Kitabı oku: «Вкус жизни», sayfa 3
«Не нашли мы с ним консенсуса. Не устраивал меня такой расклад. Думаешь, оказалась не слишком памятливой?». «Правильно, что развелась. Будь он неладен! Боялась, что все начнет по новой. Избавилась от лишних терзаний. Разрулила ситуацию. Иначе ничего бы не добилась. Истратила бы себя на страдания и ревность. А он мне: «А за грех свой, милая моя, я перед Господом отвечу». Да и бог с ним». «Этот развод в наших кругах вызвал эффект разорвавшейся бомбы. А где теперь твой первый отвергнутый воздыхатель?». «Я спрошу то, что тебе не понравится. Всю жизнь, затянув пояс, жила?» «Знаешь, какого крюку я дала, чтобы к вам заехать?!» «Что сказала? А что подразумевала? Как ты понимаешь, это не одно и то же…»
– Косырева помнишь? Ну разве он не чудо?! – Это Рита спросила Жанну. – Как читал информатику! Кандидат наук, докторскую диссертацию писал. А когда заведующий пришел к нему на лекцию, растерялся, как студент-первокурсник. Все удивились, только не я, потому что сразу поняла: он из наших, бывших… Для нас с раннего детства начальник – это страх, это человек, выше которого только Бог. Напрямую спросила его после лекции, «тэт а тэт»: «Вы детдомовский?» Он не ответил. «Я тоже», – сказала я и добавила: «Детдомовский комплекс незащищенности остается в нас на всю жизнь. Я пытаюсь с ним бороться, иначе он может завести слишком далеко. Этой зимой печальный случай со мной произошел. Вызвал меня к доске преподаватель по термодинамике. Стою, спокойно решаю. Вдруг заведующий кафедрой заходит. И у меня все поплыло перед глазами. Как сквозь туман слышу: с мест все мне что-то подсказывают, переживают… А после урока подходит ко мне начальник и давай выговаривать. А у меня слезы ручьями, задыхаюсь от обиды на себя, за то, что не могу объяснить ему, что только несколько минут назад на перемене объясняла подруге более трудные задачи, что лучшая в группе, что просто при его появлении не успела настроиться, взять себя в руки… что у меня детдомовский комплекс… А в сессию, увидев в ведомости против моей фамилии пятерку по курсовой, он заставил комиссию снизить мне отметку». Косырев понимающе закивал и грустно заметил: «Люди часто недопонимают друг друга из-за недостатка информации. Главное, чтобы они хотели понимать…» После сессии мы подружились, и прежняя щепетильность между нами стала неуместной.
«В войну назвать ребенка Адольфом! Очень меня раздражало его имя». «…Ты бы хохотала, расскажи я тебе, чем я там занималась. Все, что там могла почерпнуть, для меня было слишком мизерно, вот я и сбежала, не отработав срок, и не оплошала. Говорят, дорога начинается с первого самостоятельного шага».
Из всего многообразия возгласов Лена поняла только то, что подруги приезжали на встречу уже не по первому разу, хоть и вразнобой, а она и Жанна составляют исключение.
Теперь Лерин голос прорезался сквозь всеобщий шум и гам. Она встряхивает копной черных с красивой проседью волос и напоминает:
– Время от времени колючие мысли буравили нам мозги, и мы опрометчиво бунтовали против гуманитарных наук: истории, обществоведения, политэкономии, несогласные в них со многим. У нас было гораздо больше вопросов, чем ответов. Но как-то исхитрялись получать по ним зачеты, сдавать экзамены, чтобы получить стипендию.
Позже началось тотальное увлечение художественной литературой: сначала почтенной классикой, потом ринулись читать Ахматову, Евтушенко, Вознесенского. Тогда талантливые поэты, как опята, произрастали по всей стране. Между нами возникало соперничество на почве знания поэзии, а книг было не достать. Не сразу, но научились мы выискивать и в прозе блестки юмора, ценить живой могучий русский язык».
«Ты у нас всегда была по уши в Лермонтове». «У каждого были свои вершины, которых стремились достичь. Не могли не думать о высоком. Наживать и хапать не умели и не хотели, жертвовали личной выгодой ради общей пользы… Скоро наши внуки будут говорить, что было время, когда люди верили честному слову. Растет вокруг нас стена людского равнодушия».
«Помнишь черные сатиновые трусы до колен – символ нашей нищей детдомовской жизни? А дразнилку «бесштанное детство»? А самодельные, выдраенные до грозного сияния накладные бляхи на ремнях наших мальчишек? А как Петька напоролся на «невытраленную» мину и мы с диким ревом кое-как отволокли его к медсестре… Все мы пришли во взрослую жизнь с приличным багажом грусти. Детство долго еще отбрасывало серые печальные тени, тревожа нас зеленой тоской минувших дней. Но со временем мы научились воспринимать не только горе, но и радости жизни. И все же даже наше короткое бедное детство – безвозвратно утраченное счастье». «Нам не помогали, как помогают теперь студентам-детдомовцам. Тогда почти все бедно жили». «Мы не строили феерических планов. Нам хватало молодого нахальства новоиспеченных инженеров». «А было нас в одной комнате, как у богатея клецок в супе. Ой, клецок захотелось! Лет пятьдесят их не ела».
– Ты не забыла нашего Сашку, способного генерировать умные идеи и веселые шутки в любом настроении? Но когда на него неожиданно нападала вроде бы беспричинная депрессия, наш милый «вечный двигатель» сразу становился неубедительным, даже слабым, неуклюжие беспомощные слова теснились в его голове, не находя выхода, и он, не умея сдержать слез, убегал. Потом окреп, оперился и – полетел ввысь». «А в студенческие годы спасало нас сало, которое присылала из деревни твоя мама. Бывало, умнешь с ним полную сковороду жареной картошки – и счастлива до потери пульса, – состроив уморительную рожицу, сказала Лиля. – А помнишь, ты у Саши спросила, как он потратит свою первую зарплату? И что он ответил? «Целый месяц каждый день буду есть колбасы столько, сколько захочу, пока не наемся до отвала. А еще куплю огромный кусок копченого осетра, запах которого я все пять лет вдыхал в угловом гастрономе, не имея возможности купить и попробовать».
«Из деревни поступила в МГУ. Отчим не захотел помогать. Завидовал: его дочь техникум закончила. Она заболела с голодухи, читать не могла. Поняла, что на стипендию не проживет. Какая трагедия!»
«Вы были предоставлены сами себе, а я взаперти просидела все детство. Мать работала. Ни в Москве, ни в Ленинграде не удалось побывать. И в студенческие годы никуда не ездила. Наш стройотряд только в ближайшие колхозы посылали коровники строить. Это ты проводником всю страну исколесила». «Алла! Каким ветром к нам? – Подгадала. Дела у меня тут, потому и смогла оторваться».
«Наша любовь развивалась под джаз. Мы жили полной жизнью. Но наша искренность сейчас не востребована, она обескураживает, настораживает, удивляет молодых. По-прежнему не в наших правилах принижать высокое и потакать низменному».
Рита, смуглая, с четким выразительным восточным профилем, громко на всю комнату спросила у Лены:
– Лаевского не забыла? Он взял твою руку, торжественным жестом поднес к губам и поцеловал так, как целуют икону, свершившую наконец желанное долгожданное чудо. Это был акт уважения, преклонения перед твоими достоинствами. Мы смотрели, потрясенные, а у тебя от смущения – слезы из глаз. Стояла со счастливым ужасом на лице. Не привыкли мы к поклонению. Ты еще не потеряла способность заливаться огненно-красным румянцем?
Рита захохотала беспечно беспричинно и радостно, словно это невесть как смешно, будто она вернулась в детство. И Лиля ведет себя как ребенок, которого старшие мальчишки приняли во взрослую игру. И не только она… Ах, юность – время прекрасных иллюзий и быстрых решений. Жизненного опыта, надо признать, мы получили сполна, но приобрели ли житейскую мудрость?
События из жизни друзей проносились перед Леной подобно ярким бликам света от зеркального шара, висящего в актовом зале школы, где у нее недавно была встреча со старшеклассниками. Голова ее пошла кругом. Шум за столом опять нарушил ее минутное очарование.
– Олежка-мотылек? Мечется, мечется, бывало, словно яркая бабочка вокруг свечи. Всегда боялся обмельчания, рутины семейной идиллии, бежал от них как от чумы. А сам, того не понимая, суетился. Жил сентиментально, трогательно, но как-то раздвоенно, будто все время находился на полпути между мамой и будущей женой. Я думаю, что именно ее постоянный шантаж лишал его возможности создать семью.
Должна вам признаться, я боялась, что эмоциональная нестабильность на почве любви к сыну приведет его маму – не дай бог – к приступам шизофрении. Пронесло. Только видно устал Олежка от холостяцкой жизни. Очень поздно женился – после смерти мамы, – молодая королевна-жена нянчит его самого и дочку. Он уже не ждал чуда. И вдруг счастье привалило неслыханное. Снизошел ангел с небес, воздал за терпение.
– А я полагала, что ничего Олегу не светит, что не захочет жена зависеть от его проблем и порвет с ним. В таком возрасте и душевно, и физически тяжело тратиться. В подобных случаях ситуация часто выходит из-под контроля. Один неправильный ход может привести к поражению. Как в шахматах. И тогда с любовью будет покончено, возникнет яркое стремление к саморазрушению, его потянет на дно, в черную пустоту, появится предчувствие трагедии, начнет горстями глотать таблетки, его станет одолевать мысль: все, чего я хочу – это умереть… Но ему повезло.
– Раньше Олежке любви хотелось, теперь заботы. Все как положено…
– Все мы отличаемся друг от друга теми или иными странностями.
«Как живу? Хорошо! По мне не видно? Чего плакаться, если есть внуки и даже правнуки – становой хребет нации». «Женщины – вечный хребет нашей страны». «Ох и завралась ты, голубушка!» «А твой сынок по-прежнему целыми днями полощет руки в клавиатуре компьютера или поубавил пыл?»
«Наша жизнь, как качели – то взлетаем, то падаем, то визжим от радости, то замираем от страха». «Все врут политики. Мы видим только парадные мизансцены, а они – верхушка айсберга. Народ в Росси умнее и порядочнее власти, а живет в горькой несправедливости. Мой шеф шутил, бывало, что если в России чиновникам ничего не предпринимать, страна достигнет огромных успехов. Не надо мешать талантливым людям, они сами приноровятся». «Глобализация набирает силу: одно едим, одинаково одеваемся. Помяните мое слово…» – «Не каркай».
«А как же быть с планетарным мышлением?» «Ему с бугра виднее». «Ну, ты молоток!» «Когда я долго смотрю телевизор, у меня начинается депрессия». «Внуки отгораживаются от нашего будто бы кошмарного взрослого мира». «Аферист, деляга, циник. – Это диагноз? – Шучу, шучу». «Мы, женщины, играем в жизни множество ролей, и все они для нас – главные». «Лена, не исчезай больше надолго». «Собраться всем вместе казалось нереальным». «Ой, девчонки, сколько всего хочется рассказать…»
Рассказы, как рукава реки, растекались то в одном, то в другом направлении, дробились на мелкие ручейки и опять сливались. В комнате творилась всеобщая веселая шумная суматоха. Смех так и рвался из женщин наружу. Забывая о своем возрасте, они хохотали до упаду, вскакивали и снова садились на освободившиеся места. Они не могли нарадоваться друг другу. Довольно долгий кавардак устроили давно не видевшиеся подруги. Такое творили, что у Лены от избытка информации и шума все в голове перемешалось.
«Сколько радости и доброй эмоциональной памяти в девчонках!» – думала она, с жадным любопытством вглядываясь в лица подруг юности и находя для каждой пару теплых фраз. – Собираясь вместе, оглядываясь в прошлое, перебрасывая временны́е мостики между событиями, они как бы омолаживают себя, взбадривают».
Лена почему-то ожидала увидеть отяжелевшие фигуры, заплывшие жирком талии, и была приятно удивлена обратному – моложавости подруг. И все же на каждом лице в большей или меньшей степени жизнь оставила свои следы – морщинки.
На всех женщинах были строгие неброские туалеты, по большей части брючные костюмы. «Упакованы со вкусом, будто от Армани. Принарядились. Здорово, ни одного лица, вызывающего раздражение. Все такие милые, доброжелательные, интеллигентные. А как я выгляжу на фоне остальных?» – обеспокоилась она.
«Как и в юности, девчонки на этих встречах отводят душу. Им так же нужно внимание и понимание подруг, им хочется выговориться, похвалиться, посекретничать», – думала Лена, радостно оглядывая окруживших ее женщин, которых она воспринимала не иначе, как всё тех же девушек, покинутых ею сорок лет назад.
Наконец все угомонились и, удобно разместившись, принялись рассматривать друг у друга фотографии, изредка перебрасываясь отрывочными фразами типа: «А это кто? А сколько ему лет?». Кира отвела Лене самое «элитное» место – кресло.
– Ты читаешь мои мысли? Я, воспользовавшись правом «раненой», облюбовала это уютное местечко, чтобы иметь возможность хорошо видеть и слышать всех подруг, – сказала Лена, благодарно улыбнувшись Кире.
Хозяйка ушла священнодействовать на кухню, стараясь из скромных продуктов приготовить что-то из ряда вон выходящее, почти такое, как для застолья в старые добрые времена. От помощи она отказалась. Желала ли она блеснуть своими кулинарными способностями, которые всегда ценились в их компании, или просто хотела, чтобы гости сначала пообщались без нее, – это было неважно.
Внуки
Жанна на правах самого «далекого» и редкого гостя – она приехала из Владивостока – быстро овладела вниманием подруг.
– Здесь я с внучкой в зоопарке, – объясняла она, встряхивая светлыми кудрями, и передавала снимки по кругу. Ее серые глаза лучились счастьем. – Представляете, Юлечка кормила верблюдов сухариками и вдруг поняла, что один из них интересно проявляет себя: выпрашивая угощение, он не закрывает рот, пока не получит желаемое. И морда у него при этом такая умильная, улыбающаяся! И просьбы свои он сопровождал, радостно пританцовывая, исполняя грациозные движения. И это при его габаритах! Он был удивительно обаятельным, привлекательным и по манерам очень напоминал то мужчину-ловеласа, то балованного, ласкового ребенка. В считанные минуты талантливый верблюд стал «звездой» зоопарка. Из всех закоулков парка сбегались зрители, кормили любимца, снимали на фото и видео. Внучка была в восторге и все просила: «Давай еще сфоткаемся с ним, бабушка!» Это у них в детском саду так выражаются. Современный сленг с пеленок впитывают. Я взяла за правило редактировать ее речь, отучаю от излишнего засорения.
Так вот, я не помню, когда так искренне до слез смеялась. Я в этом зоопарке будто на десять лет помолодела. Потом еще много дней, вновь и вновь вспоминая милую просительную мордашку прекрасного животного, я по-детски переживала эту восхитительную историю и снова смеялась. Теплая волна проходила через сердце и радостно будоражила его, и я чувствовала себя удивительно счастливой.
А на этой фотографии мы с Юлечкой в выставочном зале нашего центра искусств. Один мой знакомый художник поинтересовался у нее впечатлением от своих картин. На что получил мгновенный четкий ответ: «Вот эта понравилась. Видите – гитара перевернута, все разбросано. Разгром, но на пятерку! Еще есть у вас одна очень хорошая картина. Вон та. Тут все намешано, течет разными красками. В моем стиле рисуете!»
Внучка тогда начала ходить в художественную школу и с удовольствием выступила в роли эксперта. Художник отошел растерянный, так и не поняв: радоваться или огорчаться ему такой категоричной оценке его произведений ребенком. Я заверила знакомого, что внучка в восторге, иначе ее «рецензия» не была бы столь эмоциональной и в то же время краткой.
Я замечаю, что у Юли бывают моменты вдохновения, тогда она говорит легко, радостно и восторженно. Слова, не задумываясь, употребляет умные, обороты яркие, образные и к месту. И, похоже, в эти минуты она сама себе нравится. Жаль, если эта способность не останется в ней, отомрет во время обучения в школе, как многое другое хорошее, что я замечала в своих детях. Тогда у меня не хватало времени на их воспитание, но теперь я пытаюсь «отыграться» на внучке. Мы часто беседуем. Однажды спросила у нее:
«Как у тебя возникают мысли?»
Она ответила просто, будто говорила о чем-то обыденном, например, о своих куклах. А может, у нее у самой возникал этот вопрос, и она для себя его уже проанализировала. Передаю дословно: «Понимаешь, бабушка, иногда они идут по короткому пути: мозги – рот. В другой раз мысли долго по голове блуждают и застревают то в одном месте, то в другом и никак не выходят. Как по спиральке крутятся и крутятся. А веселые, радостные мысли и шутки сами выскакивают с красивыми и даже иногда с умными словами».
Нет, девчата, вы представляете – в восемь лет она уже понимала прелесть случайно вырвавшегося яркого словца. А теперь ей десять, и она уже намеренно вбирает в себя новые компьютерные словечки, жесты, повадки друзей, выспрашивает, учится, познает. Понимает, что все это может ей пригодиться в спорах с много воображающими мальчишками. Ей хочется быть на уровне.
И в то же время она еще такая маленькая. Идем мы как-то с ней мимо строящегося дома, ну я и брякнула от фонаря, мол, подрастешь, может, в этом доме жить будешь. А она чуть ли не в слезы: «Не хочу никуда от мамочки уходить». А что она «запоет» через десять лет?
Нравится мне, что внучка незакомплексованная и в карман за словом не лезет. Вот, на первое сентября я говорю ей как можно патетичнее:
«Сегодня у тебя праздник нового учебного года! (Второй класс)».
Она в ответ тут же парирует:
«Нет, бабушка, сегодня похороны лета».
Та́к вот, дорогие. Хоть стой, хоть падай. А недавно, сидя у меня в гостях, она в рекламном журнале «Эльдорадо» внимательно изучала страничку с мобильными сотовыми телефонами и увидела новинку за восемнадцать тысяч рублей. Вскочила и воскликнула:
«Ни фига себе!»
Потом после паузы произнесла задумчиво:
«Можно даже сказать: «Ни хрена себе!»
Зять мой, ее отец, расхохотался:
«Смотрите, мама, Юля поняла, что так круче звучит.»
Внучка в смущении подбежала ко мне и шепчет на ухо:
«Ба, я грубое слово сказала. Прости. Но оно сюда так подходило!»
Меня это слово не обожгло, не рассердило и даже не раздосадовало. Оно на самом деле было к месту. Пришлось простить, даже взять внучку под свою защиту, потому что ее мама – моя дочка – возмутилась, даже занесла руку для шлепка по попе. Я сказала ей: «Хватит бодаться, не ищи проблем там, где их нет. Ну, позволил себе ребенок секунду «неизысканного» удовольствия, и что? Не уничтожать же на корню росточки зарождающегося у нее чувства юмора?»
Моя дочка недолюбливает шуточки своего мужа. Они ее уже тем задевают, что всегда направлены на жен и тещ. Нет, чтобы хоть иногда в свой адрес проехаться. Слабовато у него с самоиронией, самолюбие свое оберегает.
Почему-то вспомнила сейчас дочкино детство, ее заметки в школьной стенгазете, наполненные газетных фраз, она тогда третьеклассницей была. Надо же было такое придумать – в девять лет дети к политинформациям готовились по передовичкам газеты «Правда»! Маленькие дети и в нашем, и в их поколении одинаковые. Взрослые изменяют детей согласно окружающей действительности.
Юлечка похожа на отца, но я радуюсь, замечая, что в жестах и мимике внучки проглядывают какие-то черты бабушки и дедушки. Значит, тянется наша ниточка, не обрывается, передаются в следующие поколения наша кровь и неплохие гены.
Лена встретилась глазами с Аллой. Она напротив сидит. У нее, как и прежде, ясный взгляд с тем выражением спокойной уверенности и безмятежной тишины, который манит к себе, незаметно втягивая в сферу своего влияния, подчиняет себе силой любви и уважения. Она совсем не изменилась: все так же курносый носик задорно смотрит на полярную звезду, та же пушистая светлая челка над смоляными тонкими бровями, пухлый улыбчивый рот. «Интересно, повезло ли ей с мужем? – думает Лена. – Хотелось бы. Прелесть, какая была девчонка. Почему она молчит?»
Лера – черноглазая жгучая брюнетка, в юности шустрая, горячая и впечатлительная, – услышав рассказ Жанны, заливисто рассмеялась:
– Мой внучок Гена в шесть лет также грубовато выразился, когда конфету ел: «Вкусная, обалдеть можно!» А отец ему подыграл: «Хорошо, что не офигеть». Так сынок ему тут же фитиля вставил. «Главное, говорит, чтобы не охренеть». У меня глаза на лоб полезли. Пришлось, когда Гена уснул, мужу лекцию прочитать о культуре речи. Наверное, на даче нахватался Геночка от него грубых словечек. Там у наших соседей просторечье в чести. А как-то зашел Гена со мной в булочную. Я увидела новую цену на хлеб и возмутилась: «Семьдесят два рубля за батон? Бандиты!» А внук серьезно, спокойно так поправил: «Не бандиты, а «ООО-Бандиты».
Жанна продолжила рассказ о своей внучке:
– Юля у нас девочка разумная, умеет трезво оценивать свое поведение и характер. Она ведь как говорит: «Я родилась под созвездием послушания и непослушания. Иногда бываю на планете радости. У меня живот болит от скуки, когда одежда не нравится, когда много работы на кухне или если со мной долго и строго разговаривают».
У моей внучки плохой аппетит, и она сама ищет способы, как его улучшить. Как-то заявила матери: «Еда и телевидение для меня взаимосвязаны. Когда кушаю, я должна эмоционально восхищаться, тогда не замечу, что ем. Это особенно важно, когда ты заставляешь меня есть творог и яйца». Я дословно привожу вам ее фразы, потому что по возможности записываю их. Вот за последнюю неделю собрала: «Ой, сейчас со страху приобрету вечную жизнь!» «Бабушка, эта твоя блузка времен Очакова и покорения Крыма?» «Народу в парке – толпа! Как молекул в твердом теле». «Дядя Саша быстро печатает на компьютере, потому что сердцем чувствует клавиатуру?» «А в раю снег бывает?». «Юля, мы только вдвоем в квартире», – говорю я внучке. «Да, тараканов у нас нет, компанию не составят», – весело поддакнула она.
К своим недостаткам она относится с юмором. Как-то при встрече со мной говорит: «Гляжу, что-то в карманах у меня полный порядок. Поняла – не моя куртка, побежала в класс и обменяла».
Недавно прибегает из школы и кричит: «Бабушка, отгадай загадку. Кто лучший киллер на любовном фронте?» Я от смеха чуть мимо стула не села. Какая неожиданная комбинация, да еще из уст ребенка. Хитрюга – говорит, а сама на мою реакцию смотрит: не переступила ли она границу воспитанности?
Нет, вы представляете, на свой день рождения не платье, не игрушки или конфеты, как мечтали мы в своем детстве, а скоростной Интернет заказала, мол, «мой устарел, он крайне несовершенный». А когда она разговаривает с мамой, я их совершенно не понимаю – они для меня будто инопланетяне.
А как-то малышка задумчиво и грустно сказала: «Всем надо, чтобы всё было правильно и умно. А так иногда хочется сказать какую-нибудь глупость, сделать что-то совершенно ерундовое, не из разряда учебно-обязательного, что-то по-настоящему детское!» Я чуть не прослезилась. Рано начинают уставать наши внуки от сложности жизни. Мыслимое ли дело, чтобы и школа, и кружки, и балетный класс.
– Все мы уже стали для наших внуков частью мира прошлого, – вздохнув, поддакнула Лера.
«В связи с перестройкой предприятие, на котором работала Лера ведущим инженером, «испустило дух», и ей пришлось уйти на пенсию. Чувствуя в себе еще достаточно сил и знаний, она тяжело переживала сокращение и неудачные попытки хоть куда-нибудь устроиться по специальности. Поначалу ей пришлось довольствоваться местом вахтера, это уж потом она репетиторством занялась», – тихо сообщила Лене Инна.
И Лену мгновенно охватила щемящая грусть. Дома, в суете будней, она не задумывалась о своем будущем. А тут все как-то сразу четко высветилось: и возраст, и все пережитое и, может быть, даже скорый…. И проклюнулось в ней совсем новое, не свойственное ей чувство – отчуждение что ли. И, чтобы погасить это неприятно кольнувшее ощущение, она натянуто-весело поддержала слова Леры:
– Вот и мой внучок, узнав, что я школу заканчивала при керосиновой лампе, а телефон впервые «вживую» увидела только в университете – и это при том, что уже в космосе полетал Юрий Гагарин, – сказал удивленно-солидно: «Да ты родилась в эпоху динозавров!»
– А мой младший внучонок Мишенька уже в пять лет со всякой бытовой аппаратурой был на «ты», – говорит Галя, яркая крашеная блондинка, – запросто включал телевизор, ставил себе лазерные диски с мультфильмами. Если где-то происходил сбой, спокойно нажимал на кнопки, искал причину неудачи, добивался качественного изображения, регулировал звук, переключался с английского языка на русский.
В семь лет он получил в подарок «навороченный» мобильный телефон. Деду некогда было заняться изучением инструкции, так он, паршивец, сам разобрался во всех функциях аппарата, сменил заставку, сфотографировав свой пупок, и с хитрой мордочкой положил мобильник на дедов стол. А потом долго «обстреливал» дедушку СМС-ками.
Я поражаюсь и восхищаюсь уровнем развития современной техники и технологий, с трудом осваиваю новинки, а для него все эти современные бытовые изыски – необходимые мелочи жизни. Пара-тройка секунд – и он с экрана компьютера получает полную информацию обо всех событиях, происходящих в семье наших, казалось, раньше недосягаемых родственников, видит их лица, слушает их голоса. Иногда рядом с ним я себя «чайником» чувствую и ощущаю потребность «подкачать» свой мозг и язык, читая книги по информатике, чтобы быть вровень с внуком.
А теперь он еще обменивается адресами с детьми чуть ли не из всех стран мира. С изобретением Интернета произошла тотальная девальвация усилий человека по преодолению пространства и времени. Я задаю себе вопрос – какие еще глобальные открытия века ожидают нас и в каких областях?
– А вырос ли человек интеллектуально, душевно, эмоционально? Оснащен-то он разнообразно, а по сути своей остался уязвимым, слабым, что особенно наглядно заметно в семье. Как бы в погоне за современными технологиями из наших детей не ушла душа. Вот чего я боюсь. Мало теперь читают дети. Как без художественной литературы формировать детские души? Человек определяется тем, что он читает. Одна надежда на наши с детьми душеспасительные беседы. Была наша страна самая читающая, а теперь стала самая торгующая, – вздохнула Аня. – Времени у детей не хватает на чтение. Слишком много у них соблазнов, которые невозможно исключить из жизни. Компьютеры и телевидение вытесняют книги. И к чему это может привести?
– Сдается мне, что люди страшатся того, чего не понимают. Не научных открытий бойся, а тупоумия и дебильной жестокости отдельных представителей человеческого вида, – хмыкнула Инна.
– Недавно у нас в семье появилась электронная книга. Мы все по очереди читаем в ней каждый свое и восхищаемся ее компактностью. Муж считает, что библиотеки скоро изживут себя, но я придерживаюсь другого мнения: бумажные книги обладают особой энергетикой, и поэтому электронные книги полностью не заменят их. Их начнут издавать меньшими тиражами, но все равно ими будут пользоваться параллельно, – весомо заявила Жанна.
– Мой муж до сих пор как великую святыню хранит проигрыватель и пластинки шестидесятых годов, хотя дом полон современной аппаратуры и музыки… В музее будем смотреть на книги. А богатые станут собирать их как редкий антиквариат, – выразила свое мнение Галя.
– Библиотеки никогда не исчезнут. На полках рядом с электронными книгами будут стоять «древние» бумажные фолианты, – возразила ей Алла. – С появлением телевидения говорили, что театры исчезнут, а их число только растет.
– А у нашего внучка́ с юмором тоже все в порядке, – сказала Мила. – Помню, пришла к нам племянница и спрашивает Мишуню: «В темноте тебе страшно?» А он рассмеялся: «Страшно, когда конфеты кончаются». Он у нас такой сластена! У меня все внуки с юмором.
Подвижное лицо Милы светится счастьем. И ничего что при этом исчезают милые веснушки, придающие ей выражение искренней восторженности, когда она в спокойном настроении.
– Человечество выживает не за счет естественного отбора, а по причине гениальных изобретений, – солидно резюмирует Вадим, Милин старший внук, довольный словами своей восхищенной бабушки. – Моя старенькая прабабушка – ей девяносто шесть, и она в полном психическом здравии – часто наблюдает за моей работой на компьютере. И вот как-то говорит: «У меня все сильнее крепнет убеждение, что мои внуки общаются посредством какого-то тайного шифра, от которого мне забыли дать ключ. Не понимаю, на каком языке они разговаривают, а я ведь на трех языках свободно общалась со студентами и до сих пор многое помню».
Вадим перед занятиями заскочил к «дяде» Славе на два слова по поводу какой-то сложной задачи и «немного» задержался «на посиделках», хотя сказал, что на все про все у него всего полчаса.
– Я бы согласилась больше не писать статей и книг, только бы у меня появились внуки. Уже заждалась, – с грустью неожиданно поведала подругам тайну своего сердца Алла и опустила свои серые, огромные под выпуклыми очками глаза. Узенькие, покатые плечи ее при этих словах совсем поникли, спина неожиданно сгорбилась.
Все присутствующие на некоторое время тактично умолкли, погрузившись в рассмотрение фотографий, и их реплики в основном касались судеб еще оставшихся в живых родителей.
– А моя Элиночка, – опять не утерпела Галина, – в три годика сочинила первый рассказик. Пошли мы с ней в парк на прогулку. Погода была чудная, солнечная! И вдруг она заговорила так тихо и проникновенно: «Была зима. Под крышей дома выросли большие сосульки. Затем пришла весна! Сосульки сначала радостно заискрились на солнце, но вдруг заплакали. Им не хотелось расставаться с зимой? Они не желали превращаться в ручеек?» Потом стишки сама стала складывать. Когда я читаю ей любого поэта, она старается ему подражать. Мне две строфы запомнились, потому что Элиночка с восторгом распевала их целый день.
«Наш веселый бегемот
Смехом надорвал живот.
А усатый таракан
Оседлал свой барабан.
Ну а муха, ну а муха
Села зайчику на ухо.
Лишь рогатая коза
Сердито жмет на тормоза».
Один раз читала я ей книгу Мало «Без семьи» – я сама ее в детстве очень любила – и вдруг она меня останавливает, дает карандаш и просит: «Записывай, бабушка». Вышло у нее доброе, трогательное четверостишье.
«В лужах блеклое небо.
В лужах лежат облака.
Детям дам много хлеба,
Много дам молока».
– Школа Лермонтовых не воспитывает, – вступила в разговор Рита, до тех пор занятая изучением новой Славиной методички для студентов.
– Я читала, что современные дети в основном воспринимают интеллект матерей, – развернула разговор в другую сторону Эмма. – Беда в том, что отцы часто самоустраняются от воспитания детей и тем лишают их нормального развития. Мама – режиссер, она лепит ребенка, а отец огранку делает. Мой сын уже в шесть лет интересовался устройством мироздания, открывал химические законы, а я, занятая каждодневными домашними делами, не имела возможности развивать его способности. Муж же занимался только собой, и увлечения сына прошли мимо него, как и, между прочим, многое, что связано с нашей семьей, с воспитанием детей.
