«Трое в лодке, не считая собаки / Three Men in a Boat (to Say Nothing of the Dog)» kitabından alıntılar, sayfa 3
...человек не может вполне оценить своё счастье, пока оно ничем не омрачнено.
Неужели всегда человечество будет ценить как сокровище то, что вчера было дешёвой побрякушкой? Неужели в две тысячи таком-то году люди высшего круга будут украшать свои камины обеденными тарелками с орнаментом из переплетённых ивовых веточек? Неужели белые чашки с золотой каёмкой и великолепным, но не похожим ни на один из существующих в природе, золотым цветком внутри,-чашки, которые наша Мэри бьёт, не моргнув глазом, будут бережно склеены, поставлены в горку и никому, кроме самой хозяйки дома, не будет дозволено стирать с них пыль?
...но что поделаешь, все на свете имеет свою оборотную сторону...
И он бросился на бедный маленький чайник и схватил его за носик. Вслед за этим в вечерней тишине раздался душераздирающий вопль. Монморанси выскочил из лодки и предпринял прогулку для успокоения нервов. он трижды обедал весь остров, делая в среднем по тридцать пять миль в час и время от времени останавливаясь , чтобы зарыть нос в холодную грязь.
- Я никогда не знал, что ты умеешь играть на гитаре! - воскликнули мы с Гаррисом в одно слово.
- Собственно говоря, не умею, но могу!
Мне думается, что из всего глупейшего, раздражающего вздора, которым забивают нам голову, едва ли не самое гнусное – это мошенничество, обычно называемое предсказанием погоды. На сегодняшний день нам обещают точнехонько то, что происходило вчера или позавчера, и прямо противоположное тому, что произойдет сегодня.
мы вымыли посуду, все прибрали (нескончаемое занятие, которое внесло некоторую ясность в нередко занимавший меня вопрос: куда девает время женщина, не имеющая других дел, кроме своего домашнего хозяйства)
Мы сшибли трех почтенных джентльменов с их стульев, и они смешались на дне лодки в беспорядочную кучу, и теперь медленно и мучительно пытались освободиться друг от друга и от наловленной ими рыбы. Предаваясь этому занятию, они осыпали нас бранью: не повседневными, трафаретными ругательствами, а сложными, тщательно подобранными, замысловатыми проклятиями, которые восходили к нашему прошлому, и заглядывали в далекое будущее, и включали наших родственников, и охватывали всех наших ближних, — добротными, сочными проклятиями.
Но человек, который распространил английский язык от мыса Винцента до Уральских гор, - это заурядный англичанин, не способный к изучению языков, не желающий запоминать ни одного чужого слова и смело отправляющийся с кошельком в руке в какие угодно захолустья чужих земель. Его невежество может возмущать, его тупость скучна, его самоуверенность сердит, но факт остаётся фактом - это он, именно он англизирует Европу. Для него швейцарский крестьянин идёт по снегу в зимний вечер в английскую школу, открытую в каждой деревне; для него извозчик и кондуктор, горничная и прачка сидят над английскими учебниками и сборниками разговорных фраз; для него континентальные купцы посылают своих детей воспитываться в Англию; для него хозяева ресторанов и гостиниц, набирая состав прислуги, прибавляют к объявлению слова: "Обращаться могут только знающие английский язык".
Если бы английский народ признал чей-нибудь язык, кроме своего, то триумфальное шествие последнего прекратилось бы.
Я бы хотел умереть утром. Утром всё так красиво.
