Kitabı oku: «F65.0», sayfa 4
Самое ржачное, что мне кажется,– я могу ошибаться, потому что я часто вижу вещи в искаженном свете,– но мне кажется, что у девяноста девяти из ста точно такие же воззрения и убеждения: пустые, апатичные, серые и лишенные какой бы то ни было почвы; убеждения, для которых найдется тысяча и одно оправдание, но не отыщется пяти минут в свой выходной сделать хоть что-то истинно стоящее не для себя, а ради кого-то другого или ради некой абстрактной ценности, отстраненной от мирка своей квартирки. Они, эти фарисеи, вечные иеремиадники, старательно покрывают свои насквозь пустопорожние убеждения разными оправдательными обертками в виде круглосуточной работы, жуткой занятости, наличия собственных исключительнейше наиважнейших проблем, выплат ипотеки, перманентной усталости, отсутствия времени на высокие порывы и некие моральные общечеловеческие деяния.
Я не вижу бума благотворительных организаций в нашей стране, в отличие от той же Европы, несмотря на, казалось бы, повсеместность глубоко духовных сограждан. Мы бесимся от недопуска на олимпиады, когда сами почти поголовно снаркоманились или спились. Мы не видели ничего предосудительного в солдатах без знаков отличия, но взбеленились от спортсменов без флага. Не видел я действительно крупномасштабных демонстраций за или против разных геополитических движений нашей страны на мировой арене. Самая трендовая музыка нашего времени – рэп, самый рейтинговый сериал – нечто с братками, физруками, доярками, в лучшем случае – больной раком химик. Не наблюдал я в наших «синематографах» формата IMAX 3d dolby-dogital surround 7.1 с ведром попкорна современного «Сталкера», «Летят журавли» или «Иди и смотри». Мы спасаем детей смсками на федеральных каналах, а потом покупаем сапожки или бигмаки на вдесятеро бОльшие суммы. Мы козыряем классиками, своей литературоцентричностью при вымирающем книжном рынке и почти нечитающем населении. Мы верим в силу нашей литературы, тогда как никто из наиболее крупных наших писак не получал сколько-нибудь существенных и солидных премий за последние тридцать лет. Будущее литературы нашей оказалось в прошлом, так еще и прошлое это никому не нужно. А в целом наше трактование постмодерна (и это в мире победившего постмодерна и нависшего метамодерна!) отстает лет на …дцать, отчего наша культура и культурные плодики не нужны в современном мире. Нет у нас своего Голливуда или «Студии Гибли». По большей части, за архинаиредчайшими исключениями, мы лишь копируем, да копируем. Не лучшее и не лучшим образом…
…Мы легально и нелегально продаем безмерные земли южному соседу, полные лесов и прочих ресурсов, но собираем дрова опять же смсками на федеральных каналах бабушкам куда-нибудь в Архангельск. Каждый третий из нас – политолог, каждый второй – историк, без минимальных знаний в политологии с историей. Восстанавливаем памятники недоучке-семинаристу, но в голову не придет поставить крохотный постаменьтик для человека, отменившего повсеместное крепостное рабство. Боимся и не любим изучать свое же прошлое, разукрашиваем его мифами в обнимку с небылицами, в которые начинаем сами верить, строить и воспевать в настоящем.
Три десятилетия назад материалистическая до основания страна сейчас до небес наполнена мистикой. Мы не доверяем гмо, но верим экстрасенсам; мы очень верующие, но многие не знают «Отче наш»; мы за мир, но ведем несколько войн; «ихтамнет», но похоронки есть; не тридцать седьмой, но за репосты сажают; суд независимый, но решения принимаются по звонку или по понятиям; традиционные ценности, но сотни тысяч беспризорников и эпидемия СПИДа. Обвешиваемся георгиевскими лентами, но при въезде в ЕС ради сырочка, их снимаем. Какую партию у нас ни создавай, в результате получится КПСС. Каким журналистом ни работай, в результате получится пропагандист. Какого президента ни избирай, в результате получится царь. Какую демократию или социализм ни строй, в результате получится азиатская деспотия или допетровская архаика.
…Мы тщеславимся некой соборностью, но зимой и снега у соседа не допросишься. Разговоры о духовности сопровождаем пьянкой, болтовню о патриотизме – воровством. Мы любим низкие цены и хорошие товары, но ненавидим бизнесменов и предпринимателей; мы мечтаем жить богато, но не вывариваем богачей. Мы хотим денег, мы алчны и жадны не менее, чем те самые «капиталистические свиньи», но работать никто не хочет, а зачастую – просто не умеет. Ненавидим блат и кумовство когда оно у других, но в тайне мечтаем о первом и втором, но всенепременно для себя любимых. Мы корим воров, но сами при первой же возможности готовы скоммуниздить хоть стропила прямо из-под плотника на первой попавшейся стройке…
…Мы пригубили каплю свободы, но не сдюжили ее,– за девять лет она буквально порвала нас на кусочки. И менее, чем десять лет жизни без кнута привили там такой железный иммунитет против отсутствия этого кнута, что мы с радостью, со слезами на глазах и вековечной обидой на запад, вбежали в издохшую, смердящую тушу нашего левиафана, в самое его гниющее, червивое лоно, под когтистые и царапающие до мяса лапки двуглавого орла. Мы ненавидим запад, обвиняем его во всех бедах, тогда как сами изо всех сил тщимся пользовать блага западных технологий и во всем походить на него. При такой территории, мы нет-нет, но поголодаем, а отъевшись ножками Буша, вновь бычим в сторону Атлантики.
Мы бараны, идущие бесконечным строем в ряд, бараны бьющие в барабаны, для которых сами даем кожу. Мы живем на излете пули, в фарсовом симулякре и некрофильском воспроизведении то ли империи, то ли квазисовка, со всеми худшими проявлениями что первого, что второго.
И вот, во всей этой мозаике из антиподоподобных элементов, как то трупак-атеист на главной площади страны и памятник главному крестителю в полукилометре от него, или бывший подполковник КГБ со свечкой в православном храме – во всем этом постидейном винегрете, всенациональной биполярочке, в этом идеологическом франкенштейноподобном вакууме из давным-давно мертвых и криво пришитых друг к другу элементов, существую и я, ваш покорный слуга. Поэтому не корите меня так уж сильно за мою плотоядную тягу к женским ступням и к женщинам вообще. Видит бог, если он до сих пор существует, я не худшее, что есть в нашей парадигме бытия.
Все вышеперечисленное, пожалуй, можно счесть за оправдание болезненности моего влечения. Я не буду спорить. И я, что самое важное, не осуждаю никого из тех, кто как-то подпадет под вышесказанное. Но, пожалуйста, не судите и вы меня. Или вы сами знаете про нравственность? Что есть хорошо или плохо? Что есть мораль и благо? Что есть истина? Перефразируя классика, я считаю очень важным, чтобы всему этому модернистско-этическому обскурантизму, ценностно-нравственному иллюзорному дискурсу был положен гребаный конец. Ни одна девушка на планете, насколько я слышал, не умерла от ласкания пальчиков. Хотя однажды я так сильно прикусил ножку одной знакомой, что у нее пошла немного кровь…Но это другая история.
Ладно, в жопу экзистенциализм!
Значит, последнее место работы – типичная синекура, охренеть какой важный и презентабельный рассадник чинуш, связанных с дорожным строительством. Вроде бы. Потому что мне так толком никто не объяснил чем они там занимаются. Чем ваш покорный слуга там занимался объяснить могу: пинал балду целыми днями, тратил терабайты вай-фая на просмотр фетишного uhd-порно (серьезно, терабайты, я однажды замерил), пару раз в день распечатывал документы, но в основном – дрочил в кабинете, один раз умудрился в приемной начальницы, когда секретарь ушел, дрочил в машине на стоянке, дрочил в туалете, несколько раз там же после и заснул; иногда бывало вырубался в кабинке без штанов по пьяни, накуривался; подкладывал в каждую кабинку порно-журналы, на двадцать третье февраля в кабинки клал гей-порножурналы; однажды после недели пропитания суши и лагманом бирьеном (обжаривают овощи и специи, добавляют омлет, зелень и прочую байду) меня так скрутило, что один унитаз, мой любимый, с краешку, наглухо забился, случился крупный коллапс труб, при моем непосредственном содействии. Приехала бригада мастеров, долго чинили и выкачивали мое дерьмо. Какое-то время я любил понаяривать в приставку, благо, что размеры кабинета мне позволяли туда примостить плазму с последней «плойкой». Меня и без того не особо любили в коллективе, поэтому какая-то падла через недельку плоечку-то мою свистнула. А я не стал покупать новую. Потому что красота каждой вещи для меня заключается в ее уникальности, ее эксклюзивности, в единичности ее экземпляра. То же и с людьми. Каждый знакомый для меня – оригинальный алмаз. Но если отношения рвутся, то я рву их навсегда. Если расстаюсь с вещью, местом, человеком, то я по-настоящему расстаюсь без компромиссов и без альтернатив. А то становится еще неприятнее.
С uhd-порно вышла один раз интересная история. С окончания школы я увлекся японской анимацией – анимэ. Как вы могли заметить, я питаю некую слабость ко всему восточному, ага. Короче. В анимэ есть порно-подвид, называется он хентай. Попросту говоря – японские порно-мультики. Явление интересное, на любителя. Я же являюсь любителем всего и вся такого плана, поэтому очарование рисованных приключений меня сильно привлекло. На работе между делом нарвался на один тайтл. Вы не поверите, но его упоротость, вкупе с запредельной кощунственной наглостью привлекли меня и я смотрел его чисто сюжета ради. Порно-мультик-то. Сам удивлялся. Сюжет крутился вокруг «Черной Библии». Не буду вдаваться в фабульные перипетии. Скажу лишь, что однажды пропустил преважнецкое совещание, потому что несколько часов к ряду смотрел этот наглухо звезданутый хентай, он меня поглотил. Что забавно, ведь про конкретно мой фетиш там показано отнюдь немного, но я втянулся, черт побери. И да, если озвучку обычного порева я худо-бедно представляю, то как озвучивают хентай и как это выглядит – тема для отдельной беседы.
Также я настроил анонимный корпоративный почтовый ящик (подсобил знакомый не совсем легальный компьютерщик) и рассылал на весь отдел афроамериканские члены, копро-порно, обычное порно, порно с животными, порно с инопланетянами (и такое есть, сам удивился), гей-бдсм-копро-порно с карликами трансами, которое заканчивалось,– нет, я не смотрел, но пролистал,– окончанием одного из карликов розовато-желто-бордовой спермой (оказалось, ему полфильма тыкали туда штырем, прямо в дырку причиндала, и, видать, поранили). Порно я рассылал пятого, пятнадцатого, тридцатого. Аванс, зэ-пэ, премия. Шесть месяцев подряд. Наша служба безопасности (вот уж лютая тайна зачем эти ребята существовали) рвала и метала, но я долго терроризировал весь отдел. Чуть от смеха не описался, когда они взяли вместо меня другого парня. Как-то там неправильно вычислили настройки сети и вышли на бедолагу. Порывались уволить, но мне стало жаль его, поэтому на следующий день, нарушив правило, восьмого числа, я снова разослал всем подарочки, чтобы снять с него подозрения. По идее, все, что нужно было делать моим коллегам – это не обращать внимания на жалкое одно письмо в своих почтовых ящичках. Но нет, все впадали в бешенство, а точнее все симулировали бешенство и негодование. Часто именно мои письма являлись главным предметом обсуждения в курилках, в ресторане неподалеку, где мы обедали. Потом мне это осточертело, я прекратил. Вычислить меня так и не смогли.
Как вы уже догадались, попал я туда по протекции тети, поэтому позволял себе вытворять всякую такую шнягу. По правде говоря, туда все попадали по протекции таких вот теть и дядь, мам и пап, друзей, родных и близких. Целая рота великовозрастных и не очень разгильдяев на бюджетной зарплате. На крайне вкусной бюджетной зарплате, если вы понимаете.
Но кто-то делал вид, что занимается чем-то важным и что занятие это имеет значение, а я этого вида не делал. Вот и вся разница. Я испытывал такое отвращение, полное внутреннее угнетение от этой, прости господи, работы, что мои порывы и влечения бывало оставались замороженными на протяжении всего рабочего дня. Хотя по идее коллеги-женщины там имелись весьма и весьма привлекательные. Но то была какая-то аномалия: передо мной стояла женщина, вроде бы красивая, а во мне удивительный покой, помешанный на гадости и нежелательном отчуждении. Первый раз такое было. Они просили меня распечатать очередную хренотень, поставить печать и уходили. А я возвращал вкладку с лапками в ультра высоком разрешении и только тогда оживал. Фишка была еще в том, что женщины там не принимали меня всерьез, как мужчину или парня. Что-то держало их на расстоянии, видать какой-то инстинкт подсказывал им, что я – извращенец-интеллигент. И черт его разберет какой из этих двух параметров пугает женщин более всего. С мужиками же в нашем отделе отношения у меня были ровные, не дружественные, но и не враждебные. Никакие, честно говоря.
Но под конец моего тамошнего пребывания к нам пришла в отдел новенькая. Она являлась наложницей какого-то крупного мужичка, поэтому обладала феноменальной внешностью. И феноменальной стервозностью. И архигодными лапками. За окном вовсю парило лето, в нашем офисе плескалась кондиционерная прохлада, но все равно жарища разлилась по воздуху и не отпускала никого. В один из таких дней наша начальница привела ее – Лейлу. Черные, пречерные, как ночь, длинные волосы, узкие глаза, смугленькая, высокая и стройная, вечно алогубая, вечно в светозащитных очках, но далеко не девушка, в ней присутствовала степенность и цветение вылупляющейся женщины. Но это все лишнее.
Главное: Лейла обладала шикарными ножками! Вот честно. Я начинал чувствовать вездесущую руку моего провидения. Египетские, очень высокий подъем (вот с подъемом границ для меня нет, чем больше изгиб – тем лучше, возможно, говорит мое плоскостопие, не знаю), ровные, крупные пальчики, аккуратные ноготочки, как жемчужинки, как ягодки на ветках. Ее пяточка была гладкой и крупной, ножка расширялась к носку, ее изгиб был живописнее и характернее из-за выпуклости под большим пальцем (не с боку! А «под»). Да, немаловажная деталь: мне нравится именно расширение от пятки к носку. Когда нога идет ровно или расширяется слабо, то выглядит маленько нелепо. Ее пальцы обладали приятными формами, крупным для пальчиков размером.
Как я сказал выше, меня в коллективе недолюбливали (кроме безделья, мастурбации и бесконечного порно я часто по-разному подкалывал и насмехался над коллегами, сам не знаю зачем), поэтому на каком-то этапе меня начинали понемногу подвергать «остракизму», в особенности рвались отжать мой кабинет. Я и не сопротивлялся. Поэтому Лейлу подсадили ко мне. Возможно, надеялись, что она меня выживет или достанет.
Мне хватило пары вздохов для понимания очевидности: она сама любит свои ножки, обожает за ними ухаживать. Похоже, это любил и ее мужичок. Она имела властный и несносный характер, была высокомерной, ужасающе высокого мнения о себе при жиденьком уме и зыбком образовании. Чем-то напоминала мне Ангелину, кусочками характера, но только у Лейлы – крыша пониже, дымочек пожиже. Во всех смыслах. Мы начали общаться поневоле и без удовольствия, потому что я ей сразу не понравился. Расположили свои столы рядом, почти напротив, но так, чтобы не видеть особо друг друга. Однако же я мог вполне наблюдать за ее стопками под столом, ее туфли были видны из-под него. Этого для меня достаточно.
Самое забавное, что она-то вынуждена была заниматься чем-то серьезным. Ну то есть бывало она печатала какую-то белиберду, делала пустопорожние звонки в эти разные департаменты. Являла, короче, бурную деятельность идиотского толка.
С первых дней она постаралась поставить себя как надо, альфа-самкой кабинета. А я бы и не против, но…Поймите меня правильно, подчиняться красивой женщине с внутренним наполнением – удовольствие. Подчиняться красивой женщине с пустотой внутри – пошлость. Она за неделю заполнила ящички моего бывшего шкафа своими прибамбасами, туфлями, какими-то чашками, зеркалами, сумочками, заняла всю вешалку, перетащила к себе чайник. Она в наглую брала мои канцелярские принадлежности, взяла мою мышку и клавиатуру (удобнейшие, оптические, миниатюрные и стильные), порывалась заграбастать куда-то и плазму, хотя она вполне могла ей пользоваться и так (заметил, что шурупы расшатаны, будто кто-то ее зачем-то отрывал). Я намеренно податливо проигрывал, делал вид, что со всем смирюсь. Разумеется, далее темпы нарастали, ибо женщины не знают когда нужно остановиться в таких ситуациях: она сваливала на меня свои полномочия, и даже парочку особо важных каких-то обязанностей (дала мне поручение сделать отчет и оформить какой-то договор). Я ждал этого и все послушно, безоговорочно выполнил, но намеренно оставил пару косяков в документах, труднонаходимых сразу, но имевших фатальное значение в перспективе. Перспектива эта нагнала Лейлу в тот же день, когда она переставила к себе мой любимый яблочный моноблок (когда увольняли – скомуниздил его, не смог удержаться). Осознание того, что мне придется отныне возиться на каком-то сраном пк и угребищном мониторе, осознание того, что все мои настройки и вкладки с любимыми страничками, сайтами, ресурсами, со всем прочим мне более не доступны – это осознание привело меня в бешенство.
Но, если по правде, то в бешенство меня привело то, что я не имел ни единого гребаного шанса наладить мосты с обладательницей таких шикарных лапок. Когда Лейлу вызвала истеричка-начальница к себе в кабинет по поводу документов, мною оформленных, я испытывал глубочайшее сожаление и грусть, в момент осуществления замыслов по забаве с ее шмотьем. Взял роскошные туфли из мягчайшей кожи, обнюхал их, поцеловал, не удержался и спустил туда. Знаю, это неэтично, но соблазн был велик, ее аромат, форма туфелек, вмятинки от подушечек пальцев ухватили мой разум и выжали, как губку. Хотя запахи – отдельная тема, про нее ниже…
Я поставил ей обратно ее сраный комп, вогнав туда пару шикарнейших вирусов (всегда таскал с собой на работе флешку с ними, видать чувствовал, что пригодятся), не ломающих систему, а именно делающих из нее изводящее до нервного помутнения хреновину. Вернул к себе моноблок и запоролил его. Лейла вернулась красная и озлобленная. Наша начальница умела доводить людей и держать их в нервном исступлении. А иначе как бы она стала начальницей? При новых видах кабинета Лейла впала в ярость и бросилась на меня с кулаками. Драки с женщинами – не мое. Какая бы она ни была, я в какой-то мере все равно люблю ее и отношусь с нежностью, мне больно когда не получается обойти конфликтов с противоположным полом. Если ситуация доходит до рукоприкладства, то я терплю, если я вижу перспективу развития отношений, или использую навык «балаганства».
И тогда произошло второе. Под ее крики и вопли, подгоняемый шлепками и тычинками, я вывалился из кабинета и намеренно прошел в приемную, где сидела охрана и где висели камеры. Охрана, стоит отдать должное, среагировала оперативно: она аккуратно, однако не без жесткости отлепила от меня беснующуюся все больше и больше Лейлу. Я порой замечаю, что женщины, когда начинают истерить и проходят некую точку в эмоциональной амплитуде, теряют возможность остановить себя, даже несмотря на окружающих и все вокруг. Лейла орала и визжала, – я немного испугался, честно, врать не буду, орать она умела, – охрана ее скрутила, пришла начальница со своим замом (по совместительству – бывшим мужем) и отвела к себе на воспитательную беседу.
Что и говорить, после этого любой шанс заполучить ее ступни себе в рот испарился, как сперма в солярии (знаю, что испаряется, знаю!). Она пыталась оповестить своего мужичка обо мне. Одним жарким вечерком на мой телефон даже поступил звонок, из трубки прозвучал нежданно приятный и воспитанный голос, весьма солидный, который поинтересовался кто я такой, чтобы «беспределить с моей женщиной». Я сказал, чтобы по этому вопросу они обратились на номер такой-то и дал номер Ангелины. Звонков мне больше не было, Лейла на следующий день совсем поубавила пыл, но между нашими столами пролегла капитальная демаркационная линия. К слову, это был почти единственный раз когда я в наглую и по-трусливому обращался к имени своего опекуна. Но здесь я сразу понял, что быстрее и энергозатратнее поступить именно так.
Далее я ловил иногда лейлин колючий взгляд в свою сторону из-под сраного пекашного монитора. И наблюдал за ее ножками. Ну ничего не могу поделать: вроде и человек особо неприятен, а ножки прелесть. Встань она, подойди и скажи в любой момент «отлижи мне ножки и тогда мир», или же «давай мир и тогда сможешь отлизать мне ножки»,– в ту же секунду я бы делал свое дело. Да е-мое, если бы она сказала «отлижи мне ножки!», – просьба была бы исполнена. И моноблок бы ей свой дал, и мышку с клавой вернул, и колесо бы в машине не пробивал (ой, да, забыл упомянуть), и посоветовал бы не пить из бывшей моей чашки (я и туда спустил по ходу дела, мелочи, неважно).
Ладно, думаю, о моем отношении к труду вы поняли. Настал день Д и час икс, когда я решил, что, пожалуй, на этом идея построения карьеры и стабильной, пракормушной, охренительно оплачиваемой работы для меня закончена. Я написал заявление об увольнении, все тщательно оформил. Лейла сидела напротив и что-то там делала в своем компе, цокая и нервничая (некоторые вирусы ей раз в две минуты сворачивали окна и раз в полчаса его перезагружали, исправить их пока не смогли). Я с грустью, с непреодолимой тоской вздохнул и приспустил шорты (мне одному можно было не соблюдать дресс-код). Далее моя рука начала ритмичные движения вверх-вниз, глаза же поедали ее ножки, все так же аппетитно выглядывавшие из-под ее столика. Она в нервозности от работы своего сраного пк терла пальчиками друг об друга, злобно давила ими в пол, ее ноготочки и подушечки белели, несколько тонких вен вздулись. Лейла подцепила одну туфлю большим пальчиком и шатала ею, крутила, вертела, туфелька упала. Она потирала ножкой о ножку, сжимала пальчики и мяла ступни так, что проступали косточки. Ее бецсветный, но крайне аппетитный лак поблескивал. После очередной перезагрузки сраного пк, Лейла в отчаянии взялась за голову, издала обреченный вздох. Ее лапки расслабились, она положила левую ступню на правую, больше ими не шевелила. На ее левую ступню подцепилась какая-то грязь, но Лейла этого не заметила. Я кончил и это Лейла заметила.
– Какого?!…Ты что там делаешь, придурок?!
Я не спеша заправился, взял со стола бумажку, протер пальцы. Результат моей деятельности капал с внутренней части стола на пол, она могла это видеть. Она на это и смотрела.
– Совсем офанарел, идиот пришибленный?! Имбецил, козлина, на этот раз, тварь, тебе никакие родственники не помогут, я на тебя в суд подам! Слышишь?! В суд! Козел! За домогательство! Мудила! Дрочила поганый, молись, сука!
Это меня чуточку напугало, признаюсь. В наше время с домагательствами шутить нельзя. Я встал, взял заявление и подошел к выходу. Как раз вовремя, ибо Лейла уже вскочила из-за стола, зачем-то поближе рассмотрела лужицу моей кончи и кинулась к двери. К ее неудовольствию, дверь захлопнулась перед ее носом, я закрыл ее на ключ. За кабинет отвечал я и закрывал его тоже я. Она застучала кулаками, но мне стало глубоко наплевать. Я отнес заяву начальнице, та и не скрывала своей радости, молниеносно все подписала, поставила необходимые печати. Сказала, что больше могу не приходить, через два дня только зайти за трудовой в отдел кадров. Формальности с неделями отработки во время увольнения тоже взяла на себя. «Все, скатертью дорога. Доколебал ты меня. Сама хотела в течение месяца тебя турнуть в другой департамент. Никакая тетя бы не помогла». Я вежливо поблагодарил ее за все, извинился за свое поведение, признал, что сотрудник из меня фиговенький, встал, зацепил горшок с ее любимой лилией или розой, или мне-честно-говоря-насрать, он упал, засыпал землей ковер и поломал стебель. Я оперативненько под крики уже начальницы покинул офис, выкинул ключ от кабинета в мусорку и больше там не появлялся. Подрядил знакомого из соответствующих органов однажды зайти в офис, чтобы «конфисковать» мой любимый моноблок, типа для «следствия». Трудовая моя (или скорее «волчий билет») там и лежит. Как и диплом в универе, кстати.
Пара слов о домогательствах: они не круты. Насильники, те вероломные ублюдки, которые позволяют себе причинить физический вред женщинам должны нести безоговорочное наказание, вплоть до пожизненного или электрического стула. После того, как все это будет доказано в суде. Если по результатам тяжб, привлечения доказательств, суда присяжных и нормального следствия будет установлен факт насилия – в камеру выродка, да поглубже. А то, что происходит в наше время…У меня крутятся мыслишки об этой «охоте на ведьм» лефтист-стайл, я их никому не высказываю, но вам поведаю. Чтобы понятнее была моя позиция начну с двух максим. Первая: люди не равны. Вот просто не равны и все. По уровню интеллекта, образования, силы воли, физических, духовных, материальных возможностей. Мы не равны и перед законом, невзирая на то, что многие страны сделали существенные шаги в этом направлении. Вторая максима: жизнь не справедлива. Вот просто несправедлива и все. Миллионы людей каждый день рвут спины, чтобы заработать себе и своим детям на кусок хлеба, а другие тысячи попивая «Billionaire champagne» на яхте, кидают алмазы, как орешки, в задницы ультра топ-моделей, в надежде попасть им прямой наводкой в анус. Кто-то живет достойно и благородно, по всем заповедям и его насмерть сбивает машина по дороге на работу. Кто-то, после тридцатилетней беззаветной пахоты получает пенсию в восемь пятьсот. Ре. А кто-то ворует, убивает, и доживает до старости, не ведая бед и болезней.
Итак, люди не равны, жизнь несправедлива. Отсюда следует, что порой должно происходить несправедливое и за это кому-то может чего-то не быть. Особенно, если этот кто-то дьявольски талантлив.
И чтобы яснее очертить мои чувства, приведу в пример речь мною нелюбимого, но все равно крутого пердуна Джорджа Карлина о Майкле Джексоне. Венчается спич так: «Дайте ему ватагу ребятишек и пускай танцует». Да, за некоторых Вайнштейну необходимо оторвать яйца, однако, если он выдаст миру еще разик нечто сравнимое с «Влюбленным Шекспиром» или «Криминальным чтивом», то… ну вы поняли. И это я взял наиболее отпетого из них. Ведь случай с более милым сердцу вашего покорного слуги Луи Си Кея,– то есть когда он наяривал в присутствии женщин, а те вот прямо парализовались жутким страхом и не могли уйти (да, теперь, видимо, член мужика это дудка заклинателя змей), короче не суть,– случай этого рыжего клоуна более спорный. Однако, я жутко сомневаюсь, что хотя бы одна из этих «парализованных» ужасом от дрочки женщин сможет выдать на гора «Хораса и Пита» или сравнимый по качеству стенд-ап. И так далее, список можно продолжать бесконечно…Леваческая эсдживи коса тампонного правосудия дотянулась уже и до астрофизиков! Краусс, Нил Тайсон – чудеснейшие люди, а вот нет, теперь домогаются! Будете смеяться, но даже парализованного старину Хокинга обвинили в домогательствах…Господи, прости. Царство тебе космическое, Стивен. Наши молодые оплакивали ублюдка-рэпера, но и про тебя здесь помнят!
…Почему-то мне пришел на ум «наше все» Санек Сергеич и «почти все» Мишаня Юрьич. Как звали тех бабенок, из-за которых наша цивилизация потеряла небо и солнце? А она их потеряла из-за бабенок, да-да, давайте говорить прямо. Так, Санек почил благодаря «ордену рогоносцев», потом…Вспомнил! Гончарова Наташка. А Лермонтов? Не могу припомнить-то без старушки Википедии…Чтобы сократить количество камней в себя, повторю снова: насилие над женщинами – непростительно и непозволительно. Если все доказано в суде. И если дело не касается обычных, ординарных людей, таких как я. Или кто-то из вас. То же работает и в сторону женщин. Если завтра окажется, что какая-нибудь именитая режиссер или писательница или ученая мусолила киску в присутствии некоего хрен пойми какого мужика, то я буду первым, кто встанет на ее защиту!
…Ох, за такие измышления в наше время могут распнуть! Так и вижу: целиком феминизированный женский синедрион брызжет на меня слюной, в безумстве главная из них Анна (пока что лучший мой каламбур, ха!) указывает на меня перстом и вопит, срывающимся хрипом: «ВИНОВЕН!». Меня раздевают, на голову натягивают женские трусики, на пах – пояс верности, пинают и давят меня сладкими ножками, кладут несобранную кровать из ИКЕИ на спину, а после – гонят под крики и под градом использованных тампонов по брусчатке рядом со штабом FEMEN где-нибудь, скажем, во Франции. Осмеянный и попранный, попрошу первого-встречного француза прислониться к его дому, чтобы отдохнуть, а тот оттолкнет меня, скажет, что могу отдохнуть на обратном пути, и тем самым станет Вечным Антисексистом; состоящая из тысячи неподходящих друг к другу деталей кровать будет натирать спину под палящим солнцем. Взойду на пятачок рядом, к примеру, с Тюильрийским дворцом, под ударами хлыстов и плеток начну сборку кровати, прибью руки себе,– причем сам себе,– и повисну на ней, а слева и справа уже висят Вайнштейн и Спейси. Над головой моей будет висеть титло Invictus Novum Reactionary Interventionist. Подойдет Лонгинесса, из милости или по поручению, предложит испить уксуса с менструальной кровью, в последнем порыве мужской солидарности я попрошу ее дать испить двоим по бокам от меня, а потом Лонгинесса начнет забивать меня насмерть громадным дилдо цвета радуги под аккомпанемент кокофонического хора из нечленораздельных женских воплей. А я не выдержу под конец, да и эякулирую сквозь мой узкий пояс, кто-то найдет чашу, соберет это. И испущу я дух со словами на неопределенном языке, которым дадут перевод.
***
…Нет, не умею я пить. За окном – вечер, а головушка моя что-то слишком поехала. Хотел заскочить сегодня к Ангелине. Видимо, не судьба. Завтра.
В общем, с тех пор я не работаю. На этой почве тетушка решила прекратить свое финансирование и поддержку моей скромной персоны, однако на ее несчастье, мои родители когда-то одарили всем необходимым. Я понимал Ангелинку, понимал, что она сделает все что угодно и договорится о любом рабочем кресле в городе, чтобы только я начал чем-то заниматься по жизни. К ее сожалению, да и к моему отчасти, заниматься чем-либо, кроме утоления своего фетиша я не хотел. Да и не умел.
