«Похождения бравого солдата Швейка» kitabının incelemeleri, sayfa 3

С детства жила в твёрдом убеждении, что похождения Швейка – одна из лучших книг человечества. Каких-то конкретных причин этой мысли не помню, но факт есть факт. Тому обстоятельству, что я долгое время игнорировала это произведение, способствовало другое стойкое убеждение – если в книге речь идёт о войне, то чтение будет страдальческим. Но поскольку сотни прочитанных книг приучили к неизбежности страданий как таковых, второй аргумент стал неубедительным и знакомство состоялось.

Первые же главы убедили меня в правильности решения, но напомнили о сложностях в отношении с сатирой. Не отношусь к тем людям, кому этот жанр приносит удовольствие. Я и без сатиры в принципе вижу весь происходящий ужас, а высмеивание войны и порожденных ею уродств меня только ещё больше расстраивает. Смешного для меня в этой книге тоже было мало. Искренне удивилась, когда в рецензиях прочитала, как их авторов эта книга повеселила, как положительно впечатлил юмор и т.д. Да, некоторые истории можно было назвать забавным, но только если забыть на секунду об окружающих обстоятельствах.

В общем, чтение давалось мне не то что б легко, но в какой-то момент я решила отвлечься на биографию автора. Всё-таки, когда видишь за персонажами жизнь, восприятие меняется. Вот так я почитала про балагурство Гашека, про его отношение к жизни, про прототипов персонажей, и история заиграла новыми красками. В итоге не скажу, что мысль о лучшей книге в истории человечества подтвердилась, но о прочитанном не жалею. И рада, что узнала автора чуть лучше, почитать о его жизненном пути было даже интереснее, чем о похождениях Швейка.

Тот случай когда читаешь книгу в 40, а слышал о ней еще лет с пятнадцати. Что помешало прочитать раньше?... На каком-то этапе объем, на каком-то время действия. А потом все как-то закрутилось. Но я очень рада что прочитала эту книгу. И как жаль что книга не окончена. Встречала где-то что Поправка 22 списана со Швейка, но не соглашусь. Идею конечно подхватил у Гашека, а дальше... воинский идиотизм он интернационален. Поэтому подобные книги могут быть написаны и сейчас, только имена в них будут другие.

Во времена Швейка чехи сражались за Австрийскую империю. За императора, которого ну не то что ненавидели, но он был для них захватчик страны. Плюс расклад сил был такой что Россия воевала с Германией и Австрией. Чехи - славяне. Поэтому были не редки переходы целых полков на сторону противника. И всеохватывающая попытка не попасть в армию. Мое поколение, практически все пытались откосить от армии, хоть мы тогда и не воевали, Но армия ... да ничем не отличалась от армии времен Швейка. Кормили перловкой и супчиком в котором курица купалась. Одежда не по размеру. Дедовщина зашкаливала. Ну и Дубов никто не отменял. Да смешно, местами до истерики. Чего только военные священники и службы перед боем стоили. А вот Швейка восприняла по другому. В современном обществе сложилось мнение что солдат Швейк это туповатое, глуповатое создание, которое попадает в смешные ситуации. Но это не герой американских комедий, а человек который все делает правильно, Но так чтобы ему было выгодно. Есть такие плуты. Другое дело, что каждый видит в нем то что хочет видеть. И поэтому отношения с окружающими складываются по разному. У меня на работе как-то было сотрудница, которая в свои за 50 говорила, ну что вы хотите я же блондинка. И это ей прекрасно сходили с рук. Так и Швейк, у которого даде справка была что он идиот. Ведь так проще жить, когла тебя не трогают и не требуют от тебя невозможного. О, я много бы могла рассуждать и о других героях этой книги. Чего только Дуб стоит с его короной фразой: "Вы меня не знаете, Но еще узнаете". О всех перепитиях и приключениях бравого солдата Швейка можно написать тракта, Но зачем он ведь уже написан. Поэтому предлагаю всем обязательно познакомиться с этим очаровашкрй, а мне пора и честь знать.

зря, ох зря я так долго тянула с прочтением этой книги. посыпаю голову пеплом и присматриваюсь к бумажному тому в хорошем издании. потому как эту книгу нужно иметь под рукой, когда всё тлен и некому морду набить. Швейк прекрасен до одурения, Гашек гениален до последней точки. Даже если знать, что последнюю точку в этой истории поставила смерть, а не сам автор. Это такая сатира или даже гротеск второго порядка, когда не понимаешь, Гашек смеется или говорит правду. Читать всем, обязательно и перечитывать в качестве таблетки от нынешней гротескной действительности за окном.

Трудно писать о книгах, которые очень любишь и о которых все уже сказано другими. Роман о Швейке - моя самая главная и, пожалуй, первая литературная любовь, а заодно и утешение во всех скорбях, которых с возрастом, как и у любого из нас, неизбежно становится больше. Старая толстая книга из дедушкиного шкафа, и с ней я - так уж вышло - по жизни, как с песней. Она не ставит всерьез, без глумлений, ни одного философского вопроса, но зато дает ответы и на те вопросы, что были заданы, и на те, что не были, и на те, что никому и в голову не пришло бы задавать, - ответы порой грубые, непритязательные, но какие же, страшно подумать, уместные и подходящие ко всему бессмысленному и слепому, что треплет и мотает по земле всякого отдельно взятого человека, чья жизнь, как говаривал Швейк, ни черта не стоит.

Похождения бравого солдата - неисчерпаемый пласт бытия, разомкнутого во времени и пространстве. Вчера и сегодня, пять лет назад и под нынешний новый год, в самые темные и трудные дни передо мной снова и снова появляются все те, кто по воле автора навеки обречены ехать на фронт, шагать под конвоем, не вставать из-за стола в трактирах, терпеть добавочный клистир и сосуществовать под одной обложкой. Давайте взглянем на кое-кого из них еще раз, пока их общая неразрешимая история, лишенная положенного всякому приличному повествованию исхода, не покатилась опять по закольцованным рельсам, проложенным из 1914 года в бессмертие и обратно.

Очень жаль, что мы никогда не узнаем, как звали Марека, хоть он и не единственный, кого постигла такая участь: в тексте у большинства персонажей нет имен, одни только фамилии. Марек, бывший студент классической философии, балагур, сочинитель и разгильдяй, был со мной, когда на исходе третьего часа ночи мой карандаш рвал бумагу, а руки мерзли от ужаса перед последним в жизни экзаменом. Вместо того, чтобы в судорожном бессилии писать ответ на еще один вопрос, я перечитывала главу о великих зоологических открытиях, явленных миру в арестантском вагоне, и нас с Мареком - вопреки всем законам логики - пронесло.

По-своему мил, трогателен и вовсе не так уж прост кадет Биглер, начинавший путь на страницах романа незамутненным юнцом, авансом приписавшим себе всевозможные подвиги на полях сражений и даже выдумавшим про запас целый список заглавий для своих мемуаров. Жаль, нельзя сказать наверняка, что вышло из него в итоге.

Поручик Лукаш, чуть ли не единственный герой с прописанным внутренним миром в произведении, жанр которого формально не предполагает погружения в глубинную суть персонажа, - воплощенный образец непротивления злу насилием. И неважно, по слабости характера ли, по доброте ли душевной, по стечению ли обстоятельств. Советские авторы предисловий, послесловий и всякого рода комментариев, сопровождавших серьезные издания, в поиске унылых сравнений нередко называли господина поручика неудавшимся Дон Кихотом и - видимо, из общей неприязни к старорежимному офицерству - предлагали читателю испытывать к нему легкое презрение. Я вот не испытываю нисколько, а напротив - питаю симпатию и глубокое сочувствие. Один тот факт, что он ни разу не поднял руки на Швейка (и на Балоуна заодно), исчерпывающим образом говорит о нем все. И еще то, что он не застрелился. За время знакомства со своим подчиненным Лукаш, в прошлом колотивший денщиков, явно вырос духовно и многое понял, и я с теплотой вспоминаю о нем всякий раз, когда приходится терпеть, стиснув зубы и не задаваясь вопросом "за что?". Его дальнейшую судьбу автор тоже забрал с собой в могилу, но как же хочется верить в то, что он вернулся с войны живым и долгие годы после продолжал выслушивать Швейковы бредни, встречаясь с бывшим ординарцем просто так, по дружбе.

Благодаря трудам уважаемых исследователей и энтузиастов сегодня нам доступно немало информации о прототипах геров. Вот они, существовавшие на самом деле и поневоле ставшие литературными персонажами: поручик Рудольф Лукас, впоследствии капитан и майор, по свидетельствам современников - отличный офицер и на редкость порядочный человек, вовсе не страдавший избыточной слабостью к женскому полу; его обаятельный и болтливый денщик Франтишек Страшлипка, попавший вместе с Гашеком в русский плен; фельдфебель Ян Ванек, который был награжден за храбрость; капитан Винченц Сагнер, отличившийся в боях; кадет Ганс Биглер, после знакомства с романом уже в немолодом возрасте сам, и не без иронии, написавший о себе в газету. Все они пережили войну, и дальше у каждого из них была своя судьба, узнать о которой можно в сети (к сожалению, по большей части на иностранных ресурсах, но есть и заслуживающее внимания современное русскоязычное исследование). Многие исследователи сходятся на том, что автор наделил некоторых своих героев - того же Биглера - не самыми приятными чертами, раздав им при этом имена реальных людей, подобных черт не имевших. Плохо ли это? Да, наверное, не слишком здорово. Но жизнь - загадочная штука, а то, что после, до и за ее пределами - вообще никому не ведомо, так почему бы не представить, будто годы спустя все они где-то далеко от нас повстречались и с автором, и друг с другом, и со своими литературными двойниками - и как-нибудь между собой разобрались? Может, и к лучшему, что роман остался неоконченным, учитывая всю неоднозначность дальнейших исторических событий и гипотетическую возможность появления Швейка со товарищи в рядах Чехословацкого корпуса или где-нибудь еще. Герои, не проникая за грань вымысла, остаются литературными персонажами, и у читателя нет большой нужды оценивать их поступки согласно собственному представлению об исторической справедливости.

"Швейк" в глубине своей - печальная и очень страшная книга. Но смешная до заикания, этого не отнять. Как бы там ни было, я бесконечно люблю их всех, даже полковника Шредера, пусть он и знаменит лишь тем, что вляпался пальцем в кошачий помет. И самого пана Ярослава, который стоит где-то между Швейком и Мареком и сквозь столетие глядит на нас грустными, несмотря на все лукавые ухмылки на письме и в жизни, глазами. Кстати, сегодня исполняется ровно 137 лет со дня его рождения. И он, и Швейк, и случайные люди неблизкой теперь уже эпохи, которым по некоей причине суждено было попасться под руку автору и стать героями романа, давно вошли в вечность, где и пребудут.

И так далее. Несомненно.

Обычно книги о войне показывают патриотизм, веру в победу над фашизмом, героические смерти и много крови. Книги, подобные этой, показывают нежелание принимать участие в военных действиях вообще. Когда мы видим, как кто-нибудь в военном фильме или книге дезертирует, то его тут же хочется презирать за трусость, за малодушие. Он просто жалок, раз не хочет погибнуть под танком с гранатой. Я не говорю, что бежать с поля боя это достойное занятие, но все же понять такой шаг тоже можно, таки не каждый выдержит. Вряд ли люди в не военное время могут в полной мере осознать страх перед войной. Мы, конечно, боимся, что может произойти что-то такое опять, но и вместе с тем думаем, что окажемся способными на подвиг во имя победы. В "Похождениях бравого солдата Швейка" показаны люди, которые вынуждены идти на войну, которые не хотят идти на войну. Книга антивоенная от начала и до конца. Да, она выполнена в виде солдатских баек, много шуток, много нелепостей, но она все равно где-то в своем основании очень грустная. Всего здесь три части. Йозеф Швейк в первой находится в тылу и претерпевает множество злоключений. Он постоянно оказывается то в тюрьме, то в психушке, сохраняя при этом оптимистичный настрой. Он говорит, что является официальным идиотом, поэтому иногда его реакции на жизненные неурядицы выглядят нелепо и смешно. Во второй части Швейк попадает на фронт, в третьей на недолгое время в плен (причем к своим же). Ярослав Гашек не дописал книгу, но мне кажется и того, что есть, вполне достаточно, чтобы понять его точку зрения. Офицерский состав чешской и немецкой армии показан с откровенно отрицательной стороны. Они пьют, они ходят по борделям, они не исполняют свои обязанности, все путают, влипают в скверные истории. Но ведь в каждой шутке есть доля правды. Гашек и сам прошел тем же путем, что Швейк, и многие вещи были в реальности. Солдаты вводили керосин под кожу, чтобы проваляться в госпиталях всю войну. Документы на тех, кто оказывался в гарнизонной тюрьме порой так терялись, что они все время там сидели и не участвовали ни в одной битве. Безалаберность, несогласованность и пофигизм существовали во все времена, армия тоже не исключение, так что в эти вещи я верю. Юмор мне в принципе пришелся по вкусу. Некоторые пишут в отзывах, что частые шутки про сортиры, еду и шлюх выглядят очень плоско, но мне показалось, что для такой истории они к месту. Также я посмотрела два чешских фильма 1957г. о Швейке и хочу сказать, что и они мне понравились. Снято все по книге, герои именно такие, как я и представляла, в других экранизациях не совсем то. На самом деле я не знаю, как можно было снять удачный фильм по такому материалу. Это же сатира, в которой сюжет не особо важен, а важен именно посыл к читателям. Одной книги мало, чтобы все мигом сложили оружие, но все равно хорошо, что такие есть. В одном ряду стоит "Поправка-22" Джозефа Хеллера, и я думаю, что она написана в таком же духе. В общем, Швейк не герой, но и полным идиотом я бы его не считала.

Странное дело: вроде бы книга-то о не самом веселом событии в мировой истории - Первая мировая - это вам не шуточки. Тут и бессмысленные жертвы в никому, не нужной войне, и битвы при Ипре, Вердене, Сомме, Осовце, и газовые атаки, и миллионы погибших, и красные маки, в конце концов. А смеюсь я при чтении так, будто сборник анекдотов подсунули вместо книги, да еще и зачитывают его вслух, великолепно передавая интонации. Даже стыдно немного.

Кстати, на счет сборника анекдотов я не особо далеко ушла от истины - такой колоритный персонаж, как Йозеф Швейк как бы полностью располагает к появлению ситуаций, комичных до невозможности (чего одни только его истории стоят!). А если он еще и окружен такими товарищами, как фельдкурат Отто Кац, обер-лейтенант Лукаш, подпоручик Дуб, вольноопределяющийся Марек и ненасытный Балоун, то скучать не придется никому, это уж точно!

При всей анекдотичности Швейка я так и не смогла ответить на один очень важный вопрос: такой ли Йозеф идиот, каким прикидывается? Поначалу вроде смотришь - да, со странностями человек, явно не совсем адекватен. А через 50 страниц понимаешь, что ощущение тонкого троллинга с его стороны никак не хочет исчезать. Так и видишь его наивные, добрые голубые глаза, в глубине которых черти лихую джигу отплясывают. А еще через 100 страниц - идиот идиотом - поклясться готова! А потом снова тролля 100 левела перед собой видишь. И так по кругу до полного одурения мозга.

Швейк, милый, откройте страшную тайну: кто вы?

Я открываю эту книгу всегда когда становится грустно. На любой странице. Я каждый раз хохочу как будто первый раз читаю. Каждый раз поражаюсь уму и хитрости Швейка, его чувству юмора. Смеюсь над кривляньями Отто Каца, над подтруниваниями вольноопределяющегося Марека. У Гашека нет бледных характеров, каждый человек - произведение искусства, и в каждом можно найти над чем подшутить. Изнанка разваливающейся империи, ненавистной войны, вместе со всеми пьяницами жандармами и фельдкуратами, со взаимной неприязнью немцев, чехов и венгров, с недисциплинированной армией не пугает бравого солдата. В стране, в которой тот, кто добровольно выкрикнет "Да здравствует государь император" будет признан идиотом, а тот, кто дезертировал храбрецом, в которой за загаженный мухами портрет императора можно получить 10 лет, сложно сохранить равнодушие ко всему происходящему. Но Швейку все нипочем, он никуда не торопится, он курит спокойно свою трубку, ласково смотря на нас своими невинными глазами.

В моих сознательных 90-х вокруг было много разговоров о Швейке. В телевизоре. по радио, в газетах, в книгах - очень часто ссылались на эту книгу, а я понятия не имел, в чем же суть произведения. "Ну помните, это же как в Швейке!..." "Вот точно так же Швейк у Ярослава Гашека сказал то-то и сделал се-то" "Здесь просто нельзя не процитировать слова из Швейка Гашека!". Складывалось впечатление, что любая сатира, юмор, стеб над текущими реалиями напрямую связаны с этим великим произведением чешского писателя. Правда, уже в 00-х о Швейке вспоминали не так часто. А сейчас так и вообще. Меняются эпохи, меняются идолы, культы, герои и примеры для подражания. Но я как-то пообещал себе, что когда-нибудь при первой возможности обязательно прочитаю эту книгу, чтобы вообще понимать, к чему ведут отсылки и откуда взяты цитаты. И Швейк у меня всегда ассоциировался с зачитанной до дыр потрепанной книгой из обычной центральной библиотеки. С желтыми местами вываливающимися страницами, с длинным исписанным листочком с датами и номерами предыдущих читателей, с коричневой обложкой с тиснением, на которой все золотые буквы стерлись, с датой печати что-то типа 1981 года. И этот незабываемый библиотечный запах... Но вышло все иначе. Случайно заметил, что у Азбуки в серии "Большие книги" выходил уже Швейк под красивой белой обложкой с иллюстрациями Йозефа Лады. Купил незамедлительно. Швейк - это комиссованный из армии чех, которому 40+ лет. Комиссовали за "слабоуми". Идиот, одним словом. Эдакий пухловатый дурачок, который всегда улыбается, ибо всем доволен. Проснулся - уже хорошо. Пивка в кабаке попил - вообще замечательно. Книга поделена на 4 части. Первая самая менее военная. Там Швейк живет на гражданке, но попадает впросак из-за поклепа, за что ему светит заточение в тюрьме. Все это происходит во время начала Первой Мировой, когда Чехия была в составе Австро-Венгрии, поэтому чехи были напрочь подавлены австрийским иго. Скажут "предатель", пойдешь в тюрьму. скажут идти воевать - пойдешь. Главное, вопросов меньше задавать, а то расстреляют. И Швейк живет именно по этим жизненным принципам. Правда, его желание поступать по правде идет вразрез с желаниями всяких разных начальников и командиров. Из чего и складываются разные смешные ситуации, когда вроде Швейк делают то, что его просят, но он же дурак, поэтому извините - получайте то, что получилось, т.е. совсем не то, что было приказано. И вроде хочется треснуть по лицу этому тупому чурбану, но он как посмотрит своими маленькими детскими глазками, как улыбнется милой улыбкой, что сразу весь негатив проходит. А дальше армия, попытка попасть на фронт... "Похождение бравого солдата Швейка" - это один большой стеб над системой. Не только военной. Достается и политиканам, и церкви, и врачам. Иногда по-хорошему смешно, иногда и по злому. Но, конечно, больше всего досталось армии. Глупые приказы, идиоты у власти, смешные уставы, невыполнимые поручения. И все во имя "только бы ничего не делать". Это смешно, но на войну Швейк так и не попал, потому что это очень сложно на самом деле. Да и за весь роман ни один персонаж не мог объяснить. зачем нужно воевать. Ну надо, значит надо. главное, когда на мине подорвешься, или когда пуля прошьет голову, не обляпать никого и не испортить казенную одежду. Раз надо идти воевать, значит надо. Меньше вопросов. Тем, кто наверху, виднее. По-моему, сейчас ничего не изменилось... Печально-грустно... А теперь о грустном. Для меня интерес к роману шел по наклонной от части к части. Первая часть - восторг. Вторая - чуть хуже. Третья - совсем тяжко читалось. Четвертая чуть получше, но тут меня ждал удар - оказывается, Швейк не дописан. Ярослав Гашек умер раньше, чем дописал роман. Поэтому мы так и не узнаем, что стало со Швейком, попал ли он на фронт, встретился ли после войны с бородатым вечно голодным денщиком в кабаке. Первая часть была интересной, смешной, необычной, я просто восторгался ею! А потом пошли самоповторы. Денщики вечно воруют и тупят, церковники пьют и богохульничают, лейтенанты и генералы тупые как пробки. Множество эпизодов происходят под распитие спиртных напитков, отсюда и всякие несуразности, происходящие в жизни героев. Когда читал третью часть, казалось, что абсолютно все это я читал в предыдущих двух частях. Роману необходима редактура, но... Не судьба. Может быть, если бы я читал это произведение ничего не зная о нем, я бы поставил ему оценку 7. Но все-таки за острые социальные темы и за прекрасные иллюстрации я повыше на балл оценку. Идейно роман прекрасен. Швейк запоминается на всю жизнь. И да, его хочется снова перечитать, потому что все глупости Швейка такие милые, так и просятся пересказать их кому-нибудь, как Швейк рассказывал в романе своим знакомым истории из жизни. Теперь я понимаю, почему в СССР все сходили по Швейку с ума. Гашек умело высмеивал злободневные темы, но кто может предъявить претензии идиоту со справкой?

"От стен полицейского управления веяло духом чуждой народу власти. Эта власть вела слежку за тем, насколько восторженно отнеслось население к объявлению войны. За исключением нескольких человек, не отрекшихся от своего народа, которому предстояло изойти кровью за интересы, абсолютно чуждые ему, за исключением этих нескольких человек, полицейское управление представляло собой великолепную кунсткамеру хищников-бюрократов, которые считали, что только всемерное использование тюрьмы и виселицы способно отстоять существование замысловатых параграфов."

"Похождения бравого солдата Швейка" - это итоговая работа автора, которая не была дописана в силу неотвратимых причин. Это большая насмешка в духе Франсуа Рабле над бюрократией и церковью, над военщиной, над эгоизмом и лицемерием господствующих классов, над государством. Это здоровый смех народных трудящихся масс над разбойниками пера, безголовыми чиновниками, солдафонами, продажными политиканами и мошенниками в рясах. До голых костей обнажены пороки и язвы несправедливо устроенного мира в котором ради удовлетворения интересов эксплуататорского меньшинства в горниле войны умирают или становятся калеками десятки миллионов людей.

"Йозеф Швейк не тот покорный дурак, которого заставь молиться, так он и лоб расшибет. Напротив, этот «официально признанный идиот» своим лбом расшибает военно-бюрократическую машину."

1 Августа 1914, началась мировая война. Немецкий генштаб считал, что она окончится ещё до "осеннего листопада", а германский и австрийские кайзеры будут овеяны неувядающей славой которой бы позавидовал христианский бог. Большое жизненное пространство и обилие дармового труда покорённых "русских свиней" и "французских лягушатников" обеспечат баснословные прибыли, приведя австрийцев и немцев к величию. Сербы наконец-то поплатятся за свою антиавстрийскую пропаганду. Вот только проклятые "макаронники" из Италии вонзили нож в спину, да ещё и план Шлиффена с треском провалился. Вместо "быстрой победоносной" получилось, что империалистическая бойня затянула в свои жернова с 1914 по 1918 годы, в семи главных воюющих странах, 60 млн. мужчин зрелого возраста, которые были оторваны от производительного труда и пущены на корм воронам.

"Если вот посмотреть со стороны, так, собственно говоря, каждый солдат тоже украден из своего дома."

Пока есть в мире частная собственность на средства производства, будет и эксплуатация человека человеком, разделение общества на классы - будут и войны. За ресурсы, за передел влияния, за грабеж других народов к вящей пользе господствующего эксплуататорского класса в том или ином месте земного шара. Война - неизбежна, затишье перед бойней условно, временно, преходяще, релятивно. Фукуяма было уже дал лиха, когда обещал нам "конец истории", но "головокружение от успехов" закончилось, и разбойничьи интересы империалистов всех стран сотрясают наше время громовыми залпами орудий и старыми сказками о "национальных интересаъх" из уст политтехнологов, и "инфлуенсеров".

"Эх! — вздохнул солдат из казармы.— Поскорей бы уж нам наложили как следует, чтобы Австрия наконец успокоилась. Разговор продолжался в том же духе. Швейк сказал в пользу Австрии несколько теплых слов, а именно, что такой идиотской монархии не место на белом свете, а солдат, делая из этого изречения практический вывод, прибавил: — Как только попаду на фронт, тут же смоюсь."

Ярослав Гашек - это чех по происхождению, который служил в Чехословацком корпусе во время интервенции 14 держав в Советскую Россию (~1 000 000 иностранных солдат "огнём и мечом" выжигали "большевистскую заразу"). Познакомившись ближе с коммунистами, он дезертировал из армии, стал большевиком, гражданином Советской страны, знал на короткой ножке Свердлова, слушал лекции Ленина по вопросу о государстве. Ещё до войны, известно, что он самостоятельно выучил русский язык и читал с большой любовью Пушкина, Гоголя, Чехова, и особенно Максима Горького, босяцкие образы которого были близки ему. Уже исходя из этого становится ясно, что этот человек будет близок русскому читателю. По свидетельству Ивана Ольбрахта, в незавершенных частях романа Швейк, попав в русский плен, после октября 1917 года должен был встать на сторону большевиков.

"Вообще все в армии уже воняет гнилью,— сказал вольноопределяющийся, укрываясь одеялом.— Массы пока еще не проспались. Выпучив глаза, они идут на фронт, чтобы из них сделали там лапшу; а попадет в кого-нибудь пуля, он только шепнет: «Мамочка»,— и все. Ныне героев нет, а есть убойный скот и мясники в генеральных штабах."

Юлиус Фучик очень восхищался "Швейком" и неоднократно упоминал в своей знаменитой книге "Репортаж с петлёй на шее", которую написал в застенках гестапо, проводя недвусмысленные параллели между фашистскими мучителями (что в конечном итоге его казнили) и классическими образцами тупорылого воинского усердия ради блага "отечества". Вот что он пишет:

"Швейк,— это типическое изображение простого чешского человека, который не имеет большого политического опыта и не прошел через просвещающую школу фабрики, но у которого «в крови» сознание, что «все гнило в Датском королевстве» и что «долго так продолжаться не может». Швейковщина — это прежде всего личная самооборона против безумия империализма, но вскоре эта оборона превращается в наступление. Своей пародией на исполнительность и своим народным остроумием Швейк разлагает с трудом поддерживаемый мистический авторитет реакционной власти: он как червь подтачивает реакционный строй и весьма активно — хотя и не всегда абсолютно сознательно — помогает разрушать то, что было воздвигнуто на фундаменте угнетения и бесправия. Эволюция Швейка, напоминающая эволюцию Гашека, подводит его вплотную к полной политической сознательности, и прямо чувствуешь, как в определенный момент он проникнется серьезностью, не перестанет балагурить, но при этом, когда дело примет соответствующий оборот, будет чрезвычайно серьезно и основательно сражаться."

Вот что пишет Бертольт Брехт о "Швейке", который под его вдохновением написал своё продолжение:

"Я читал в поезде старого «Швейка» и был снова поражен огромной панорамой Гашека, истинно отрицательной позицией народа, который сам является там единственной положительной силой и потому ни к чему другому не может быть настроен положительно."

В книге сотни персонажей. Отдельно запомнились некоторые. Кац - вечно пьяный армейский духовник; Дуб - солдафон считающий рядовых за грязь, а начальство офицерское за херувимов, император - второй после бога; Биглер - зазнайка мечтающий стать Наполеоном, жертвы на войне лишь циферки на бумаге; Балоун - извечно голодный солдат, мечтающий вернуть жизнь до войны; Водичка - работяга, которому промыли мозги национальной ненавистью, он ненавидит венгров за то что они венгры. Лукаш - австрийский офицер, что проникся презрению к мировой войне и отвратительному национально-патриотическому угару, который слышен из каждого "утюга". Он не верит в славу австро-венгерского оружия, и не видит смысла воевать с Сербами из-за убийства толстого борова эрцгерцога Франц Фердинанда.

Frisch drauf! Im Gottes Namen frisch drauf! - Смелее вперед! С богом, смелее вперед!

Сам автор представлен в книге Йозефом Швейком и вольноопределяющимся Мареком, которые есть самые адекватные образы во всём произведении, и которые последовательно выражают антивоенную позицию народных трудящихся масс. Подавляющее большинство австрийского офицерства Гашек рисует однозначно - как мещанских выродков, готовых на всё ради унижения человеческого достоинства подчинённых, да чтобы было больше барышей, выпивки и гулящих девок.

Перед второй мировой войной роман изымали из школьных и армейских библиотек, фашисты жгли его на кострах.

"Представьте себе, идет война. Земле, в которую нас закопают после битвы, совершенно безразлично, какого хлеба вы налопались перед смертью. Она — мать сыра-земля — разложит вас и сожрет вместе с башмаками. В мире ничего не исчезает. Из вас, солдаты, вырастут снова хлеба, которые пойдут на хлеб для новых солдат."

Вот что пишет Олег Малевич, автор вступительной статьи, слова из которой нельзя не привести здесь: "Перед нами уже не критика отдельных социальных уродств и их носителей, а показ разложения и крушения гигантской машины насилия и гнета. Война, в бессмысленности которой особенно наглядно раскрывается общегосударственный идиотизм Австро-Венгерской империи, этого нового Вавилона, выводит повествование за национальные и локальные рамки и придает ему широчайшее обобщающее значение. Взрывами безудержного смеха провожая в могилу «лоскутную» вотчину Габсбургов, Гашек одновременно хоронит и ее союзников, и ее будущих победителей, хоронит целую эпоху мировой истории. И до тех пор, пока человечество не покончит с любыми формами антинародной власти и милитаризма, раскаты этого смеха будут звучать отходной цепляющемуся за жизнь вчерашнему дню земного шара...Прошлое изжило себя, и народ — единственная реальная общественная сила — уже отчетливо сознает это. На контрасте мнимой и подлинной исторической реальности и построен весь роман, целиком пронизанный предчувствием крушения старого мира...Глубокое, не побоимся сказать — философское единство. Длинная цепь приключений Швейка и его боевых соратников — это сплошное опровержение ожидаемого, доказывающее, что жизнь богаче любых бюрократических установлений и любых предвзятых представлений о ней, а человек неисчерпаем в своей сложности и своих потенциальных возможностях. Швейк потому и может оставаться внешне неизменным, как персонаж популярного комикса, переходящий из одного выпуска в другой, что по сути своей он — олицетворение торжества неожиданности над шаблоном и торжества щедрости человеческой натуры над стереотипом. Такова внутренняя логика алогизма его поступков и суждений. В этом смысле отблеск «швейковщины» падает и на таких персонажей, как поручик Лукаш и фельдкурат Кац, сообщая им человеческую «живинку», которой начисто лишен благонамеренный Дуб и почти начисто столь же благонамеренный Биглер...Швейк глубоко человечный и проницательный народный увалень, щедро наделенный юмором и хитрецой (не случайно в архивах военно- полевого суда на его деле стоит пометка: «Намеревался сбросить маску лицемерия и открыто выступить против особы нашего государя и нашего государства»). Швейк — идиот только в глазах начальства."

Большинство категорически не желали идти на мировую бойню, не желали воевать, не желали умирать ради чуждых интересов. Большая часть книги посвящена симулянтам и людям, которые сознательно калечили себя, лишь бы не быть зачисленным на военную службу:

"После обеда к ним подсел какой-то солдат и предложил сделать за пять крон флегмону и заражение крови. Шприц для подкожного впрыскивания у него при себе, и он может впрыснуть им в ногу или в руку керосин. После этого они пролежат не менее двух месяцев, а если будут смачивать рану слюнями, то и все полгода, и их вынуждены будут совсем освободить от военной службы. (Это испытанное средство попасть в госпиталь. Однако часто выдает запах керосина, остающийся в опухоли. Бензин лучше, так как быстрее испаряется. Позднее солдаты впрыскивали себе смесь эфира с бензином;)...Все скоты, дерьмо, и только в том случае, если будут храбро сражаться за государя императора, снова станут равноправными членами общества. "

В целом в произведении Гашек показал себя воинствующим безбожником:

"Во всей Европе люди, будто скот, шли на бойню, куда их рядом с мясниками — императорами, королями, президентами и другими владыками и полководцами гнали священнослужители всех вероисповеданий, благословляя их и принуждая к ложной присяге: «На суше, в воздухе, на море...» и т. д. Полевую обедню служили дважды: когда часть отправлялась на фронт и потом на передовой, накануне кровавой бойни, перед тем, как вели на смерть...Хороша надежда, что шрапнель оторвет тебе голову! Дурачили нас только! До войны приезжал к нам депутат-клерикал и говорил о царстве божьем на земле. Мол, господь бог не желает войны и хочет, чтобы все жили как братья. А как только вспыхнула война, во всех костелах стали молиться за успех нашего оружия, а о боге начали говорить будто о начальнике Генерального штаба, который руководит военными действиями. Насмотрелся я похорон в этом госпитале! Отрезанные руки и ноги прямо возами вывозят!"

Отдельного внимания заслуживает пропаганда духовной сивухи и то, как евангельское учение должно уверенно сливаться с целями войны:

"Только тогда солдат доблестно сражается за своего государя императора, когда верит в бога и полон религиозных чувств. Только тогда он не боится смерти, когда знает, что его ждет рай....При всей своей тупости полковник был чрезвычайно набожен. У него в квартире стоял домашний алтарь. Полковник часто ходил на исповедь и к причастию в костел святого Игнатия и с самого начала войны усердно молился за победу австрийского и германского оружия. Он смешивал христианство и мечты о германской гегемонии. Бог должен был помочь отнять имущество и землю у побежденных. "

Интересно показана идеология солдафонства:

"«Солдат,— говаривал он,— должен и в толпе искать своего начальника и думать только о том, чтобы исполнять обязанности, предписанные ему уставом. Падая на поле сражения, он и перед смертью должен отдать честь. Кто не умеет отдавать честь, или делает вид, что не видит начальства, или же отдает честь небрежно, тот в моих глазах не человек, а животное»...Эту дисциплину и долг послушания, обязательную любовь солдата к офицеру можно выразить очень кратко, ибо отношения между солдатом и офицером несложны: один повинуется, другой повелевает. Мы уже давно знаем из книг о военном искусстве, что военный лаконизм, военная простота являются именно той добродетелью, которую должен усвоить солдат, волей-неволей любящий своего начальника. Начальник в его глазах должен быть величайшим, законченным, выкристаллизовавшимся образцом твердой и сильной воли...Воинский закон наказывает за измену государю императору, который является отцом всех воинов, так что самый незначительный проступок воина следует рассматривать как отцеубийство, глумление над отцом своим. Далее он хотел развить свою теорию о том, что государь император — помазанник божий, что он самим богом поставлен управлять светскими делами, как папа поставлен управлять делами духовными. Измена императору является изменой самому богу. Итак, воинского преступника ожидают, помимо петли, муки вечные, вечное проклятие. Однако если светское правосудие в силу воинской дисциплины не может отменить приговора и должно повесить преступника, то что касается другого наказания, а именно вечных мук,— здесь еще не все потеряно. Тут человек может парировать блестящим ходом — покаянием."

Нельзя не приложить здесь замечательный отрывок о взаимоотношениях поручика Лукаша и Швейка:

"Швейк держал руку у козырька, и это очень шло к его бесконечно довольной, беспечной физиономии. Он выглядел, как греческий бог воровства, облаченный в скромную форму австрийского пехотинца. Поручик Лукаш на мгновение зажмурил глаза под ласковым взглядом бравого солдата Швейка. Наверно, с таким обожанием и нежностью глядел блудный, потерянный и вновь обретенный сын на своего отца, когда тот в его честь жарил на вертеле барана. — Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я опять здесь,— заговорил Швейк так просто и непринужденно, что поручик Лукаш сразу пришел в себя."

Хотелось бы привести некоторые интересные сведения о самом Ярославе Гашеке именно в роли большевика в Советской России:

"С октября 1918 года Гашек находится на ответственной партийной, политической и административной работе в политотделе 5-й армии Восточного фронта РККА. Вместе с армией он совершает путь от Бугульмы до Иркутска. Его сатирические фельетоны той поры, многие из которых написаны по-русски («Из дневника уфимского буржуя», «Дневник попа Малюты»), отличаются четкой социальной направленностью и проникнуты беспощадной ненавистью к врагам народа...Художник Ярослав Сергеевич Николаев, работавший вместе с Гашеком летом и осенью 1920 года в Иркутске и живший с ним в смежных комнатах домика пастора, получил от писателя размноженный на жирографе или гектографе экземпляр еще одного варианта «Похождений бравого солдата Швейка». Этот написанный от руки по-русски на грубой серой бумаге 13 пухлый том, помимо известных нам по чешским изданиям 1917 и 1921— 1923 годов, включал в себя и такие главы и части, как «Приключения кадета Биглера в плену» и «Швейк в стране большевиков». К сожалению, русский вариант «Швейка» пока не найден, так же как книга о попах, про которую Гашек рассказывал Ярмиле Майеровой, и пьесы, ставившиеся в Киеве и Красноярске....Руководители «марксистской левой», приехавшие в Москву на II Конгресс Коминтерна, ищут в России чешских коммунистов, способных возглавить движение на родине. Делегаты красного Кладно проявляют особую заинтересованность, чтобы в этот опорный пункт борьбы за Советскую власть в Чехии был послан Ярослав Гашек. Подчиняясь решению Чехословацкого центрального бюро при ЦК РКП(б), Гашек вместе со своей второй женой, работницей уфимской типографии Александрой Гавриловной Львовой, выезжает на родину. С нелегким сердцем расстается он со Страной Советов, где во многом стал другим человеком. В Прагу Гашек приехал 20 декабря 1920 года, уже после того, как чехословацкий пролетариат потерпел поражение. "

________________

Произведение замечательное, читается живо и на одном дыхании. Хочется перечитывать. Искромётное удовольствие и смех. В качестве дополнения к произведению, горячо советую почитать другого Австро-Венгерского гражданина, уроженца Галиции Ивана Франко и его книгу "Бореслав смеется", в которой обличительно показано чем жил простой рабочий в те годины, перед тем как их бросили в мировую бойню.

Нарешті це трапилося і я таки осилила цю книгу. Не те що вона не цікава або нудна, просто довга. Цю книгу пам'ятаю ще змалечку, вона була в невеличкій дідусевій бібліотеці. "Насмілюсь доповісти" вона мені сподобалась, бо це справжній "історичний малюнок певної доби". Йозеф Швейк це справжнісіньке ходяче горе. Хоча парадокс - все що він робить - робить з найкращими намірами і нібито робить все правильно, але найчастіше потрапляє в халепи. Його щирість, правдолюбство і відданість правилам на грані розумного. Здається, що в нього відсутній інстинкт самозбереження.

Швейк відчував повагу до своєї особи. Адже не кожного дня вдасться встругнути щось таке жахливе, що навіть сам не вмієш довідатись про це.

Протягом всієї історії бачимо Швейка спершу в'язнем, потім хворим, божевільними, згодом денщиком і нарешті ординарцем. Чимало пригод трапляються з ним та його знайомими. Та ще більше історій переказує вся Швейком та іншими.

Жодний солдат не може обійтися без балачок, тоді він принаймні забуває про всі злигодні.

Коли Йозеф Швейк ще тільки збирається на фронт, війна не сприймається всерйоз. Хоча й потім, здається, що ніхто не усвідомлює того, що це смерть, що це голод та інші жахи воєнного часу. А згодом хаос бюрократії, п'янство (

Ваша думка правильна панове, але я п'яний як дим!)

побутові замальовки вже повністю доповнюють картину. Можна зрозуміти, як саме організовувалася армія в першій світовій війні завдяки таким порадам

Якщо війна, то її треба виграти, і треба конче кричати : "Хай живе найясніший цісар!" А як же інакше.

Він вважав, що козиряння - це щось таке, від чого залежить успіх війни й на чому побудована вся військова могутність.

Солдата треба тримати в страху. Треба, щоб він тремтів перед своїми начальниками, боявся їх. Офіцери повинні тримати рядових на відстані десяти кроків від себе й не дозволяти солдатам думати самостійно, навіть взагалі думати.

Туберкульозників треба посилати на фронт, це піде їм на користь, а крім того, хай краще гинуть хворі, ніж здорові.

А ще тут неперевершеною змальовані герої, чого лише вартий Балоун із своєю ненажерністю. Це та книга, яку можна перечитувати. І наостанок мудрість від Йозефа Швейка

Дурні мусять являти собою виняток, бо коли б кожен був розумним, то на світі було б стільки розуму, що кожна друга людина обовдуріла б.