Kitabı oku: «Я в этом мире не гость, не попутчик…», sayfa 3
«Стояли мы на перекрёстке…»
Стояли мы на перекрёстке,
Он был постарше и хорош,
И были мы, наверно, тёзки,
Я не был на него похож.
Я из театра, он − из клуба,
Умел красавиц обольщать!
Он был хозяин, я – прислуга!
Я мог робеть, я мог молчать!
Он обжигался очень глупо,
Меня он слушать не желал,
И от врага, и от подруги
Удары часто получал!
Он сразу в слёзы, сразу в драму,
Его утешить я спешил,
А он вставал неблагодарный,
Твердил: «Не нужно. Я забыл».
Мы много спорили о разном:
«Сперва подумай!» − я кричал.
«Важнее чувства! К чёрту разум!» −
Он по привычке отвечал.
И хоть стоим на перекрёстке,
Мы в теле всё-таки одном,
Прошу прощенья, мы не тёзки:
Он звался Сердцем, я − Умом!
2-3 ноября 2019
Баллада о Пьеро
По миру печальный шагает Пьеро
И песни поёт о своём, про своё:
Что нет балагана-театра давно,
А нити остались на кистях его.
Измазано грязной побелкой лицо,
В руке он сжимает любимой кольцо.
Любви его нет – да, сгорела она:
«Прощай, Коломбина, невеста моя!»
И нет Арлекино − сгорел вместе с ней:
«Ты был словно светоч в печали моей».
А жизнь не кончает неспешный свой ход,
И тянет за ниточки там кукловод…
Вернуть бы года, где всё было легко,
Он был Педролино, никак не Пьеро!
Был громкий и смелый ловкач и трюкач,
Любителем женщин, больших неудач.
Но публике скучен стал образ такой,
И он изменился, и стал он другой:
С навечно застывшей на маске слезой,
Наивный и добрый несчастный герой.
А жизнь не сбавляет неспешный свой ход,
Где он только кукла, а там кукловод…
По миру печально шагает Пьеро
И песни поёт о своём, про своё.
Наскучил Хозяину песней такой,
Отрезал тот нитки одну за другой.
Упали на землю Пьеро рукава,
Упала на землю Пьеро голова…
А жизнь не закончит неспешный свой ход,
Покуда мы куклы, а там кукловод…
16-18 декабря 2019
«В тот день, когда душа покинет тело…»
В тот день, когда душа покинет тело
И улетит в безвестные края,
В тот день я перестану быть поэтом
И позабуду смысл бытия.
Я разучусь смеяться, балагурить,
Я разучусь внимать и сострадать,
И мой язык пороки не осудит,
И руки не сумеют написать.
И где-то в мире сердце зачерствеет,
И кто-то потеряет доброту,
Никто улыбкой душу не согреет,
Руками не согреет сироту.
И разойдутся тысячи влюблённых,
Друг другу чувства так и не раскрыв,
И заскулят от боли псы без дома,
Что дверь в очаг никто им не открыл.
Никто не скажет ближнему спасибо,
Не пожелает счастья поутру.
И перестанет кто-то быть всесильным,
Ведь больше не поверит в доброту.
В тот день я перестану быть поэтом,
А жизнь не перестанет всё шагать,
В тот день, когда душа покинет тело…
Такому дню − не время наступать!
27-28 декабря 2019
А люди говорят, что это не про них
Сонька
В одном маленьком городе, настолько маленьком, что его даже забывали отмечать на картах, жила девочка по имени Соня, правда, так её никто не звал. И вот почему. Она была жуткой хулиганкой! Заводилой и затейницей для всех ребят в школе! Она умела создать шум из ничего. Даже из фантика из-под отобранной ею конфеты она могла смастерить хлопушку, чтобы напугать учительницу, которая перед этим случайно опрокинет на себя ведро с водой, что так аккуратно стояло на двери! А впрочем, стоит ли рассказывать далее? Спросите у любого в городе, и он вам с ужасом вспомнит десяток проделок Соньки. Да, именно так её звали дворовые мальчишки, для которых она была капитаном! Каждое утро они под её строгим руководством шагали по городу в поисках очередного повода для хулиганства. Обидно было за старушек, которые выходили тихим, ещё прохладным днём на прогулку, но, завидя вдалеке огненно − рыжие волосы, вскрикивали: «Караул! Шайка Бестии идёт!». И спешно шли в обратном направлении.
Ребят в свою банду Сонька отбирала путём тщательного контроля. Заучек и ботаников отсеивала сразу: их она награждала звонким подзатыльником. А ещё лучше − запустить камнем из рогатки! Бам!!! Для профилактики!!! Девчонок не терпела! Единственной девочкой в команде могла быть только она! Остальных ребят, подходящих под суровые критерии, ждали испытания. Одним из них было добыть косточки яблока, сорванного из сада деда Тимофея.
Если Дьявол и был на Земле, то это дед Тимофей, по крайней мере, так считали члены банды. Он был старым, на вид дряхлым, но, вопреки ожиданиям, шустрым мужиком. Быстрее был только его пёс Джек, который по одному свисту хозяина приносил в зубах ружьё, заряженное львиной порцией соли. Стоит ли говорить, что немногие проходили это испытание? Я вам больше скажу – единицы! А ведь это было одно из первых заданий! Страшно и подумать, что Сонька готовила для них ещё…
И вот однажды. В рассказах часто бывает это однажды. Оно означает, что с этого момента жизнь героя резко меняется. Так случилось и у нас. Однажды в её класс пришёл новенький ученик. Его звали Филипп. Он сел за первую парту и стал готовиться к уроку. Вдруг к нему подлетела Сонька и, чтобы показать, кто в классе хозяин, лёгким движением руки смахнула все вещи новенького на пол. Класс взорвался громким смехом. Новенький поднял учебники и по-доброму улыбнулся задире. Это повергло Бестию в некоторое замешательство, но она, не показав вида, уселась на своё место в конце кабинета, придумывая, как же задеть новичка. Идея возникла внезапно и была реализована очень быстро. Сонька сняла со своей ноги туфлю и со всей силы кинула её прямо в голову Филиппу. «Ну всё, − думала хулиганка, – сейчас начнётся крик, вой, плач. Будет знать, как связываться со мной!» Но каково было её удивление, когда Филипп сам принёс ей туфлю и снова ласково улыбнулся. Возмущению Соньки не было предела! Она решила во что бы то ни стало проучить мальчишку. Но все её попытки, как-то: выливание воды на стол, подножки, клички и обзывания − не дали нужного результата! Филипп только улыбался, махал рукой и всегда здоровался, когда встречал Соньку на улице. Это выводило Соньку из себя! Однажды она даже пропустила утренний обход, потому что, устроившись поудобнее на дереве, обдумывала очередной план мести. Но тут произошло то, чего Сонька ожидать никак не могла: ветка, на которой она лежала, с треском упала на землю, придавив ногу. Девочка хотела крикнуть от боли и позвать на помощь, но не могла себе этого позволить: «Глава банды не смеет просить о помощи и выть из-за ушиба». Боль была настолько сильной, что Сонька выдавила из себя едва слышное: «Помогите!». Но никто не пришёл на помощь. Девочка горько заплакала, понимая, что останется под веткой навсегда.
Вдруг раздался шорох. Перед Сонькой стоял Филипп. Тот самый Филипп, которого она всю неделю стремилась обидеть и оскорбить. Не сказав ни слова, он медленно поднял ветку и выпустил девочку. И разве не чудо: Сонька вдруг произнесла слово, которое никто от неё никогда не слышал. «Спасибо», − сказала она тихим голосом. Филипп лишь кивнул головой и пошёл в школу. Сонька же побрела домой. Ей было стыдно. Всю дорогу она думала лишь о том, что если бы не Филипп, то она бы так и осталась лежать под громадной веткой и никто из её банды о ней бы не вспомнил. Эти мысли жгли её изнутри. Придя домой, она выбросила список выдумок, которые готовила для новенького. На следующее утро Сонька удивила всех. Её рыжие, лохматые волосы были красиво уложены. На носу не осталось и следа грязи. А лицо сияло от доброй улыбки. Девочка села за первую парту рядом с Филиппом и по-дружески пожала ему руку. А после школы они вместе пошли в парк гулять. И с этого момента никто уже не видел неряшливую «Соньку», все восхищались красавицей Софией и её другом Филиппом, с которым она никогда не расставалась.
На этом и заканчивается наш рассказ. Что? Вам интересно, что с ними сейчас? Как же, вот они сидят, делают вид, что ни о них сейчас рассказывала. Вот она, эта хулиганка; а вот он, этот новенький. Эх, и всё-таки дружба − это такое … впрочем, вам ли не знать!
22-23 мая 2018
Как у Ивана Ивановича случилась хандра
У Ивана Ивановича, молодого тридцатилетнего человека, жившего в провинциальном городке, случилась хандра. Обычно ею страдают по осени, а особо медлительные − зимой, но у Иван Ивановича хандра была любовная, а посему время года уже неважно, но в данном случае это случилось летом. Переживал Иван Иванович из-за девушки, с которой расстался давно, и, несмотря на то что уже избрал себе новый объект для обожания (этот объект, честно признаться, редко появлялся на людях), ему всё равно не давала покоя та дама, разрыв с которой был тогда вопросом времени. Около недели не выходил Иван Иванович на улицу, он сидел за столом, смотрел в одну точку, а пером вырисовывал странные знаки, похожие на ветку не то вишни, не то яблони. И лишь только приход друга Андрея Сергеевича заставил его подняться с места и открыть дверь. Андрей, взглянув на Ивана Ивановича, невольно занервничал. Недельное заключение в четырёх стенах сотворили страшное. Обросший, небритый, облитый чернилами и пахнущий табаком человек, для которого лестью было бы услышать его возраст, встретил приятеля на пороге. Андрей Сергеевич был человеком не из бойких, поэтому сразу пригласил друга сесть и попросил рассказать ему всё, что довело товарища до жизни такой. Иван Иванович говорил долго, часто отвлекаясь на стук колёс и скрежет оконных ставней. В перерывах он закуривал кубанские сигареты, которые были куплены до затворничества. Он давно уже собирался бросить, но нынешний повод не дал ему этого сделать. Окончив длинный по содержанию, но короткий по смыслу рассказ, Иван Иванович вновь принялся смотреть в одну точку. Андрей Сергеевич тоже когда-то пережил несчастную любовь, но говорить об этом не любил.
− Да! − сказал Андрей Сергеевич, − положение твоё дурно, но не так плохо, как я предполагал. Ты мне скажи теперь, что ты хочешь. Ты хочешь вернуть её внимание и наладить отношения или забыть и возненавидеть?
− Забыть и возненавидеть
− У вас же была ссора? Она же тебя оскорбляла и унижала? Так вспомни это! Знаешь, для меня самое оскорбительное определение девушки − это «девка». Хочешь, назови её так!
− Я и похлеще слова найду.
− Ну, и что?
− Ничего, я как вспомню, как мы с ней вместе были, так тепло становится!
− Нет, ты погоди, а как же та, с которой ты нынче?
− Я её давно не видел. Её никто давно не видел. Баба, одним словом.
− Так, ну, положим не «баба», а интерес, причём любовный! И если ты хочешь забыть одно, то надо перейти на другое! А ты, вообще, давно на службе-то был?
− Неделю, кажется, не был, а может, и больше, не знаю.
− Надо пойти. Работа и чувства остужает, и от ненужных дум избавляет. Работа – это же как война, а на войне любовных терзаний не было. Там просто: ждёт или не ждёт!
− Ничего…
Тут Иван Иванович протянул листок, на котором было написано следующее: «Когда я умру, похороните меня на Кубе, положите мне в гроб стихи, которые я ей читал, выпейте за меня кубинский ром и не смейте тосковать. Незачем!»
«Запомни это и передай остальным», − промямлил Иван Иванович.
«Рано тебе ещё! Это у тебя хандра! – засмеялся Андрей Сергеевич. − Это пройдёт! Всё проходит, и это пройдёт! Давай так, ты ляжешь спать пораньше, а завтра я к тебе приду, и ты мне расска- жешь, как на работе и как твои терзания!»
С этими словами Андрей Сергеевич покинул дом друга. Наутро Иван Иванович не явился на работу, его нашли мёртвым в постели. Доктора выдвигали много версий: и алкогольное опьянение, и отравление табаком… Но лишь Андрей Сергеевич знал истину. Это любовная хандра!
Когда Ивана Ивановича похоронили на Кубе, рюмку кубинского рома выпил лишь один человек. Андрей Сергеевич. Он выполнил все просьбы друга, кроме одной: он так и не перестал тосковать…
16 июля 2018
