Kitabı oku: «Там моя мама живёт», sayfa 3
Когда я поступил на первый курс университета передо мной встал, как и перед любым молодым человеком, вопрос о заработке. Подошёл к концу сентябрь, у детей из общежития, в котором я жил, закончились деньги. Другого слова подобрать мне не позволяет моя совесть: конечно же, это были дети, им было по восемнадцать лет, но тот уровень жизни, который поддерживался их матерями, не позволял им быть самостоятельными. Мы можем только с восхищением перечитывать страницы романа «Обломов», где рассказывается о воспитании Андрюши Штольца, но мы сами своих детей будем оберегать, холить и лелеять, пока вконец не угробим их жизнь своей опекой. Так вот, синдром первокурсника заставил этих детей звонить родителям и просить денег, помимо всякого провианта, который они, кстати, регулярно получали из дому. Я же знал, что, кроме мешка картошки и овощей с огорода, мне ждать нечего. Я и раньше никогда не сидел без работы, с момента моего первого заработка на велосипед я уже пробовал себя и маляром, и отделочником, и плиточником. Но в этот раз я решил вопрос куда проще: возле университета, на Караульной горе, стояла школа, куда я и устроился сторожем. Вечером я закрывал все двери, устраивался на кушетке и спал до шести утра, проснувшись, открывал школу и после сдачи смены шёл на занятия.
Как-то, чувствуя пробуждающийся голод, я заглянул к соседям по общежитию, которые были примечательны тем, что оба были из Якутии: эвенк Вася и якут Егор.
Надо сказать, что разговаривали они по-русски очень мало и плохо, между собой общаясь в основном по-якутски. В комнате стоял устойчивый запах «Доширака» или «Роллтона»; было понятно, что их пищевой рацион опирался на этих производителей лапши. Когда мы разговорились, мне предложили запарить этот фантастический деликатес, заметив, что сами они ели не так давно. В поисках пакета лапши я открыл холодильник и оторопел: полки были завалены различными продуктами, а морозильник забит до отказа мясом, в общем, для приготовления нормальной пищи было абсолютно всё, что нужно. Отказавшись от поиска лапши, я сходил к себе в комнату за картофелем, захватил лук и морковь и тут же вернулся к моим вновь приобретенным друзьям.
– Егор, а почему вы не готовите еду? У вас же полный холодильник продуктов.
– Ванёк, мы не умеем, недавно уже как-то варили мясо, а что дальше делать, не знаем.
По соглашению сторон о взаимной кооперации, было выдвинуто решение приготовить гороховый суп, именно эти бобовые я увидел на полке рядом с солью. Мы разделили обязанности: Вася нарезал мясо, Егор сходил за водой и замочил горох, я сел чистить овощи. После того как мы совместными усилиями сотворили целую кастрюлю горохового супа, счастью моих друзей не было предела. Практически сразу мы уговорили эти три литра с буханкой бородинского хлеба, а потом довольные и сытые якуты завалились на кровать пузом кверху.
Мне пришлось покинуть товарищей на какое-то время, вполне возможно, что меня не было неделю. Когда я открыл дверь комнаты своих соседей, на меня стал переть буром уже совсем другой запах: в помещении стояла такая густая и непрошибаемая вонь, что, казалось, будто они пердели всю неделю и ни разу не проветривали. Спасая своё обоняние от газовой атаки, я раскрыл дверь и окна настежь.
– Вася, вы что тут устроили? Осталось только спичку поджечь, и взлетим все на воздух.
– Это, наверно, от супа твоего так получилось. Мы уже неделю его варим.
– Вась, а другую крупу, не горох, засыпать в кастрюлю почему не догадались?!
– Ванёк, ну ты такой интересный, ты же нам это не показывал ещё!
На столе стояла кастрюля с ошметками только что съеденного горохового супа. Я понял, что нужно опять спасать своих друзей, но теперь уже от неминуемого отравления метаном после такой диеты. Мы опять сварили мясо, почистили овощи, но теперь вместо гороха добавили мелкую лапшу. Прекрасный обед был на столе, мы попробовали – получилось очень вкусно. А я понял, что моих товарищей нужно немного контролировать.
Моему любезному читателю нужны будут небольшие пояснения, которые касаются этих замечательных детей из прекрасной Якутии. Я их, конечно же, дам, тут всё очень просто: в самом большом регионе России есть улусы, это такие районы с муниципальным управлением, называются они так же, как центральное поселение. Внутри этих улусов есть наслеги – сельские поселения, которые зачастую называются так же, как центральное сельское поселение. Один улус по площади может занимать территорию нормального европейского государства, типа Венгрии, Болгарии или Чехии. Жить же в одном наслеге может как несколько тысяч человек, так и несколько сотен, так что организовывать полную среднюю школу для таких малочисленных поселений нет возможности. Учиться в начальной школе можно и в своём наслеге, но для того, чтобы окончить среднюю школу, надо ехать в районный центр улуса, иногда за сотни километров. Поэтому в районных центрах существуют школы-интернаты, куда дети приезжают в десять-одиннадцать лет и живут дальше без мамы и папы, возвращаясь в родные наслеги только на летние каникулы.
Естественно, в интернате организовано питание и созданы все условия для полного проживания, так что никто не учит детей готовить себе еду или клеить обои. С последнего навыка мы и начали наше дальнейшее знакомство с жизнью взрослого человека. Я сварил клейстер, Егор сходил за обоями, мы с Васей нарезали их на полосы, и все вместе обклеили всю комнату буквально за день. Затем мы немного прибрались. Я убедил друзей, что будет намного лучше, если поверх дырявого линолеума мы положим ковролин, и наш следующий свободный день был посвящен выбору и укладке этого напольного покрытия. В помещении стало гораздо опрятнее и уютнее. Я объяснил ребятам, что разуваться лучше на входе, что надо делать сухую и влажную уборку хотя бы раз в неделю. В общем, эти детки стали взрослыми мужиками, которые смогут о себе позаботиться, организовать быт и уют в доме. Не последнюю очередь в этом становлении сыграл, конечно же, русский язык.
Пока мы наводили порядок, нам нужно было обсуждать какие-то рабочие моменты, ребята очень быстро все схватывали и понимали меня с полуслова. Позже я заметил, что оба начали общаться с одногруппниками, а ведь раньше они смотрели букой и практически ни с кем не разговаривали. Дальше стало совсем интересно – мои друзья ударились в чтение. Однажды я застал Васю с книгой философа Лосева. Для меня это было полнейшей неожиданностью, потому что понять, как он на неё вышел и что ему показалось интересным в этом увесистом томе в шестьсот страниц, с «умным» названием, было абсолютно невозможно.
Прошёл год. Мы успели пройти дистанцию от практически не говорящих по-русски детей до умудрённых опытом и жизненными знаниями мужей. И тут случился любопытнейший курьёз. Ребята всё больше разговаривали между собой по-русски, и вдруг их статусу билингва встретилось серьёзное испытание – надо было позвонить домой и пообщаться с родными. Мы с Васей пошли на почту, он заплатил за таксофон и зашёл в кабинку. Когда начался разговор, я заметил на лице моего товарища выражение какого-то задумчивого напряжения; мама очень быстро говорила ему что-то по-якутски, а он, уже отвыкнув от родной устной речи, въезжал в неё с трудом и лепетал что-то не особо уверенно. Мне очень нравятся на этот счёт слова Шерлока Холмса про сравнение человеческого мозга с чердаком для хранения вещей, но я всё же уверен, что любой навык, а особенно навык устного языкового общения, необходимо постоянно развивать, иначе он утрачивается, и слова уже не так ловко вылетают изо рта. Чтобы закончить эту историю, хочу сказать, что каждый нашёл свою якутяночку и стал отцом замечательных детей.
Помимо поступавших в университет сразу после школы, были ещё и те, которые стали учиться дальше и окончили техникум. Как раз из одного такого техникума в Улан-Удэ и были мои соседи по комнате. Мы жили вчетвером, ходили на занятия – каждый по собственному расписанию, общались и делились проблемами и достижениями в учёбе. Я до сих пор благодарен судьбе и коменданту общежития за свою жизнь с бурятами. Мы очень быстро нашли общий язык, так как они отучились четыре года в техникуме и разительно отличались от тех детей, которые прилетели в общежитие из-под крыла своих мамочек. У нас в комнате сразу было составлен график уборки, еду мы готовили сообща, готовились к занятиям, не мешая друг другу. Они понимали, что, приехав за полторы тысячи километров, нет никакого смысла пропускать учебу и валять дурака.
Программа для трехлетки, после техникума они учились не пять лет, как мы, а всего три года, была составлена с включением базовых школьных предметов: химии, английского языка, математики, физики. Понятно, что в техникуме никто не делал упор на их изучение, и давались они ребятам теперь с трудом. Мне было достаточно легко слиться с их группой, поэтому иногда я помогал им на контрольных срезах и на зачётах по предметам. Однажды я вытащил всю группу на зачёте по английскому языку, каждому из них давали небольшой кусочек текста, необходимо было перевести и зачитать перевод преподавателю. Сидя в аудитории на задней парте, я диктовал то сидящему слева, то сидящему справа по одному предложению, они очень быстро записывали и шли отвечать с готовым текстом. В общем, между нами сложилась крепкая дружба, вся группа знала меня в лицо и очень уважала.
На одном из мероприятий землячества студентов из Бурятии мне предложили сходить на дискотеку в местный клуб вместе со всей группой. Дело было в субботу вечером, у меня был на работе выходной, и я решил, что это хорошая идея. Довольно быстро добравшись до клуба, мы заполнили собой почти всё помещение. Нас было человек двадцать, и здесь кучковалась ещё и местная молодёжь, но я не думаю, что мы как-то особо мешали друг другу. Однако очень скоро вечер перестал быть томным. Вычислив меня как звено, отличающееся от компании бурятских парней и девушек, какой-то верзила стал толкать меня и взглядом приглашать на выход из заведения. В принципе, я понимал, что ничего хорошего меня на улице не ждёт, вроде каких-то дежурных попыток вымогательства денег, но трусить и убегать никогда не было в моих правилах. Вытолкнув меня наружу и преграждая мне пути для побега, верзила достал из кармана кастет и начал примерять его то на левую, то на правую руку, объясняя мне всю ничтожность той суммы, которая будет вынута у меня из кармана.
Внезапно из клуба высыпала вся группа бурятов и взяла нас с верзилой в аккуратный кружок. Я был абсолютно уверен, что драки не избежать и агрессор попытается хотя бы защитить свою поруганную честь и вмазать кастетом по нескольким лицам. Но тут слово взял мой сосед по комнате Миша: он развернул наш диалог на сто восемьдесят градусов и объяснил верзиле, что любому человеку в городе, который попытается связаться со мной или с его товарищами по группе, будет так плохо, как никогда и не снилось. Разумеется, Миша разбавлял суть сказанного доступной ему лексикой по фене, чтобы верзиле было легче переварить. Как ни странно, хулиган убрал кастет и поспешил ретироваться, мы же все вернулись в клуб.
В пику этой истории хочу рассказать другую, когда мне было стыдно за своих одноклассников. Все происходит зимой. Точно такая же дискотека в клубе, но в Ачинске, не помню, в каком мы классе, но нам по семнадцать лет. Все танцуют, общаются, я замечаю, что парней из моего класса в помещении нет, может быть, все они двинули на улицу глотнуть свежего воздуха. Я одеваюсь, выхожу на площадку перед клубом и вижу точно такой же кружок. Вхожу внутрь, вижу всех моих одноклассников и других парней из нашей школы, а в центре какой-то коротышка явно младше нас лупит ногами Серёгу из моего класса, а тот стоит и то ли от неумения драться, то ли от эмоций никак не закрывается и не отвечает. Я отвешиваю коротышке пинка, вытаскиваю Серёгу из круга и начинаю уводить его от возмущенной ватаги. В след мне кричат что-то наподобие «сами разберутся» и «ты не должен был влезать», но мне так обидно из-за предательства одноклассников, что я не отвечаю и иду вместе с Серёгой до его дома.
Что, вы думаете это случайность? Это какое-то стечение обстоятельств? Нет, держите ещё одну, почти такую же историю. У нас в школе урок астрономии, преподаватель по физике, которая ведёт у нас этот предмет, приглашает вечером посмотреть на звёзды в телескоп. Ну замечательно, все собираемся в школе к назначенному часу. К сожалению, мы не запираем дверь школы, что оказалось впоследствии крайне опрометчивым поступком. Смотрим, любуемся на звезды. Нас, наверное, человек двадцать, парней и девушек примерно поровну. Свет в зале на верхнем этаже школы мы не включали, в окнах темно. Внезапно забегает на этаж троица каких-то посторонних людей. Я мгновенно сообразил, что они осведомлены о нашем присутствии. Они сразу же начинают месить всех без разбору и без объявления войны. Я всегда был не дурак подраться, поэтому никуда не убегаю и связываю своим сопротивлением двоих нападавших. Третий получает отпор от моей одноклассницы Анечки. Пока мы весело буцкались, почти все разбежались. Так как преподаватель физики не могла убежать и оставить нас наедине с нападавшими, она поспешила к рубильнику включить свет. Как раз в этот момент кто-то выключил свет мне – ботинком по лицу, я выпустил из захвата товарища, с которым нас соединяла взаимная ненависть. Зажегся свет в коридоре, учительница с грозными криками стала возвращаться к месту побоища, а троица устремилась к выходу из школы. Мне было обидно за свою физиономию, и я пустился за ними в погоню, но, видимо, так сильно болел от ударов живот и горело лицо, что пришлось остановиться на крыльце и прокричать какие-то угрозы им вдогонку.
На следующий день у нас с одноклассниками состоялся весьма впечатляющий разговор.
– Толя, ну ладно эти малахольные разбежались, но ты-то в два раза меня сильнее, в спортзал ходишь, штанги такие тягаешь, с гирями управляешься как с коробками спичек.
Толяша молчит, не оправдывается.
– Ваня, ты не понимаешь, мы знаем этих людей, они нас потом по одному пощелкают.
– Послушайте меня, ребята, и запомните мои слова раз и навсегда. Если мы будем бросать друг друга в драке и не защищать наших девушек, то нас любой сможет пощёлкать, кем бы он ни был. Аню нашу никто больше не тронет, потому что будут знать – она может за себя постоять. А вы так и будете бегать и прятаться, как тру́сы, потому что однажды испугались получить по морде.
Чтобы закончить тему мужского воспитания, я добавлю небольшую совсем историю из школьной жизни в Казахстане. Там, как и везде, школьники иногда дерутся, причём я всегда только защищался. Мама подарила мне наручные электронные часы с кукушкой, которые произносили время голосом, это было очень необычно, и часы мне жутко нравились. На переменах я забредал под лестницу и нажимал на кнопку, чтобы послушать, как они говорят время. Мне не хотелось, чтобы одноклассники завидовали, и я не делал это при них. В очередной раз зайдя под лестницу, я неожиданно встретил там парня из старшего класса. Он недвусмысленным образом попытался снять часы у меня с руки, но я оттолкнул его, и он затылком ударился об бетонные ступени. Между нами завязалась драка, я один раз удачно попал ему в челюсть, его рука в этот момент держала меня за рубашку, послышался треск рвущейся ткани, и я решил, что мне пора убираться. Домой я пришёл с тяжёлым чувством, но, по крайне мере, часы мои были у меня на руке. Мама не стала меня ругать, хотя я ничего ей не рассказывал, но зашивая рубашку, тяжело вздохнула и изрекла:
– Тебя побили.
– Нет, я подрался.
– Если бы ты дрался, то рубашку зашивали бы в другом месте.
* * *
Мне очень трудно себе представить чиновника или начальника любого уровня в Лондоне, Пекине, Париже или Берлине, который бы говорил своим гражданам: а давайте сделаем как в Москве, пусть у нас будет как в России. Никто в мире, кроме нас, не использует шаблонные решения, тем более не пытается сделать как у нас. Это величайшая глупость, идя вслед за кем-то, ты никогда не будешь первым. Однако в год моего поступления в университет наша страна присоединяется к Болонскому процессу, на следующий год после моего выпуска уже стали набирать бакалавров и магистров, я, к своему удовольствию, окончил учебное заведение в качестве специалиста – инженера.
Что происходит дальше? В 2023 году, после двадцати лет блуждания по пустыне, отец наш родной вывел из Болонской системы высшую школу России. А теперь внимание, вопрос: зачем мы вообще туда входили? Что нам там было нужно, кроме затрат на лишние бумажки-дипломы, которые мы сами у себя даже не признаём? Неужели мы думали, что кто-то в мире примет за чистую монету эту профанацию, которая на самом деле является лишь потемкинской деревней? Человеческий капитал точно так же, как и любой предмет из реального мира, либо есть, либо его нет вовсе. Что вам скажет продавец в магазине, если вместо денег вы попытаетесь всучить ему фантики?
Когда мною принималось решение о поступлении в университет, я руководствовался двумя очень простыми соображениями: необходимо узнать как можно больше о том крае, где предстоит жить и работать; надо стараться делать что-то полезное, то, что будет действительно востребовано. Поэтому выбор пал на лесоинженерное дело: мне оно представлялось наиболее сообразным с центром Сибири, а профессию инженера до сих пор считаю одной из наиболее важных, наряду с профессией педагога и врача. Я не бежал за модой на юристов, экономистов и управленцев, мне почему-то всегда казалось, что важнее заниматься саморазвитием и собственной территорией, что починить дверь в подъезде и заменить трубопровод в садовом обществе гораздо важнее, чем триста раз написать, посчитать и сказать об этом.
Моя ещё советская университетская профессура, которой я до сих благодарен, видимо, перед выходом на пенсию, поклялась самой себе, что не выпустит с дипломом инженера ни одного идиота. На первом курсе поток состоял из ста пятидесяти человек, по тридцать в группе. В моей группе до диплома дошли девять человек, а защитились – восемь. Общая картина по потоку не сильно отличалась от нашей: думаю, из первоначального количества студентов навряд ли осталось больше пятидесяти человек. Причём все пять лет нас драли как сидоровых коз, к чести преподавателей, не было ни одного момента, когда бы кто-то пожалел нерадивого студента. Даже эпизод заключительной стадии работы над дипломом был потрясающе показательным. Я несу диплом на рецензию экономисту, дабы получить одобрение своим выкладкам по экономической части. Она берёт мою уже подшитую рукопись, видит, что там много воды не по делу, выдирает прямо из середины все листы моей «экономики», закрывает ее и отдаёт мне обратно, произнося тоном, не терпящим возражений: «Защищайся как инженер!»
Диплом я защитил на отлично. Получив этот условный вексель на выходе из вуза, мне стало понятно, что образованный человек – не тот, кто всё знает, а тот, кто знает, где достать то, чего он не знает. Конечно, попыток найти работу по специальности была уйма, но я продолжал параллельно пополнять свой багаж знаний, не останавливаясь и не зацикливаясь на уже пройденном. Рынок труда говорил мне о том, что очень часто платят не столько за знания, сколько за условия, в которых ты работаешь. Мастер на производстве в городе получает почти столько же или даже меньше, чем любой рабочий на вахте в условиях Крайнего Севера. Когда мне пришёл вызов на работу вахтовым методом стропальщиком, я ни разу не усомнился в правильности своего выбора, собрал сумку и поехал.
За три года я заработал на двухкомнатную квартиру, получил повышение и женился. Конечно же, был пройден достаточно сложный путь, и преодоление трудностей стало нормой, но в конкурентных условиях это ожидаемый итог. Вполне возможно, нашей университетской профессуре хотелось видеть нас на руководящих постах лесопромышленных предприятий, но для этого недостаточно одного желания. На самом деле важно понимать другое – жить нужно для того, для чего ты родился, и совсем не обязательно там, где родился.
Следующий аспект образования – в педагогические вузы идут те, кто не тянет, отстающие по баллам ЕГЭ выпускники школы. Кто получается на выходе? Если учесть уровень заработной платы таких специалистов на старте, то выходят ничем не мотивированные и занятые выживанием люди. Зачем они пойдут в школу, техникум или вуз? Круг замкнулся, и выйти из него можно, только создав конкурентные условия. Надо позволить государству отбить свои кровные за бесплатное образование в счёт трехлетнего гарантированного контракта с молодым педагогом-специалистом. И конечно же, надо поднять уровень заработной платы учителя на совершенно другой уровень: человек должен быть обеспечен средней зарплатой по региону при приёме на работу. Пока он получает только половину, никакие увещевания и плюшки на него не подействуют. Педагоги будут искать себя в других отраслях, никто из них в школу не придёт.
Те, кто хочет иметь диплом, который будет котироваться в Европе, поедут и отучатся в Европе. Если человеку потребуется образование, которое будет актуально в Америке, он поедет и отучится в Америке. Смысла в том, чтобы бездумно копировать чью-то систему, нет никакого, наоборот, надо сделать так, чтобы ехали учиться к нам, чтобы нашу систему ценили и ставили в пример во всем мире. Но для этого надо честно создать конкурентные условия, чтобы диплом был не просто бумажкой, а самым престижным подтверждением знаний и компетентности человека. Для начала можно просто повысить возраст начала армейского призыва до срока окончания вуза (сейчас его хотят установить на отметке двадцать один год), в большинстве своём люди заканчивают учиться в двадцать два – двадцать три года. Сразу убирается мотивация поступать в вуз только чтобы не идти в армию. Я был крайне удивлён, когда на третьем курсе мне выдали в военкомате военный билет. В университете не было военной кафедры, никаких сборов я не проходил и после окончания вуза никто меня в армию брать не собирался. Окончил вуз, сходил в армию, устроился на работу – очень понятная и адекватная стратегия гражданина Российской Федерации.
Вторая важная задача – закрыть все филиалы и все шарашки, в которых торгуют дипломами. До тех пор, пока документ об образовании можно будет купить, ни разу не открывая книгу, ничего хорошего не будет. Самое порочное место – это зачёсанные под государственные институты частные лавочки, которые торгуют липовыми свидетельствами, справками и дипломами. Пока у нас не будет добросовестной конкуренции в сфере образования, в России не появится свой MIT, Стэнфорд и Гарвард. Все три этих заведения частные, они выиграли в конкурентной борьбе за право называться лучшими по всем рейтингам. Только частный университет, который не примазывается к государству и нанимает лучших преподавателей из лучших, начнёт собирать самых лучших студентов со всего мира. Только эти студенты, безо всякого Сколково, сделают место своей учёбы и работы магнитом для притяжения инвестиций ведущих глобальных компаний. Идея скопировать Кремниевую долину такая же провальная, как и идея скопировать Болонскую систему.
Вообще само желание перепрыгнуть через несколько ступенек, достигнуть чего-то очень быстрыми и ударными темпами – это очень опасное желание, можно упасть и разбить себе колени в виде своих избирателей, локти в виде трудящихся над этим прожектом и лицо в виде конечных исполнителей и потребителей этой утопии. Как только мы научимся работать на потребителя, планировать на долгосрочную перспективу, не ждать результатов здесь и сейчас, а упорно конкурировать за место в национальной и глобальной экономике, у нас всё обязательно получится. Нельзя никому понравиться насильно, заставить людей находиться в стране любыми способами и за любые деньги тоже не выйдет, голодные всегда победят сытых, поэтому надо менять подход и создавать конкурентные преимущества, работать только через мягкую силу – язык, образование и культуру.
Чтобы закончить с этой мантрой, разберём понятие «культура». Латынь отсылает нас к какому-то земледелию, что, очевидно, означает «обработка земли», «выращивание». Но если мы абстрагируемся от привязки к земле, то в общем смысле культура – это возделывание человека, обработка его восприятия мира посредством искусства, ремесла, каждодневного труда и жизненного опыта с целью зародить в нём новое, необходимое для воспроизводства, а значит, и необходимое для существования. Как это работает на простых примерах? Возьмём передачу опыта и знаний от старших к младшим: если есть связь поколений, то образ мыслей, действий и поступков передаётся. Если поколения ничем не связаны, никогда не перемешиваются и не вступают в прямой контакт друг с другом, значит, культура вырождается. Как это происходит в наше время?
У меня есть друг и сосед, который родился в 1939 году, он практически ровесник моей бабушки. Его семья переехала из Китая ещё во времена СССР. Он окончил русскую школу, учился в нашем вузе, работал в Академгородке и на закате советской эпохи пытался продвигать развитие микроэлектроники в стране, поскольку понимал, что это будет критически важным направлением в будущем. Мы общаемся, делимся мыслями и обмениваемся цитатами из Библии, в общем, прекрасно проводим время. Я помогаю ему с трудностями бытового характера, он помогает мне с идеями для моей писанины, причём сам того не подозревая. Где же его дети и внуки, спросите вы. Это хороший вопрос. Сын живёт в другом городе России, внучка – в штате Калифорния другого государства. Ну, вполне возможно, он уже им всё передал, что должен был, скажете вы и будете не правы. Потому что у потомков внучки в Америке через пару поколений будет уже другая культура, они будут разговаривать на английском языке. Да и её дети вряд ли будут знать русский.
Ну, хорошо, допустим, нравится нам копировать, но это же нравится не только нам. Китай, Индия и вообще любые страны приобретают зарубежные производства – это общечеловеческая такая история. Но после того как ты слепил тысячу машин и спел тысячу песен на чужой манер, хоть и на своём языке, вдруг наступает момент, когда тебе перестаёт это нравиться. Ты внезапно понимаешь, что в той мелодии есть чужие мотивы, в той машине есть чужая традиция, всё это уходит в глубь веков чужой истории, и вот наступает изумительный миг творения, когда на бессознательном уровне твоя культура и всё то, что тебя взрастило, открывает тебе новые смыслы и новые грани. Предмет твоего копирования становится совершенно другим. Да, это всё ещё машина, и ты продолжаешь петь песню, но форма и содержание перерождаются и приобретают родные черты, свойственные тебе самому, твоей натуре и твоим истокам.
Мне кажется, в полной мере силу русской мысли можно выразить только в сопоставлении, зачастую парадоксальных противоречиях и образах контраста: как сажа бела, вода камень точит, лиха беда начало, дело мастера боится, без ножа зарезал, сапожник без сапог, уговор дороже денег, яйца курицу не учат. Это очень перекликается с китайской мудростью: наведение порядка надо начать тогда, когда еще нет смуты; единственная настоящая ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок; лучший бой – это тот, которого не было. Но здесь мы можем увидеть и различия, китайцы как старшие дети в семье – они более ответственны, объясняют свою модель без претензии на главенствующее положение, тихи и скромны, как вода. Русские дети помладше, они разухабисты и геройски отважны, но их нельзя оставлять одних, иначе – сгорел амбар, гори и хата. Потрясающее чувство справедливости и постоянный поиск правды толкает их на самые страшные подвиги, в которых они уже не считаются ни с потерями, ни с угрозой собственному существованию.
