Kitabı oku: «Провиденциалы», sayfa 6
Глава 6
Михаил решил провести свой первый отпуск в объятиях седых горных великанов неспроста. Семена этого призвания были заброшены в его душу ещё в раннем детстве книгами, питавшими неуёмную фантазию юного ума. И чем робче и застенчивее был он сам в реальном мире, тем более головокружительные приключения рисовало его буйное воображение. Среди бездны малоисследованных миров наиболее привлекательными ему казались суровые горные кряжи, покрытые вечными снегами и населённые дикими, свирепыми зверями. Эти негостеприимные, но манящие своей первозданной красотой земли представлялись ему подлинным царством испытаний.
Засидевшись в холостяках, Михаил угодил в опасный промежуточный этап своего существования, когда острое желание самореализации уже находит для себя необходимые средства, но всё ещё остаётся без разумного ограничивающего фактора, который бы сдерживал его энтузиазм или хотя бы перенаправлял его в надлежащее русло. Отчего не успевшая отойти на второй план давняя мечта о посещении гор (кузницы его будущих подвигов, которыми он станет охотно делиться со своими друзьями и близкими, просиживая у камина тёмными холодными вечерами) с получением Михаилом на руки отпускных обрела второе дыхание.
Выбрав на карте два небольших населённых пункта, расположенных по разные стороны горной вершины, расстояние между которыми он оценил примерно в сотню километров, он, захватив палатку и немного денег, в первой половине дня уже стоял на посадочной площадке автовокзала. К вечеру того же дня междугородний автобус должен был доставить его до одного из ближайших к горам городков, где Михаил планировал переночевать в арендованной на сутки комнате. Наутро, закупив необходимое количество провизии, он собирался сесть на автобус поменьше и отправиться в двухчасовое путешествие до деревушки, откуда и начнёт свой пеший маршрут по горным тропам.
Часа за полтора до прибытия автобуса к месту назначения Михаил заметил на горизонте едва различимую зубчатую линию. Впервые в жизни он увидел снежные вершины, и сердце его воспламенилось восхищением и благоговением. Горы всегда вызывают трепет, приводят в оцепенение от изумления. Даже издали они внушают уважение, монументально господствуя над всем вокруг. Дорога начала извиваться узкой лентой, поднимаясь вверх и снова спускаясь вниз, и у Михаила заложило уши. Он судорожно хватал ртом воздух и часто глотал, пытаясь избавиться от этого неприятного звука, но шум в ушах не прекращался вплоть до самой остановки, где Михаил вышел из автобуса, глубоко вдохнув свежий горный воздух. Забрав свой багаж, он сразу же отправился в путь. Нужно было найти подходящее место для стоянки и обустроить ночлег, ведь ночи в горах бывают неласковы. Михаил шагал, осматривая окрестности, поглощённый неповторимой красотой гор и предвкушая предстоящие приключения.
Пройдя около трёх километров по грунтовой дороге, по обе стороны которой тянулся густой смешанный лес, Михаил вышел на берег широкой реки. Там, где дорога уходила под воду, бурный поток вздымался грозными валами, с ревом и пеной разбиваясь о выступающие камни. Стоило Михаилу ступить в воду, как сильное течение тотчас потянуло его вправо, к глубине на верную гибель. Упираясь ногами в гладкое каменистое дно, он вёл отчаянную борьбу за каждый новый шаг. Ледяной поток хлестал его по ногам, сводя мышцы судорогами. Слепящие солнечные блики то и дело вспыхивали на взбудораженной поверхности, принуждая Михаила жмуриться и прикрывать глаза ладонью. Тяжёлый рюкзак за спиной, доверху заполненный припасами, тянул его ко дну. С каждым новым шагом река слаженно давила и напирала, собираясь раз и навсегда поглотить самонадеянного смельчака. Михаил не сдавался. Он шагал вперёд, преодолевая каждый метр ценой огромных усилий. В какой-то момент в его голову начали закрадываться капитулянтские мысли о том, чтобы уступить, сдаться на милость стихии. И постепенно они становились всё более настойчивыми и убедительными. Но Михаил продолжал бороться, крепко сжимая зубы и не позволяя себе поддаться слабости.
Но вот он почувствовал, как вода стала стремительно спадать, поток сбавил свой натиск, спустя некоторое время показались носки ботинок. Сделав последний шаг, Михаил вышел на другой берег, тяжело дыша и чувствуя себя абсолютно измотанным. Он стащил с плеч тяжёлый рюкзак и присел на лежавшую поблизости корягу. Освободив ступни от отяжелевших ботинок, извергнувших целые ручьи, Михаил вновь окинул взором только что покорённое им препятствие – безмолвного свидетеля его первого подвига. После перевёл взгляд на высокую гору, чью белую шапку он видел издалека – цель своего путешествия. Она манила своей близостью, вздымаясь царственным исполином. Её острые пики, древние стражи, врезались в небосвод, окутанные тонкой вуалью облаков. Склоны, изрезанные глубокими морщинами ущелий, хранили тайны веков, а снежная корона сверкала в лучах полуденного солнца. Гора дышала, меняя свой облик с каждым мгновением: то хмурясь под набежавшей тенью, то вновь озаряясь светом. Она звала его, обещая испытания и откровения, шепча на языке ветров истории о тех, кто осмелился бросить ей вызов. Эта гора была не просто преградой или целью – она стала воплощением его стремлений, зеркалом его духа, готового к восхождению. Но Михаил был предупреждён талантливыми писателями об обманчивости восприятия горных расстояний и решил пока придерживаться грунтовой дороги, как бы та ни петляла, уводя его от вожделенной вершины на многие километры в сторону.
Немного передохнув и подкрепившись, Михаил обулся, закинул на плечи свою тяжёлую ношу и продолжил путь. Преодолев ещё несколько километров, он увидел, что дорога, всё это время огибавшая невысокую гору, привела его к живописной долине, залитой золотистым светом. На фоне насыщенных изумрудным цветом ковров из трав пробивавшиеся яркими пятнами полевые цветы соревновались друг с другом за внимание путешественника, создавая потрясающую до глубины души цветовую палитру. Густые заросли кустарников у подножия гор были усыпаны свежей листвой дикой малины и смородины. В воздухе витал легкий, свежий аромат их первых цветов. Окаймлявшие долину плотные тёмно-зелёные кроны елей и сосен изящно подчёркивали голубизну неба, а струящаяся в самом центре маленькая горная река создавала умиротворяющую обстановку, убаюкивая своим мягким журчанием.
Михаил остановился на краю долины, вдыхая чистейший воздух и наслаждаясь невиданной красотой. В этом месте дорога разделялась надвое: одна – широкая и утоптанная – вела вглубь долины, её чёткие границы определяли высокие травы и цветы. Другая же – узкая тропа – почти скрытая среди кустарников и деревьев, уводила вправо, в неизвестность. Как древнерусский богатырь на распутье, Михаил стоял перед выбором. Широкая дорога завлекала своей простотой и предсказуемостью. Она плавно тянулась через долину, обещая лёгкий путь среди живописных видов и спокойствия природы. Этим маршрутом можно было насладиться красотами долины, не рискуя и не отступая от намеченного пути. Однако узкая тропа выглядела более заманчиво для искателя приключений. Она уходила вглубь леса, прячась в тенях и обещая новые, неизведанные дали. Михаил чувствовал, как его сердце замирает от предвкушения: кто знает, какие тайны скрываются за каждым поворотом этой тропы?
Приняв решение, он свернул вправо, на узкую тропу. С каждым шагом Михаил ощущал, как дорога становится всё более загадочной и таинственной. Деревья смыкались над головой, создавая зелёный свод, сквозь который едва пробивались лучи солнца. Тени становились гуще, а воздух – прохладнее и свежее. Тропинка петляла, уводя Михаила всё дальше вглубь леса, пока наконец не привела к бревенчатой избушке. Это был заброшенный охотничий домик. Небольшой, но достаточно уютный на вид и неплохо сохранившийся. Михаил толкнул дверь, и та, тихо скрипнув, пустила его вовнутрь. В углу стояла старая буржуйка, рядом с ней располагался небольшой деревянный столик. На поверхности стола лежали остатки старых пожелтевших газет и пара заржавевших консервных банок. Справа у стены на полу валялся матрас и запас дров. Поскольку вечер был не за горами, перспектива провести ночь в этом домике казалась как нельзя кстати.
Михаил приготовил себе ужин и, устроившись у входа в старый охотничий домик, стал наслаждаться горячим чаем. Ароматный напиток успокаивал и расслаблял, помогая снять напряжение после долгого дня в пути. Закончив с трапезой, он аккуратно разобрал свои вещи и устроился поудобнее на скрипучей кровати, завернувшись в тёплый спальный мешок. С улыбкой на лице Михаил погрузился в мир фантазий, рисуя в воображении невероятные приключения. Его губы растянулись в довольной улыбке, предвкушая рассказ Светлане о своих подвигах.
В его мыслях разворачивалась эпическая сцена встречи с огромным бурым медведем. Михаил представлял себя бесстрашным героем, который, не дрогнув, замер перед грозным хищником. Его воображаемое хладнокровие позволило избежать смертельной опасности, когда зверь прошёл мимо, не заметив его. Фантазия Михаила разыгралась ещё сильнее. Он видел себя умелым следопытом, который, заблудившись в чаще леса, с лёгкостью нашёл дорогу назад, используя лишь природные ориентиры и звёзды. В его голове это выглядело героическим приключением, достойным опытного путешественника. Воображение унесло его дальше, к отвесным скалам. Михаил представлял, как ловко карабкается по крутому склону, цепляясь за малейшие выступы. В его фантазии внезапный камнепад чуть не сбросил его в пропасть, но благодаря невероятной реакции и силе, он удержался на узком уступе, избежав верной гибели. Кульминацией воображаемого приключения стало покорение неприступной горной вершины. Михаил рисовал в уме картины жестокого холода, пронизывающего ветра и густого тумана. Он видел себя храбрецом, преодолевающим все преграды и достигающим пика, где до него не выживал ни один путешественник.
Витая в облаках, Михаил представлял, как Светлана то восхищённо ахала, то заразительно смеялась, слушая его невероятную историю. Он видел её сияющие от восторга глаза и предвкушал момент, когда небрежно предложит ей отправиться вместе в следующее опасное приключение.
Однако по мере наступления сумерек его начали охватывать противоречивые эмоции. С одной стороны, Михаила переполняло возбуждение от ощущения свободы, новизны и приключений. Лес за дверью, погружённый в темноту, околдовывал своей загадочностью – воплощение сказок детства, где каждое дерево и куст могли скрывать неизведанное. Но с другой стороны, постепенно нарастала тревога и тоска по дому. Усталость после долгого пешего перехода смешивалась со смутным чувством одиночества. Впервые оказавшись наедине с дикой природой, Михаил прочувствовал: это переживание перестало быть чем-то далёким, известным лишь по книгам и рассказам. Завывание ветра в кронах деревьев и редкие непонятные звуки заставляли его вздрагивать. Каждое шуршание листвы, каждый хруст ветки сливался в мрачный реквием, играющий на его нервах. Его охватывало лёгкое беспокойство от осознания, что он один, вдали от всего привычного и родного. Воспоминания о доме, уютной комнате, любимом кресле настойчиво вторгались в его мысли. Он вспоминал запахи маминой стряпни, тёплый свет лампы и мягкое одеяло.
Михаил закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на приятных мыслях, но его сознание неумолимо возвращалось к окружающему его лесу. «Я собирался ночевать там, в палатке», – он вспомнил, как изначально планировал установить палатку под открытым небом. Эта тревожная мысль покрыла его тело мурашками. Но несмотря на пугающую новизну ситуации, он чувствовал в себе силы справиться. Михаил знал, что страхи и сомнения – естественная часть этого опыта.
Михаила разбудил громкий птичий гомон, доносившийся извне. Открыв глаза, он увидел комнату, залитую мерцающим серебристым сиянием пылинок, танцующих в золотых лучах, проникающих сквозь зазоры между дверью и дверным проёмом. Поднявшись и открыв дверь, Михаил впустил в дом приятную утреннюю свежесть с ароматами хвои, цветов и влажной земли. Тоска и одиночество, терзавшие его в темноте, отступили, и их место заняли бодрость и воодушевление. Он увидел, что лес – это не пугающая чаща из страшных сказок, а живая, дышащая красотой природа. Недавние страхи и сомнения показались ему наваждением, излечившимся при свете дня. С восторгом он наблюдал, как солнечное сияние освещает росинки на траве, придавая им блеск драгоценных камней. Воспоминания о доме уже не вызывали грусти, а лишь тёплую ностальгию. Михаил понял, что дом всегда будет его ждать, но сейчас перед ним открывается целый новый мир за его пределами.
Позавтракав, Михаил решил заняться дальнейшим исследованием местности. Ещё вчера, придя сюда, он увидел рядом с домиком небольшую речушку, тихую, заросшую по обе стороны кустарником, и заметил, что тропа, по которой он сюда добрался, на этом месте не заканчивается, а уходит дальше, пробуждая интерес к неизведанному. Михаил выбрал охотничий домик в качестве базы, оставив там тяжёлый рюкзак, и решил сначала доисследовать тропу и подняться вверх по реке, а после, немного адаптировавшись к местным условиям, продолжить своё путешествие к снежной вершине.
Михаил осторожно продвигался по почти исчезнувшей лесной дорожке, казавшейся бесконечной. Она извивалась и петляла, временами теряясь в густых зарослях. Он продирался сквозь кустарники, где каждый метр пути отнимал последние силы – окружающая флора превратила простую прогулку в настоящее испытание для тела и духа. Пот струился по лбу, стекая каплями по лицу, смешиваясь с грязью. Его дыхание становилось всё более тяжёлым, грудь судорожно вздымалась. В икрах и бёдрах осела тягучая усталость, отзываясь болезненным эхом с каждым шагом.
Наконец, спустя два-три часа мучительного путешествия, Михаил достиг конца тропы. С большим разочарованием он обнаружил, что ничего особенного здесь не было – дорога ни к чему его не привела. Утомлённый и обессиленный, Михаил повалился на землю, глубоко и тяжело дыша. Изнурение проникло до самых глубин его естества, пропитав каждую фибру тела. Мускулы молили о пощаде, а суставы скрипели при малейшем движении. Усталость растеклась по венам, обволакивая сознание и превращая конечности в неподъёмные глыбы. Всё его существо взывало к передышке. Измождённое тело превратилось в сосуд, до краёв наполненный давящей тяжестью, жаждущий лишь одного – погрузиться в блаженную неподвижность.
Сидя на земле, Михаил вытирал пот со лба, ощущая, как солёные капли стекают по лицу, оставляя солоноватый привкус на губах. Безмолвие окружающего мира звучало как язвительная насмешка, словно сама природа захлёбывалась беззвучным смехом над его жалкими потугами найти что-то значимое. Он вынул из кармана фляжку и сделал жадный глоток воды. Откинувшись назад, Михаил прислонился спиной к небольшому пологому холмику. Прохлада почвы просачивалась сквозь одежду, пока глаза бессмысленно блуждали по сторонам.
Михаил заметил, что лес здесь не такой густой и частый, как везде, а выглядел какой-то проплешиной, похожей на голову стремительно лысеющего человека. Отдельные деревца, как редкие волоски, и кустарник, напоминающий пушок, создавали странное ощущение неестественности, как будто природа отступила, освобождая место для чего-то иного. И тут он заметил что-то ещё… Среди травы и опавших листьев проглядывали неровные очертания, слишком правильные для случайного нагромождения камней. Сердце вдруг вновь забилось чаще, а глаза округлились от потрясения. Он вскочил на ноги и обомлел: перед ним простиралось огромное заброшенное кладбище.
Михаил не мог поверить своим глазам. Разглядывая облупившиеся и повреждённые временем и непогодой каменные плиты, он ощутил смесь ужаса и любопытства. «Здесь когда-то жили люди… Много людей!» – мысль молнией пронзила его сознание. «Как здесь вообще можно было жить?»
Первоначальный шок постепенно уступал место более глубоким чувствам. Чем дольше Михаил всматривался в руины былой жизни, тем сильнее его охватывала щемящая тоска. Старый погост, место давно забытое и оставленное, словно шептал ему истории о людских судьбах, канувших в лету. Волна грусти накрыла Михаила, и он ощутил болезненную связь с теми, кто когда-то ходил по этой земле. Это открытие вселило в него мысли о бренности человеческой жизни и о том, как всё преходяще.
Он медленно побрёл назад к охотничьему домику и вернулся в своё временное убежище, когда солнце уже начало касаться вершин. Вечерняя прохлада, спускающаяся с гор, приятно освежала после жаркого дня. Он развёл небольшой костёр в очаге перед домиком, наблюдая, как языки пламени танцуют в сгущающихся сумерках. Долго сидел Михаил у огня, размышляя о том, что видел и чувствовал; наконец, вернувшись в домик и прилегши на кровать, он закрыл глаза, и его мысли медленно слились с ночными звуками леса.
Проснулся Михаил посреди ночи от барабанящих по крыше избушки дождевых капель. В темноте его разум вновь сосредоточился на заброшенном кладбище. Он представил, как эти холодные ливни беспощадно хлещут по полуразрушенным надгробиям. Вода просачивается сквозь трещины в камне, постепенно разрушая эти безмолвные памятники. Михаил подумал о том, как дожди и ветра, не ведая устали, год за годом безжалостно стирают следы человеческого присутствия в этом забытом месте. В ритмичном стуке капель он различал эхо вечности, напоминание о неумолимом ходе времени. Этот дождь превратился для него в слёзы небес, оплакивающие забытых и всеми оставленных усопших, прозябающих в забвении. Каждая капля несла в себе тоску по тем, чьи имена стерлись с надгробий, чьи жизни растворились в бесконечности времени.
Дождь лил безостановочно девять дней подряд и вовсе не собирался отступать. Лес оказался плотно закупорен сверху густыми свинцовыми тучами. Было так темно, что даже в полуденное время царила сумеречная тьма. Из тихой речушки у домика возник неистовый поток. Вода с грохотом неслась вперёд, расширяя берега и выплёскивая накопленную мощь. Температура заметно упала, и воздух стал пронизывающе холодным. Холод нашёл в Михаиле замечательного проводника, путешествуя по его телу с азартом первопроходца. Ведь худые люди – превосходные термометры, моментально реагирующие на малейшие изменения температуры. Физика здесь проста: чем меньше предмет, тем меньше времени нам придётся ждать, пока он остынет. И этот закон природы беспощадно демонстрировал свою власть над тощим телом Михаила: остывал он со скоростью чашки кофе, забытой на подоконнике в декабре. Он отчаянно кутался в свитер и всё, что мог найти в своём рюкзаке, сожалея о том, что не взял с собой что-нибудь потеплее.
Не могу не согласиться, что для покорителя заснеженных вершин Михаил экипировался довольно необычно, упустив из виду, что из-за особенностей ландшафта погода в горах может быть непредсказуемой. Ведь специфика рельефа формирует уникальный климат, отличный от обширных равнинных территорий: горные массивы препятствуют движению воздушных потоков, затрудняя их преодоление. Поэтому противоположные склоны часто характеризуются различными условиями – неравномерным распределением осадков и значительными перепадами средних температур.
Но я хотел бы попытаться объяснить поступок своего подопечного, чтобы у читателя не сложилось ошибочное мнение о его образованности и не возникли далеко идущие выводы о системе нашего образования в целом. То, что снег в мае-июне-июле вряд ли чем-то отличается от февральского снега – это верно. Однако не следует забывать, что Михаил сформировался в условиях исключительно городской парадигмы. Представьте себе человека, который всю жизнь провёл в городе. В его мире климат поддаётся прогнозам на основе данных с метеостанций – осадки в городских равнинных условиях скоротечны и предсказуемы, что создаёт ощущение контролируемости природы. Он может регулярно смотреть телевизор и читать газеты, узнавая о погодных катаклизмах в дальних краях, но эти сведения остаются для него абстракцией, лишённой реального опыта.
Для городского жителя, не покидавшего пределы мегаполиса, горы – это что-то вроде экзотической картинки, увиденной в туристическом буклете. Таким образом, человек, выросший в городе, лишён опыта и интуитивного понимания природных явлений, характерных для горных регионов. Он знает о погодных изменениях лишь теоретически, без глубокого осознания, что горы требуют особого отношения и подготовки. Это сравнимо с тем, как можно знать правила дорожного движения, но до конца не понимать, как вести себя в экстремальных ситуациях на дороге, не имея реального водительского опыта.
Шум воды и треск дров в старой буржуйке заменили Михаилу привычные развлечения – радио и телевизор. Он сидел у открытой двери, глядя на завесу дождя, и размышлял о том, как неожиданно непогода может изменить все планы, не считаясь с человеческими намерениями и напоминая о своём могуществе самым неожиданным образом. Его подавленное настроение омрачалось осознанием того, что отпуск близится к концу, а он уже вторую неделю сидит на одном месте, запертый в маленьком охотничьем домике, ставшем его временным пристанищем.
Говорят, что бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как работают другие люди. Работая слесарем на заводе, Михаил часто просиживал часы напролёт, наблюдая за тяжёлым, монотонным трудом рабочих цеха. Теперь же, сидя в домике посреди леса, вдали от каких-либо очагов цивилизации, он на собственном опыте убедился и в двух других вещах.
Подтянув колени к груди, он бесцельно смотрел на танец огня в старой печурке. Пламя жило своей загадочной жизнью на поленьях. Огненные лепестки вздымались к потолку, затем опадали, лаская дрова. Янтарно-оранжевые всполохи сплетались в мимолётную вязь узоров. Искрящиеся звёздочки вырывались из огненного плена, устремляясь ввысь и растворяясь в воздухе. Сердце пламени ослепляло белизной жара, окаймлённого голубыми струйками. Края пылающего полотна переливались от насыщенного рубина к сверкающему золоту, а лазурные оттенки добавляли глубины и многогранности огненной палитре. В основании очага тлеющие угли мерцали нежным светом, завершая картину гармоничным аккордом. Оранжево-красные всполохи порождали иллюзию движения, а тени от огня чертили призрачные картины на стенах комнаты. Жар от очага сопровождался уютным треском горящих поленьев, наполняя пространство особой атмосферой.
Лежа на кровати, он безучастно смотрел на стену непроглядной серой хмари, простиравшейся за распахнутой дверью. Сквозь плотную завесу ливня Михаил различал лишь смутные силуэты ближайших деревьев. Их ветви тяжело клонились под грузом налипшей влаги, роняя струйки на уже промокшую до последней травинки землю. Наблюдал за тем, как миллионы капель разбиваются о влажные доски порога у самых его ног, забрызгивая его мельчайшими брызгами.
Михаил, закутанный в полиэтилен, время от времени выбирался наружу, чтобы взглянуть на разбушевавшуюся речушку. Обычный спокойный поток превратился в неистовый, вырвавшийся из берегов и окрашенный в тёмно-серый цвет от поднятого со дна ила. Вода с оглушительным рёвом неслась вперёд, сметая всё на своём пути. Стремительный поток безжалостно вырывал с корнем прибрежные кусты и молодые деревца. Их ветви, охваченные водоворотами, кружились в неукротимом вальсе, прежде чем исчезнуть в пенных бурунах. Речные камни громыхали, перекатываясь по руслу. Их стук, приглушённый рёвом воды, создавал мощную увертюру природной стихии. Прибрежный песок, размываемый мощными потоками, окрашивал воду в мутные оттенки, придавая ей ещё более грозный вид. Пена, образованная бурлящими водоворотами, собиралась в большие хлопья, которые неслись по поверхности воды и разбивались о выступающие из воды препятствия. Берега реки, не выдерживая напора воды, местами обрушивались, увеличивая ширину потока. Оголённые корни деревьев цеплялись за землю, сопротивляясь мощи стихии. Некоторые стволы, подмытые водой, накренились над рекой, готовые в любой момент рухнуть. Михаил наблюдал, как привычный ландшафт видоизменяется под воздействием необузданной силы природы. Размышляя о двойственности природы, он осознавал, что в этом неистовом потоке заключена не только разрушительная мощь, но и созидательная сила, способная изменить русло реки, создать новые отмели и острова, принести плодородный ил на поля. Эта мысль заставляла его по-новому взглянуть на бушующую стихию, видя в ней не только угрозу, но и источник обновления.
В глубине души Михаил чувствовал себя запертым не только физически, но и эмоционально. Стены избушки, ставшей ему спасительным убежищем, давили на него, усиливая ощущение изоляции. Он скучал по дому, по привычному уюту и теплу, которые были теперь такими далёкими и недостижимыми. В его мыслях всплывали яркие, почти осязаемые картины: уютная комната с мягким светом настольной лампы, отбрасывающей тёплые блики на стены; любимое кресло, в котором он так любил сидеть по вечерам; тёплое одеяло, в которое можно завернуться холодными ночами. Он почти физически ощущал запахи маминой стряпни – аромат свежеиспечённых сдобных булочек с корицей, смешанный с терпким запахом свежезаваренного чая из любимой фиолетовой кружки. Эти воспоминания были для него как спасительная соломинка, за которую он хватался, чтобы не утонуть в своём унынии. Они согревали его душу, давая силы противостоять гнетущей реальности. Михаил закрывал глаза и погружался в эти образы, позволяя им на мгновение унести его прочь от сырости, холода и одиночества, окружавших его сейчас. Каждая деталь из прошлого – звук маминого голоса, зовущего к ужину, шорох страниц учебников, мягкость домашних тапочек – становилась драгоценным сокровищем, бережно хранимым в памяти. Эти воспоминания не только утешали, но и обещали скорейшее возвращение домой, где он снова окунётся в ауру любви и заботы, которой ему так не хватало сейчас.
Вторничный день склонялся к вечеру, когда стихли последние капли непрерывного дождя, две недели неустанно стучавшего по кровле укрытия Михаила. Солнечные лучи, прорываясь сквозь разрежённые облака, окрашивали окрестности в тёплые охристые оттенки. Дождевые капли на траве и листве сверкали миниатюрными радугами. Природа, освободившись от оков ненастья, вздохнула полной грудью и зазвучала мириадами голосов. Древесный полог наполнился птичьей разноголосицей. Отовсюду доносились звонкие рулады, радостные свисты и щебет – пернатые вели оживлённую беседу после вынужденного безмолвия. Воздух, насыщенный ароматами влажной хвои и альпийских трав, вибрировал от жизни. Лес, сбросив гнетущий пепельный покров туч, преобразился в живой, яркий фестиваль красок и звуков.
Очарованный этим пробуждением тайги, Михаил застыл у домика, вдыхая свежесть омытого дождём леса. Морщинки в уголках глаз сложились веером – настолько широко и искренне он улыбался. Михаил почувствовал, как вместе с солнечным теплом и пьянящим ароматом горных растений в него вливается жизнеутверждающая энергия, и ощутил себя не посторонним зрителем, а неотъемлемой частью этого природного великолепия. Его худощавая фигура напряглась, когда он набрал полную грудь воздуха и, запрокинув голову, затянул песню на слова Ю. Энтина:
Слышу голос из прекра-а-сного далёка…
Его нестройный голос, напоминающий скрип несмазанных петель, разнёсся по округе.
Голос утренний в серебряной росе-е…
Михаил, воодушевившись, размахивал своими тонкими руками, дирижируя невидимым хором. Его длинные пальцы выписывали в воздухе замысловатые узоры, а сам он кружился на месте, взбивая мокрую траву потрёпанными ботинками.
Слышу голос, и маня-а-щая доро-о-га…
Его молодое лицо раскраснелось, глаза сияли, а непослушные пряди на макушке встали торчком, придавая ему вид взъерошенного воробья.
Кружит голову, как в детстве карусе-е-ль!
Припев он исполнил с таким воодушевлением, что его кадык заходил ходуном, а жилы на шее вздулись:
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко…
Когда песня наконец стихла на словах «я начинаю путь», в лесу воцарилась почтительная тишина. Михаил оглядел притихший лес с мечтательной улыбкой, готовый отправиться в своё собственное «прекрасное далёко».
Оставалось всего несколько дней до возвращения домой, и перед Михаилом возник вопрос: вернуться поскорее назад, пока погода опять не преподнесла свои сюрпризы, или же рискнуть и провести оставшееся время, бродя по горам. Немного подумав, он решил, что далее никуда не пойдёт, а лишь прогуляется вверх вдоль речушки в поисках её истока.
Утром Михаил поднялся бодрым и целеустремлённым. Перекусив на скорую руку, он устремился в путь. По мере продвижения по намеченному маршруту речной поток сужался и мелел; вода становилась кристальнее и студёнее; лес переходил в редкие кустарники; трели пернатых сменялись свистом ветра. Речка, утратив свою мощь, превратилась в игривый ручеёк, петляющий между валунами и поваленными стволами, который вскоре исчез среди громадных глыб, хаотично разбросанных в двухстах метрах от вершины.
Поднявшись выше, Михаил обнаружил, что вода ушла под камни, в недра горы. Он сел на валун, открыл банку с тушёнкой и задумался о происхождении реки. Прежде он полагал, что она образуется от таяния снежных шапок. Однако здесь, на вершине, было сухо – никаких признаков влаги. Размышляя, он предположил, что внутри промерзающей зимой горы могут существовать подземные ледяные резервуары, наполняемые дождевой водой, просачивающейся сквозь породу. Погружённый в эти мысли, Михаил жевал говядину, пока его взгляд блуждал по окружающему пейзажу.
Внизу раскинулось «зелёное море», заполнявшее всё пространство между горными хребтами. С высоты перевала лесной массив выглядел мистическим, играя всеми оттенками от глубокого изумруда до нефритовой зелени и светлого лайма. Солнечные лучи, перемежаясь редкими облаками, высвечивали отдельные участки леса, создавая калейдоскоп из ярких пятен и теней. Порывы ветра пробегали по кронам деревьев, раскачивая лес, придавая ему вид живого, дышащего покрова – волны перекатывались от склона к склону, усиливая сходство с морской поверхностью. И только отдельные макушки высоких пихт нарушали этот плавный контур. Они колебались не в ритм, а с некоторым запозданием, словно неторопливые великаны, не спешащие подчиниться прихотям ветра. Складывалось впечатление, что эти величественные деревья живут в своём собственном временном измерении, где ритм жизни течёт медленнее и размереннее. В этом неспешном движении пихт чувствовалась особая мудрость: они напоминали наблюдателю о важности стойкости и умении противостоять мимолётным порывам, сохраняя свою сущность и корни.
