Kitabı oku: «Вкус жизни», sayfa 2
– Напустил на себя все свое джентльменство, – весело отмахивается от его комплиментов Лена.
– Прибарахлилась! Костюмчик у тебя от Диора, Версаче или до Юдашкина снизошла? – засмеялся Слава.
– И ткань из сундука Саломеи, – в тон ему с улыбкой отвечает Лена.
– То бишь доперестроечная?
– Какие успехи в творчестве? – чуть понизив голос, осторожно интересуется Кира.
– Я сейчас слишком часто болею, чтобы совпадать со своими желаниями, отсюда и неудовлетворенность количеством и качеством сделанного. Свет озарения вспыхивает все реже, уровень вдохновения все ниже. И с этим приходится считаться. Зрение начинает подводить. Сказываются годы напряженной работы на компьютере. Долгосрочных планов, сама понимаешь, теперь не строю. Обо всем этом мы еще успеем с тобой поговорить. Я нашла свою нишу, и это главное. И хобби есть.
– А в личном плане? – спросила Кира еще тише.
Слава тактично вышел из кухни, а Кира деловито загремела посудой.
– Думаешь, старичка себе подыскала? Случайные связи, если ты помнишь, всегда были не по мне, а постоянные… Не встретила больше такого, как Андрей. Ты же знаешь, я не склонна обманываться и обманывать других. А с возрастом и потребность исчезла. Думаешь, неправильно жила? – голосом, охрипшим от переполнивших ее чувств, спросила Лена.
– Я уважаю твой выбор, но не понимаю. Неужели никогда не думала, что зря верность хранила?
– Бывало. В минуты слабости, когда от себя уставала.
Новых откровений не последовало. Кира знала, что есть темы слишком болезненные, чтобы говорить о них даже один на один, поэтому замолчала и ушла на некоторое время своими мыслями туда, куда никому никогда не позволяла заглядывать.
Лена понимала, что Кире на самом деле не безразлична ее судьба, и ей захотелось улыбнуться подруге одобрительно и ласково. А еще она догадывалась, что Кира осторожно забрасывает пробные камешки или, как говорили в юности, закидывает удочку, выясняя, стоит ли ей поднимать эти темы в общем разговоре или оставить их на потом, для личной беседы, поэтому и не обижалась на откровенные вопросы подруги.
– Восхищаюсь твоей и Славиной молодостью, – искренне и радостно воскликнула Лена, – какие вы, право, молодцы!
Кира вздохнула:
– Люди с годами мало меняются, только стареют. С твоим зрением наших морщин тебе не разглядеть. Оно и лучше, когда их не видишь или не замечаешь. Душа-то, как прежде, хочет парить. К тому же всегда трудно отличить, какие морщинки на лице от смеха, а какие – следы переживаний. Очевидны разве только те, что в уголках губ опустили свои стрелы до самого подбородка.
– Да нет же, ты все такая же неотразимая!
Кира оглядела себя в зеркале и улыбнулась, довольная увиденным:
– Я женщина неопределенного возраста.
– Мы сегодня обязательно сбацаем цыганочку или гопака выдадим, как в студенчестве. Помнишь, наши вечера и КВНы?! – поспешил сменить тему Слава, заглянувший в кухню.
– И выпьем с большим удовольствием за долгожданную встречу, – весело добавила Лена.
– Предвосхищаю твое изумление. Сегодня я совсем не буду пить, ну если только совсем чуть-чуть.
– Вечерние занятия, – догадалась Лена. – Ничего, завтра наверстаешь упущенное. Ведь программа встречи на три дня рассчитана?
– Ты своим приездом нам сегодня принесла радость, праздник устроила. Мы со Славой теперь к подобным встречам относимся, как к вехам жизни – отсчитываем время от приезда до приезда очередных друзей. Вчера, после твоего звонка, Слава отыскал твое студенческое фото. Помнишь, ты мне его после МГУ подарила? И вышел у нас с ним вечер молчаливых воспоминаний.
Боже мой! Сколько всего за эти годы случилось, сколько было тревог, волнений, забот всяческих, трудностей, радостей! Сначала дети распланировали нашу жизнь на много лет вперед. Теперь, ты знаешь, у нас трое взрослых внуков. В университете учатся. Я давно не работаю. Не смогла из-за денег оставить малышей без заботы, вот и определили они ритм всей моей жизни.
«Кира всегда умела обставить любое дело так, что всё казалось естественным и само собой разумеющимся. Где и в чем она находит силы быть всегда ровной, сдержанной, доброжелательной? Может, Слава аккумулятор ее положительных эмоций?» – подумала Лена.
– С внуками жизнь стала более осмысленной, хоть и до предела заполненной заботами. К сожалению, я утратила интерес ко многому, что раньше радовало. Но что поделаешь, столько домашней работы, что некогда было дух перевести. Иногда казалось, как рыба об лед бьюсь. Случалось, чувствовала себя старой цирковой лошадью: все по кругу, по кругу – один внук, другой, третий. В сутках не хватало часов. Минутки за день выкроить для себя не всегда удавалось. Конечно, это огорчало, но я сама выбрала эту стезю, сама приняла решение и неукоснительно его выполняла, как говорит Слава – с завидным упорством и рвением. Внуки от этого только выигрывали. Они – наша гордость. Не подкачали. Как-то старший комплимент сделал: «Вы, шестидесятники, – люди особого сорта». Это было объяснение в любви нашему поколению.
Конечно, я тосковала по прежней работе, но эта тоска не шла ни в какое сравнение с радостью видеть внуков здоровыми, веселыми и умными. Одна только мысль о них приводила меня в восторг, сразу уплывали сомнения, и оставалась лишь беспокойная радость за малышей. Мало кто из моих приятельниц рискнул на столь ранний уход на пенсию, но я не жалею. Домашняя работа не угнетает меня, и, хотя дел по горло, я не чувствую себя скованной по рукам и ногам и запертой в невидимой клетке с очень прочными прутьями, поэтому не протестую. Настроила себя так.
Долгое время моим кругом общения были бабушки, чьи жизни посвящались исключительно внукам. И я ощущала себя с ними постаревшей и боялась показаться Славе именно такой, а не сорокапятилетней женщиной. Не раз возникали мысли, что все лучшее уже позади, что жизнь идет на спад: никогда уже не доведется почувствовать того, как первый раз коснулись меня руки влюбленного студента, как ждали первого ребенка.
«Кира говорит и делает все с той прелестной простотой, которая всегда так привлекала в ней Славу», – подумала Лена, вслушиваясь в звуки голоса подруги.
– Теперь мои родненькие сами уже студенты, и я позволяю себе роскошь общения с бывшими подругами, с которыми раньше только перезванивалась или обменивалась поздравительными открытками. Пришло время, когда я могу замедлить бег и сфокусировать свой взгляд на чем-то другом, чем кухня и бесконечные домашние заботы. Занимаюсь своим здоровьем, посещаю библиотеки, собираю литературу по интересующим меня проблемам, много читаю.
Сейчас вот религией заинтересовалась. Удивлена? С возрастом стала чувствовать, что силы высшего порядка повелительно и властно входят в мою жизнь, диктуя, спасая, нанося неожиданные и, как мне кажется, незаслуженные раны. С этими силами у меня связаны большие сомнения. Многое мне неясно. Лекции Кураева посещаю. Пытаюсь одолеть библию…
– Того самого Андрея Кураева, что иногда вещает по телевизору?
– Да. Он считает, что деградация современного человека началась с его обезбоживания, а я думаю, что вряд ли стоит все сводить к вере. Может, ошибаюсь, но хочу разобраться и посвятить в свои мысли внуков. Об этом, надеюсь, мы с тобой еще поговорим. У меня к тебе много вопросов накопилось.
Кира вопросительно посмотрела на Лену.
– Обязательно поговорим. Раны обычно наносят люди, с них и спрос, – грустно улыбнулась Лена. И, как показалось Кире, одной этой фразой сразу расставила точки над «i», высветив свое вполне определенное отношение к теме предстоящих разговоров.
– А на прошлой неделе внученька, радость наша, родилась, – сказала Кира. – На днях в Англию собираюсь к ней, крошечке моей. Повидать ее хочется и дочке помочь надо на первых порах. Только Семенов обошел нас – у него пять внуков. Когда на праздники все собираются, у них не семья, а массовка к фильму Бондарчука «Война и мир» образуется. Я совсем не представляю его окруженным муравейником малышей! Ты же помнишь Александра с его странными теориями демографического взрыва на планете? Он как-то задал мне вопрос: «В молодости мы живем ради будущего счастья, а в старости почему мы будем цепляться за жизнь, ради чего нам будет стоить жить?» Теперь, наверное, ответил сам себе. Понял видно, что наше теперешнее предназначение в том, чтобы молодое поколение в такое достаточно сложное время не утратило веры в себя.
– Ой, Кирочка, счастливая ты! А у меня один-единственный внучок. О вну́чке пока только мечтаю. Не торопится невестка еще детей заводить. Боюсь, не дождусь или может так случиться, что из-за болезней мне в их жизни не будет места.
– Да ладно тебе. Уйми слезы. Еще на свадьбах наших внуков и внучек погуляем.
Горячей волной прошли по сердцу Лены добрые слова Киры.
– Сегодня одновременно с встречей однокурсников у нас еще один «общенациональный» праздник, – день рождения Киры, – с самым серьезным видом пошутил Слава. – Отметим с вселенским размахом. Вздрогнем по полной программе!
– Ой вздрогнем! Кто бы отказался! – обрадовалась Лена и обняла виновницу предстоящего торжества.
– Не вгоняй в краску, не стоит моя персона такого внимания, – покраснев, с радостным обожанием глядя на мужа, сказала Кира.
– Дина сегодня приедет, то-то все удивятся! Смотри, не проговорись девчонкам случайно, пусть сюрпризом будет.
– Будь спокойна. Самые приятные встречи – неожиданные, потому что искренние. Ведь и помощь наиболее ценна тогда, когда ее не просишь. Правда же? Я – могила. Помнишь, на первом курсе у нас в ходу было такое выражение? Боже мой, какое чудное было время! Тогда будущее казалось нам безоблачным и удивительно счастливым.
– Валя обещала быть. Уже известила о своем приезде.
– Она, как и прежде, мгновенно загорается энтузиазмом, всегда в гуще всех событий? Не растеряла еще свой организаторский талант?
– Да, Валя не из тех женщин, что будут стенать, ожидая непредвиденных ситуаций. Сама их создаст и сама же разрешит. Заводила, мозговой центр всех веселых начинаний. Навсегда прописалась в стране оптимизма. Я учусь у нее. Не буду сейчас входить в подробности ее жизни, она обо всем сама тебе расскажет. Будет впечатляющая встреча!
Но при этих словах в бодрой речи Киры почудилась вдруг Лене глубоко запрятанная грусть.
– К нашей встрече я несколько сюрпризов приготовила. Надеюсь, приятных. Очень на это рассчитываю. Ой, что будет, что будет! И ты, может быть, до потолка подпрыгнешь от радости. – Кира при этом загадочно улыбнулась: – Что с лица спала? Настроение радостно-возбужденное или нервно-тревожное? Да брось ты! Не гадай и не строй предположений.
– Не подогревай мое любопытство. Не хочу о сюрпризах слышать заранее, чтобы не смазать впечатление или не разочароваться, если вдруг у тебя не получится удивить меня. Пусть эти заморочки останутся пока при тебе. Ты сегодня выступаешь в роли распорядительницы нашего «бала», и все карты тебе в руки, – остановила Лена Киру.
– Помнишь наших трех Нин? Мы их тогда сообразно характерам назвали Нина, Нинель и Нинон. Обещали завтра приехать. Инна наверняка придет без приглашения. Не заставит себя долго ждать. Всегда является с неотвратимостью Каменного гостя. Вчера еще прознала о твоем приезде по своим каналам, видно, почуяла новости, достойные ее ушей. Ты ведь ей не сообщала? Удивить хотела?
Так и не удалось тебе ее перевоспитать за десять лет, пока она у тебя работала. Какая досада! Не нашего она поля ягода, но ведь не прогонишь. Держу пари – первая явится. Я еще не забыла ее прошлые выверты. А ну как еще что-нибудь выкинет? Вот ведь наказание господне! Нет житья от нее никому. Будем надеяться, что в этот раз обойдется без эксцессов.
– А что она последний раз отчебучила? Кого приперла к стенке?
– Обозвала Нинель шлюхой. Не стесняясь в выражениях, сказала все, что о ней думает. Присочинила, конечно, с три короба. Она, если заведется, точно из реальности выпадает. Их тогда еле растащили по разным углам. Не думаю, что тебе захотелось бы на это посмотреть. Я лично чувствовала себя преотвратно… Никого Инка не оставляет в покое. Нельзя же всегда всего добиваться нахрапом. С нею стоит чуть-чуть ослабить вожжи – пиши пропало. А ты всегда потакала ей. Почему? Прикипела к ней душой?
Кира мягко, но все-таки упрекнула Лену, не одобряя ее потворства сумасбродству подруги детства. «Не пойму, зачем Кира с первых же минут нашей встречи пытается дать мне понять нежелательность присутствия здесь Инны? Разве это что-нибудь изменит в наших отношениях?». Больно кольнули Лену слова Киры, но она стерпела, виду не подала.
– Ну и ну! Да уж, робостью и тактом Инна никогда не отличалась. И чем Нинель обязана такой «чести»? Она, я наслышана, слишком недосягаемо высоко стоит, чтобы «заигрывать» с ней подобным образом. Здесь кроется некая загадка. Противостояние часто приводит к осложнениям. Тем паче, что она еще в силе… Да ты сама знаешь…
– Не то слово…
– Значит, Инна опять в опале?
– Не стану отпираться: я тогда турнула ее. Возмутила она меня до глубины души. А что, я спасибо должна ей говорить? Нет уж, дудки!.. Правда, потом я сама была не рада, что с ней связалась. Она и в коридоре продолжала вопить, не сбавляя скорости. Соседи сбежались. Тебе, фигурально выражаясь, не мешало бы ее «отшлепать» или хотя бы сделать строгое внушение. Если получится, перемолвись с нею перед началом встречи двумя-тремя фразами. Во имя нашей дружбы.
– Похоже, совсем посыпалась Иннина жизнь, – вздохнула Лена. Кира услышала в этом вздохе глубокое сожаление и поторопилась уйти от неприятной им обеим темы.
– Махнула ты от нас в МГУ еще на втором курсе, а душа все равно тут осталась, да? Ах, родные пенаты! Волнуешься?
– Еще как! Будто в чистилище или на исповедь приехала. Боюсь, эта встреча станет для меня серьезным экзаменом, где будет оцениваться каждое мое слово.
– Так ведь не в преисподнюю же, к друзьям приехала, – рассмеялась Кира.
– Ой, может мне стоит что-либо купить к столу? От вас до магазина рукой подать, – вдруг всполошилась Лена.
– Не беспокойся, Слава уже обо всем позаботился с утра пораньше. Пока суд да дело, отдохни с дороги. Устраивайся удобней.
Повинуясь знаку улыбающейся хозяйки – еле заметному движению головы – Слава повел гостью в свои хоромы.
Лена благосклонно осматривает двухкомнатную квартиру друзей и одновременно пытается с помощью некоторых едва уловимых признаков проникнуть в сложный тонкий мир их семейных отношений. Она с удивлением обнаруживает, что квартира скромная, очень скромная для преподавателя университета. Оказывается, та еще, которую Слава в молодости получил, будучи офицером.
«От чего я ушла много лет назад, к тому и вернулась? А где доцентских двадцать метров для занятий наукой, которые обязан иметь каждый кандидат?» – грустно подумала Лена. Ей не терпится услышать разъяснение и поделиться своими соображениями, но она вовремя спохватывается, вспомнив, что хозяин квартиры не на заводе, а в вузе проработал всю свою жизнь. Слава, словно читая Ленины мысли, сказал:
– Ты же знаешь, наши преподаватели успевают детей вырастить в студенческих общежитиях и только к пенсии добиваются жилья, да еще с каким трудом, с боем, с унижениями. Часто с пробуксовками. Моя семья элитной считалась. На двадцати восьми квадратных метрах вчетвером «барствовали». Это на четыре метра больше нормы, поэтому и не ставили нас в очередь на расширение. Но нам никогда не было тесно в двух комнатах. Не это ведь главное.
По тому, какие маломощные лампочки были в скромненьких люстрах, в которых изысканный художник «не венчал бронзу с хрусталем», и как мгновенно выключался хозяйкой свет по мере перехода из комнат на кухню, Лена чувствует уровень достатка семьи: пенсия Киры, Славины преподавательские крохи. В комнатах ничего лишнего, дешевенькие, жиденькие советского или китайского производства люстры у потолка, оконные шторы и покрывала на кроватях изношенные, но чистенькие. На полу линолеум, начисто утративший свой рисунок. Мебель, видавшая виды, без всяких стилей, но подобрана по тону и не лишена скромного изящества. Вот сильно просиженное кресло. Человек непроизвольно занимает в нем позу, от него не зависящую. Лена вспомнила его резные подлокотники. Обивку, видно, Слава сам перетянул. Ряды книжных полок начинаются вдоль всей длинной стены зала и уходят в потолок. Она прошлась вдоль строя книг. Осторожно касаясь корешков тех, до которых могла дотянуться, прочитывала названия, улыбалась, встречая знакомые. Неизвестные книги пролистывала и бережно ставила на место.
Не обновляли ее друзья интерьер квартиры с момента рождения сына. В квартире капитального ремонта, наверное, никогда не было: все многократно подкрашивалось, подклеивалось, подновлялось. Аккуратный, симпатичный, малопритязательный быт. Изобретательно прикрытая бедность.
Лене нравится надежная правильность и обыкновенность дома друзей с успокоительным простодушием простоты и теплоты. И все же во всей этой скромности виделась ей достаточно скудная жизнь семьи, все свободное время уделявшей воспитанию детей и внуков, сберегавшей и рассчитывавшей каждую копейку. «Да, богатенький дядюшка наследства им не оставлял. Ни картин в глубоких золоченых рамах, ни высоких потолков с лепниной в стиле «ампир». И о машине они, наверное, никогда не мечтали. Но Кира удачливей других: семейную жизнь начинала в собственной квартире, а многие сокурсники, оставшиеся в городе своего студенчества, годами копили на кооператив и теснились в квартирах вместе с родителями, выделившими им – в лучшем случае – отдельную комнатку», – подумала Лена. Слава опять отвечает на ее задумчивый взгляд:
– Были ли мы счастливы? Думаю, да. Конечно, и мы поначалу не избежали тихой войны взаимных претензий. Притерлись и не заметили, как пролетели сорок с лишним лет в заботах, хлопотах, обязанностях. Надеюсь, судьба окажется столь милосердной, что позволит нам идти рядом до конца жизни.
Развлечения? Иногда вырывались в гости, в театр один-два раза в год – и это уже счастье, а о последних десяти годах и говорить не приходится. Участок взяли, домик в саду несколько лет строим. Тяжело, возраст уже не тот, но мы не ноем. Одолеем проблемы перестроечного и послеперестроечного периода.
Голос Славы звучал, как и прежде, покровительственно, но несколько мягче, чем в былые годы.
Лена улыбнулась:
– Возраст, говоришь? Что правда, то правда. С годами мы накапливаем только ошибки да болезни. Я как-то в профкоме встретила женщину-ветерана, вахтером у нас в студенческом общежитии работает. Фраза ее мне в память врезалась: «Да какие мои годы! Восемьдесят семь вот весной исполнилось». Я тогда удивилась и порадовалась за нее: «Ну, дает бабуся – годы свои не чувствует! Видно, долго еще жить собирается. Молодец!»
– Вот в ком корни нашего оптимизма! – весело, но как-то задумчиво предложил Слава. – Хотел бы остаться с вами, только дела зовут, – добавил он твердо, будто ободряя себя, настраивая на рабочий лад.
– Лена, отдохни с дороги, я Славу на работу провожу, а тогда уж вдоволь наговоримся с тобой, – предлагает Кира.
Она опять нырнула в кухоньку, и Лена вновь остановилась у святая святых любого интеллигентного человека – книжных полок. Водя пальцем по истертым корешкам, провела их дотошный осмотр. На стук оглянулась. Слава застегивал скромную куртку. Он поймал Ленин взгляд и усмехнулся про себя: «Дубленка и пыжиковая шапка мне не по чину, как лейтенанту серая генеральская папаха».
Лена прилегла на продавленный диван, с наслаждением расправила спину, испытав при этом «варварское» блаженство; потом прикрыла глаза, радуясь постепенно окутывавшей ее приятной беззаботности. Она окуналась в состояние благодатного покоя, контакты с внешним миром прерывались. Лена еще пыталась расставить свои заботы по степени важности, но уже задремывала, расслабленно запрокинув голову. Сквозь легкий сон ей еще было слышно, как в притихшей квартире оглушительно тикают старые часы. Она еще успела подумать: «не электронные» и окончательно отключилась.
Встреча подруг
А тем временем Кира села за телефон обзванивать однокурсниц – обычная предпраздничная селекторная связь. Ей пришлось как следует потрудиться и даже употребить запретные фразы, что-то типа: «Ты очень меня обидишь, если…», зато уже через час и так тесный коридор стал еще теснее.
Первыми пришли тихая, скромная, по-прежнему худенькая сероглазая Аня, всю жизнь проработавшая учительницей, и энергичная Инна. Когда Лена обняла Инну, у обеих на глазах появились слезы. «Сдается мне, Инна ей стократ ближе меня. Общие беды примиряют и сближают их крепче любых радостей», – ревниво подумала Кира, но промолчала.
Тут же снова тренькнул звонок, зашуршала дверь и шумной гурьбой ввалились двумя тройками Алла, Лера, Эмма и Лиля, Рита, Жанна – все безоговорочно узнаваемы. В передней еще толпилось шесть женщин, когда пришла Галя, яркая стройная блондинка, со своей черноглазой, высокой, крепкого сложения, говорливой подругой Милой (подпольная студенческая кличка «коломенская верста», или «дылда»). «Нас полный комплект: шестеро домашних и столько же бывших детдомовских девчонок», – с улыбкой подумала Кира.
Нежно облапив Аню, Мила кружила ее, насколько позволяла кубатура зала. Потом ринулась мять и тискать Киру. Они смеялись, любуясь друг другом, восхищенно качая головами, и вновь бросались обниматься крепко и бурно. И остальные с удовольствием накинулись друг на друга.
Очередь дошла до Лены. И ее Мила сгребла в охапку. Та, постанывая, пыталась высвободиться из объятий без помощи Киры. Еле «отбилась». Шум, гам, радостные слезы, взаимные вопросы и ответы, удивление переменами, которые нашли друг в друге или их отсутствием. И так все со всеми – по кругу. Говорили все разом и с радостным интересом. Одна за одной накатывали волны неудержимого смеха, приводя женщин в совершенное изнеможение. От смеха уже сводило скулы, но они не рассаживались по местам, а стояли, скучившись, тут же.
Переполненные эмоциями женщины наконец вспомнили о принесенных с собой сумках. Они оккупировали кухню, выложили деликатесы и вновь ринулись в зал. Шелест альбомов, восторженные возгласы, радостно-счастливые рассказы о внуках… Все говорили одновременно, не слушая, перебивая друг друга, и снова разражались безудержным смехом. Голова у Лены пошла кругом.
Легкая, радостная атмосфера встречи располагала к откровенности, раскрывала в подругах глубоко интимное. Женщины смеялись над безнадежностью своих жизненных ситуаций, одобряя или критикуя свои рискованные шаги и хваля удачные действия друзей. Вспоминали смешные несуразности своей жизни. Разговоры возникали сами собой, непринужденно, перетекая от одной темы к другой. Отовсюду слышалось: «Не томи, рассказывай. Ах, сгораю от любопытства». «Положительно уже то, что мы встретились». «Распахнулись пред нами двери взрослой жизни, но мы не растерялись… Не представляли, кто кем станет». «Ой, разбередила я душу! Девчонки, вообразите….» «И ты посмела усомниться! Десять годков отпахала и опять в ярмо на пять лет запряглась! Знай я, что он…», «Наши ребята были что надо!», «Общага – наш остров свободы».
«Теперь наступило время растерянных мужчин и уверенных деловых женщин». «Как прекрасны были наши тогдашние чудачества! Какие мы были молодые и наивные. Счастливое было время! Давно закончился наш розово-голубой период жизни – студенчество, а до сих пор как греет! Где она – наша юность – обетованная страна давно утраченного восторга?»
«Помните «пирожки с котятами» – с ливером? А любимые присказки: «А главное – дешево». «Обидно, досадно, но ладно». «Держи хвост пистолетом, прорвемся! Где наша не пропадала?» «Мягко говоря, грубо выражаясь». «Мне в высшей степени безразлично». Мы, конечно, иногда можем ругать то время, но оно было прекрасно!»…
«Ей шестьдесят? – А семьдесят не хочешь?» «Ты опять в фаворе! И ее это не покоробило?» «А помните наши первые вычислительные машины «Минск-1022» и «ЕС-1060» – огромные, громоздкие, как шкафы?»
Потом возгласы поутихли, воспоминания стали конкретнее.
– Помните плакат на душевой «Оставь одежду, всяк сюда входящий» и как Вадька перед Новым годом перевесил его на дверь комнаты, где жил молодой стеснительный аспирант? Нам было жалко скромнягу, но Вадька только за сто рублей соглашался водрузить его обратно. Вы вслушайтесь – за сто рублей! Мы таких денег отродясь не видели. Я уж и не припомню, на каком это курсе было. Знаю лишь, что быстро промотал Вадик летний заработок, стипендию и очень нуждался. А тут еще жена его на две недели раньше обещанного приехала. Погибал парень… А группа поддержки аспиранта орала, настаивая на немедленной сатисфакции за попытку выставить на посмешище. Тщетно было их старание помочь, только усугубляли положение аспиранта, вводя в число зрителей всё больше студентов. Хохоту было на все общежитие. Водилась у нас такая студенческая забава. А напоследок, так сказать, под занавес… – рассказывала Жанна, Инна перебивала:
– У Вадима в карманах всегда были огромные дыры, протертые немереными долгами.
– В долгах, как в шелках, точнее, как в репьях, был. Вечно перехватывал трешки. Девчонки себе такого не позволяли, – это Лиля припомнила.
Каждую историю сопровождали взрывы неумеренного веселья.
«Все мы вышли в люди, все мы сумели открыть вожделенные двери вузов». «Я не рискнула пойти в МГУ, где все студенты, как мне тогда казалось, – небожители. Страхи осаждали. Не хватило героического темперамента. То слезами давилась, то выходила из себя, земля уплывала из-под ног». «Ах, наше прекрасное, донельзя перенаселенное общежитие, где в комнатах, рассчитанных на шесть человек, жило по пять «зайцев».
– Ой, я припев к нашей шуточной песне вспомнила: «У меня для этой самой, этой самой, самой штуки есть своя законная жена». Ни разу за все годы разлуки не приходил он на ум, а тут вдруг всплыл. Сегодня именно ощущение себя в том времени пробудило во мне эти незамысловатые слова», – это Жанна сказала. А эту помнишь: «Вот получим диплом, об даб дуба́!..» А эту: «О чем не говорят, о чем не учат в школе». «Содержательная была эпоха». «Ха! Легко жилось, когда сверху на все случаи жизни спускались рекомендации».
– …Михаил Викторович? Гад! Не к ночи будь помянут. А я сдуру поначалу ринулась защищать его от него самого. В новинку были его «отклонения».
– Ой, наш милый куратор! – вскрикнула Мила. – Я думаю, вспомнив себя на первом курсе, многие из нас могли бы сказать себе: «Что из меня получилось бы, если бы не Григорий Евгеньевич?» Признаться, я обожала его. Буквально цепенела от волшебной музыки его слов. Сердце начинало стучать в два раза быстрей. Хотелось просто так, совершенно от балды, говорить стихами. До сих пор не забыла его неповторимый тембр голоса и аккуратно уложенные природой волны кудрявых волос. Прямой, элегантный, исполненный королевского достоинства!
– Да ты прямо-таки обмирала по нем, – рассмеялась Инна.
– Все мы помаленьку взрослели. Помните, как он говаривал, бывало, в шутку двоечникам: «Чтоб вы так жили, как учитесь!»
Лена выделила голос Эммы:
– …Долго еще молча боялись возможности новой войны. Мысль была слишком страшная, чтобы облечь ее в слова… В войну наш любимый город фрицы разбомбили-раскатали до асфальта. Когда мы учились, много еще развалин с незрячими проемами выбитых окон оставалось на окраинах. И в центре города среди хилых кустов и сорняков высились горы битого, опаленного огнем кирпича. А сейчас, смотри-ка, цветет! Современные дома скрывают блеклый советский монохром панельных многоэтажек. А мы в них были бесконечно счастливы. Вызывающее великолепие церквей довершает ансамбли новостроек… Этот город – моя судьба… Но я бы не хотела вернуться в старый социализм… Ну, если только в новый…
Теперь голос Ани умудрился возвыситься над общей какофонией. Она как всегда частит:
– За вычетом всякой идеологии – я ее выношу за скобки – нас хорошо учили в вузе. Какое воспитание без идеалов – наших путеводных звезд? Материальный стимул – недостаточная мотивация… Я не ярая поклонница соцстроя, но школа в наше время была прекрасная. Когда мы запустили первый спутник, американский президент заставил своих специалистов перевести на английский язык все наши школьные и вузовские учебники по математике и физике… У нас и в школе уважение к ребенку было. Бывало, провинюсь, а классный руководитель мне говорит: «Ты хорошая девочка, но сейчас ты совершила плохой поступок. Подумай, почему?» И мне до слез становилось стыдно за свою несдержанность. И к учителям уважение тогда еще не совсем угасло. И они, хотя, конечно, зарплаты всегда оставляли желать лучшего, максимально выкладывались сами и в нас открывали какие-то скрытые возможности и неведомые резервы памяти, вытаскивали из души что-то хорошее в нас, глубоко запрятанное, стремились развить не только таланты, но и сердца. Школа учила проявлять себя, осваивать практические вещи, к реальной жизни готовила, а теперь новому поколению навязали ЕГЭ, как Хрущев кукурузу. К чему детей приобщаем? Все на Запад оглядываемся, будто сами без мозгов. Обидно… Обманчивая штука жизнь. Давай назад, в джунгли? Я не претендую на абсолютную историческую правду о нашем времени, но сам факт обращения к этой теме…
Кира предпринимает отчаянные попытки прервать ее. Куда там! «Не замолчит Аня, пока не иссякнет», – усмехается она.
Лена опять успевает выхватывать только отдельные моменты рассказов подруг.
«Ты тут сослалась на Сёмку. Списалась с ним или созвонилась? Где он теперь? – Это Жанна осторожно окликает Киру. – В самом деле? У меня закралось сомнение: ты не разводишь меня? Мои слова оказались пророческими? Не любил он меня за то, что видела его насквозь. Больше таких фокусов не выкидывал. Ошибка является ошибкой, если нет возможности ее исправить… Мы с тобой спорим о разном? Странные ты говоришь вещи». «Иногда возникает ощущение понимания мистического зла. Мне до сих пор жутко от того, что я оказалась права, поняв, будто что-то водило его рукой и что писал он мне о своей собственной смерти. Я живу с этой болью. Всем известна чрезмерная изломанность и хрупкость его души». «…Талантов нашему курсу не занимать».
«Несравненный, блистательный Игорек. Не без удовольствия о нем думаю, – Лиля рассмеялась, откинув голову, наслаждаясь воспоминаниями. – Врал роскошно, гениально! Любил прикидываться простачком… Как-то встретила. Шел легкий, чуть седоватый, роскошный! По какому спешному делу покинул страну и вылетел в Израиль? Как вариант мог бы выбрать и Китай. Он везде к месту». «…Помнишь нашу импровизированную выставку веселых рисунков? На втором курсе это было. А гран-при все-таки получил рисунок «Первая любовь», где мальчик дергает девочку за косичку. Он дышал такой искренней, трогательной любовью к памяти детских лет!»
