе. Зная, что он быстро и хорошо печатает, я принёс ему халтуру, когда он был в 11-м классе. Дело в том, что я к тому времени в IBM-е стал серьёзным программистом, отвечая сразу за несколько проектов. IBM тогда уже производил свои персональные компьютеры и имел свою внутреннюю коммуникационную сеть, к которой можно было подключиться через домашний телефон. Я объяснил своему начальству, что мне дома нужен компьютер на случай экстренных проблем с моими проектами. Таким образом, я получил такой компьютер и принтер для дома, а IBM даже оплатил мне вторую телефонную линию, зарезервированную специально для связи с IBM-овской сетью. На самом деле, я взял домой компьютер, имея в виду, что он будет полезен для Тани, которая планировала начать изучение программирования.
Теперь расскажу про халтуру, которую я случайно получил для Жени. К этому времени я познакомился в IBM-е с русско-еврейским иммигрантом из Украины, который был инженером-технологом и в IBM-е отвечал за прокладку трубопроводов, предназначенных для транспортировки различных технологических жидкостей и газов по довольно большой территории нашего завода. Однажды за разговором он услышал, что у меня есть сын-одиннадцатиклассник с хорошим навыком печатания на пишущей машинке, а также у меня дома есть IBM-овский персональный компьютер и принтер. Он тут же признался мне, что как раз и ищет такого надёжного (во всех отношениях!) школьника. Теперь он рассказывает мне в чём дело. В своём отделе он отвечает за расчёты, связанные с давлением в трубах в зависимости от вязкости жидкости, диаметра трубы, количества колен в трубе и длин её горизонтальных участков. У них в отделе имеется программа, написанная кем-то и когда-то для проведения этих расчётов. У него есть приятель-американец, у которого свой бизнес. Вот этому приятелю он как представитель IBM-а решил передать эту расчётную работу, за которую IBM будет ему платить $40 за час работы. Проблема состоит в том, что у этого американца не только нет собственного компьютера, но он ещё и не умеет им пользоваться. Теперь он предлагает мне взять эту работу и передать её Жене, которому его приятель-американец готов платить $20 за час работы. Совершенно очевидно, что разницу в оплате они будут делить между собой – обычная жульническая операция. Больше того, я понял, что мой русскоговорящий приятель наверняка мог (а, может даже, и должен был) делать эту работу сам в своём отделе IBM-а во время рабочего дня, но тогда не будет коррупционной схемы для наживы! Очевидно, что ему удалось «запудрить» мозги своему начальству и объяснить, что он так перегружен другой работой, что эту необходимо отдать за пределы IBM-а, естественно, с дополнительной оплатой.
Я соглашаюсь взять эту работу для Жени, т. к. мне важно приобщить его к настоящей взрослой работе, к тому же, отлично оплачиваемой. Хочу, чтобы он почувствовал разницу в заработке между неквалифицированной работой, как-то разноска газет и подстригание травки, и квалифицированной – работа с программой и на компьютере. Эта работа представляла собой ввод уже заданных данных, прогонка программы с этими данными и фиксация результата. После окончания работы результаты следовало отпечатать на принтере и через меня передать моему русскому приятелю. Затем надо было ждать следующих данных. Как видите, работа совсем непыльная и несложная, а оплата за неё для тинэйджера очень даже приличная. Я бы и сам не отказался от такого приработка: помните, всего десять лет назад я занимался грязной работой по починке и покраске старых домов всего-то за $5 в час, а тут $20 в час за чистую работу, не выходя из дома!
К моему удивлению, Женя, согласившись делать эту работу, большого энтузиазма при этом не проявил. Больше того, когда я приносил денежные чеки на его имя за проделанную работу, он и тогда не проявлял большой радости. И я думаю, что такое индифферентное отношение к деньгам в таком возрасте – плохой показатель в характеристике молодого человека.
Мне кажется, это говорит о том, что молодой человек ещё не понимает, зачем и как люди зарабатывают деньги. И, несомненно, эта его черта характера сильно подпортила его жизнь в последующие пятнадцать лет, до тех пор, пока он не решил жениться в первый раз. Впрочем, и эта его женитьба не просуществовала долгое время, на мой взгляд, тоже по причине этой же черты характера. Но об этом рассказ ещё впереди.
В 11-м классе Женя по выходным дням пожелал работать в местной пиццерии, до которой ездил на велосипеде. Т. к. у него была масса свободного времени, мы не стали возражать – пусть лучше занимается таким делом, чем вообще никаким. По его словам, он очень скоро научился профессионально крутить на одном пальце заготовку из теста для пиццы и это у него получалось лучше, чем у других мальчишек. Иногда он, возвращаясь с работы, с гордостью приносил домой пиццу, которая осталась не проданной после закрытия. Похоже, что эта работа ему нравилась больше всех предыдущих и он продолжал там работать ещё и в 12-м классе.
Однажды, когда Женя учился в 12-м классе, я попал в неловкое положение. В этом возрасте они все уже имеют водительские права и также собственную машину. Как правило, пятничные и субботние вечера Женя отсутствовал – они собирались у кого-либо в доме – и возвращался далеко за полночь. Мы никогда не переживали по этому поводу, потому что жили в очень спокойном городке и с хорошим полицейским сервисом, а все его друзья были из хороших семей среднего класса. И вот однажды, когда я проснулся во 2-м часу ночи и пошёл в туалет, то проходя по коридору заметил, что дверь в Женину комнату приоткрыта и там горит свет. Я решил, что он во время чтения уснул и не погасил свет, что с ним часто бывало и раньше. Поэтому я решил зайти к нему и погасить свет. Когда я открыл дверь, то моему взору предстала симпатичная девочка, которая была в процессе раздевания. В это мгновение я сообразил, что Женя находится в ванной, в которую я направлялся. Смутившись от увиденного, я лишь успел произнести “sorry” («извините»), закрыл дверь и удалился обратно в свою спальню. Утром я рассказал Тане об этом эпизоде, на что Таня мне с гордостью сказала, что она знает его подружку и что, между прочим, она дочь местного прокурора. На это я ей заметил:
– Таня, ты напрасно радуешься этому факту. Они ещё дети и потому их вполне устраивает дружба с милым мальчиком, однако, милый мальчик – это не профессия, жизнь на этом не построишь, уже через пару лет они повзрослеют и поменяют свои дружеские приоритеты.
А вот что ещё хорошо характеризует Женю того времени. Я уже упоминал, что за время двухмесячных летних каникул мы лишь один раз выезжали на неделю в горы с палаткой. Остальное время Женя, если не работал в пиццерии, то проводил дома. Иногда я ходил с ним играть в теннис, но я для него был совсем неинтересным соперником. В такие летние дни, когда он сидел дома, изнывая от безделья, Таня ему говорила:
– Позвонил бы ты кому-нибудь из членов теннисной команды школы и пошёл бы поиграл – всё лучше, чем сидеть дома.
Женя только отмахивался от Тани, как от назойливой мухи, но звонить никому не собирался. Иногда я говорил ему:
Женя, даже если никого нет дома, бери ракетку, садись на велосипед и поезжай на школьные корты – хотя бы у стеночки будешь оттачивать свою технику – ведь никогда нет предела совершенству. На моё предложение была та же реакция, что и на Танино. Но, если кто-то из его приятелей по команде звонил ему и звал играть, он тут же вскакивал и уезжал. Вот таким был наш Женя. И совсем не удивительно, что он долгое время числился 2-й ракеткой школы, но никогда не был 1-й.
