Kitabı oku: «Зелёный ад. Книга первая. По ту сторону», sayfa 2
Находка
Всю ночь я спала плохо, мысли одолевали меня, правильно ли я изготовила ловушки и в том ли месте я их поставила? С рассвета, я поспешила к скалам. Первую ловушку я нашла пустой, ее прутья почти развалились, а вторую унесло в море. Меня это сильно расстроило, но мысль «первый блин комом», приободрила меня, и я побежала за мальками. Я переделала сачок и быстро наловила мальков. Теперь надо было сделать самое главное – добыть огонь. Я набрала сухих веток, щепок, травы и стала укладывать, чтобы разжечь костер. Тщательно все подготовив, я перешла к самому волнительному моменту. Я понимала, что без огня на острове мне не выжить. Через пару минут, после того, как волнение утихло, я наконец полезла в нагрудный карман, где лежал посадочный талон на самолет. Когда я его достала, от неожиданности подняла руки к небу и закричала «Спасибо! Спасибо тебе, женщина, что обрызгала меня помидором!» Я смотрела на прилипшую к посадочному талону семечку от красного овоща и вспоминала ту несчастную женщину, которая ела его и обрызгала мне комбинезон, потом, засуетившись, она искала салфетку и сильно извинялась, а я подумала «обжора, испортила мне дорогущий комбинезон. Как! Как в одну секунду меняются ценности! То, что было мне дорого и я тщательно пыталась спасти, стало просто тряпкой, которая обесценилась и превратилась в лохмотья, а помидор, от которого я так тщательно пыталась избавиться, стал бесценным. Может быть, все, что происходит со мной сейчас, и открывает мне глаза на истинную ценность? Может быть, я не случайно оказалась здесь, чтобы, наконец, понять настоящую цену жизни? Мне стало стыдно, я раскаялась, в душе извиняясь перед женщиной. Впервые с момента крушения я ощутила радость. Я понимала, что эта махонькая, крошечная семечка может разочаровать меня и не взойти, но я не хотела думать об этом, чтобы не убить надежду, которая так важна была для меня в те минуты.
Наконец, я успокоилась от приятных волнений и приступила мастерить линзу. Я соединила два оптических стекла от очков и поместила между ними воду. Так я получила лупу, которую направила на солнце и сконцентрировала точку на клочке от посадочного талона. Сидеть нужно было тихо. Я не шевелилась. Казалось, что я перестала дышать. Сначала это была белая точка, но через некоторое время она стала темнеть, увеличиваться в размерах. Пошел первый, слегка заметный дымок, а еще через пару минут я увидела первое пламя. Это была победа! Я разожгла костер! Пожарила мальков, нанизанных на ветки, и впервые за все это время наелась. Остатки полуобгоревших мальков я забрала с собой и, счастливая, пошла в лагерь делать ловушки. Этот день дал мне надежду.
Прошло две недели
Время бежало незаметно. Каждый день я вставала с рассветом и ложилась с заходом солнца. Я не надеялась ни на спасателей, ни на Бога, поэтому весь день проводила в трудах, ни на секунду не давая себе расслабиться. За это время я заготовила прутья, наделала штук десять ловушек, постоянно обновляла их, так как часть из них уносило или разламывало море. Рыба попадалась не каждый день: приблизительно один раз в три дня. Тогда это был настоящий пир. В промежутках, если не было рыбы, я ела мальков и делала салат из листьев, из тех самых листьев, что ели обезьяны. Мелко рвала их на части и давала немного отстояться, чтобы были более сочными. Мое решение приходить к обезьянам каждый день, чтобы они привыкли, сработало. Конечно, они не были довольны, но агрессии уже не проявляли. Я постепенно продвигалась по их территории, изучая ее. Мне встретились хорошо знакомые плодовые деревья. Дикое манго, которое не обладает высокими вкусовыми качествами, как сортовые, выращенные человеком, но есть вполне можно. Рамбутан, шаровидный волосатый фрукт, собранный в грозди штук по тридцать, и восхитительный лонган. Проблемой только было, кто из нас быстрее съест плоды, когда они поспеют. Но самым значимым днем был тот день, когда моя семечка, завернутая в кусочек мокрой ткани, дала росток. Я соорудила из тех же прутьев горшок и посадила драгоценный проросток. Уходя по своим важным делам, я прятала и накрывала горшок, потому как боялась, что проросшую семечку склюют птицы. Самым настоящим образом я тряслась над ней. Но, пожалуй, самым важным занятием для меня была подача сигнала SOS зеркальцем, тем самым детским зеркальцем в розовой оправе. В надежде быть увиденной хоть кем: самолетом, спутником, да хоть инопланетянами, я давала сигнал. В течение часа два-три раза в день солнечный зайчик устремлялся в небо со световым сигналом азбуки Морзе: «… – - -… – - -… – - -… – - -». Я не хотела думать о том, что останусь здесь навсегда. Просто гнала от себя эту мысль.
Постройка дома
Почти сразу, в первые дни, я решила сделать себе крышу над головой, потому как спать на земле было и страшно, и опасно. Первое, что я сделала в своем лагере, это сплела циновку из прутьев. Она была жесткой и неудобной. Просыпаясь, я рассматривала свое тело, которое было в крупную клеточку. Самым безопасным ночным местом в джунглях считается гамак. Так спали раньше, так спят и до сих пор племена майя в Мексике. Я посещала одну такую деревню, когда путешествовала в эту страну. Дома майянцы строят на четыре – пять лет из бамбука, крышу – из веток пальмы. Технологию изготовления крыш я не знала; единственное, что я помнила из рассказов экскурсовода, что их предварительно замачивают, а потом хорошо высушивают. Крыши эти очень крепкие и выносят любые дожди. Пальм здесь было предостаточно, но как на них залезть и чем срубить ветки? Тогда я наломала молодых пальмовых ветвей. На тот момент я не знала, что саговые листья пальмы, которые здесь произрастали повсюду, куда проще и эффективнее и в сборе листьев, и в обработке, и в постройке, а пока… Я сделала все так, как удалось вспомнить. Я соорудила шалаш: основанием для стен служили циновки, а сверху я укладывала просушенные пальмовые ветки, скрепляя их где прутьями, где веревками, сделанными из подкладки пиджака. У меня была даже дверь, которую унесло при первом же порыве ветра. Периодически мой шалаш сдувало, и тогда мне опять приходилось либо что-то достраивать, либо возводить заново. Такой жилищный вариант меня не устраивал, и я задумалась о переезде.
Переезд
Для переезда у меня было два варианта. Первый – к озеру – привлекал тем, что там почти нет ветра, сухо, рядом вода и есть углубление в скале в виде пещеры, но с достаточно большим входом в нее. Второй – недалеко от скал, где ловлю рыбу, но ходить за водой далеко. И я решила переехать к озеру. Я взяла свои немногочисленные пожитки, и обустроилась в полупещере. Наступила ночь. Попытки уснуть закончились тем, что всю ночь просидела, продрожала от страха, прислушиваясь к новым звукам и разглядывая что-то или кого-то в темноте.
Когда я жила в большом, шумном городе, меня всегда поражала ночь. Ночь со своей коварной темнотой и парадоксальной двусмыслицей. Почему коварной и в чем парадоксальность? Если приоткрыть завесу темноты и днем, при ярком солнечном свете посмотреть, что за ней скрывается, можно увидеть только оболочку человеческой биомассы, и все. Все, что скрывается у человека внутри, можно увидеть только при полной темноте. Разве это не парадоксальность ночи? Тысячи глаз в ночи тупо пялятся в темноту и оголяют свои мысли. О чем они? Вот здесь и открывается человеческая сущность до самой наготы. В темноте люди честны с собой: одни себя ненавидят, другие ненавидят других, третьи – мечтатели, и о чем бы они ни мечтали, по сути, цель мечты одна – ее «свершение». А сколько тысяч женских глаз, мокрых от слез, сколько людей, мечущихся по подушке не в силах заснуть от одиночества, сколько злобных глаз от зависти, ненависти и вражды? Темнота оголяет души. Они, как призраки, блуждают в тишине коварной темноты. Что это – добро или зло или все вперемешку? Почему люди боятся темноты? Не от того ли, что она с нами честна? Но сколько в той же самой ночи влюбленных пар, искренне любящих, предающихся любви, чистой и счастливой, а сколько совокупляется людей, которые забыли про человеческую сущность и превратились в животных. Сколько чистоты и грязи одновременно! Разве не парадоксальная двусмыслица: ночь рождает и добро, и зло одновременно. Сколько ночь дала новых жизней, а сколько жизней отняла! Сколько выпустила зла и кого сделала несчастными, сколько дала любви и счастья! И все это ночь! Парадоксальная ночь…
Так я рассуждала, когда жила в шумном, большом городе. На острове, в одиночестве, при полной темноте мысли в ночи были совершенно другими. Мне не нужно было оголять свою душу, все человеческие ценности сменились. Единственное, что вызывала во мне ночь, – страх, с которым было сложно бороться. Каждый раз, закрывая глаза, я думала только об одном: «Быстрее бы завтра». Но здесь, на новом месте, я так и не смогла закрыть глаза. С рассветом я схватила все, что могла унести, и вернулась на прежнее место. Решение было принято: остаться на прежнем месте, хорошенько его обустроив.
Страхи
Если бы меня спросили, было ли мне страшно, я бы ответила: «Да. Всегда и постоянно». У меня обострились слух и зрение. Я постоянно ко всему прислушивалась и реагировала на все: на изменение ветра, на шуршание в кустах, на шелест листьев, крики обезьян, причудливые песни райской птицы, на звуки пролетающих комаров, жуков, кваканье лягушек – на все, что меня окружало. Больше всего я боялась змей. Страхи бывают разные: можно бояться, можно испугаться, но поистине, самый большой страх – «животный», который заложен в нас самой природой. Тот, который срабатывает в какие-то моменты на уровне инстинкта, чтобы человек выжил. Это то состояние, когда ты стоишь в оцепенении, замираешь и не можешь пошевелиться. Все тело и разум превращаются в мертвую, неподвижную статую. Объяснить это просто. Некоторые особо опасные хищники реагируют на движения добычи, поэтому наш инстинкт защищает нас, делая неподвижными. Впервые животный страх я испытала на реке под Астраханью, когда встретила двух степных волков. Второй раз, я наткнулась на огромную змею здесь, на острове, около озера. Как я уже описывала, озеро находилось на возвышенности, правой стороной примыкая к горе. Место тихое, здесь всегда было сухо и тепло. Часть голой скалы, как платформа, служила входом в озеро. Это была ровная площадка. Я вытаскивала прутья из воды, которые замачивала, и клала их на берег. Я повернулась и протянула руку за ремнем, чтобы сделать обвязку, как увидела два глаза, направляющиеся в мою сторону. Страх парализовал все мое тело и разум, я не чувствовала ни рук, ни ног, только вырывающееся из груди сердце, стук которого отдавался в горле. Так, с протянутой рукой, я стояла и смотрела, как это мерзкое создание проползает всей своей длиной рядом со мной, не торопясь по своим делам. Когда змея уползла, я схватила прутья и сама не заметила, как прыжками долетела до своего лагеря, половину прутьев растеряв по дороге. После этого походы на озеро стали для меня кошмаром.
Перемены
Прошло около трех месяцев, я сбилась со счета времени, не зная день недели и число, но на диком острове это не имеет никакого значения. Все, что было дома, там, далеко за океаном, потеряло смысл. Все те переживания, которые я испытывала дома, показались мне невероятно глупыми. Там я могла расстроиться от маленькой дырочки на чулке, испорченного маникюра, из-за парикмахера, который челку сделал короткой, и еще из-за тысячи совершенно никчемных переживаний. Там было стремление заработать больше денег, и совсем не для того, чтобы спокойно жить, а для того, чтобы не быть хуже других. Гонка, постоянная гонка за временем. За каким? За тем, о котором нам вдолбили: «Живи в ногу со временем». Общество распределило время на гениев, которые опережают его, на умных, которые живут в ногу с ним, и дураков, которые живут прошлым, не догоняя время. Как же это глупо! Так, рассуждая о человеческом и земном во время работы, я продолжала жить.
Итак, время шло, на моем кустике появилось пять помидорок. Каждый день я смотрела, как они растут, набираются сил и наливаются. Место для кустика я выбрала рядом с лагерем, на небольшой полянке, чтобы было солнце, но в то же время тень с деревьев, падающая после обеда, закрывала его от прямых солнечных лучей. Однажды я пришла с озера, и обнаружила, что помидоров нет, а куст сломан. Весь мой лагерь был разрушен! Обезьяны нанесли мне визит. Охваченная отчаянием, с дикими криками и воплями, я ругалась на этих созданий так, что шевелились листья на деревьях.
Благо, к этому времени стали созревать фрукты. Крупные грозди плодового дерева рамбутана свисали, как виноград, каждая ягода из которых находилась будто в волосатой скорлупе красно-малинового цвета, и лонган – «Глаз дракона» – раскидистое дерево, усыпанное плодами, приносящее до 200 килограммов фруктов с дерева. Плоды лонгана, также собранные в грозди светло-бежевого цвета, покрытые как будто яичной скорлупой. Теперь ради них я готова была сражаться с обезьянами. На время их созревания я временно переехала жить под дерево лонгана, перетащив остатки своего шалаша и прутья, которые всегда держала в запасе. Обезьянам это не понравилось, но ко мне они больше не приближались, только изредка вели наступательные действия. Тогда я с дикими воплями изо всех сил колотила палкой по деревьям. Я была очень зла на них, и они это чувствовали. Через некоторое время я вдруг поняла (и это было для меня самым настоящим открытием!), что обезьяны, как и все живущие на этом острове, понимают меня. Понимают человека. Парадоксальность заключается в том, что мы – люди, которым дан разум, интеллект и речь, не понимаем животных так, как они нас. А ответ так прост: мы утратили связь с природой. Мы тупо спим, едим, возимся в своих никчемных проблемах, сами их и создавая. Гонимся за деньгами, пытаемся что-то догнать, но упускаем самое главное – ЖИЗНЬ. Но вернусь к событиям.
Теперь я обезьян не боялась. В итоге они приняли наше достаточно близкое соседство. Единственной большой проблемой было оставлять лагерь без присмотра. Поэтому, уже зная повадки и расписание обезьян, к озеру я ходила при луне, трепеща от страха встретить змею. Из-за нехватки воды в организме и бессонных ночей у меня стали появляться частые головные боли. Я старалась как можно больше насытить организм водой, поэтому долго просиживала у озера. С едой было сложнее. Надо было так же ночью бежать к ловушкам, из-за чего у меня сменился режим: активная ночь и сколько получится поспать днем. Я не высыпалась и голодала, забивала желудок листьями, но ко всем этим неудобствам прибавился огромный, жирный плюс. Я заметила, что когда разжигала костер для приготовления рыбы, обезьяны стали отходить на значительно бо́льшее расстояние, а через некоторое время они признали эту территорию моей и отступили. Это было настоящей победой! Я отвоевала территорию, и теперь решила здесь остаться. Надо только получше обустроиться.
Вскоре, наконец, созрел лонган. Я наслаждалась живительной влагой и вкусовыми качествами этого чудо-фрукта, который обладает седативным и жаропонижающим действием. В большом количестве я сушила плоды, отгоняя мух и обезьян, которые то и дело смотрели, как и что стащить. Скорлупу я не выбрасывала, собирала в сплетенную, похожую на корзинку емкость, которая в хозяйстве обязательно пригодится. Наверное, это была компенсация за утраченные помидоры.
Змеиный укус
На новом месте меня все устраивало, кроме комаров; здесь их было больше. Немного спасали листья эвкалипта, которыми я натиралась. Высокие деревья защищали от жары. Рядом рос кустарник, из которого я изготавливала прутья, съедобные листья росли повсюду, а главное – окружали плодовые деревья. Мне их хватало. Отход обезьян решил много проблем. Больше на их территорию я не заходила. Они иногда меня навещали, но мой зловещий крик отпугивал их. С момента, как я попала на остров, мне все время хотелось пройти глубже в джунгли, но я не решалась из-за опасения заблудиться. Тем не менее, надо было изучать их, чтобы найти дополнительное пропитание. Я стала каждый день понемногу продвигаться в джунгли, сразу возвращаясь назад тем же путем. Так я проделывала свой путь по три-четыре раза подряд, чтобы запомнить дорогу. Постепенно я изучала территорию, и находила то, что может очень пригодиться в жизни на острове.
Я обнаружила лианы, которые могли бы послужить хорошим материалом для веревок, ведь их мне так не хватало. Руками оторвать их было невозможно, но молодые побеги прекрасно подходили и легко поддавались. Целыми днями я рвала лианы, бегала за рыбой и на озеро.
Однажды, я возвращалась в лагерь с целой охапкой свежих молодых побегов. Под ногой я почувствовала что-то мягкое. Пока соображала, на что наступила, я была уже укушена змеей в ногу. Времени на раздумья не оставалось. Единственный шанс выжить, если это, конечно, не кобра или другая опасная змея, названий которых я не знала, – быстро перетянуть ногу от периферии к центру и обложить холодом, чтобы уменьшить кровоток. Бинтов и льда, конечно, не было; тогда я наскоро наложила жгут из ремня, чтобы попадание яда в почки шло дозировано, и, бросив все, помчалась к озеру. Озеро являлось единственным источником для охлаждения. Я сидела в воде, пока не замерзла. Через час ослабила жгут, постепенно пуская кровь по венам. Так я повторила несколько раз, и сняла жгут. Ногу раздуло, мучила нестерпимая, жгучая боль. Я рассуждала: «Змея, если и ядовитая, то не со смертельно опасным ядом, иначе я бы уже умерла». Остается надеяться, что мой организм справится. В лагерь я не вернулась, нужно было пить много воды. Поднялась температура; к вечеру я лежала, как на раскаленных углях. Отяжелели веки. В полубредовом состоянии я подползала к озеру и пила воду. Три дня, валяясь на берегу, я ожидала смерти. На четвертый день мне стало легче, проснулся аппетит. Еще слабая, немного шатаясь, я вернулась в лагерь, где меня ждали фрукты, собранные и уложенные в корзины.
Новый дом
Опыт и навыки спасателя, путешествия и чтение – все это выливалось в знания, без которых на острове я бы не выжила. Я знала большое количество способов завязывания узлов, мне удалось сплести гамак. Главное, чтобы он меня выдержал. Мой гамак, в отличие от тех, что продают в магазине, предназначен для сна, поэтому он был прочно закреплен от качания и размещен внутри уже похожей на дом постройки с отставной дверью. В доме стояла большая корзина для фруктов с крышкой, что-то похожее на стол и имитация лампы и люстры. Пол застелен пальмовыми ветками и циновками. Крыша выдерживала дожди, периодически подтекая то в одном, то в другом месте. Размер дома составлял около четырех квадратных метров. И хотя я понимала, что такой дом не спасет от урагана или чего-то серьезного, но все равно мне было в нем спокойнее.
Одиночество
Все удивительные истории и рассказы о Маугли, людях-отшельниках, живущих в полной изоляции от мира, были для меня мифом и сказками. Несмотря на жестокость и коварство людей, человек не может долго прожить один. Человек – это такое же стадное существо, как практически все живое на этой планете. Ни холод, ни голод, ничто так не пугает человека, как полная изоляция от себе подобных. Когда-то я читала, что при полном одиночестве человек способен прожить около полугода, затем он сходит с ума и очень быстро погибает. Постоянно думая об этом, я начала разговаривать вслух сама с собой. Постоянный труд отвлекал меня от подобных мыслей. Плетение доставляло мне удовольствие. Со временем, ценой проб и ошибок, я набиралась опыта, но все это не спасало от одиночества. Я все больше времени стала уделять подаче сигналов SOS зеркальцем, часами просиживала на солнце, и устремляла свою надежду в небо. Мысли о том, что самые близкие и дорогие мне люди считают меня погибшей, сводили меня с ума. Я не раз представляла картину их извещения о моей гибели. Подавая сигнал, устремляя свой взгляд по направлению солнечного зайчика, я говорила: «Чувствуйте меня! Чувствуйте, что я жива! Не сдавайтесь и не ставьте мне свечки за упокой!» Иногда я впадала в отчаяние, а это то состояние, при котором можно совершить непоправимую глупость, поэтому старалась себя не жалеть.
Прошел год
Человек – удивительное создание. Он может приспособиться к любым условиям. Выжить в самых невероятных обстоятельствах. Перекинь человека, живущего пару столетий назад, в наше время, думаю, он сразу загнулся бы, съев пакетик чипсов, запив крашеной отравой, той, что мы называем газировкой, и выкурив сигаретку, которые давно изготавливают не из табачного листа. Но мы-то живы, наш организм приспособился, как таракан к отраве. Еще год назад, когда я впервые ела сырых мальков, несмотря на трехдневный голод, мой желудок делал позывы вернуть содержимое обратно. Спустя год я ела любую сырую рыбу, различая ее на вкус. Поначалу после сна на жесткой земле болели бока. Теперь же земля не казалась такой жесткой, а раскаленный песок, по которому я ходила босиком, не казался углями. Я приспособилась.
За год я расчистила свою территорию, сделала двойной забор, лавочку и кучу разных полезных вещей. Но, пожалуй, самой большой и трудоемкой работой, которую я провела, было строительство землянки, вырытой в полный рост, с потолком, изготовленным из прутьев и покрытым пальмовыми ветками. Там стояла кровать. Это убежище оказалось более надежным во время грозы и сильнейших ветров. Я научилась более рационально питаться. Хорошо знала свой маршрут, проложенный в джунглях. Без наличия инструментов и топора мои руки огрубели, но мозолей уже не было. Они стали похожи на руки дикой обезьяны. Ушли некоторые страхи. Ночь уже не казалась такой жуткой. Я могла спокойно лежать и смотреть на бескрайнее небо. Я вглядывалась в бездну бесконечности со звездами и думала о жизни на Земле. Я вспоминала своих близких и размышляла о том, как они там, на большой земле? Я никогда не просила Бога о помощи, потому что однажды заключила с ним сделку, сказав: «Я никогда ни о чем для себя просить не буду, только для своих детей. Если ты существуешь, оберегай их и помогай им, только не отнимай их у меня. Все посланное тобой я стерплю. Я приму все, что ты мне уготовил. Только не трогай детей!» Свое обещание я сдержала даже тогда, когда после крушения оказалась в воде, изнемогала от жажды на плоту и валялась на берегу озера в бреду после змеиного укуса. Я ничего не просила, выполняя свое обещание.
