«Эх вы, раки, друзья! Как про старь вспомню я – Так вот хвост о песок и забьется!..
Нет, не так в старину Мир веди, аль войну; Нет, вам видеть того не придется!
Мы, бывало, чем-свет Выползаем на свет, Покидаем илистые норы;
В лад клешнями гребем, Осторожно ползем, И сквозь влагу стремим наши взоры.
Мы смекнем на тощак, Что сучек, что червяк; Знаем взять или нет что клешнею;
Неподвижно сильны, Постоянно умны, – Мы с рассудком пускаемся к бою.
И храбры-ж были в старь: Нам не только Пискарь, Но и Ерш, коль в клешни попадется –
Не упустим его, И до нёльзя всего иссосем, как он тамо ни рвется.
И Уклейка и Из, Только-б заплыли в грязь, Да возмутили-б кругом себя воду, –
Этот хилый народ Храбрый Рак стережет, От клешни его нет им уходу.
И, бывало, Плотва Уходила едва; А не то, коль поймаем – замучим.
Да уж что говорить! Коль придется кутить – И Щученка бывало прищучим!
Только Вьюн, аль Налим Нами не был любим, От того, что увертливы больно;
Да порой Карася, Сил своих не спрося, Ухвативши пускаешь невольно!»
Так-то хвастался Рак, В правду путая врак И дневным грабежом выхвалялся;
Но погибельный рок Хвастунишку стерег, – И с друзьями Рак в е эти попался…
И ловец, как товар, Сдал живье на базар – И на храброго там не взглянули….
Вышла Раку беда: Покраснел от стыда Он у Повара в медной кострюле.
XII. Шмелиное желание, или О том, что трудно приискать друга по нраву
Раз Шмель толстый, в час досуга, Философски рассуждал (Он, поссорившись с подругой, Друга в обществ искал):
«Где сыскать мне сердцу милых? В ком отраду я найду? С кем я из прозрачно-крылых Дружбу искренно сведу?
Вот Комар, и милый малой: Сер и прост его армяк, Никому не вредно жало, Петь готов хоть на тощак; –
Да порок в нем злой ведется: Только бы не гнали прочь, Так, каналья, насосется, Что лететь уже не в мочь!
Пользы даст Пчела не мало, Только дела ей давай, – Но за то уж бойся жала, Да и корму припасай!
Стрекоза…. та, в самом дел, От зори и до зори Весела; но уж о дел С ней никак не говори!
С кем, не знаю, подружиться, Хоть созданье мы одно…. Ах, ты, Господи, ужиться Как на свете мудрено!»
XIII. Муравьиное завещание, или О том, что нажитое недобром в прок нейдет
Так, умирая, старый Муравей Оканчивал житейские расчеты; В кругу родных, знакомых и друзей, И всех, о ком он полон был заботы.
«Друзья мои, и дети, и отцы, И братия…. настало уже время, Пора свести с концами мне концы; Пора сложить мне грешной жизни бремя….
Я чувствую, что ноги уж не те, И щупальцы мои уж притупились: Я их умаял в тягостном труде; Пора на отдых; дни мои свершились!
Вы собрались на мой последний зов, Вы притекли разумною толпою…. Но, по пусту, что тратить много слов, – Пришли вы взять награбленное мною!..
И, видите, запасся я добром: Таких яиц едва ли вы видали… Да страшно мне; забочусь об одном, – Нажитого чтоб вы не промотали!..
Взгляните – здесь запас на круглый год: Вот половина стрекозы, два жука, Три паука, червяк, пять мух – и вот Пол-яблока…. Добыть нужна наука!
Не просто я вот так все обобрал, А нужны были хитрость и уловка: Иных убил, иное своровал, Иль у своих иное отнял ловко….
И нажил вот; – и вместо, чтоб пожить, Довольствоваться честиными трудами, – Околеваю… жалко, но, как быть!» И Муравей простерся вверх ногами.
Наследники оплакали его И за ноги стащили в подземелье; Потом, любя родного своего, Не мешкая схватились за именье; –
Как вдруг явился птицелов Пахом К наследникам, и заварил им кашу: Он всю семью ошпарил кипятком, А яйца все выгреб на продажу.
XIV. Утиные чувствования, или О том, как обстоятельства изменяют нрав (Романс)
Там, на водах прекрасного пруда, Покрытого осокою и тиной, Не знала я, что в мире есть беда, Не ведала печали ни единой.
Но вдруг нашли нежданые ловцы, С огнем, со псами, из страны далекой…. И зрела я, как юные птенцы И матери их стали жертвой рока!..
Мой нежный друг, всех селезней краса, Сказал: – «Летим от смертных прочь, подруга!» – И мы взвилися с ним под небеса…. Но выстрел – паф! – и я лишилась друга!
Тогда одна, как робкое дитя, Между забот, опасностей всегдашних, Ища приюта и, не находя, – Наткнулася на уток я домашних.
они, не презря, дали мне приют…. Прости мой край, любовь моя потухни! Иного друга я сыскала тут, И яйца несу теперь – для кухни.
XV. Достоинства сверчка, или О том, что о достоинствах судят по собственному вкусу
«Он пост однообразно, Только песнь его звучна; И уж тем она прекрасна – Безыскуственна она!»
– Нет, мне нравится в нем сила: Как, приятель, запоет, Иль засвищет, то-то мило, – Так вот душу и дерет! –
«Ну, а ты какого мненья, Длинноногий дуралей? Ну, лентяй, свое сужденье Изложи же поскорей!»
Так Оса, да Шерстень толстый, На заборе, с Комаром, Суд критический, серьезный О Сверчке вели втроем.
«Да!» – сказал с глубоким чувством И подумавши Комар: «Он владеть горазд искусством; В нем еще завидный дар:
Да, таких сыскать со свечкой! – Он не для хвалы поет, – Скромно жизнь ведет под печкой, Гонят – тотчас вон идет!»
XVI. Чижачьи похороны, или Как похвалы ни далеки от порицания
«Кума! ты слышала ли вестку? Вон Хлест вишь видел, говорит…» Синица так из клетки в клетку Овсянке по утру кричит.
«Вчера, не знаю в час который (Вишь Хлест, болван, не посмотрел), Ведь что летал-то, бедный хворый, Хозяйский Чижик – околел!»
– Скажи пожалуй!.. ах, бедняга! – Знать смерть и добрых не щадит! – А видь какой он был добряга Всех нас бывало облетит:
Кому веселое чиликнет, Кому – здорово! – прокричит; Сквозь клетки клюнешь – и не пикнет, А только дальше отлетит. –
«Ну и хозяин уж с раченьем Каким всегда за ним ходил. А ведь сказать не в осужденье, Ну, чем отлично был он мил?
За что такое полюбился? Признаться, – плохо распевал; Ведь разве только что не бился, Да в клетку сам всегда влетал?»
– Ума в нем, правда, не хватало, – И кто-ж за то не по корит – По комнатам уж он не мало Бывало брызжет и сорит. –
«Да, да; за это я не редко Веда сердитую с ним брань: Бывало прилетит на клетку, Да вдруг к тебе и сбросит дрянь!»
– И уж в к кой любви был в доме: Что день, то свежий все песок; Как будто нет и птиц окроме…. А смех, что был за голосок! –
«А мы себя как пеньем мучим! Свистим, кричим во весь свой рот, Похвал же столько не получим: Для них милее вишь урод!..»
И у людей ведь есть повадка: С хвалой ругательство мешать, – Лишь стоит молвить для порядка: «Не в осуждение сказать!»
XVII. Собачьи воспоминания, или О том, как приятно мечтать о прошлых чувствах
Здесь, противу барской поварни, Я лежа на солнышке, грелась, А Серко глядел в подворотню И изредка ласково лаял. Я два раза тявкнула тоже, А больше брехать постыдилась: Подумает Серко, пожалуй, Что я навязаться готова Сама, только лай бы услышать! Нет, я уж теперь осторожна И пылкости нет во мне прежней; К тому же, любовь моя к Серку, Увы! уж любовь не впервые…. О, как я любила Салтанку! Какой он был бойкий, игривый! Бывало бежит что есть рыси К воротам «здорово» пролаять; И я – ну, едва ли такая, Другая найдется меж наших – Пускай я, не так как нахалка, К нему со всех ног не бросалась, А лаяла скромно по-одаль, – За то так смотрела приветно, Что слюнки распустит Салтанка И морду себе лижет – лижет…. Ну, словом, мои взгляды были Вкуснее ему сочной кости. А если, глядя этак нежно, Еще и хвостом повиляешь, – Как, батюшки-светы, Салтанка От радости пустится прыгать И бегать то скоком, то рысью…. Уж дворник, бывало, напрасно И манит, и грозно прикрикнет – Салтанка не слушает вовсе И прочь от меня не отходит, А сам он какой был красавец! Высокий такой, чернорылый, С хвостом закорюченным к верьху, С глазами блестевшими ярко. Какой же храбреца, был, ревнивец: Бывало любую собаку, Хоть будь его вчетверо выше, От наших ворот прочь отгонит; Сам первый кидается в драку, Не то, чтобы просто лишь лаял: Готов до полсмерти загрызться; А все, чтобы мне полюбиться!.. Ах! не было, знать, и не будет Подобного милого друга! Пусть Серко там лает как знает, А я не пойду к подворотне; Усну я немножко на солнце, Авось мне сон сладкий приснится, Авось я увижу Салтанку!