Kitabı oku: «Письмо постороннего критика в редакцию нашего журнала по поводу книг г. Панаева и «Нового поэта»», sayfa 8
Когда вы заговорили о свисте, я вспомнил одно стихотворение в «Современнике» или в его свистке. В памяти моей осталось только три или четыре стиха, и то без всякой связи с предыдущими:
….Ученый Бабст стихами росенгейма
Там подкрепляет мнения свои….
далее не помню; или вот эти: там, в Москве, где
Как водопад бушует Русский Вестник,
Где Атеней, как ручеек журчал….
Бог знает почему иногда удержится в памяти один какой нибудь стих, да и то не всегда лучший, между тем как другие все улетучиваются. Это «почему» тоже, милостивый государь, вопрос, о котором Гейне, например, написал бы чудных две-три страницы. Что касается до меня, то я знаю только, что он их уже не напишет, и потому опять говорю, что ваш намек о свисте напомнил мне свисток, а потом и это стихотворение. Ужь не на него ли вы так ополчились? Ну что ж, что г. Бабст подкрепляет свои мнения стихами г. росенгейма. В этом ничего нет предосудительного. Пусть подкрепляет, хотя мне лично, милостивый государь, нравится более г. Лилиеншвагер. У всякого свой вкус, и я уверен, что г. Бабст, как человек очень умный, судя по его сочинениям, а главное, как человек весьма талантливый, только улыбнулся, прочитав о себе это двустишие. «Русский же Вестник» должен был остаться очень доволен тем, что его сравнили с водопадом.
Но я чувствую, что говорю о пустяках. В этом виновата ваша же серьёзная статья… по поводу разных пустяков, потомучто в свисте, о котором вы так торжественно говорите и который вы очевидно приберегли к концу, как иной поэт приберегает к концу свой наилучший стих, чтоб поразить, ошеломить, убедить слушателя или читателя – ровно ничего не было серьезного.
«Как только раздался свист – его могло остановить общество, могло и поощрить тоже общество.»
А за чем? позвольте спросить. Зачем останавливать? Пусть свищут. Они иногда очень смешно свищут. И то ужь хорошо, что покрайней-мере можно свистать. И без вас найдется много охотников прекращать, искоренять и очищать. Пусть себе свищут! Если свист будет кстати, общество, к которому вы взываете о приостановлении его, будет в выигрыше. Если же он окажется дурным, то, поверьте, он сам собою прекратится: само общество прекратит его. Покойный Булгарин свистал бывало каждую субботу и досвистался до того, что убил в общем мнении свою газету, хотя на нее и подписывались. Не понимаю, о чем вы хлопочете. Знаменитый свисток едва ли уже не покончил своего существования. Покрайней мере редакция Современника в объявлении об издании своего журнала на 1861 год необыкновенно робко и то в выноске и мелким шрифтом упоминает о нем. А далеко ли то время, когда она с гордостию считала свисток своим важнейшим отделом, употребляя на него лучшия свои силы. Пусть будет он и важнейший, но зачем вы-то придаете ему такое огромное значение. Вещи часто становятся важными не потому, чтоб сами по себе были важны, а потому что все считают их таковыми. Вы как будто боитесь, чтоб он вместе с другими нашими шуточными журналами не увлек нашей публики, не совратил с настоящего пути нашего общества. Пустые страхи. Публика уже не прежний ребенок, веривший когда-то всякому печатному слову. В последния двадцать лет она кое-что прочла и кое над чем крепко задумывалась. Пусть свищут; дайте полную свободу этому свисту; пусть публика прислушается к нему. Это будет полезно и для вас, писателей и журналистов. Вы подметите, чему она будет сочувствовать, от чего она будет с омерзением отвращаться. Для вас тут отличный случай узнать ее покороче. Ведь что ни говорите, а она еще сфинкс для вас, и вы ее почти не знаете. Вы взываете к обществу и говорите, что общество должно прекратить этот свист. Оно и прекратит его, если он часто будет сбиваться с тону и вместо смеха, то добродушного, то колкого, станет подчивать его площадною бранью и вовсе неостроумными ругательствами. Смеяться и заставлять других смеяться дело вовсе нелегкое, милостивый государь. Чтоб смеяться, нужно сперва знать, над чем смеяться, потомучто смеяться надо всем без разбору значит ни над чем не смеяться. Вы говорите:
