Kitabı oku: «ВинАдельня. Беседы с духовными учителями о чувстве вины, кризисах и развитии», sayfa 3

II
Алексей Маслов

профессор, доктор исторических наук, директор Института Стран Азии и Африки МГУ им. Ломоносова, ВРИО директора Института Дальнего Востока РАН, профессор школы востоковедения НИУ ВШЭ, автор книг об истории и культуре Китая, духовных традициях и ушу. Специалист в области развития современной Азии. Руководитель Федерации Шаолиньских боевых искусств

Я познакомилась с Алексеем Александровичем Масловым во время работы на телевизионных проектах. Мне удалось побеседовать с ним в гримерке, после чего желание исследовать духовный аспект жизни стало еще сильнее. Эрудиция и глубокая мудрость в сочетании с колоссальным жизненным опытом этого мастера помогут найти ответы на многие вопросы, никогда не теряющие актуальности. Именно с таким собеседником хочется обсуждать темы духовности и мироздания. История Алексея Маслова демонстрирует еще один путь – когда человек выбирает научную среду для развития, но, встретив духовного учителя, постигает и эту грань жизни тоже. Моему собеседнику удалось достичь баланса духовного и материального мира. Мне кажется важным показать, что может быть и по-другому, что вовсе необязательно отказываться от карьеры. Выводы, сделанные им после глубокого изучения темы и личной практики, – настоящее благословение для читателя.

– Я нашла интервью, где вы рассказывали, что программу средних классов осваивали в Монголии. Это правда? Получается, в тот момент вас так очаровал Восток, что пришло решение связать с ним свое будущее?

– Да, это так. В 1979–1980 годах мои родители работали в Монголии медицинскими специалистами. И, естественно, я два года, даже больше, проучился в монгольской школе. Точнее, школа была советская, но в Улан-Баторе. Она до сих пор работает, сегодня там обучаются и российские, и монгольские граждане. Но главное – тогда в Монголии была абсолютно советская культура, все говорили на русском языке, и среди монголов он широко преподавался. Местные жители прекрасно говорили по-русски и были привязаны к советской идеологии, культуре. Но стоило чуть-чуть сойти с проторенной дорожки, в сторону от стандартной советской школы, советского посольства – и в Улан-Баторе, как и в других городах, проступала азиатская культура, незаметная на первый взгляд. Эта культура родом из древних монгольских истоков. Она связана и с тем периодом истории, когда монголы владели почти половиной мира. Пекин, столица Китая, был основан монголами, а не китайцами. И такая культура потом начала деградировать и сошла на нет. Религия монголов – буддизм. Соответственно, их культура – буддистская, а также тибетская, поскольку в стране есть и тибетские монастыри, например монастырь Гандан, который и сейчас активно развивается.

– Вы с буддизмом уже тогда столкнулись, в средней школе?

– Для меня это оказался просто другой мир, другое представление о жизни, о человеке, о том, что такое буддистский ритуал, что такое, когда есть вера, но нет бога. Будда – не бог. Любой человек может стать Буддой при определенном желании, более того, любой буддист предполагает, что есть ныне живущий Будда. В христианстве предположение, что бог может быть где-то рядом с нами, – сектантство, если не ересь, а в буддизме это возможно. И я уже в детстве, в молодости столкнулся с другим подходом к жизни. Это, конечно, заложило тягу к Востоку, потому что Восток – всегда некий вызов той культуре и тем стандартам, что живут в нашей голове. Отсюда мое желание обучиться и понимать, о чем все-таки речь идет по-настоящему на этом Востоке. Так и определилась моя дальнейшая профессиональная судьба и вообще жизнь как таковая.

– Кем вы хотели стать в детстве? В другом интервью вы упоминали, что не хотели идти по стопам родителей-врачей. Но мы же в детстве часто хотим кем-то быть, еще не понимая, с чем конкретно эта работа связана. У вас были такие мечты?

– Я мечтал быть историком, я им и стал. Мне хотелось изучать исторические тайны, загадки, понимать, как развивается история, как вообще люди живут на этой земле. А самое главное – что движет людьми. Ведь история – некий детектив, где надо искать разгадку. В конце концов я историком и оказался, просто выбрал Восток, там загадок еще больше. В общем, моя детская мечта осуществилась.

– У вас были озарения, связанные с Востоком?

– Это очень тонкий вопрос. Озарения происходят после того, как вы начинаете работать над собой, высвобождаете сознание. В противном случае приходят не озарения, а некоторые фантазии, которые мы принимаем за откровения. Плохо, когда мы принимаем свою психическую деятельность за мистические итоги, проявившиеся в нас, и много о них рассказываем. Когда вы начинаете работать над собой, заниматься медитацией, высвобождать сознание, тогда, конечно, возникает некий временной континуум, поскольку для сознания нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, как и пространства, которое существует только для нашего физического тела. У меня такие воспоминания стали приходить, когда я более активно занялся восточными практиками и медитативными практиками – буддистскими, даосскими. У нас есть правило не рассказывать о том, что приходит в видениях.

– Да, я знаю, делятся только с учителями или вообще никому не говорят.

– И в этом есть смысл, потому что настоящие озарения смущают окружающих: духовная практика дает ряд феноменов, возникающих параллельно с ней. И людям чаще нравится опираться именно на эти визуальные феномены: вот я осознал, что было со мной в прошлой жизни, пережил какое-то состояние, какой-то инсайт, который, очевидно, не мог пережить сегодня. И многие начинают приходить к духовным практикам, желая получить какие-то внешние эффекты. Вот, например, в ушу, в боевые искусства немало людей приходит не для того, чтобы очистить сознание, а ради красивых визуальных эффектов: можно кулаком или пальцем разбивать кирпичи.

– Как и в йогу некоторые идут, чтобы стоять на голове, делать что-то эффектное и впечатляющее, не представляя, какая работа параллельно ведется с сознанием.

– Да, конечно. Мы – дети своей эпохи и привыкли воспринимать явление через его PR. Сложно рассказать о йоге, о состоянии йога, зато можно постоять на голове и показать: вот она, йога. Ничего преступного здесь нет, но иногда это смущает людей. Поэтому лучше многие вещи оставлять на уровне твоего личного сознания. Я хорошо знаю и понимаю, что в каких-то прошлых жизнях, перерождениях был связан с Азией, с Китаем, и мой приход в востоковедение не случаен. Но рассказывать какие-то эпизоды бессмысленно: то, что открывается вам, не должно открываться кому-то другому.

– Согласна, делиться таким не стоит – у другого человека могут возникнуть ожидания, что именно он должен там увидеть. И он разочаруется, если увидит что-то другое или если вообще ничего не придет, просто потому что человек недостаточно практиковался.

– Да. Понимаете, мистический опыт всегда индивидуален, он и должен быть индивидуален. Например, мы буддисты и хотим быть Буддой. Чтобы стать Буддой не обязательно идти в пещеры и селиться в лесах Индии, потому что он жил в определенном историческом контексте, в определенное историческое время, и питался определенными продуктами, и говорил на определенном языке. Пытаться повторить путь именно того Гаутамы Будды нелепо и глупо, честно говоря.

В христианстве празднуют то, что произошло с Иисусом и его последователями, то же происходит и в других религиях. И нам кажется, будто так мы присоединяемся к священному. Иногда да, мы индуцируем внутри себя какие-то фантазии, успокаивающие сознание: ты приобщился к священному. На деле это – некая таблетка, делающая приятно нашему сознанию. Мы погружаемся в комфортное состояние, но не двигаемся вперед. Движение вперед – как раз отрешение от всех внешних символов, воспоминаний, забвение себя и длительная работа над собой. Для духовного роста разработаны методики, они не секретные, просто требуется некоторое время и усидчивость. Пройдя через это, мы можем говорить о каком-то прогрессе, а остальное – наши фантазии.

– Вы говорили, что первая медитация, которая дается, – представить, что у тебя нет ничего, нет материального багажа, и необходимо осознать, кто же ты без него. Мне кажется, сейчас ситуация в мире многих вынудила лишиться такого багажа, и люди пытаются устоять на одной ноге. Как вы думаете, отсутствие духовных практик, медитаций, какого-то внутреннего стержня, который есть в китайской духовной практике или в йоге, может быть причиной этого? Люди не готовы идти вперед, принять перемены и на пределе возможностей стараются остановить время, живя прошлыми привязанностями?

– Я думаю, так было всегда, не только сейчас. Сегодня все события в мире стимулировали внутренние переживания, потому что самое сложное в жизни человека – обретение и осознание собственного статуса. Можно прожить какое-то время без пищи, без хорошей одежды, даже без денег, но изменения этого параметра человек всегда переживает, потому что сам себя он воспринимает исключительно через статус. Я – профессор, я – йог, я – преподаватель, меня все уважают. Человеку важно быть кем-то.

– Я правильно вас понимаю, важно отождествлять себя с кем-то?

– Конечно. Но душа не является этим: ни профессором, ни воином, ни кем-либо еще. И как только по каким-то причинам забирают статус, человек теряется: он же привык жить внешне. Откуда мы получаем информацию? Из внешнего мира. Люди мало задумываются, что находится внутри них, они чаще анализируют себя на предмет того, как реагируют на этот мир. В то время как медитация, наоборот, это отрицание ориентации на внешний мир. И сейчас все больше и больше тех, для кого жизнь превратилась в болезненный процесс, потому что из-под ног отбирают платформу. Это не я делаю открытие, об этом говорит буддизм и многие индуистские практики. Главная проблема в том, что стезя людей – воспроизводить эту жизнь вновь и вновь, то есть постоянно воспроизводить свой статус, свои связи, свою работу. Где бы человек ни оказался, допустим, уехал из России за рубеж, что он пытается там делать? Построить ту же жизнь, которую оставил в России. Из-за географических соображений, финансовых условий и многого другого это невозможно, тогда он начинает страшно переживать, а потом оправдывать себя, что все хорошо, я все сделал правильно. Получается, что для человека перемещение в пространстве, географическое перемещение значительно важнее внутреннего совершенствования. Нам кажется, что, переместив собственное физическое тело на какое-то расстояние на юг или на запад, мы все изменим. Это стандартное заблуждение. Еще Лао Цзы говорил, что, не выходя со двора, можно познать весь мир. Может быть, это и подталкивает людей заняться работой над собой, и неважно, будет это йогическая практика, буддийская или индуистская, если перед вами хорошо сформированная система, если есть у кого учиться и что делать, это всегда сработает в плюс. Когда же вы получаете знания в YouTube, или из каких-то книг, или у блогеров, вы сами себя обманываете. Поэтому здесь даже важно не чем заниматься, а кто ваш учитель.

– Говорят, когда человек готов, приходит учитель. Вы согласны? Или все-таки должна быть еще и внутренняя потребность в наставнике?

– Конечно, должен сформироваться внутренний запрос. Есть такое представление – «изначальное сердце человека», когда вы понимаете, что дальше жить без внутреннего самосознания, без учителя невозможно. Значит, что-то должно произойти в вашей жизни. Это не та ситуация, когда вы утром встали и сказали: «Хорошо бы заняться медитацией, она расширяет сознание, а заодно для гибкости и йогой». Такой вариант тоже хорош: лучше хоть чему-то посвящать время, чем жить бесцельно, но тут речь о внутреннем запросе не идет. Внутренний запрос напоминает ту жажду, когда если вы не напьетесь, то умрете в самом прямом смысле. Это не просто «хочу попробовать какой-нибудь хороший напиток», это «если не выпью воды, меня не станет». Именно в такой момент к вам приходит учитель. Когда все спокойно и хорошо, вы занимаетесь не йогой, не буддизмом – вы увлечены растяжкой. Еще раз повторюсь, не вижу в этом ничего плохого, но не ожидайте, что в таком состоянии появится понимающий вас наставник. Ведь учитель живет своими заботами, его работа – передать учение дальше, помочь вам. Человеку, у которого все хорошо и для которого йога – всего лишь растяжка, не надо помогать, он и так спокойно будет заниматься. Необходимо, чтобы вы сами подошли к черте, сымитировать которую невозможно. Это не значит, что вы должны умирать физически, но обязательно должен случиться какой-то внутренний надлом. У каждого он происходит по-своему, но без подхода к такой критической точке ничего не получится.

– Вы знакомы с методом випассаны? Вам было легко или сложно его осваивать?

– Знаком. Он есть и в Китае, но пришел из Индии. Называется китайский Чжи-Гуань – «взирание» или «остановка сознания и наблюдение». Випассана не столько метод, сколько обширный раздел медитативной практики взирания внутрь себя. В каких-то школах один метод випассаны, в некоторых – другой, но идея не меняется: остановить поток мыслей, начать взирать внутрь себя, перейти к внутреннему созерцанию. Сам я практикую. Но здесь вопрос не в легкости. Если человеку предложить: давай сейчас покажем методику – осваивай, любому будет тяжело, потому что ко всякой медитации надо готовиться. Медитация как таковая, и випассана в том числе, не должна существовать отдельно от множества других компонентов. Если вы просто сидите, закрыв глаза, – неплохо, успокаивает, это даже здорово. Но не влияет на открытие вашего сознания каким-то потокам, наоборот, идет отрицание каких-то потоков. Значит, требуется вести соответствующий образ жизни, заниматься определенными дыхательными, гимнастическими упражнениями. Випассана – лишь один из многих компонентов. Самое страшное – разделить систему на куски и отдельно их продавать. Именно так часто и делают сегодня. Например, неплохо заниматься асанами йоги, но асаны – еще не йога, а лишь небольшая ее часть. Многие осваивают какие-то отдельные элементы, но не систему. Чтобы освоить систему, необходим учитель, а для его появления требуется, как мы уже сказали, переболеть своим внутренним состоянием. Поэтому духовный путь не так прост, поскольку учителей мало, и они все заняты.

– Правда ли, что на Востоке медитацию раньше использовали только для общения с духами?

– Медитация – просто единственный способ пообщаться с духами, по-другому никак. Хотя это, скорее, побочный эффект, нужный кому-то. Высвобождая сознание из оков тела, мы начинаем общаться с сущностями, которых приходится как-то идентифицировать и определять. В результате пробуждается наша фантазия, поскольку непросто сразу определить те ощущения, например от общения с духами, которые мы пересказываем. Мы сталкиваемся с духовными источниками, которые нас питают. Они не хороши, не плохи, и необходимо понимать, как реагировать на них. Медитация укрепляет сознание настолько, что мы уже не боимся того мира, с которым сталкиваемся. Наш мир – мир телесности, его мы хорошо знаем: нам понятно, как перейти улицу, как накормить свой организм, как выспаться… Выходя в мир духовный, необходимо помнить, что там тоже свои правила, и где-то необходимо им обучиться. Кто-то познает их на собственных ошибках, набивает шишки, а порой и сходит с ума. Таких людей полным-полно не только в современном западном мире, их хватало и в Китае, на эту тему там написано немало романов. Такие истории о сумасшедших, не сумевших справиться с пришедшими к ним во время медитации ощущениями, в том числе с духами, с которыми они общались. Есть и те, кто старательно обучается, чтобы выйти в тот мир. И здесь каждая система предлагает собственные методы. Нельзя, грубо говоря, просто сложить йогический метод с методом восточной практики и получить один максимально эффективный. Нет, каждый компонент в любой системе увязан с другими. Поэтому необходим учитель, человек, который вас проведет через все этапы.

– Но ведь есть и положительный опыт. Я прочла почти все книги Б. К. С. Айенгара, и он как раз говорил: лучше хорошая книга, чем плохой учитель. Ему пришлось прочувствовать все на собственном опыте. Айенгар упоминал, что с телом происходило всякое, и порой очень сложно было до всего доходить самостоятельно. Он писал, что если предоставляется возможность встретить учителя – замечательно. Но если наставника нет, а искреннее желание есть – необходимо изучать тексты и книги самостоятельно.

– Да, бывает по-разному. Однако о какой-то реальной тайной мудрости вряд ли кто-то напишет в книге. А тайная она лишь по одной простой причине – даже пишущий правильные вещи открывает ее сырому сознанию читателя. В результате человек прочтет не то, что автор написал, не то, что он хотел передать, а то, что сам сейчас ощущает, увидит в книжной мудрости только собственные ощущения. А раз нет учителя, скорректировать такое понимание невозможно, тут и таится серьезная опасность. Поэтому, на мой взгляд, книги наносят большой ущерб. Но согласен: если у вас плохой учитель, но есть хорошая книга, почитайте книгу.

– Вы как-то в другом интервью сказали, что благородный муж не должен общаться с теми, кто ему не ровня. В нынешних реалиях это значит, что нужно оградить себя от токсичных, хронически ноющих, угнетающих людей?

– Да. И это не мои слова. Так сказал Конфуций, а я с ним согласился. Иногда нам кажется, что кто бы к нам ни обращался, кто бы ни звонил, мы обязаны ответить, потому что так вежливо, так нужно, так строится социальное общение. Но однажды придется понять, что есть некая внутренняя нравственная гигиена, для ее соблюдения лучше избегать общения с кем-то. Да, по работе приходится контактировать с людьми, которые, может быть, вам не интересны, неприятны и вызывают скорее угнетение, чем радость, – с ними надо ограничивать общение. Наша душа – наша единственная реальная ценность, значит, ее необходимо держать в чистоте. Поэтому когда-то придется поставить определенные барьеры между собой и средой внешнего общения. Тогда мы сохраним чистоту сознания. Я упомянул в том интервью буддийскую поговорку: «Внешний мир создан лишь для того, чтобы мешать нам жить». Он нас все время испытывает новыми связями, знакомствами, ненужным общением. Важно понимать, что этот мир сбивает нас с пути, не позволяет замкнуться, уединиться внутри себя, хотя бы на час в день.

– Карл Лагерфельд говорил, что с некоторыми людьми иногда нужно просто поддерживать вежливое равнодушие. Это, наверное, о тех, кто угнетает на работе.

– Золотые слова.

– По словам Конфуция, в тридцать лет он испытывал сомнения и только к семидесяти начал слышать волю неба. У вас так же или нет? Только с возрастом мудрости стало больше или вы всегда были таким человеком?

– Конечно, с возрастом, потому что возраст – это опыт. Хотя ни в коем случае не соглашусь здесь с Конфуцием. Каждый, приходя к любым восточным практикам, начинает изучать их ради интереса, ради любопытства. Не может быть в двадцать лет того духовного опыта переживания разных состояний, который накапливается, например, к сорока годам или к пятидесяти-шестидесяти. Тут главное – уметь воспользоваться этим опытом, потому что многие пропускают опыт через себя и ничему не учатся. А значит, в какой-то момент необходимо наиграться образами внешнего мира. Наиграться статусами, состояниями, кому-то надо наиграться богатством, кому-то – бедностью, кому-то – святостью, ведь это тоже особый вид игры, такая наивная святость. И в конце концов придется понять: то, что все мы воспроизводим вокруг во внешнем мире, не имеет никакого отношения к внутренней жизни, и, следовательно, пора начать по-настоящему заглядывать внутрь себя. Этот опыт болезненный, и тут-то как раз и требуется возраст: необходимо пережить целый ряд состояний и понять, что они важны. Причем не обязательно достигать к семидесяти годам того, чего достиг Конфуций. Но очевидно, что нельзя требовать от юноши или девушки того же самого, что требуем от мудреца, человека с богатым опытом. Другими словами, каждому нужно наиграться с внешним миром.

– Во время нашего знакомства вы сказали, что история – это драма. Мы привыкли жить в драме. Обычно все фильмы, книги связаны с ней: что-то случается, главный герой страдает. Это укоренилось благодаря западной культуре или на Востоке все так же?

– История на той и другой стороне одинаковая, только состояние разное. На Западе драма идет от западного представления о развитии мира, от времен Аристофана, когда требуется не монотонное течение истории, а какие-то значимые события. Так сегодня СМИ подают любое событие. Обычная жизнь человека мало кого интересует, необходимо, чтобы что-то взорвалось, упало, кто-то с кем-то развелся, кто-то кого-то застрелил. Нужен информационный повод, так выглядит современная история. Древняя история сохранила понятие драматизма развития. Следом в наш мир, в наше сознание пришло христианство, представляющее всю священную историю как чудовищную драму, трагедию, которая в конце концов разрешится торжеством второго прихода мессии. И по-другому вы никак не воспринимаете: то же включается при изучении истории, просмотре кинофильмов, чтении книг – обязательно должно что-то происходить. На Востоке по-другому. В Китае нет понятия падения героя. В некоторых романах, кинофильмах, конечно, это встречается, но чтобы герой принес себя в жертву ради других, такого нет. Жертвенность и мучения в восточной культуре отсутствуют, ни одна из восточных религий – ни индуизм, ни буддизм – не чествуют мученичества. Он в почете только в христианстве и в исламе. Поэтому в восточной культуре нет того отшельничества и аскетизма, что присутствует на Западе. Некоторые, конечно, уходят в аскетизм, но это узкие течения. Дело в том, что для Востока история – долгосрочная система самосовершенствования человека, а для Запада – прежде всего драма, которая должна закончиться либо трагедией, либо каким-то мессией. Поэтому финал любых американских кинокартин – хэппи-энд, иначе фильм просто не пройдет внутреннюю цензуру. В любом русском романе, возьмите хотя бы Достоевского, наоборот, плохой исход, чего требует трагедия русской души – кто-то должен умереть и через смерть очиститься, иными словами, должна произойти трансформация человека. Цель трансформации в Европе – возрождение, перерождение или умирание. В Китае же мы не видим трансформации, здесь скорее рассказ о трансцендентности, показывающей святость.

– Трансформация через служение – быть полезным людям – есть на Востоке?

– Да. Главный персонаж буддизма в Китае – богиня Гуаньинь. Она может быть в нирване, при этом специально оставаться на земле, чтобы помогать людям, спасать и страдать вместе с ними. Однако это не подвиг, а правильное поведение. На Западе мы видим другое: там подвиг – любовь к ближнему, любовь к человеку. Когда кто-то, например, пытался артикулировать идею о том, что человека надо любить не меньше, чем бога, их далеко не все поняли. Почему? Абстрактного бога любить просто – мы его боимся, не понимаем, как он ведет себя, и все время пытаемся договориться с ним. А теперь представьте, что никакого материального присутствия, с которым можно договориться, нет. В буддизме его нет, в индуизме его нет. В Индии есть священный сакральный мир, но вы с ним тоже не договоритесь. Вы не можете молиться, не можете исправить. Можно попытаться исправить, но это ухудшит карму при неверном поступке. Ведь многое зависит от того, насколько вы правильно понимаете, как эту карму надо очищать. Иначе говоря, все заключается не в какой-то книге – типа Библии или Корана, – которую надо прочитать и следовать написанному в ней, а в чистоте вашего сознания. Если оно у вас загрязнено, что ни делайте, какие оправдания ни находите, все получится плохо. В этом и заключена суть происходящего. Если вы на Востоке занимаетесь какими-то практиками, вы базируетесь на собственной ответственности, на Западе эту ответственность берет на себя либо священник, либо церковь.

– Известная фраза Экхарта Толле, духовного наставника многих американских селебрити, звучит так: «Свету сознания легче сиять через угасающую форму». Это как раз о мудрости, приходящей со временем?

– Я думаю, он имел в виду не саму мудрость. Я бы сказал немного иначе: не нужно дожидаться пожилого возраста, следует дождаться, когда внешняя форма начнет угасать. Когда придет понимание, что наши идеи, чаяния, например моя мечта стать крупным, уважаемым лидером, вообще неважны. Я сейчас расскажу историю без фамилий, потому что люди в ней – до сих пор живущие и работающие. Как-то мы с одним крупным российским политиком оказались в доме известного буддийского учителя в Пекине. Мой спутник обратился к наставнику: «Я делаю все возможное, чтобы помочь людям конкретного города, с утра до ночи этим занимаюсь, но обо мне все равно пускают дурацкие сплетни. Я же иду с добром, а получаю только зло. Почему наверх в управлении страной, миром поднимаются только гадливые люди, а честные, чистые остаются где-то внизу?» И буддист ответил, что тот на самом деле пока не понимает: миром управляют не те, кто на вершине государственной или административной машины. Правят миром люди с другим сознанием. Не финансисты, не политики, а те, кто наконец понял, что все их внешние статусы не нужны, чтобы помогать людям и управлять миром. Вы должны тащить внешнюю форму, должны наиграться с ней, потому что на пальцах это не объяснишь. Наш политик не понял мысли, ее действительно сложно осознать. Но идея правильная: внешняя форма должна истощиться, однажды нам придется понять, что она не приносит ничего, кроме проблем. Внешняя форма не обязательно плотская, не обязательно связана с физическим телом, это может быть и ваша профессия, и ваш статус, и ваши чаяния, надежды. Вот когда они истощатся, тогда и начнется реальная работа над собой.