Kitabı oku: «Тюрвень», sayfa 5
– Лох-Несское чудовище, Джордж: оно снова объявилось! Нас просят оставить на время реализацию наших планов по Стоунхенджу, и переориентировать свой маршрут, дабы присоединиться к исследовательской группе наших коллег, которые на данный момент уже выдвинулись к озеру от реки Несс.
«Что ж, тем лучше», подумал я, ведь Инвернесс там совсем неподалёку – моему драгоценному Ллойду будет спокойнее. Ну, а мне без разницы, где искать артефакты, будь то комплекс пирамид в Гизе, монолиты Стоунхенджа или глубины озера Лох-Несс.
Небольшая команда наших учёных – включая Ларри фон Геерта, меня и ещё нескольких человек – присоединилась к криптозоологу Чэндлеру Смиту и его группе ровно в тот момент, когда он опрашивал очевидцев очередного появления «Несси» (так прозвали предполагаемого ископаемого плезиозавра местные жители).
Свидетельства людей были противоречивы; верить ли им?
– Расскажите подробнее, что именно вы видели? – Спросил я у одного из «очевидцев», подходя ближе и пожимая руку своим коллегам. Да, порой я брал инициативу в свои руки – к тому же Ларри куда-то странным образом запропастился – будто испарился.
– Примерно месяц назад, в апреле двадцать третьего, я ехал вдоль берега на своём «Форде», сэр. – Неуверенным тоном начал Альфред Круикшанк, свидетель.
– И? Что было потом? – Нетерпеливо спросил я.
– Вы можете мне не верить, но это была гусеница, сэр.
– Гусеница?! – Переспросил я с явным недоверием и обратился к доктору Смиту, понизив голос:
– Чэндлер, что за спектакль? Вы выдернули меня сюда, оторвав от важного исследования, исключительно для того, чтобы я выслушивал весь этот бред?
– Дослушай, – Шепнул мне криптозоолог. – Поверь, я бы не побеспокоил по пустякам.
– Огромная гусеница, сэр. – Продолжил Альфред, и по всему его виду было понятно, что и спустя месяц испуг его не улетучился. – Громадное, гигантское, горбатое животное высотой около двух метров; оно вынырнуло из озера в пятнадцати метрах от меня! Оно проследовало на сушу всеми четырьмя своими колоннообразными слоновьими ногами, и следы от ступней были очень большими. Увидев меня, ехавшего навстречу, монстр вдруг издал звук, похожий на резкий, болезненный лай простуженной собаки, и убрался обратно. В месте погружения пошли круги, но вскоре там уже была безмятежная водная гладь…
– Оно ещё и залаяло, Чэндлер? – Я еле сдерживал смех, отводя учёного в сторону.
– Не руби сплеча. – Доктору Смиту, похоже, было не до шуток. – Четыре года назад Маргарет Кэмерон и трое её детей заметили чудовище, которое собиралось выскочить из леса и нырнуть в воду озера в заливе Инчнакардоч. По её описанию, существо было около шести футов в длину и двигалось как гусеница. Теперь ты понимаешь всю серьёзность положения, всю серьёзность ситуации? Ведь не могут все четыре человека так бессовестно врать – как не может быть и того, что все четверо нуждаются в срочном осмотре психиатра. Есть и другие свидетельства: Джимми Хоссак в тысяча восемьсот шестьдесят пятом, Д. МакКензи в октябре тысяча восемьсот семьдесят второго, Александр МакДональд из Абрайчейна в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом; кто-то из них принял монстра за перевёрнутую лодку, а кто-то – за колоссальных размеров шерстистую саламандру. Как видишь, работы много; мы просто обязаны проверить всё это.
– Я всё прекрасно понимаю, но – лай? Лай у водного млекопитающего?
– Мы далеки от осознания истинной природы этого существа; мы не знаем, как оно выглядит на самом деле, основываясь лишь на размытых и обрывочных описаниях. И Бог с тобой, Джордж: будто ты не знаешь, что лают не только собаки, но также и калифорнийские морские львы…
Я не стал спорить с коллегой, хотя мог бы возразить, что мы не в тёплой и солнечной Калифорнии, а на севере Туманного Альбиона; что нас омывают воды Атлантического, а не Тихого океана; что…
Последующие несколько дней обе группы исследователей добросовестно просидели у побережья – одна у северного, другая – у южного, но наши ожидания не увенчались успехом. Мы располагали всем необходимым оборудованием, мы были готовы вести полноценную фотосъёмку в случае появления из воды морского ящера – и, как назло, ни одного подозрительного явления нам так и не удалось зафиксировать.
Прошла неделя; прошла другая, третья – пока я, не выдержав, не предложил усесться в лодку и выплыть на ней в середину водоёма.
– В своём ли ты уме, Джордж? – Хватался за голову Ларри. – Тебе ли, урождённому этих мест, не знать, каким непредсказуемым бывает это озеро! Ты хочешь подвергнуть своих коллег опасности? Ведь если мы попадём в шторм…
– Да ради Бога, – Махнул рукой я, Джордж МакКой. – Нет, сидеть и ждать с моря погоды; сидеть в тягостном ожидании, когда же вынырнет Зверь…
Члены экспедиции покосились на меня – ах, да: в последнее время я, палеонтолог и последователь эволюционного учения Дарвина, слишком часто произношу слово «Бог», что не есть хорошо в обоих случаях: во-первых, согласно одной из заповедей, «не упоминай имя Господа всуе»; во-вторых, мне как учёному не пристало быть столь уж богобоязненным. Но после всего того, что я пережил в поместье Тюрвень…
И тут меня озарило – как громом поразило!
– Давайте присвоим нашему ископаемому чудищу имя: «тюрвень» вполне бы подошло.
– Почему именно «тюрвень»? – Округлили глаза мои коллеги.
– Это анаграмма на слова «стержень», «дюгонь» и «тюлень». «Стержень», потому что его туловище (и, прежде всего, шея) предположительно сильно вытянутое; «дюгонь», потому что я, ещё не видя Зверя, по рассказам очевидцев подозреваю его некоторое сходство с ламантином и морской коровой; «тюлень», потому что в этих водах скорее уместен тюлень – причём, лающий, как всякие ушастые тюлени. Я прекрасно понимаю, что моё предложение выглядит несколько неуместным, абсурдным и даже глупым – но и утверждать, что Несси есть плезиозавр, мы не имеем права, ибо чёткой доказательной базы у нас нет. Пусть за Зверем остаётся собственное имя «Несси», ибо оно – эндемик этого водоёма; Лох-Несс его ареал. Но всех прочих животных (вы же не думаете, что этот экземпляр – единственный во всём этом мире?), подобных ему, можно именовать «тюрвень».
Я мог бы добавить, что на выбор имени вида повлияли так же рыбьи глаза Жаббоны, но не стал этого делать, ибо в этом случае меня бы точно признали умалишённым.
Конкретно в этом вопросе учёные меня поддержали единогласно; что же касается путешествия на лодке – пока это не представлялось возможным, ибо, как назло, поднялась высокая волна. Озеро будто злилось на нас; оно истово пенилось, кипело, бушевало.
Воспользовавшись этим обстоятельством, я с дозволения Ларри ненадолго отлучился – я сел за руль его личного автомобиля, который он любезно мне предоставил, и помчался в Инвернесс, где живёт мой друг, художник и поэт – я ни на минуту не забывал о Ллойде, и искал любую возможность навещать его как можно чаще, дабы лишний раз приободрить и улетучить всё его возможное уныние, ведь теперь он заперт в четырёх стенах, стеснён и ущемлён.
ОʼБрайена я застал за чтением очередного триллера. Наверное, я поступил неправильно, взяв его тогда с собой в Тюрвень! От прежнего весельчака не осталось и следа! Осталась лишь тень, в которой не было ни капли оптимизма.
– Здравствуй, Ллойд! Как ты? Что читаешь? – Бросился я к своему… К своему второму «я».
– Как видишь… – Томно ответил тот. – Этому миру явился новый пугач, Джордж. Но то, что он пишет, и что снимает, похоже на правду.
– Ты о чём? – Не понял я, немного растерявшись. – Опять балуешься телемой? Поверь мне, до добра это твоё увлечение не доведёт!
– Альфред Хичкок, Джордж. – Изрёк Ллойд, улыбаясь и поворачивая своё лицо к окну. И по мере того, как он разворачивал своё лицо, его улыбка, минуя стадию гримасы – гримасы измождённого жизненными перипетиями, переполненного мук и страданий взрослого мужчины – обратилась в плотно сжатые губы, края которых были уголками вниз – что свидетельствовало о том, что этот человек в последнее время не испытывает ни йоты радости.
Я подошёл к спинке инвалидной коляски и нежно, с теплом и любовью возложил свои руки на плечи своего друга.
– Меня мучают боли, Джордж, – Молвил Ллойд, не оборачиваясь. – И я понятия не имею, что именно у меня болит. Не в моих правилах прибегать к коварному зелёному змию, поэтому я был вынужден заказывать себе из ближайшей аптеки морфий и опий – лишь они помогали мне. Однако до меня дошли слухи, что вскоре оба этих препарата будут изъяты из всех аптек Великобритании, Германии и США, ибо они признаны наркотическими средствами, вызывающими стойкое привыкание и имеющими кучу побочных эффектов.
– Друг мой… Как мне помочь тебе?
– Никак. – Почему-то мне показалось, что Ллойд вновь улыбается. – Но меня мучают не одни лишь только боли – невыносимые, нестерпимые воспоминания… Эта Жаббона, эта…
– Это я во всём виноват, – Вздохнул я.
– Брось, – Сказал мой друг и поспешил сменить тему разговора. – Итак, я упомянул Хичкока… Знаешь, о чём он пишет? Про что снимает фильмы?
– Не имею представления, Ллойд.
– Этот парень далеко пойдёт; уж поверь мне, своему старому другу. Буквально на днях я дочитал его рассказ «Газ», а вчера лицезрел картины «Женщина – женщине» и «Всегда говори своей жене».
– Я рад, дружище, что ты не падаешь духом и пытаешься хоть как-то скрасить своё одиночество; обещаю, что не оставлю тебя.
– Не обещай того, чего исполнить не можешь. Но я не сказал тебе главного: мне приснился сон, в котором мне открылось, что двадцать первого сентября тысяча девятьсот сорок седьмого года родится писатель такого уровня, что по его произведениям будут снимать кино. Этот человек также, как и Хичкок, способен заглянуть в самые потаённые глубины человеческого «я», влезть в подсознание и вывернуть душу наизнанку – в переносном смысле, разумеется.
Ллойда ОʼБрайена я оставил наедине с его мыслями, несколько тревожась за него и печалясь от того, что помочь ему я уже не в силах. Похоже, я теряю друга, теряю человека, теряю поэта и художника. Я давно не слышал от него новых стихов; он больше ничего не рисует. Он скорее мёртв, чем жив; жизнь ещё теплится в этом незаурядном таланте, но вид этого усталого существа жалок и болезненен.
Вернувшись к своей экспедиции, я, несколько потерянный от увиденного и услышанного в Инвернессе, таки дождался своего часа: распогодилось, и мы – Ларри фон Геерт, Чэндлер Смит, ассистент Кверти и я – на волне везения, усевшись в лодку, поплыли в сторону предполагаемого центра озера Лох-Несс.
Через несколько часов мы, психически вменяемые люди с не менее отменным физическим здоровьем, разинули рты от того, что начали видеть наши глаза – и по мере того, что мы видели, глаза наши округлялись всё больше, брови ползли всё выше, а челюсти отвисали всё ниже.
Самый обычный, безобидный в своём поведении плезиозавр вынырнул из толщи воды – сначала показалась небольшая голова, а после – очень длинная шея. Он совершенно нас не боялся, и не причинил никакого вреда.
Неожиданно для нас с другого борта лодки мы рассмотрели ещё одного ящера – так мы оказались меж двух огней, и шеи древних ископаемых, скрестившись где-то далеко и высоко над нашей лодкой, образовали своеобразную арку.
Самец и самка, похоже, затеяли брачные игры – с какой трогательной нежностью они прижимались, тёрлись шеями так, как обычно обнимаются друзья, любящие пары или же родители и их дети.
В великом восторге мы начали фотографировать всё это и аплодировать от всей души – ничто не чуждо этим монстрам; и они, и они умеют любить.
Но изумительный тандем двух любящих животных мы наблюдали недолго: удивительный морской пейзаж внезапно омрачился каким-то зловещим рыком, исходящим, похоже, с самого дна холодного водоёма.
Не только люди (по вполне понятным причинам) – также и Несси со своим избранником почувствовали угрозу. Мы внимательно следили за тем, какой страх обуял даже их – что же говорить о нас?
Оба плезиозавра незамедлительно окунулись в пучину – но, похоже, было уже слишком поздно: в месте их ныряния мы рассмотрели большое багровое пятно, расходящееся и расползающееся всё дальше и дальше. Больше мы не видели Несси никогда.
То, что стало причиной их гибели, могло сгубить и нас: к несчастью, двумя смертями это нечто не ограничилось…
В следующую секунду по озеру пошла такая волна, пошли такие пузыри, что нашу лодку чуть не перевернуло прежде, чем неведомая рыба поглотила бы нас: спаси и сохрани, если ты существуешь, наш создатель!
