– Впечатлительный ты больно, – пожурил меня Петр. – Вот в таких условиях и приходится работать. Ну что, не хочешь обнюхивать прибывающих?
– Нет, покорнейше благодарю, – смущенно закашлялся я. – Значит, это и есть чистилище?
– Вроде того.
– Почему – вроде?
– На самом деле это никакие не чистилища, а очистные сооружения.
– Очистные – что?..
– Сооружения. Именно то, о чем ты сейчас подумал.
– То есть вот здесь и мучают грешников? – ткнул я указательным пальцем в сторону ближайшей из башен.
– Фу, зачем же так грубо! – укоризненно покачал головой Петр. – Никто их не мучает. Их очищают от ненужной информации. Для повторного использования.
– Че-го?! – обалдело протянул я.
– Ты все прекрасно слышал. Душа – материя сложная и трудновоспроизводимая. Ты только представь себе: сбалансированные наборы чувств, эмоций, ощущений, переплетенных меж собой неисчислимыми связями. И все это пронизано накопленной за жизнь информацией – полезной и не очень. Шутка ли, разбрасываться подобными вещами! Информацию необходимо просеять, классифицировать, отделить от плевел, сохранить. А души очистить и подготовить для повторного использования.
– Значит, души действительно бессмертны, как и полагали индусы? – воодушевился я внезапным открытием.
– Бессмертного, разумеется, ничего не бывает. Физический износ, внешние повреждения. Сам понимаешь, – горестно заметил старец. – Да и индусы несколько переборщили с переселением душ. Сам посуди, как впихнуть копию сознания человека в комариный нервный узел, или, того хлеще, в дерево?
– М-да, проблемка, – вынужденно согласился я. – Значит, вы их чистите и запихиваете в младенцев?
– Какой же ты все-таки грубый! – оскорбился Петр. – Мы никого никуда не запихиваем! Природа человека сама затребует у нас необходимое ей. Кстати, именно поэтому души младенцев девственно чисты. Дети – самые чистые и непорочные создания на земле. Это уж позже, сталкиваясь с обществом, с равнодушием, пустыми домыслами, откровенной глупостью и так называемым прогрессом они набираются всякой скверны.
У меня, разумеется, имелось свое мнение на сей счет, но я решил не умничать.
– Кстати, вы так и не сказали, что же происходит с душами в очистных сооружениях?
– Хочешь взглянуть? – повел глазом Петр.
– Не уверен, – зябко поежился я. – И вообще, давайте уйдем отсюда. Все это сильно угнетает, знаете ли…
Хлоп!
Мы опять находились среди цветов на прекрасной полянке. Я устало опустился на землю. Петр остался стоять, вновь принявшись крутить в пальцах четки.
– А вам не кажется, что что происходящее там – чистейшей воды издевательство над человеком, над Его великим творением! Все эти толпы, стенания, ожидания неизвестно чего.
– Право, ты заблуждаешься. Тебе показали инсценировку, видимость процесса, визуализированную специально для тебя. Неужели ты действительно решил, будто здесь и в самом деле толкутся толпы людей у очистных сооружения, где несчастных жарят, варят, отмачивают в кислоте и прокаливают в печах? Я всего лишь создал картину, доступную для твоего понимания. Ничего подобного, разумеется, в действительности не существует. Чистая обработка информации, не более того.
– Предположим. Но что происходит потом, когда прокалят, выполощут и высушат? Фигурально выражаясь, конечно? – и спешно добавил: – Только больше не визуализируйте ничего, прошу вас!
– Не буду, – снисходительно согласился старец. – Собственно, все не так страшно, как тебе представляется. После очистки мы просеиваем информацию, выискивая новое и полезное. Ты удивишься, но сейчас лишь в очень редких случаях попадается нечто действительно ценное и достойное сохранения в Его памяти. Как правило, сознания людей оказываются заполнены однотипным мусором: стереотипы, псевдокультуры, дешевые страстишки и безудержное потребительство ради исключительно желания обладать. Печально, конечно, но – факт. – Петр горестно развел руками. – Столько прожитых впустую лет и целых жизней!
– Ну а дальше, дальше-то что?
– Дальше сознание подлежит полной очистке. Нередко мы оставляем некоторые значительные моменты, которые могут послужить развитию одаренной или просто яркой личности…
– Наследственная память? – догадался я.
– Вроде того. И душа м-м… складируется до запроса снизу.
– А мы, значит, наверху?
– Низ – образное выражение. Мы вне пространства.
– Вот ч… Прошу прощения! – вовремя спохватился я. – Кстати, а почему нельзя произносить его имени?
– Это у нас ругательство, неприличное слово.
– Как…
– Только попробуй! – пригрозил мне Петр.
– Молчу-молчу, – не на шутку перетрусил я, памятуя о вымачиваниях и просушках. – Но, помнится, в самом начале вы что-то говорили о какой-то миссии.
– Да… – задумался старец, уйдя в себя на некоторое время. Я терпеливо ждал. – Видишь ли, – наконец продолжил он, – у нас, как вы говорите, нарисовалась одна проблемка. Этот самый, который неприличное слово…
Петр взглянул на меня.
– Я понял, – ответил я, приняв как можно более серьезный вид.
– Так вот, ему удалось создать мир, независимый от нас, и закрыть от внешнего влияния. Теперь он потихоньку перетягивает туда людей, не находящих удовлетворения в своем мире.
– В чем же здесь проблема? Не Он ли предоставил человеку свободу воли и выбора?
– Он, конечно, предоставил. Но это страшный мир, и души людей, попавших туда, навечно потеряны для Него и для всего мира.
– Предположим, и что же я должен сделать?
– Разрушить этот мир.
– Ни много ни мало, – усмехнулся я. – В общем, сотворить то, что не под силу Ему.
– Ему вполне по силам подобное, поверь мне. Но Он в силах разрушить его только снаружи, последствия чего могут оказаться ужасными, даже катастрофическими.
– А я, значит, должен это сделать изнутри, сцепившись с… неприличным словом?
– Ты все не так понял! – возмущенно замахал руками Петр. – Лично ты ничего сам делать не будешь. Ты наш посланник, могущий пересечь границу его мира, и не более того. А делать будет тот, кого ты поведешь за собой.
– Я еще и прихватить кого-то должен? – Моему изумлению не было предела.
– Именно так. Достойного человека, который сможет обнаружить корень зла и разобраться с ним. Ты, разумеется, можешь оказывать избранному посильную помощь, что было бы вовсе неплохо. Для тебя, я имею в виду.
– О чем вы?
– Бонусы, выражаясь понятным тебе языком.
– Все просто, даже тривиально: найти, разобраться, победить, набрать бонусы. Кстати, а где я найду избранного?
– На Земле.
– Так вы меня вернете обратно?! – Я аж подскочил от счастливой догадки. – Значит, я не умер?
– М-м, – замялся Петр. – Знаешь ли, все не так просто. Твое тело находится в коме и будет находиться в ней три месяца. За этот срок ты должен разобраться с… ну, сам знаешь с кем. Так решил Он!
– А если я откажусь?
– В таком случае тебе придется проследовать в… очистное сооружение.
– Гнусный, грязный шантаж! – вспылил я.
– Спокойней, Вениамин. Если бы не Его решение предложить тебе крайне важную миссию, ты бы уже давно стоял там, у башни. Твое тело поддерживается только силами узла.
Петр замолчал, ожидая моего решения.
– Ну хорошо, – сдался я. Другого выхода у меня просто не было. – И кем же я буду на Земле, если не собой?
– Очаровательным котом! – Старец сверкнул двумя безупречными рядами зубов.
– Кем?!.
Вот так на Парковой улице появился рыжий и усатый Кот.
С того момента прошло два с половиной месяца и свершилось восемь попыток, не увенчавшихся успехом. С каждым днем я все больше терял всякую надежду вернуться в собственное тело. Впрочем, и котом быть неплохо. Дело привычки, знаете ли…
Август! Прекрасное и одновременно печальное время года. Буйство и напор сил природы постепенно стихает, знаменуя поворот к осени с ее яркими красками в желто-коричнево-красных оттенках и сыростью, сопливыми носами и хлюпающей под ногами водой. Но это произойдет чуть позже. А пока – волнующие вечера с их робкой прохладой, глубокое бархатное небо, унизанное россыпями звезд, шепот потревоженной ветерком листвы, возбужденное стрекотание сверчков и журчание ручейка…
Ручейка?
Иван оторвался от окна, прислушался. Щелчком запульнул недокуренную сигарету, задернул легкую тюлевую занавесь и вышел с балкона. Пройдя в коридор, распахнул дверь туалета, одновременно ткнув пальцем в клавиш выключателя.
Так и есть. Сливной клапан опять не захлопнулся, и вода миниатюрной Ниагарой рвется из бачка, весело наматывая на счетчике цифры. Иван потыкал пальцем в облезлую кнопку слива. Внутри бачка глухо похлопало. Ниагара иссякла.
«Черт, никак руки не дойдут заменить», – посетовал Иван, выключая свет.
Дело даже не во времени – обычная человеческая лень. Это ж сколько действий нужно выполнить: купи, разбери, собери… Можно, конечно, мастера вызвать, но тот заломит такую цену, что дешевле выйдет новый унитаз поставить.
«Нет, ну почему она не звонит? – Мысли Ивана вновь вернулись к Катерине. – Уже почти восемь!»
В зале давно накрыт столик. Свечи, бутылка «Хереса», красиво уложенные на узких селедочницах нарезки из двух видов колбасы, сыра и студня. Салатики «Оливье», «Цезарь» – сам расстарался, полдня угробил. Вот именно что!
Иван печально обозрел вкусное великолепие.
В желудке призывно заурчало.
Вздохнув, Иван подцепил ложечкой немного оливье и отправил в рот. Механически прожевал и разровнял ложкой выщербинку в салате. Ложку облизал и грустно взглянул на свое отражение в ее никелированной поверхности – дурак дураком. Ведь знал, что все именно так и случится. Не богат, не знаменит, не Бельмондо и не Делон (скорее уж кто-нибудь из комических персонажей де Фюнеса или этого, из новых, – Дани Буна), хотя, по-своему, конечно, красив и статен.
Зло засунул ложку в салат, звякнув ей о хрусталь вазочки.
«Да ну ее, тоже мне, красавица писанная! Цаца расфуфыренная…»
Надрывно тилинькнул смартфон.
Иван бросился к столу и подхватил его, едва не выронив. Пришла СМС-ка, от Кати.
«Сейчас скажет, что задерживается и жутко извиняется», – решил Иван, разворачивая на экране сообщение. В душе он все-таки надеялся на положительный характер новости.
Все было гораздо хуже и отрицательнее некуда: «Сегодня прийти не смогу мне очень жаль пока». И все. Ни здрасьте тебе, ни извини, ни знаков препинания.
– Жаль ей! – взъярился Иван, в сердцах запустив ни в чем не повинный смартфон в кресло. – Вот тебе и романтический вечер при свечах…
Рассеянно оглядев с любовью сервированный столик, Иван махнул рукой и бухнулся в кресло.
Что-то тихонько хрустнуло.
– А, чтоб тебя! – выругался он, чуть приподнялся и извлек из-под себя смартфон.
Экран несчастного прибора надвое рассекала кривая трещина.
Затаив дыхание, Иван включил смартфон, с надеждой вглядываясь в темный экран. Ни-че-го. Ноль! Вот и первая жертва разбитой вдребезги любви.
Аккуратно положив на столик смартфон (какой только теперь смысл в аккуратности), Иван откинулся назад и долго и печально смотрел на него. Потом схватил тарелку и мстительно набросал в нее немного «Оливье», сбоку уложил пару кружков полукопченой колбасы, кусочек сыра и удобно разместил тарелку перед собой, сдвинув назад остальную посуду. Вожделенно облизнувшись, откупорил бутылку вина и плеснул немного в бокал. Отпил. Причмокнул губами.
«Неплохо!» – похвалил Иван вино, разглядывая содержимое бокала на просвет. Сделал еще глоток.
Настроение немного поднялось, на душе потеплело.
Отставив бокал, Иван схватился за вилку и, подцепив ей немного салата, отправил в рот. За салатом последовали кружок колбасы и сыр.
Есть внезапно расхотелось. Волной накатило уныние.
Повертев в руках вилку, Иван отложил ее на столик и отодвинул от себя тарелку. Порывисто встав, он вышел в прихожую, натянул кроссовки и, прихватив с полочки ключи от квартиры и портмоне, вышел за дверь.
В нос ударила подъездная затхлость, какая присуща старым домам. От нее не спасают ни ремонты, ни проветривания.
Стараясь не дышать и прыгая через ступеньку, Иван спустился со второго этажа на первый, распахнул скрипучую, давно рассохшуюся деревянную дверь с облупившейся краской.
Несильный теплый ветерок приятно коснулся кожи, взлохматил короткие волосы, забрался под футболку. Иван прикрыл глаза, набрал полную грудь вечерней свежести, выдохнул и бодро зашагал вдоль улицы в направлении парка, где играла музыка.
Солнце уже битый час опускалось за горизонт и никак не могло полностью скрыться, запутавшись в верхушках старых кленов. Невысоко, у самых крыш домов, кружили чайки, деря луженые глотки и примериваясь к чистеньким блестящим крышам припаркованных автомобилей. С детской площадки доносились шум возни, довольные визги детворы и скрип качелей, но все это скоро осталось позади и стихло, изолированное плотно пригнанными друг к другу кирпичными боками домов.
Пройдя еще метров пятьдесят, Иван собрался было войти в приветливо распахнутые настежь витые ворота парка, как его окликнули:
– Иван?! Эй!
Нехотя останавившись – видеть сейчас никого не хотелось, – Иван обернулся и вгляделся в сгущающиеся сумерки. К нему спешил какой-то здоровяк в форме десантника.
– Юрка! – обрадовался Иван, восторженно хлопнув себя по ляжкам и чуть присев. Затем распахнул объятия и двинулся навстречу школьному другу. – Здорово, дружище!
Они обнялись.
– А я смотрю, ты это или не ты. – Юра хлопнул друга по спине и задышал в лицо пивным перегаром. – Вчера был у тебя, а там мымра какая-то вместо вас. Говорит, переехал куда-то. Ну, рассказывай, как ты тут?
– Да чего рассказывать? Живу помаленьку, – равнодушно ответил Иван. – Сам-то как?
– Вот, в отпуск домой, – гордо выпятил грудь Юра. – Пошли по пивку вдарим, мы тут с ребятами замутили.
– Да нет, спасибо, – начал выкручиваться Иван. – Настроение, знаешь, не то.
– Это ты брось. – Юра подхватил упирающегося Ивана под локоть и поволок к сверкающему огнями уличному кафе, за столиком которого шумно пировала компания из трех человек. – Я тебя сегодня никуда не отпущу.
– Серьезно, Юрка, – Иван попытался вывернуться из стальных пальцев друга, но ничего из этого не вышло, – я их даже не знаю. Ты лучше завтра сам ко мне заскакивай.
– И завтра заскочу, не переживай. – Юра дотащил Ивана до столика и вытолкнул вперед, звонко саданув ладонью промеж лопаток. – Во, другана детства встретил! Иван, – представил он. – Три года не виделись, а он слинять хотел, паршивец этакий!
Компания взорвалась восторженным «О-о!», вскинув вверх руки с зажатыми в них кружками пенного.
Кто-то подтащил пластиковый стул и подсунул его под Ивана, еще кто-то другой сунул ему в руку полную кружку. Юра опустился на свободный стул возле Ивана. Стул прогнулся под Юркиной ладной фигурой, шаркнув ножками по бетонным плиткам тротуара. Компания загалдела, наперебой представляясь и по-детски радуясь новому знакомству.
Громко играла музыка. Иван, почти не различая слов на ее фоне, раскланивался, глуповато улыбался и без устали вращал головой. Наконец его оставили в покое, переключившись на прерванную тему.
Юра, отхлебнув пива, наклонился к уху друга.
– И где ты сейчас живешь?
– Я? – Иван тоже сделал глоток и поставил кружку на краешек заставленного посудой стола, продолжая держать за ручку и поглаживая большим пальцем шов на стекле. – Да здесь, недалеко. На Космонавтов.
– Надо же! Совсем рядом, оказывается. А дом какой?
– Пятнадцатый. Так что завтра заруливай. Квартира четырнадцатая. Легко запомнить.
– У меня в тринадцатом краля знакомая есть. Хошь, сведу? А то, я гляжу, ты все один гуляешь.
– Не, спасибо. – Иван отрицательно помотал головой и уткнулся взглядом в кружку. – У меня есть. Вернее, я так думал.
– Не понял! – протянул Юра, напряженно выпрямляясь. – Кинула, что ли?
– Вроде того. А, забудь!
– Да, бабы – они такие, – резюмировал Юра, пьяно ткнул кружкой в кружку Ивана, едва не разбив обе и расплескав немного пива на стол. – Давай выпьем за нас, за мужиков!
– Давай, – согласился Иван, поднимая со стола кружку, и так и застыл с ней, не донеся до рта.
Из дверей кафе, на ходу оправляя узкую юбку и весело щебеча с подружкой, вышла Катя. Заметив Ивана, она резко остановилась. Улыбка медленно сползла с лица девушки.
– Катя? – тихо произнес Иван, опуская руку.
– Катька! Танька! Ну где вы там застряли? – грянула компания возмущенными возгласами. – Целый час где-то торчите! Нам же без вас скучно…
Юра, заметив реакцию Ивана, посмотрел сначала на него, потом на замершую в нерешительной позе у дверей кафе девушку и отставил кружку.
– Так это ты из-за Катьки, что ли? – гаркнул он в самое ухо Ивану. – Ну ты даешь! Она же…
– Извини, я пойду.
Иван резко поднялся, скрипнув стулом, поставил кружку на стол, засунул руки в карманы брюк и быстрым шагом направился через дорогу в сторону парку. Катя осталась стоять, провожая растерянным взглядом сгорбленную, напряженную фигуру Ивана.
– Иван! – Юра рванул вслед за другом и настиг его посреди мостовой. – Погоди! – схватил он Ивана за плечо, но тот, не сбавляя шага, сбросил руку. – Да погоди ты, шальной!
– Ну? – Иван остановился.
Юра налетел на него, не успев затормозить.
– Ты чего слинял?
– Да так, решил проветриться.
– Врешь! Из-за нее, да?
– Какая теперь разница? – Иван безразлично повел плечами.
– Да плюнь ты на нее! Нашел из-за кого расстраиваться. Будто ты Самохину не знаешь! Она же еще в школе к каждому липла. Пошли назад. – Юра опять потянул Ивана к столику. – Хочешь, я ее баиньки спроважу?
– Не надо, Юр. Серьезно, – уперся Иван, освобождая запястье из Юркиных пальцев. – Ты лучше завтра сам приходи.
– Чудной ты какой-то, Ванька, – нахмурился Юра, пытаясь сфокусировать взгляд на лице друга. – Ладно, бывай. Я завтра забегу.
«Если вспомнишь», – поджав губы, подумал Иван.
Юра развернулся и, чуть пошатываясь, направился к столику.
В ларьке у парковых ворот Иван купил пару бутылок «Бочкового» и маленький пакетик с картофельными чипсами, прошел по аллее, усаженной молодыми липами и березами, и уселся на свободную скамейку. Закурил.
Напротив, через скамейку, вдохновенно целовалась парочка.
Иван отвернулся. Щелчком открыв крышку бутылки о широкую черненую завитушку скамейки, Иван закинул назад голову и сделал несколько глотков. Затем попытался устроиться поудобнее на плоском деревянном сиденье скамьи с почти вертикальной спинкой.
Нет, раньше скамейки были скамейками. Иван помнил, как еще в его детстве в этом парке стояли массивные скамьи из чугуна и дерева. Два боковых основания соединялись толстыми квадратными брусьями, образуя собой скругленное ложе – и посидеть удобно, и откинуться, и даже поспать, если кому приспичит. А чем их заменили? Сваренными абы как завитками с плохо пригнанными досками и совершенно неудобной спинкой, врезающейся в тело.
А фонари? Раньше и фонари были фонарями. Круглыми, длинными, с замысловатым орнаментом на основании и смешными коническими шляпками, смахивающими на вьетнамские нонла. И свет был приятный, теплый и яркий. А что сейчас? Понаставили никелированных столбиков метр с кепкой от земли, с прорезями на верхушке и лампочек экономных повкручивали. Идешь, светят тебе под ноги мертвенно-бледным светом, выше пояса ни черта не видать. Собачьи столбики, одним словом.
Иван отпил еще пару глотков и выпустил облачко сизого дыма.
Парочка продолжала самозабвенно целоваться, словно собиралась высосать друг из друга все соки. Ивану было наплевать, но выглядело смешно и глупо.
Из кустов напротив вырулил рыжий кот. Даже не кот, а Котяра с большой буквы. Крупный, пухлый, рыжая шерсть блестит, а морда – довольная и наглая. Кот вздернул хвост, важно прошествовал вдоль края аллеи и, удостоив Ивана ленивым взглядом, повернул к нему. Не дойдя пары метров до скамейки, кот уселся на плитку аллеи и принялся умываться правой лапой.
– Кис-кис, – позвал Иван. Тянуло пообщаться.
– Мр-р? – Котяра вопросительно уставился на него.
– Иди сюда. – Иван призывно махнул рукой.
Кот как бы нехотя приблизился. Поразмыслив, он мягко и бесшумно вспрыгнул на скамейку, бесцеремонно забрался на колени к Ивану и, свернувшись калачиком, заурчал.
– Не наглей, кот! – одернул животное Иван, незлобиво ткнув пальцами в пухлый бок.
Кот недовольно скосил зеленые глаза.
– Ну? Может, сразу на голову?
Кот зевнул, разинув зубастую пасть, перетек на скамейку.
– Смотри-ка! – удивился Иван. – Как будто понимает.
Кот выразительно посмотрел на Ивана, словно хотел сказать: «Не глупее тебя», – и опять опустил голову.
– Кот, чипсу хочешь?
Иван достал из пакетика кривую ломкую чипсу, пахнущую сметаной, и протянул коту. Тот, не принюхиваясь, схватил предложенное зубами, смачно похрустел. Проглотил.
– Еще? На. – Иван протянул коту еще один поджаристый кругляш. – Может, и пивка? – пошутил он.
Кот протянул лапу к бутылке, повозив по ней когтями.
– А ты наглеешь на глазах, животное! – изумился Иван, убрав бутылку в сторону. Кот обиженно надулся, пошевелив усищами, и схрумкал вторую чипсу. – А не завести ли мне кота?
– Мр-р? – удивился кот.
– Вот именно! – ухватился за шальную идею Иван. – На кой нам эти бабы?
Кот ткнулся пушистой головой в ногу, требуя еще чипсов.
– На, ешь. – Иван побольше надорвал пакетик и подсунул коту.
Кот зарылся в чипсы с головой и довольно захрустел. Иван, осторожно погладив кота, ощутил прилив хорошего настроения.
– Решено! Ты идешь со мной. Ты рад?
– Мяу! – донеслось из пакета.
– Вот и отлично!
Пока кот, шурша пакетом, разбирался с чипсами, Иван неторопливо допил пиво, выбросил пустые бутылки и окурок в урну и вернулся к скамейке. Пустой пакет валялся позади скамейки, а кот сыто умывался. К его морде прилипли желтые крошки.
– Свинья ты, а не кот, – вздохнул Иван, подобрав пакет. Отнес его в урну.
Кот спрыгнул со скамейки и, переваливаясь с боку на бок, последовал за Иваном. Иван наконец вспомнил, кого этот котяра ему все время напоминал. Ни дать ни взять – Чеширский Кот из мультика «Алиса в стране чудес».
– Ты идешь? – обернулся Иван.
Кот привалился к его ноге и, изогнувшись дугой, посмотрел вверх.
– Ну, пошли, раз так.
Неторопливой походкой Иван добрался до дому за пятнадцать минут. Кот все время следовал рядом, словно собачонка на поводке, вопросительно издавая «мр-р» каждый раз, когда Иван удостаивал его взглядом. Он будто спрашивал: «Ты хорошо подумал?»
Входя в подъезд, Иван придержал дверь и пропустил вперед себя кота. Тот, важно воздев хвост, гордо прошествовал мимо и быстро взбежал по лестнице на площадку первого этажа. Дождавшись Ивана, он опять пошел рядом.
В квартиру кот вошел первым, проскользнув мимо ног своего нового хозяина. Там он сразу принялся носиться по комнатам и углам квартиры, что-то вынюхивая и высматривая. Потом забрался в кресло и уставился на колбасу.
– Харя треснет, – предупредил Иван кота, разуваясь.
Кот облизнулся, но все-таки опустил голову, следя за Иваном одними глазами.
– Вот это правильно.
Иван прошел в зал и опустился в кресло напротив.
Обнаружив недопитое вино в бокале, Иван поднял его и опрокинул в рот. Поморщившись, взял кружок колбасы и отправил следом. Кот с голодным вожделением пристально наблюдал за действиями Ивана. Видно, чипсы не пошли ему впрок.
– Ладно, на, – сжалился Иван над котом, протягивая ему другой кружок колбасы.
– Тогда уж и вина бы налил, – укоризненно заметил кот, подвигав ушами.
– Чего? – Колбаса выпала из ослабевших пальцев застывшего с вытянутой рукой Ивана.
– Вина, говорю, налей. – Кот сверкнул глазищами. – Глухой, что ли?
– А! – коротко вскрикнул Иван, сполз с кресла на пол и поспешно отодвинулся к стене. – Ты… говоришь?
– Эка невидаль! – Рот у кота двигался синхронно словам, хотя все остальное оставалось совершенно неподвижным, что выглядело несколько мультяшно. – К тому же это вовсе не повод елозить задом по полу.
– Ты кто? – Иван еще сильнее вжался в угол комнаты, заслоняясь рукой.
Кот молитвенно закатил глаза, затем округлил их, встал на задние лапы и ощерился, демонстрируя верхние клыки. Передние лапы он воздел над головой, выпустив когти и поиграв ими.
– Я белочка!
– Кто?! – Иван икнул и начал бледнеть.
– Ну, белочка, понимаешь? – Кот театрально вздохнул и опустился на все четыре лапы. Нервно дернул пушистым хвостом. – Да ну тебя, ни грамма юмора. И встань с пола, прямую кишку застудишь – чихать будет.
Иван неуверенно кивнул и перебрался с пола обратно в кресло, настороженно следя за котом.
– Кто ты? – опять спросил Иван.
– Да кот я, кот, успокойся!
– Говорящий?
– Так получилось, – неловко дернул плечами кот. – Пить-то будем?
– А… разве коты пьют? – Иван все еще не мог поверить в происходящее с ним.
– От такой жизни запьешь. Знаешь, как нам, котам, тяжело живется.
– Да уж, по тебе заметно. – Страх постепенно отпускал, и Иван позволил себе пошутить. – Вон, скоро харя трещинами пойдет.
– Попрошу без гнусных инсинуаций! – Шерсть на загривке у кота встала дыбом, глазищи недобро сверкнули, но он быстро взял себя в руки, вернее, лапы. – Это у меня комплекция такая.
– Ясное дело, – еще больше развеселился Иван.
– Да ну тебя! – обиделся кот, и усы его печально обвисли. – Я думал, ты добрый, отзывчивый.
– А я думал, ты кот. Ладно, не надувайся, а то не только треснешь, но и лопнешь. – Иван взял бутылку и плеснул понемногу в два бокала. – Пей, – предложил он, пододвинув бокал коту под самый нос.
Тот, немного подумав, протянул лапу к тонкой ножке бокала и длинными когтями вцепился в нее. Сопя от натуги, он аккуратно поднес бокал к морде и принялся струйкой вливать вино в пасть. Правда, в пасть попадало гораздо меньше, чем проливалось на шерсть.
– Может, соломинку дать? – Иван, млея, наблюдал за потугами кота и продолжал подтрунивать над ним. – Или в блюдечко налить?
– Очень смешно! – досадливо фыркнул кот.
Вернув на стол пустой бокал, он принялся вылизываться.
– Тоже способ, – хмыкнул Иван. – Вот откуда, оказывается, произошло выражение «нализаться».
– Остряк-самоучка! – Кот протянул лапу к тарелке с колбасой, лихо подцепил когтем кружок и отправил его в пасть. Пожевал, прикрыв веки. – М-м, сто лет не ел!
– Угощайся, – предложил Иван, с умилением наблюдая за странным животным.
– Благодарствую, – отозвался кот с набитой пастью, стибрил еще один кружок и запихнул в пасть поверх первого. – Чавк, чавк. Мняу!.. А ый аой?
– Чего?
– Сыр, спрашиваю, какой? – прожевав, повторил вопрос кот.
– Пошехонский.
– Не, не буду. Он к зубам липнет.
– А вы батенька, привереда, оказывается!
– Хотя… – Поразмыслив, кот угостился сыром и принялся перекатывать его в пасти, вращая глазами от наслаждения.
– Так кто же ты, кот ученый? – поинтересовался Иван.
– На ученого я вряд ли тяну, – скромно отозвался тот. Просто кот.
– Имя-то у тебя есть? В смысле, кличка.
– Было когда-то, – грустно вздохнул кот. – А так – Кот. С большой буквы, – пояснил он.
– Вот прямо так и с большой?
– Ага. Налей еще вина, а? – Он просительно уставился большущими преданными глазами на Ивана.
– Да ради бога!
Иван подвинул коту чистое блюдце и плеснул в него немного из бутылки. Кот припал к блюдцу, заработал розовым языком.
– Ну ты и алкаш! – поразился Иван, налив немного и себе в бокал.
– Я, вообще-то, непьющий, – утерев усы, сказал Кот. – Но за компанию немного уважаю.
– Ну, будь, Кот. – Иван поднял бокал, выдохнул и выпил. Поморщившись, занюхал рукой. – Может, тебе салатику подкинуть?
– Я лучше колбаски пожую.
– Ладно, жуй, – согласился Иван, закусывая «Оливье». – Так, говоришь, имя у тебя было?
– Было. Но какое – не помню.
– Это как?
– А вот так! Как начинаю вспоминать, кто я да что со мной раньше было, вот тут, – кот похлопал лапой себя по черепушке, – будто пустота какая возникает.
– Увечный? Головой ударился, что ли? – сочувственно спросил Иван.
– Не помню, – признался Кот, совсем по-человечески разведя лапами. – А тебя как звать-то?
– Иван.
– То-то я на тебя гляжу… – Хитрая морда Кота попыталась растянуться в улыбке.
– Но-но! – Иван погрозил коту вилкой. – Попрошу без намеков! Я просто Иван, без всяких там продолжений. А если это непонятно, пойдешь дубы охаживать – то направо, то налево.
– А чего сразу обижаться-то? – пошел на попятную Кот. – Пошутить уж нельзя.
– Тоже мне, Петросян выискался! Мда-а. – Иван отложил вилку и откинулся назад, разглядывая кота. – Что же мне с тобой делать?
– Вопрос некорректный, – отозвался Кот, покачивая кружок колбасы на когте.
– Как это?
– Говорю, вопрос в другом: что мне делать с тобой?
Кот медленно перевел взгляд с колбасы на Ивана и засунул тонкий кружок сервелата в пасть.
У Ивана по спине пробежал неприятный холодок. Пальцы судорожно сжались на мягких подлокотниках, во рту пересохло.
– Эй, эй, ты того, не очень, слышь? – сипло выдавил Иван, вжимаясь в кресло.
– Ну ты чудила! – Кот повалился на спину и залился мяукающим, с придыхом, смехом, колотя правой передней лапой по обивке кресла. – Вот умора – кот-людоед! Ой, не могу! Ой, сейчас лапы двину!
Иван кхекнул, в попытке скрыть неловкость. Пригладил растрепанную шевелюру.
– Насмешил, брат! – Кот утер воображаемые слезы.
– Да откуда я знаю, чего от тебя ждать! – пробурчал Иван. – Разговаривает, спиртное лакает, словно молоко. Да еще и по башке треснутый, – последнее он произнес одними губами, чтобы кот ненароком не расслышал.
– Думать надо. – Кот постучал когтями по лбу. – А теперь серьезно. Дело у меня к тебе, Иван.
– Вот прям так и дело, – через силу усмехнулся Иван, старательно скрывая все еще не прошедшую дрожь в голосе и коленках.
– Как у тебя насчет романтики? – продолжал Кот, проигнорировав замечание.
– В каком смысле?
– В прямом. Романтика дальних путешествий, новые открытия и все такое прочее.
Кот с пыхтением приподнялся, сел на хвост и попытался закинуть лапу на лапу, но из этого ничего не вышло. Пришлось усесться обычным для котов способом.
– Никогда об этом не думал.
– А ты подумай! – наставительно произнес Кот, ткнув когтем.
– Ты что, из турагенства?
– Вроде того, – туманно отозвался Кот. – Так как?
– Серьезно?! – У Ивана брови поползли вверх. Кот явно не шутил, хотя кто его разберет с его-то хитрющей мордой. – И какие направления?
– Направление одно. Просто сказочное место! – Кот закатил глаза и неопределенно повел когтистой лапой.
– Ага, и цены тоже сказочные.
– Отправлю совершенно бесплатно, – поспешно добавил Кот.
– И в чем подвох? – насторожился Иван, прекрасно знавший о падающих с неба пирожных.
– Ни в чем, только…
– Вот теперь я тебя раскусил, искуситель рода человеческого! – Иван подпрыгнул в кресле, довольно потирая ладони. – Дьявольская твоя морда! Сейчас потребуешь мою бессмертную душу и подпись кровью.
– Фу, как грубо! – Кота даже передернуло от подобного предположения. – На кой ляд мне твоя кровь? И вообще, нечего обзываться! Я к нему со всей душой, а он… Ладно, забудь. – Он спрыгнул с кресла и направился к дверям. – И, между прочим, нечисть котов не жалует – общепризнанный факт.