Kitabı oku: «Мать и мачеха», sayfa 7
22
Прошло два дня, а я все еще не знаю, что мне делать. Точнее, как обычно не знаю. Теперь я окончательно поняла, что оказаться перед выбором – мой самый страшный кошмар в жизни. Уже когда родители развелись, я волновалась, что мама заставит меня выбирать между ею и папой, но каким-то чудом обошлось. Я не хочу терять маму, но я нуждаюсь в Анне. Даже если однажды она меня кинет, сейчас и сегодня мне важно наше с ней общение.
И как я должна сделать этот выбор? Наверное, послать Анну к черту, а потом сообщить об этом маме? Так она себе это представляла? А если это повлияет на мои отношения с папой? Анна может быть вполне искренней по отношению ко мне, она расстроится, расскажет отцу, и логично, что он рассердится на меня. Мне приходит в голову мысль, что именно этого мама и хочет. Что это не Анна желает изолировать отца от его прежней семьи, а моя мама меня от всех, кроме нее.
Но в чужую душу не залезешь, и я понятия не имею, что там на самом деле за мотивы у такого маминого поведения.
Вероника вернулась из поездки, и мы с ней отправились погулять. Выйдя из образа пай-девочек, даже купили себе по баночке пива-панаше, и, найдя на отшибе парка лавочки, спрятанные в кустах, уселись там. Я рассказала подруге обо всем произошедшем.
– Я не понимаю, почему мама так себя ведет. То есть с одной стороны, я понимаю, но с другой… Впервые на моей памяти она так жестока со мной. Раньше она выдавала какие-то мелочи, типа про папу, или про отношения с парнями, но это не было в таком формате, просто поучения, намеки.
– Может, у нее комплексы? Типа, мачеха моложе ее, стильная, успешная, твой отец теперь с ней. И тут еще ты к ней стала тянуться. Твоя мама, может, чувствует себя неудачницей. Поэтому и парится.
– Я понимаю, но я же ей объясняла, что не считаю Анну лучше нее. По крайней мере, во всем. У каждой свои положительные качества, и они друг друга дополняют в моей жизни. Я говорила это маме сто раз. Почему она не может мне поверить? Я же никогда ей не врала.
– Да ладно? – саркастично приподнимает бровь Вероника.
– Не в том плане. Я никогда не вру на счет своих чувств.
– Ну, если ее захлестнули чувства и комплексы, то тут трудно поверить тебе на слово, вот так сразу.
– И что мне делать? Ждать, пока мама успокоится? – я отхлебываю пива.
– Как вариант. Не заводи эту тему, она отойдет, начнет более трезво мыслить, и может, все наладится.
Какое-то время мы молчим. Я размышляю, насколько план Вероники удастся воплотить в жизнь. Потом она спрашивает:
– А ты мачехе-то про все это рассказывала?
– Нет.
– Почему? Может, она смогла бы помочь.
– Не знаю. Не хочу ее впутывать. Это вроде как между мной и мамой. И мне кажется… – я замолкаю.
– Что?
– Вдруг она сама предложит нам прекратить общение. Скажет, что так будет правильнее.
– Ты думаешь, она могла бы? – недоверчиво говорит Вероника.
– Думаю, да. Ты не знаешь ее, веришь в эти стереотипы про злую мачеху. Но Анна – порядочный человек. Она захочет, чтобы все было правильно. А правильно, это выбрать маму.
– Слушай, – вздыхает подруга. – Ты же понимаешь, что сама во всем этом виновата? Стала подружками с мачехой, не можешь теперь жить без нее, хотя раньше прекрасно обходилась, врала матери, накрутила интриг. Вот на фига, спрашивается? Ты же сама не знаешь, чего хочешь и зачем.
– Потому что… Я просто хотела быть счастливой. Что бы у меня была большая семья, – бессильно шепчу я.
Я швыряю недопитую банку с пивом в мусорку неподалеку, и вытираю глаза. Вероника смотрит на меня почти с сочувствием.
Я сосредотачиваюсь на выборе квартиры. Может, подруга права, и если мы с мамой поживем какое-то время отдельно, то она остынет, и мне не придется выбирать.
Правда, самой ходить смотреть съемное жилье и общаться с риелторами я не рискую, поскольку не разбираюсь в этих делах, и боюсь нарваться на мошенников. Еще за пару дней до нашего с мамой разговора Анна предложила ходить со мной, и я согласилась, не зная, как все усложнится.
За счет того, что у меня каникулы, я назначаю встречи с Анной, и владельцами квартир в то время, когда мама на работе, так что она не замечает, что я постоянно куда-то бегаю. И все же я больше не могу спокойно общаться с мачехой. Меня постоянно раздирает внутреннее напряжение. Ко всему прочему, ни одна квартира мне не приглянулась.
– Ты просто невнимательно смотришь, – говорит Анна, когда мы садимся в ее машину после очередных смотрин. – Там была ванна, а не душевая кабина. Сосредоточься.
– Я сосредоточена, – огрызаюсь я. – Но выбирать вообще-то непросто, почему-то никто этого не понимает.
Я откидываюсь на сидение и резко дергаю ремень безопасности.
– Что с тобой, Милена? – Анна смотри на меня своим фирменным пронзительным взглядом, и он вдруг начинает меня раздражать. Она вся начинает раздражать меня.
Почему она оказалась такой классной? Зачем подошла тогда ко мне на дне рождения папы? На фига я поперлась к ней в ресторан в тот вечер? С этого все и началось. Три года мы жили не общаясь, и мне было довольно хорошо, а потом она ворвалась в мой мир, изменила его, и теперь, даже если я выкину Анну из своей жизни, я все равно уже не стану прежней, моя жизнь не станет прежней. Она дала мне слишком многое за этот год, и этого не поменять. Мы можем снова стать друг другу чужими, но память об этом времени, проведенном вместе, будет жить, и я не смогу ее стереть. И мама тоже будет знать это. Что, если ей уже будет недостаточно? Что, если она уже никогда не сможет принять меня полностью снова? Ее безусловная любовь на этом закончится. И какой тогда смысл все прекращать?
– Милена, что не так?
Черт. Я отпускаю ремень, и рассказываю мачехе о том аде, в который превратилась моя жизнь с мамой. Я пытаюсь приуменьшить все происходящее, но все равно вижу в ее глазах боль.
– Милена, мне так жаль, – она берет меня за руку. – Это я виновата.
– Нет, причем здесь ты?
– Нужно было мне поговорить с твоей мамой, может, если бы я спросила у нее разрешение, или что-то в этом роде… Или нужно было мне все ей рассказать, тогда она хотя бы не срывалась на тебе.
– Слушай, я взрослый человек, и имею право общаться со всеми членами своей семьи, а не только с теми, кто нравится маме. Ты тут не причем. Это был мой выбор, я хотела всего этого. Не вини себя. Это точно не про тебя, это про маму, папу, про их обиды, комплексы, а мы просто разменные монеты.
Анна сжимает мою руку.
– Ты замечательная, и я горжусь тобой.
– Да, только я все равно не знаю, как из всего этого выйти. Может, – я пересказываю ей совет Вероники.
Анна качает головой.
– Я думаю, нам стоит прекратить общаться и видеться. Даже когда ты будешь приходить к папе.
– Так и знала, что ты это скажешь.
– Это не навсегда. На какое-то время. Ты скажешь маме, что больше со мной не контактируешь, она увидит, что это так, и успокоится. Не нужно больше лжи, это неправильно. Знаешь, не съезжай пока от мамы. Поживи с ней, наладь отношения, а потом переедешь. Постепенно все утрясется.
– Но как?
– Я не знаю.
– Так можно будет годами ждать чего-то.
– На такие вещи нужно время, это правда. Иногда много времени. Но лучше потерпеть, тогда ты останешься в выигрыше.
– Хорошо, – я закусываю губу. – Но я буду скучать.
– Я тоже, – она обнимает меня.
– Не говори об этом папе, ладно? Вдруг он еще позвонит маме, станет только хуже.
– Хорошо.
Анна довозит меня до дома. Уже стемнело. Я не хочу выходить из машины, а она меня не торопит, так что мы сидим минут пять в тишине. Потом я решаюсь спросить еще кое-что, раз уж мы видимся в последний раз.
– Анна, скажи, а вот если вы с папой однажды разведетесь, что будет со мной? Как ты будешь ко мне относиться? Я имею ввиду, ты оставишь меня в прошлом, как и папу? Или ты будешь как настоящий родитель, все равно со мной разговаривать и все дела?
Она долго смотрит на меня.
– Знаешь, – медленно подбирает она слова. – Твой отец – это лучшее, что было у меня в жизни. Если бы у меня были дети, они тоже были бы лучшим. Но у меня есть ты, ты часть человека, которого я люблю, с которым у меня невероятная связь, притяжение, и я люблю и тебя. Ты тоже лучшее. И даже если мы с твоим папой разойдемся, я все равно буду помнить, что он мне дал. А кроме всего прочего, он дал мне тебя, еще одного близкого человека.
– Для мамы отец тоже был лучшим, а после развода она его ненавидит. Что, если у вас так же будет?
– Такое бывает, да. Чувства – сложная штука. Но я постараюсь сделать все, чтобы на тебе это не сказалось. Что бы на нашей дружбе это не сказалось.
– Мы не знаем, что будет дальше в жизни. Как все повернется, – мрачно бурчу я.
– Да, поэтому давай сосредоточимся на сегодняшнем дне. Сейчас тебе важно помириться с мамой, и чтобы она приняла всю эту ситуацию.
– Тогда, пока. Надеюсь, однажды мы увидимся.
– Не нужно так драматично, уверена, все скоро устаканится.
Но у нее в глазах слезы. Мы обнимаемся, я не хочу отпускать Анну, прижимаюсь к ней крепче. Потом одним рывком отделяюсь, выскакиваю из машины, и не оглядываюсь, иду в дом.
Уже в квартире я смотрю с балкона, как она отъезжает со двора. Я думаю обо всем, что она мне сказала. Говорят, мачехи не могут любить чужих детей, но я знаю, что в моем случае это неправда. Теперь, когда мы скорее всего, зная мою маму, уже никогда не будет общаться, я наконец поняла, что ее отношение ко мне было искреннем, правдивым.
Потом я думаю о том, что если она никогда не разойдется с моим отцом, значит он всегда будет для нее лучшим в ее жизни. А для моей матери он всегда будет худшим. Как же такое возможно, что один и тот же человек для кого-то худшее, а для другого лучшее? От чего это зависит? Кто виноват, а кто нет?
23
Я не спала всю ночь, предаваясь размышлениям, так что на утро сижу как чумная за кухонным столом и, преодолевая головную боль, составляю план занятия с учеником.
Входит мама, у нее уже стало обыденным в последние недели приветствовать меня без энтузиазма, словно я надоедливая квартирантка. Она разогревает себе творог, и, словно между прочим, говорит:
– Ты вчера виделась с Анной?
– Откуда ты знаешь? – устало, лаже не пытаясь оправдаться, спрашиваю я.
– На балконе белье развешивала, видела как ты выходишь из машины. Думаешь, я не знаю, как выглядит ее машина?
– Ну да, я виделась с ней. Но это в последний раз, – я поднимаю голову и смотрю маме прямо в глаза. – Я сказала ей, что мы больше не можем общаться. Что для меня важна только мама.
– Правда?
Я надеялась, что мама прочтет мою боль во взгляде, и не будет демонстрировать свою радость, может даже утешит меня. Но нет, она едва не идет в пляс по кухне. Потом обнимает меня.
– Милена, дорогая, как я рада, что ты сделала правильный выбор. У нас с тобой все будет хорошо.
– Да, конечно, – я тоже обнимаю ее.
Но, точно так же, как вчера меня вдруг начала бесить Анна, сейчас меня начинает раздражать мама. Мне хочется оттолкнуть ее от себя, стукнуть кулаком по столу, высказать все, что я думаю о ней, назвать ее самыми обидными словами. И эти мысли даже почти не пугают меня.
Лето закончится через пару недель. Я чинно хожу к своим ученикам, откладываю деньги, вижусь с Вероникой, и другими приятельницами, записываюсь в спортзал, чтобы не терять физическую форму без танцев. Я улыбаюсь, смеюсь, меня уважают, любят. Наши с мамой отношения теплые и близкие.
Но я знаю, что это притворство. Как прежде уже не может быть. В моей голове постоянно крутятся мысли. Точно ли мама простила меня? Будет ли она припоминать мне свою обиду за мои отношения с Анной?
Я не могу отделаться от ощущения, что поступила неправильно. Словно перестав общаться с мачехой, я просто сбежала от проблемы, так же, как когда общалась и врала маме. Нужно было продолжить бороться, потому что с чего я вообще должна между кем-то выбирать? Ведь что бы не было дальше между мной и Анной, сейчас это того стоило.
Когда мы проводим время с мамой, я изо всех сил сдерживаю свое раздражение. Я знаю, что если бы высказала бы ей хоть что-то, она, конечно же, решила бы, что я теперь сравниваю ее с Анной и считаю хуже, или что-то вроде этого. Но на самом деле за весь этот год я ни разу даже не думала так. А теперь, я не могу перестать злиться. Не могу справиться с моим разочарованием. Это странно, потому что изначально я знала, что мама не будет особо счастлива от моих дружеских отношений с мачехой. Но в глубине души не переставала надеяться, что мама, начитанная, интеллигентная, тонкая, сумеет меня понять, сумеет перешагнуть через свои комплексы ради моего счастья, сумеет поступить мудро. Но вместо этого она сделала самое детское, что могла – заставила меня выбирать, словно ребенка спрашивают, кого он больше любит – маму или папу, и непонятно, к чему этот вопрос, и что нужно ответить. Все мои надежды разбились, и я стала вспоминать все неприглядные моменты развода родителей, как мама ревновала меня к отцу, как она постоянно осуждала и критиковала непохожих на нее людей. Я думаю об этом постоянно, и не могу понять, что со мной происходит. Мамины недостатки никогда так не бросались мне в глаза, как сейчас, и я словно слепну, не вижу больше ничего хорошего, готова обесценить все, что она для меня делала.
А может, Анна не причем? Может, это взросление? Однажды родители перестанут быть для нас богами, и походе, со мной это произошло сейчас. Даже если бы не было бы Анны, другой триггер заставил бы меня так вспыхнуть осознанием.
Я не знала, что мне делать с этими чувствами. Конечно, я сразу начала надеяться, что однажды этот кризис пройдет, и я смогу все принять, со всем смирится, так бывает почти со всеми бурями. Но до этого момента нужно еще дожить, особенно с учетом того, что я вроде как решила пока не съезжать, чтобы успокоить маму и наладить с ней отношения.
Но кажется, это было не лучшим решением, потому что я быстро начала срываться на маму по мелочам. Это была обычная бытовая ерунда, из-за которой я повышала голос, рявкала и даже материлась. Поскольку мне такое поведение было несвойственно, я все ждала, что мама заметит эти перемены, и поймет, что мне плохо, попытается сделать хоть какой-то шаг, потому что я, как мне кажется, сделала все что могла. А иногда мне хотелось, чтобы она сказала, что я превратилась в Анну, стала такой же ужасной как мачеха, и я гордо ответила бы, что да, я как она, после чего мы с мамой рассорились бы и не разговаривали бы друг с другом до смерти. Еще пару недель назад такой вариант ужасал меня, но сейчас я вдруг так устала от навалившихся на меня чувств, тоске по Анне, разочарований, невозможности с кем-то поговорить, что мне было уже все равно.
Но мама, что ей тоже совсем несвойственно, никак не реагировала на мое хамство и грубость. Это поразило меня. Неужели она так рада, что я предпочла ее, что готова терпеть теперь все? И как долго продлится эта ее эйфория? И сколько всего я успею наговорить до того, как ее предел терпения будет исчерпан? И что будет потом?
Где-то в те дни, когда я особенно сильно страдала, папа предложил мне встретиться. Идя в кофейню, где он меня ждал, я мечтала, что там будет и Анна, хотя знала, что это невозможно, ведь она сама поставила точку в наших встречах, пусть вроде как и на время, и вряд ли нарушила бы свое правило. Да и я не хотела втягивать отца во все это, еще не хватало, чтобы он стал посредником между мной, Анной и мамой.
За столиком папа, естественно, был один. Мы немного поговорили обо всякой ерунде. Потом он сказал:
– Знаешь, Анна рассказала мне о твоих проблемах с мамой.
– Блин, – я хлопаю рукой по столу. – Я же просила ее не вмешивать тебя. Зачем она это сделала? Хотела, чтобы ты помог?
– Нет, ничего такого. Просто она была сама не своя последние дни, и я стал расспрашивать. Она все рассказала. Милена, давай я поговорю с мамой.
– Пап, ну это же не поможет. Мама тебя терпеть не может, ты же знаешь. Она взбесится еще больше, потом еще и с тобой я не смогу общаться.
– Что значит не сможешь? Даже ребенку нельзя просто так запретить видеться с отцом, а ты уже взрослый человек.
– Да, но быть взрослым, это не волшебная палочка. Даже когда ты уже вырос, все равно невозможно просто так рассориться и забыть родителей. Или еще кого-то.
– Милена, я должен что-то сделать. Не только ради тебя, но и ради Анны. Ей очень тяжело от всей этой ситуации. И она скучает.
– Не нужно, папа, правда. Это моя проблема, мой выбор, я найду способ все уладить, так что бы всем в итоге было хорошо.
– Знаешь, это не в силах человека, сделать так, чтобы всем было хорошо. От каждого принятого тобой решения всегда будет что-то удобное, и что-то нет. Это нужно принять. И не только тебе, а и окружающим, – отец кивает в сторону, словно мама сейчас сидит где-то неподалеку.
– Пап, я в порядке, правда. Я справлюсь.
– Тогда почему ты плачешь?
Потому что он сказал мне, что Анна по мне скучает. А отец не стал бы врать. Он живет с ней, он хорошо ее знает, он видит это, и значит, это правда. Она не злая мачеха, и должна вернуться в мою жизнь. Потому что я этого хочу.
– Я все исправлю, папа, только дай мне время.
– Милена, я ничего от тебя не требую, если чтобы ты была счастлива, нужно вернуться к тому варианту, который был до прошлого сентября, я согласен.
– Я не знаю, – шепчу я. – Мне просто нужно разобраться в себе. Пожалуйста, не вмешивайся. Это наша с мамой проблема, мы сами ее решим.
– Хорошо, – он гладит меня по руке.
Я думаю, что знаю, что мне нужно, чтобы быть счастливой. Но отец прав. Какой бы выбор ты не сделал, всегда будут и позитивные, и негативные последствия. Всегда будет кто-то страдать. Всегда кто-то что-то потеряет, приобретет, будет вынужден принять, а если не сможет, то что ж, это тоже его решение.
24
Через пару дней мы с мамой идем в церковь поставить свечку за умершего сына ее подруги. По пути мама распространяется о ужасном современном мире с наркотиками и развратом. Я осознаю трагичность события, ведь потерять ребенка – это самое ужасное, что может быть, но мои мысли все равно сосредоточены на недавнем разговоре с отцом, и решении, которое я должна принять.
Идя назад, мама вдруг объявляет:
– Я бы на твоем месте перестала бы общаться с теми девочками, с которыми ты познакомилась в июне, ну помнишь, на дне рождении той девочки, чью сестру ты учила.
– А, сестры Агаты. Так я редко с теми девчонками вижусь, так, пару раз кофе попили, – рассеяно отвечаю я. – А что не так?
– Какие-то они слишком раскованные, курят, в соцсетях постят эти странные танцы, тверк?
– Да, тверк. Ну и что?
– А вдруг они тебя тоже втянут в какие-нибудь наркотики.
– Мам, что ты несешь? – я опять не могу сдерживать ярость. – Они ничего не употребляют, и в моем возрасте уже сама могу понять, с кем мне общаться, и кто как на меня влияет.
– А почему ты кричишь? – мама, как обычно, деланно остается спокойной. – Я тебе просто дала совет.
– Да потому что, мама, когда это кончится уже! Ты все у меня забираешь, все что я люблю. Такое чувство, что ты сама несчастна, и хочешь, чтобы и я не была счастлива в этой жизни.
– Что ты такое говоришь, Милена? Что я у тебя отобрала? Я тебе никогда ничего не запрещала, только направляла.
– Да, я вижу, только…
– Что?
– Ничего, – я пытаюсь остановиться. Я зашла слишком далеко сегодня, высказав именно то, за что я зла на маму.
– Я просто взволнована тем, что вижу вокруг себя, и, как и любая мать, боюсь, что ты попадешь под влияние чего-то нехорошего.
– Мама, бляха муха, я никогда не попадала под чье-то влияние.
– Ну да, я видела, – хмыкает она.
И это хмыканье окончательно выводит меня из себя. Я больше не могу сдерживать то, что копила последние недели.
– Это ты про Анну, да?
– Да. И я так понимаю, что обвиняя меня в лишении тебя чего-то, ты тоже имела ввиду ее. Только не забывай, что я ничего не запрещала тебе. У тебя был выбор, ты сама его сделала.
– Знаешь, я жалею о сделанном. Не только потому что мне не хватает Анны, а и потому, что, боюсь, ты не остановишься на ней. Ты и дальше будешь давить на меня, чтобы вся моя жизнь крутилась только вокруг тебя, – я радуюсь, что ранним утром улица пуста, иначе все услышали бы мои крики. – Это подло, мама. Может, я поступала неправильно, но твой поступок тоже не ахти.
Мама останавливается.
– И что? Что ты теперь будешь делать? Побежишь к Анне? К своему отцу? Думаешь, твои метания всем понравятся? Сегодня ты за нее, завтра за меня, послезавтра опять за нее. Так у тебя никого не останется, потому что на двух стульях невозможно усидеть.
– Не волнуйся, я найду способ все решить.
Оставив маму посреди площади, я иду в противоположную от нашего дома сторону.
Бесцельно прошатавшись по торговому центру и вспомнив наш шопинг здесь с Анной, я наконец вызваниваю Веронику и предлагаю пообедать вместе в какой-то забегаловке.
За едой я рассказываю ей о своем разговоре с папой, и о сегодняшней ссоре с мамой. Потом набираю в грудь воздуха, и, словно делая чистосердечное признание со сцены, говорю:
– Я снова буду общаться с мачехой несмотря ни на что.
– Тебе нужно мое одобрение? – лукаво спрашивает Вероника.
– Нет. Мне больше не нужно ничье одобрение. Я буду делать так, как велит мне сердце, и как лучше для меня самой. Иначе вся моя жизнь пройдет в потакании обидам и переживаниям других людей.
– Но тебе не жалко маму?
– Слушай, я постоянно думаю о ее задетых чувствах, а думает ли она о том, что переживаю я? Если бы думала, не ставила бы меня перед этим выбором. Я имею право выбирать себя. В любом случае как прежде уже не будет.
– И все-таки я не понимаю, зачем тебе эта Анна? Тебе льстит, что она вся такая успешная, или что?
– Нет, почему ты так говоришь? У меня нет корыстных мотивов. Мне просто она нравится.
– Это странно. Мачех принято ненавидеть, а ты за нее заступаешься.
– Знаешь, у тебя никогда не было мачехи, так что не тебе судить, – резко обрываю я.
– Ладно, ты права. Я буду ненавидеть ее за нас двоих.
Вероника улыбается своей шутке, и мы смеемся.
Попрощавшись с подругой, я иду к Анне на работу. Я уже давно не была в этом ресторане. Проходя мимо столика, где мы впервые сидели, я автоматически провожу по нему рукой.
Анна еще не начала работать, и администратор не хочет впускать меня к ней за кулисы. Когда я уже готова набрать ее, чтобы она вышла и подтвердила, что я ее падчерица, а не воровка, террористка, и прочий вредоносный элемент общества, на шум, который мы создали своим спором, выходит сама Анна.
– Милена? Ты чего здесь?
– Хотела поговорить.
Мы с ней садимся за тот же столик в темном углу, и я выкладываю все, что происходило и все, что я поняла в жизни за последние дни.
– Я не хочу никого выбирать. Моя семья – это не только мама, но и ты с папой. Я хочу, чтобы в наших с тобой отношениях все было как раньше, как весь этот год. И ты не должна говорить, чтобы я не общалась с тобой ради мамы, потому что это неправильно для всех. Мама сможет это принять, однажды, я верю. Но я не готова терять важных людей в своей жизни, пусть и ради других важных людей.
Я замолкаю. Анна смотрит на меня, и мне кажется, что сейчас она снова начнет уговаривать меня потерпеть, не общаться, так будет лучше. И я уже готова сказать ей, что не лучше, для мамы это даже хуже, потому что оттягивание того, с чем ты должен смириться – это как не идти к врачу, когда у тебя что-то болит, а ожидать, что может само пройдет. Я пытаюсь найти сравнения получше, но Анна все еще молчит. Потом она встает, я зачем-то тоже встаю. Она обнимает меня. Секунду я жду, что она все же скажет, что нам лучше снова стать незнакомыми людьми, но потом она шепчет мне:
– Твоя мама справится с этим. Мы справимся. Все будет хорошо.
Тогда я тоже обнимаю ее, и это вторые самые искренние объятия в моей жизни, после объятий с родителями.
Поздно вечером я прихожу домой. Мама не спит, и я сажусь к ней на край кровати, как всегда делала она, когда приходила ко мне серьезно поговорить.
– Ты пришла извиниться? – она не поднимает глаз от ноутбука.
– Вообще-то да.
Теперь она смотрит на меня с надеждой.
– Я прошу прощения, что была груба с тобой, не только сегодня, но и в последние дни. И извини еще раз, что врала тебе весь год.
– Я так понимаю, есть какое-то «но»?
– Мама, я ничего не буду менять в своих отношениях с Анной. Я буду с ней видеться, когда у нас будет время, я буду ходить с ней на танцы, в общем, буду делать все, чем мы занимались весь этот год.
– Милена…
– Дослушай. Я люблю тебя, ты всегда будешь моей мамой, и я никем не заменяю тебя. Но моя любовь не может принадлежать только тебе. В моей жизни есть, и будут люди, которые близки мне, как и ты. Которые тоже моя семья.
– Делай что хочешь, но я буду обижена на тебя.
– Хорошо, – пожимаю я плечами. – Мне жаль, что тебе тяжело. У тебя есть право обижаться на отца, на Анну, на меня. Но у меня тоже есть право жить свою жизнь. Прости, что это причиняет тебе боль, но по-другому больно будет не только тебе, но и мне.
– Милена, мне нечего на это сказать.
– Ладно, но если захочешь обсудить, я всегда буду рядом. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Я закрываюсь в своей комнате. Мне страшно перед неизвестностью, и одновременно я счастлива. Что будет дальше, неясно. Но завтра я пойду с Анной смотреть еще одну квартиру. И думаю, теперь мне будет проще понять, чего я хочу. А потом, возможно, мы еще успеем съездить на море, пока не похолодало.
Страсбург, 2024
