Kitabı oku: «Изгнанник», sayfa 18
Однажды он шел по рынку, посланный женой за продуктами. Была весна, и Вадим красовался в белом весеннем плаще. Кто-то бесцеремонно хлопнул его по плечу.
– Вадим, ты ли это?! – раздался знакомый голос – тебя совсем не узнать!
Перед изгнанником стоял Кузьмич.
– Кузьмич! Сколько лет, сколько зим! – Вадим обнял старого товарища – Какими судьбами в Москве?
– Да вот к сыну в гости приехал погостить. Уже неделю тут живу. Сына пять лет не видел. Ты так изменился! Как у тебя дела? Давно ты в Москве?
– Да у меня все хорошо. Жилье нашел, работу, женился.
Изгнанник поскромничал, не став рассказывать про свои музыкальные успехи.
– Я рад за тебя очень! Я очень рад, что мы встретились! Ты не поверишь, Вадим – собираюсь в дорогу, выхожу из дома, дай–ка, думаю, почтовый ящик проверю, гляжу – письмо. Ну я его в карман сунул, а в поезде прочитал. У меня просто слов нет! На-ка, сам почитай.
Кузьмич протянул изгнаннику конверт. Вадим, достав из него письмо, с интересом принялся его читать:
«Здравствуй, дорогой Виталий Кузьмич! Пишет тебе Лена. Надеюсь, ты помнишь меня. Мы бомжевали вместе с Вадимом. Ты часто помогал нам, и мы часто пили водку в твоем подвальчике. Ты не представляешь, как может повернуться судьба. И я решила написать тебе письмо про все, что у меня произошло. Я вас с Вадимом часто вспоминаю. Вы были единственными моими друзьями в моей старой бомжевской жизни.
Как ты знаешь, мы с Вадимом отправились путешествовать. Все лето мы шли, куда глаза глядят и, наконец, остановились на озере Селигер. На берегу озера мы построили шалаш и жили в нем. И вот однажды мы нашли на помойке рыболовные снасти, после чего ловили рыбу на самодельные удочки. А на другом берегу озера стоит монастырь. И что-то случилось со мной. И так вдруг тепло на душе стало… Это мне потом объяснили, что благодать Божья моего сердца коснулась, потому что я была готова уверовать в Господа Бога. Меня охватило раскаяние за всю свою жизнь: за то, что я жила неправедно, блудила, пила, воровала, в церковь не ходила… и так мне захотелось попасть в этот монастырь и начать новую жизнь, посвятить ее служению Богу!..
Вадим пошел в шалаш спать. А я, нарыдавшись, угнала чью-то лодку, положила в нее свою одежду, оттолкнула лодку от берега, написала Вадиму предсмертную записку, чтобы он думал, что я утопилась и не искал меня и пошла в монастырь. Я до сих пор не могу понять, где я взяла столько сил и решимости. Этот момент своей жизни я часто вспоминаю. Особенно, когда бывает тяжело. Я со всей силы оттолкнула охранника, который, видя, что я – бомжиха, пытался выгнать меня из монастыря и упала в ноги к настоятельнице, которая в этот момент находилась неподалеку.
– Матушка – плачу и кричу – возьмите меня в монастырь! Я не могу, я не хочу больше жить, как живу! Я хочу жить по-другому! Я проститутка, воровка, алкашка, бомжиха… Мне надоела такая жизнь! Возьмите меня в монастырь! Я хочу стать монашкой!
На мой крик сбежался весь монастырь: монашки, прихожане, паломники, охранники, священник, а я стою на коленях перед настоятельницей и реву.
В этот же день меня напоили, накормили, дали помыться, переодели и отвели в келью. Через полгода я стала послушницей, стала носить подрясник. Постепенно при помощи настоятельницы, священников и сестер я воцерковлялась. Я узнала, как правильно вести себя в храме, как причащаться, исповедоваться, как относиться к послушанию, стала читать Евангелие и православную литературу. Я очень многое в жизни поняла и очень на многое стала смотреть по-другому.
Я трудилась на разных послушаниях: на пасеке, в курятнике, на огороде и на трапезной. У нас очень хорошая настоятельница и замечательные сестры. Я очень рада, что пришла в этот монастырь. Ведь это в сто раз лучше, чем спать под забором и там сдохнуть от пьянства. Теперь моя жизнь наполнена смыслом и смысл жизни – в спасении души. Об этом знают только верующие.
Есть, конечно и минус. Монастырская жизнь гораздо тяжелее мирской. Много бывает искушений, плюс каждый день устаешь на послушаниях. Но я сама выбрала такой путь.
Совсем недавно был постриг. Я стала инокиней. Теперь у меня новое имя – Марина. Пока еще к нему не привыкла.
Кузьмич, я понимаю, что это маловероятно, но все же, если ты когда-нибудь встретишь Вадима, передай ему, что я очень часто его вспоминаю и всегда молюсь за него. Он был единственным мужчиной в моей жизни, с которым у меня были отношения. Он сирота, как и я. Кто же, если не я за него будет молиться?! За тебя я тоже молюсь. Не пей, ходи в церковь, задумайся о смысле жизни. Всех благ тебе! Да, хранит тебя Господь! Марина.»
Кузьмич что-то говорил, но Вадим его не слушал. Ленино письмо было, как гром среди ясного неба. От радости сильно колотилось сердце – Лена была жива.
– И откуда в этом хрупком, беспомощном создании взялась такая сила и решимость?! – с восхищением подумал изгнанник, представив Лену, что есть силы отталкивающую охранника и бросающуюся в ноги к настоятельнице – Что значит – призвал Господь монашествовать!
Через несколько секунд Вадима осенило – так вот, чьими молитвами я жив–здоров и все у меня так благополучно! И действительно, кроме Лены за меня было больше молиться некому. Спасибо ей! Теперь душа за нее спокойна.
Пообщавшись немного с Кузьмичом, изгнанник поспешил домой. Дома он написал Лене письмо обо всем, что с ним произошло – пусть радуется, что Господь услышал ее молитвы.
Однажды произошел еще один интересный случай. Вадим и Иван стояли на платформе Ленинградского вокзала в ожидании поезда. Им предстояло выступить на концерте в Санкт-Петербурге.
Стоял теплый весенний вечер. Снег давно растаял. В душе было оживление, свойственное весеннему времени. Темнело поздно. Вадим и Иван с наслаждением вдыхали свежий весенний воздух. До отхода поезда оставалось почти два часа. Друзья выпили по бутылке пива. Спустя небольшое время сработал мочевой пузырь. Вадим и Иван пожалели денег на сортир вышли с территории вокзала искать место для справления нужды.
Возле вокзала сидели кучкой несколько бомжей. От них невыносимо воняло. На чумазых, заросших бородой и щетиной лицах, казалось застыло одно и то же желание – желание выпить.
Изгнанник, проходя мимо них, посмотрел на них сочувственно. От них веяло таким родным и знакомым, что в отличии от Ивана, он даже не поморщился от исходивший от них вони.
Бомжи посмотрели с завистью и любопытством на двух красиво одетых друзей с музыкальными инструментами в чехлах, висящих на их спинах.
Метрах в пятидесяти от Вадима и Ивана находилась арка. Друзья направились к ней. Они осторожно зашли в нее и поначалу ничего не увидели. Затем услышали тихие детские голоса и увидели в темноте кучку маленьких детей. В арке невыносимо воняло мочой. Изгнанник и Иван подошли ближе. Увиденное ужаснуло обоих до самой глубины души. На асфальте в самом дальнем углу возле небольшого, еще не растаявшего сугроба стояли два сдвинутых поддона. На них грязная и сильно пьяная, несмотря на мартовскую холодную погоду, лежала женщина средних лет. Расстегнутое грязное пальто открывало её полуобнаженное тело. Вокруг женщины сидели на корточках пятеро детей. Старшему из них не было, наверное, на вид и двенадцати лет. Дети шарили по карманам бомжихи. На друзей они даже не обернулись.
– Что вы делаете?! Зачем вы её обворовываете? – ошеломленно воскликнул Вадим.
– Это наша мама – спокойно ответил старший из детей, не оборачиваясь. Изгнанник и его друг их явно не интересовал.
– Наверное, поесть ищут. Бедные дети – сказал, потрясенный увиденным Иван – и что это за жизнь такая, когда одни ездят в лимузинах и живут в коттеджах, а другие валяются в подворотнях, грязные, нищие и никому не нужные. Да еще дети, вдобавок! Проклятое государство!
У Вадима на спине рядом со скрипкой висел небольшой рюкзак. Он достал оттуда приготовленный Наташей целлофановый пакет с пищей и протянул его детям.
– Вот возьмите, поешьте – сказал он и про себя подумал – это всё, что я могу для них сделать.
Изгнанник даже испытал какое-то чувство вины. Словно он виноват в чем-то перед детьми – в том, что он больше не бомж, а счастливый и вполне состоявшийся человек, в том, что, выйдя из арки, он совсем скоро забудет про этих несчастных детей, в том, что он и дальше будет счастливым и состоявшимся человеком и завтра вечером они с Иваном будут давать концерт, окруженные вниманием и любовью публики, а эти дети будут мерзнуть и голодать никому не нужные в этой провонявшей мочой арке и их мамаша снова напьется и ей будет на них совершенно наплевать, в том, что Павлик, воспитываемый в православной семье, вырастет порядочным человеком, а эти бедные дети, вероятнее всего станут мерзавцами и конченными подлецами и сядут в тюрьму еще по малолетке.
– Ладно, с них и Господь меньше спросит – рассудил изгнанник – Помоги им Господи!
Выйдя из арки, друзья зашли в магазин, купили продуктов.
Час прошел незаметно. Вадим и Иван пошли назад на вокзал. С только что прибывшего Мурманского поезда сходили пассажиры. Впереди них навстречу изгнаннику и его другу шла высокая пожилая женщина в коричневой юбке ниже колен и серой весенней куртке. Одной рукой она везла синий чемодан на колесах, другой держала за руку шестилетнего ребенка. Это была Надежда Петровна, мать бывшей жены Вадима. Увидев ее изгнанник хотел пройти мимо, но это было невозможно – глаза его бывшей тещи уставились прямо на него. Вадим и Надежда Петровна поравнялись.
– Здравствуй, Вадим! – первой поздоровалась теща.
– Здравствуйте, Надежда Петровна!
– Не ожидала тебя встретить здесь. Ты же вроде в Воронеж уехал, Оксанка говорила?
– Было дело – Вадим нахмурился от неприятных воспоминаний – Теперь снова в Москве живу.
– Чем занимаешься? Не женился?
– Женился. Вот на скрипке играю. Выступать в Питер едем с другом – он показал рукой на, стоявшего рядом Ивана.
– Молодец! – Надежда Петровна с удивлением покачала головой.
– А Вы как, к Оксанке приехали?
– Нет. По делам – бывшая теща горько вздохнула – Нет больше Оксанки.
– Как нет? – Вадим удивленно приподнял брови.
– Умерла она три года назад – пила сильно. Ты ей квартиру подарил и уехал в Воронеж. Она сильно любила Сергея. Замуж за него, конечно, не вышла – у него же своя семья была. Колю вот от него родила и бросила – она показала пальцем на малыша – Так сами и растим с Андреем Павловичем. Сергей тот, бандит, через год, как ты уехал погиб в перестрелке, а Оксанка привыкла с ним к красивой жизни, вот и пошла по кругу – мужиков, как перчатки меняла. Все с богатыми путалась – бандитами, бизнесменами… совсем распустилась! Раньше нормальной девушкой была. А три года назад ее мертвой нашли в подземном переходе. Ночью домой возвращалась пьяная и сердце остановилось. Квартиру твою на Третьяковке продала, переехала в Нагатино. Там недалеко от дома в переходе ночью и умерла. Месяц в морге пролежала почему то, пока нас с Андреем Павловичем в Мурманске не нашли.
– Да, история! – задумчиво произнес Вадим.
Смерть бывшей супруги не вызвала у него совершенно никаких эмоций. Все чувства к Оксанке в его душе давно остыли и ее смерть воспринималась только, как акт справедливости.
– Ты то как в Воронеже жил? – спросила Надежда Петровна – Оксанка говорила – тебе Сергей дом подарил в обмен на квартиру.
– Обманул меня Сергей – дал документы на несуществующий дом. Я приехал в Воронеж и стал бомжом.
– Бомжом?! – с удивлением воскликнула бывшая теща – Вот подлец!!! А мы даже не знали. Думали – живешь в новом доме и все у тебя хорошо.
– И Оксанка не знала?
– Не знала. Значит он и ее обманул.
Вадим помолчал в раздумье. Незнание Оксанки об его горе сильно обеляло ее.
– Не верится, глядя на тебя, что ты бомжом был – с улыбкой произнесла Надежда Петровна – Расцвел с годами, похорошел, одет хорошо.
– Самому не верится, но это правда.
– Прости Оксанку, Вадим – неожиданно предложила теща – наверное, до сих пор на нее с Сергеем обиду держишь. Прости, ради Христа, тебе на душе легче станет.
– Я их давно простил – серьезно ответил изгнанник, посмотрев ей в глаза – и зла на них не держу, хоть и тяжело было.
Простить их было очень тяжело. Изгнанника до сих пор часто мучили воспоминания о его тяжелой бомжевской жизни. В память врезались наиболее трудные и унизительные моменты, и они часто не выходили из головы. Во всем этом Вадим винил бывшую супругу и ее любовника. Но теперь, уверовав в Бога, бывший бомж понимал, что все эти испытания были Им попущены, а значит для чего-то Ему это было нужно. Вспоминалось стихотворение Омара Хайяма:
Кто жизнью битым был, тот большего добьется.
Пуд соли съевший выше ценит мед.
Кто слезы лил, тот искренней смеется.
Кто умирал, тот знает, что живет…
Через полчаса Вадим и Иван сидели за столиком напротив друг друга в плацкартном вагоне и пили чай. Изгнанник был под впечатлением встречи с бывшей тешей.
– Я тебя очень хорошо понимаю – сказал вдруг Иван – У меня тут тоже встреча одна произошла. Я тоже долго в шоке был.
– Что за встреча? – поинтересовался Вадим.
– Монашку одну встретил случайно в метро из того гадюшника, в котором я трудился. Она мне такое рассказала… у меня аж волосы дыбом встали.
Изгнанник улыбнулся при слове «гадюшник» – бывший пастух часто называл так женский скит, хотя при этом продолжал любить всех, живущих там монахинь. Иван очень скучал по монастырю и не имел возможности туда больше приехать.
– И что она тебе рассказала? – спросил Вадим приготовившись слушать.
– Та самая Арсения, из-за которой меня выгнали, проворовалась. Она же и благочинной и казначеем была. Матушка об этом узнала и выгнала ее из монастыря. Блудников в монастырях еще терпят, а воров – нет. Сергей, друг этот ее тайком от жены поехал в Турцию на отдых и взял эту мразь с собой. Ему видимо надоело ее трахать, и он проиграл ее в карты местному владельцу публичного дома. А та очень быстро стала элитной и очень востребованной. К русской монашке–проститутке ежедневно выстраивалась очередь. Арсения обслуживала всех охотно, и такая жизнь после тяжелой монастырской ей была очень по душе. Изголодалась, видимо, бедная по мужской ласке.
– С большим трудом верится – улыбнулся Вадим – А как это все известно стало?
– Одна прихожанка из монастырского храма ездила в Турцию и там случайно эту тварь встретила. Та постаралась от нее избавиться, чтобы ничего не рассказывать о себе. А прихожанка, что – баба есть – баба, выследила, вынюхала, подслушала и все выяснила. А когда домой приехала пришла к матушке. Та, лишь только речь зашла про Арсению, даже слушать ее не стала. Обиженная прихожанка рассказала все одной монашке, та по секрету – другой, та тоже по секрету – третьей… и так по секрету узнал весь скит. Сергей иногда приезжает туда потрудиться, когда его просят. Монашки боятся, сами чего не знают и ему ничего не говорят. Он уверен и про меня, что он прав, и про Арсению, что никто ничего не знает. Ходит – грудь колесом и очень самодовольный. Но Господь все видит!
Концерт прошел «на ура». Вадима и Ивана в Санкт-Петербурге приняли отлично. Им оплатили дорогу туда и обратно и предоставили номер в недорогой гостинице. Выступив, друзья в этот же вечер приехали на Московский вокзал. До отхода их поезда оставалось меньше часа.
Возле небольшой чебуречной стоял молодой бомж, лет тридцати на вид. Он был до безобразия грязен и сильно вонял. Лицо бедолаги было сильно изуродовано: правый глаз выбит, нос после сильного перелома смещен вправо, но при этом оно показалось изгнаннику знакомым.
Бомж быстро подбежал к двум музыкантом и, открыв беззубый рот, хорошо знакомым голосом прошепелявил:
– Братан! Выручи, дай, сколько можешь на хлеб.
Сочувственно посмотрев на горемыку, изгнанник достал кошелек. Открыв его, он начал искать пару сторублевых купюр. За свои концерты друзья получали не так уж и много – две–три тысячи рублей, но настроение после выступления было превосходным и Вадиму хотелось дать этому несчастному побольше денег.
Не дожидаясь подаяния, «несчастный» неожиданно выхватив кошелек, быстро пустился наутек, при этом очень проворно расталкивая прохожих.
Вадим на секунду опешил, но быстро пришел в себя. Он не стал догонять вора, а лишь сочувственно и великодушно смотрел ему вслед, пытаясь вспомнить, где он видел этого человека.
– На возьми, хватит на первое время – сказал, стоящий рядом Иван, протягивая потерпевшему тысячу рублей.
– Спасибо! – с улыбкой ответил изгнанник – Знал, что не оставишь в беде.
Принимая деньги, он весело посмотрел на друга. С минуту Вадим был еще в раздумье, но потом все же вспомнил беглеца – это был Красноперый, воронежский бомж Олег.
