Kitabı oku: «Яркие огни», sayfa 24

Даня

Странное ощущение – вот так вот смотреть на горизонт и понимать, что твоя жизнь скоро повернётся на сто восемьдесят градусов. Ты не до конца понимаешь этого, или просто мозг пытает отгородить тебя от возможных опасностей и незнакомой обстановки в целом. Сердце колотится, сознание не верит, и даже глазам кажется, что этот самый горизонт, который столько лет был перед глазами, скоро навсегда сменится другим.

Страх чего-то нового вполне себе объясним, это нормально и естественно, когда на твоём жизненном пути одни вещи сменяются другими. Я никогда не осознавал это настолько сильно, как в данный период жизнь. Последние годы я рос с мыслью о том, что заветного толчка придётся ждать очень долго, а то и вообще никогда.

Я боялся. Всю свою сознательную жизнь я боялся, что обстоятельства способны сломать меня так, как они это сделали с моим отцом. В страшных снах я боялся увидеть себя, опустившимся на самое дно, не в силах заставить себя подняться на ноги. Жизнь ставила подножки, иногда мне вообще казалось, что выхода нет, и всё, что мне остаётся – смириться со своей судьбой и шагать по уготованной мне дорого.

Вот только есть одно НО.

Я не верю в судьбу.

Я не верю в то, что, родившись не в самой благополучной семье, обретя физические и моральные травмы, пережив какие-то страшные вещи, человеку уготована столь же печальная жизнь. Абсурд! Можно родиться в самой богатой семье, иметь просто божественные внешние данные и уйму талантов, но так ничего и не добиться в жизни.

Всё дело в характере, а именно в том, насколько хорошо ты сам сформировал его в себе. Я понял это далеко не сразу. Мне пришлось много думать, анализировать, учиться, чтобы понять одну простую вещь – я сам решаю, какой будет моя жизнь, а, самое главное – чего я на самом деле стою. У каждого из нас бывают моменты, когда мы опускаем руки, разочаровываемся и даже ненавидим себя в какие-то моменты. То, что копилось долгое время, однажды вырвется наружу, но только самому человеку решать, что именно это будет: ненависть и боль или стремление начать всё сначала.

То, что произошло со мной – показательный случай. Я не мирился с катастрофическим положением, в которое попал, пытался что-то делать для того, чтобы выжить, старался не падать духом даже в самые тяжёлые моменты, и даже, когда я оказался в детском доме, где-то глубоко внутри я верил, что всё будет хорошо. Так и случилось. Через два дня я уеду в столицу.

Душа разделилась пополам: одна часть хочет остаться здесь рядом с друзьями и вставать на ноги с помощью их поддержки, а другая – отчаянно стремиться начать всё с чистого листа. Мысли. Чувства. Эмоции. Всё это играет определённую роль, но не сейчас. Я знаю, чего хочу по-настоящему. У меня появилась возможность исполнить все свои мечты, подумать над многими вещами и строить свою жизнь так, как хочу этого я. У меня появилась возможность почувствовать вкус этой жизни, поверить в то, что ещё не поздно наверстать упущенное и всё исправить.

Буду ли я жалеть? Нет. Мне будет немного грустно, первое время больно, но не жаль. Я верю в то, что жизнь не просто так подкидывает нам знаки и даёт подсказки – она направляет, даёт этот самый «волшебный пинок», который люди привыкли не замечать. А мне, наконец, настала пора заметить.

Странное ощущение – вот так вот смотреть на горизонт и понимать, что твоя жизнь вот-вот повернёт на сто восемьдесят градусов…

«Стоит ли бояться перемен?», – спросите вы.

И я отвечу: «Нет».

Когда я подошёл к этим воротам, то не смог не остановиться. Нет, я не хотел слезливых прощений или повспоминать былое время. Просто…само как-то вышло – ноги не двигались, упрямо вросли в землю, не давая мне сделать шаг вперёд. Вот она – сила дома. Моего дома.

Я не был здесь с тех самых пор, как пригласил Лину в гости на просмотр фильма «Богемская Рапсодия». Жаль, что такой хороший вечер был испорчен.

Рука как-то сама непроизвольно потянулась к некогда сломанным рёбрам, а в глазах застыло яростное и опухшее лицо отца. А ведь я его тоже не видел с тех самых пор, даже не знаю, где он сейчас и что с ним. Прошло немало времени, но и не скажу, что много – в памяти ещё свежа та сцена и то жуткое избиение.

Я тряхнул головой, чтобы лишний раз не углубляться в болезненные воспоминания. Собравшись с силами, я схватился за ручку и открыл калитку.

И чего мне переживать? Всего лишь заберу свои вещи и уйду.

Опустив глаза, я быстро прошёлся по территории и, достав из кармана шорт ключи, начал открывать замок. Вот только…дверь оказалась открытой.

Не понял? Что за…

Я медленно распахнул её, и уже на пороге услышал какой-то шорох, который доносился из гостиной. Кто-то влез в дом? Но Дэн уверял меня, что закрыл дверь после того, как забрал кое-какие мои вещи для перевозки в гараж. Ничего не понимаю.

Я сделал несколько медленных неуверенных шагов вперёд, не переставая прислушиваться к странным звукам. Было очень похоже на то, что кто-то подметает пол. Чушь какая-то! Стараясь практически не дышать, я повернул голову и увидел весящий на крючке чёрный зонтик. Не самое лучшее оружие, но выбора нет.

Я двигался медленно, практически неслышно, но с каждым пройденным шагом моё сердце предательски громко отбивало ритм. Я был всё ближе, а сознание всё дальше. Подойдя к входу в комнату, и напоследок решительно выдохнув, я с криком и дрожью в коленях ворвался в гостиную, крепко вцепившись в зонт.

Казалось, я не так сильно напугал неизвестного, как испугался сам. Я не стал сразу бить, а решил подождать, пока незнакомец, свалившись на пол от страха, суматошно поднимется с колен. Ругаясь благим матом, он кряхтел и неуклюже встал на ноги.

Нет, не может быть.

Это был отец.

Вот только я не сразу узнал его в этом человеке. Одежда грязная, руки покрывала какая-то пыль, лицо было сильно опухшим и осунувшимся. Из сорокалетнего мужчины отец превратился в настоящего старика. И эта самая боль, которая копилось очень долгое время, была готова вот-вот вырваться наружу. Я только сейчас понял, насколько больно смотреть на родного человека, который так и не справился с обстоятельствами и опустился на самое дно.

Я опустил глаза, и увидел веник, который лежал на полу, а под ним осколки белой керамики. Что на этот раз разбил? Я поднял на него глаза и увидел, что он тоже смотрит на меня. Это было напряжённо, странно и…страшно. Я не знал, что у него на уме. Интересно, он вообще помнит, что чуть не убил меня?

В его глазах было что-то странное. Я не понимал, пьян он или трезв, но, по крайней мере, подозрительного запаха не было. Алкогольного так точно. Он смотрел на меня то ли с грустью, то ли с отчаянием, а, может, это вообще было…искупление.

– Даня? – его осевший голос заставил меня содрогнуться. – Ты…, – он посмотрел на осколки на полу.

– Ты здесь? – перебил я его.

Отец не ответил, лишь снова взглянул на меня, а потом нагнулся убирать осколки.

– Оставь это, – я отбросил зонтик в сторону. – Дай, я сам.

Я забрал из его трясущихся рук веник и стал подметать пол, полностью забыв даже о малейшей безопасности. Отец, кажется, был трезв, поэтому и вероятность побоев была мала. Я собрал осколки в савок, а потом выбросил их в мусорное ведро.

Папа присел на стул. Вид у него, конечно, был очень плохой. Я сел напротив него.

– Пап, где ты был всё это время? – спокойно спросил я, понимая, что нам всё равно необходимо много обсудить.

Интересно, он вообще знает, что вот уже как почти месяц лишён родительских прав? Знает ли, что я уезжаю в другой город со своим опекуном – его родным братом?

Отец тяжело вздохнул.

– Я…я не помню, что со мной было какое-то время назад, – я видел, как тяжело ему давались эти слова. – Почти месяц жизни выпал из моей памяти. Помню лишь то, что очнулся в больнице под капельницей. Врачи сказали, что кто-то вызвал скорую на заброшенную стройку на окраине города. Там меня и нашли. В больнице сказали, что у меня было…алкогольное отравление.

Алкогольное отравление. К сожалению, я не удивлён.

– Я долго приходил в себя, вот только сегодня смог вернуться домой, – он посмотрел на меня своими красными глазами. – Сегодня я достал из почтового ящика письмо. Оно пришло из суда. Там сказано, что…меня лишили родительских прав, – его голос сильно дрогнул на последних трёх словах.

– Да, – тихо произнёс я после недолгой паузы. – Это правда.

И тут…отец расплакался. Он был похож на беззащитного мальчика, который…нет, вру. Он был похож на обычного мужчину, который, кажется, только сейчас понял, до каких крайностей дошёл, до какого дна так резко опустился.

– Эй, пап? – казалось, я сам готов был разреветься. – Ты чего?

Но он не слышал. Он просто ревел. Таким я видел его только однажды – когда не стало Егорки. Даже, когда мама собрала вещи и ушла в неизвестном направлении, он не реагировал так бурно, как тогда и сейчас. Слёзы ему заменили пьянящие напитки.

Я сам не сразу понял, в какой именно момент у меня по щеке покатилась слеза. Да, этот человек в какой-то момент сдался, натворил много глупостей, которые сильно отразились и на мне, поднимал на меня руку в алкогольном опьянении, не интересовался моей жизнью вообще. Но тут в противовес вступает другое – то, каким он был раньше. Когда в нашей семье всё было хорошо, он и вёл себя по-другому: отец всегда был рядом, заботился о тех, кого любил, защищал, делал всё, чтобы дорогие ему люди были счастливы. Хотя бы именно из-за этого стоит остановить свой пыл обид, злобы и ненависти. Как ни крути, отец всё равно оставался моим отцом.

Каждый из нас может не выдержать в какой-то момент, перейти черту и уже не найти дороги назад. Ему нужна была поддержка – моя поддержка. Я был готов простить ему все обиды, всю ту боль, которую он причинял мне, то, что он на протяжении стольких лет так и не смог самостоятельно встать на верный путь. Я хотел ему помочь, и я готов был для этого многое сделать.

Не без опаски, я осторожно подошёл к отцу и…обнял его. Я уже и забыл, каково это. Меня не смущала грязная одежда, странный запах, который от него исходил, не смущали даже его слёзы, потому что всё это казалось настоящим искуплением. В ответ он обнял меня очень крепко, так сильно, как будто этот жест был для отца самым настоящим спасательным кругом.

– Пап, всё будет хорошо, – прошептал я, еле подавив дрожь в голосе. Я всё ещё держал его в своих объятиях, с осторожностью похлопывая своей ладонью его по спине.

– Прости меня, сын!

Эти слова отдались странным эхом где-то в глубине моего сознания. Что? Я же не ослышался?

– Прости за то, что я вытворял в последние годы, – его дрожащий голос был для меня словно край пропасти. – Я…я так сильно зациклился на Егоре, на маме, что полностью забыл о тебе. Мне было проще пить днями напролёт и винить во всём этот чёртов мир вместо того, чтобы попытаться прийти в себя и взять всё в свои руки. Только сейчас я полностью понимаю, что натворил. Теперь, когда уже слишком поздно.

Я затаил дыхание. Непривычно было слышать от отца такие признания. Может, у меня просто галлюцинации начались на фоне всего происходящего в последнее время? Что вдруг так резко переменилось? То, что отец чуть не скончался от отравления или то, что его лишили родительских прав?

– П-пап…

– Сегодня приходил Дима, – отец отстранился от меня. – Он…объяснил мне всю ситуацию, – он вытер тыльной стороной ладонью слёзы и, вроде как, справился с нахлынувшими эмоциями. – Он рассказал, что происходило с тобой в последнее время, признался, что оформил опеку.

Дядя Дима был здесь? Сегодня? А мне сказал, что ему нужно срочно уехать по делам. Теперь я понимаю, какие именно «дела» он имел в виду. Но, мне кажется, он правильно поступил, что встретился с моим отцом и сам ему всё объяснил, вместо того, чтобы кто-то чужой поведал ему о том, что сын уехал в другой город.

Я смотрел на его реакцию и никак не мог понять, что он чувствует: боль, обиду, отчаяние или полное безразличие? Хотя, какое тут безразличие с такими-то слезами? Не думал, что у меня когда-нибудь хватит смелости поверить, но это всё-таки случилось – я поверил, что отец понял и принял ситуацию такой, какая она есть. Он впервые не пытается оправдаться или отрицать происходящее, потому что просто смерился с тем, что в итоге мы получили оба. Может, отец ещё и не до конца осознал происходящее, но существенные сдвиги всё же были. Вот только, куда они в итоге приведут?

– Ты против? – я не переставал пристально смотреть на него. – Против того, чтобы я уезжал?

Отец поднял на меня полные боли глаза.

– Я понимаю, что так будет лучше, Дань. Лучше для нас двоих. Сам видишь, – он осмотрел гостиную, – у меня больше не осталось никаких условий, чтобы обеспечить тебе достойное будущее. Я не смогу помочь тебе, пока не разберусь со своими проблемами, пока не встану на ноги, – он шмыгнул носом. – А там – в столице, под присмотром Димы – у тебя будет возможность достойно строить свою жизнь. Он не бросит тебя, я это знаю, и именно по этой причине я хочу, чтобы ты поехал с ним.

Его слова вызвали во мне очень странные чувства: с одной стороны – я был рад, что отец наконец-то понял всю сложность нашего положения. Он ничем не сможет мне сейчас помочь, он не даст мне возможность достойно закончить учёбу и поступить в институт не потому что ему всё равно на меня, а потому что мою голову так и будут занимать мысли о том, как бы прокормить нас и не потерять дом из-за долгов. Это было смело с его стороны. Но всё же…неужели он не попытается меня хоть как-то удержать? Неужели просто так отдаст меня своему брату и забудет о моём существовании. Мой отец, конечно, далеко не ангел, проблем много доставил, но всё-таки, он – мой отец, которого, несмотря ни на что, я всё равно всегда буду любить.

– Дань, это не значит, что я хочу избавиться от тебя, – он положил свою тяжёлую руку мне на плечо. – Я это говорю, потому хочу для тебя достойной жизни. Я с болью и дикой виной отпускаю тебя, но со спокойствием, – отец опустил глаза в пол. – Я…Дима предложил мне пройти лечение в одной из заграничных клиник. Они занимаются вопросами зависимости. Он готов полностью оплатить перелёт и лечение, но с одним условием.

– И с каким же? – я уже ничему не удивлюсь.

И тут…отец посмотрел на меня таким ласковым взглядом, что у меня сердце сжалось от смущения и непривычки. Что…что это значит?

– Что я возьму себя в руки и стану таким же отцом для тебя, каким был много лет назад. Дима взял с меня обещание, что я вылечусь, найду достойную работу, он, кстати, обещал помочь, приведу дом в порядок и…

И?

– …больше никогда не опущусь до того дна, в котором сейчас нахожусь.

Верить? Или нет?

Но мне хватило буквально несколько секунд, чтобы принять решение. Да, я ПОВЕРИЛ ЕМУ! Не знаю, почему это получилось так легко, но всё же… И снова я не заметил, как по щекам покатились слёзы. Я уже и не надеялся услышать эти слова, увидеть в глазах такую решимость и мотивацию, но вот оно – чудо, которое произошло.

Я опустил голову на руки и уже больше не мог остановиться – эмоции выплеснулись наружу мощным потоком, тот груз, который столько лет лежал у меня на душе, в этот момент просто взял и исчез. Не верится, что это свершилось, но одно я знал точно – это можно назвать настоящим счастьем.

Пытаясь взять себя в руки, я даже не сразу заметил, как отец подошёл ко мне, нагнулся и крепко обнял. Он похлопал меня по спине, говорил какие-то утешительные слова, не понимая, что это были слёзы счастья. Но мы быстро успокоились, взяли себя в руки и серьёзно поговорили.

Наш разговор длился очень долго. Я планировал прийти домой максимум на час, а задержался на три. Но оно того стоило. Я долго сам не мог признаться себе, что не готов уезжать из города пока не встречусь с отцом, ведь эта часть моей жизни чуть ли не единственная, которая заставляла меня задержаться здесь хотя бы на день. Я давно решил все свои внутренние конфликты, простил все обиды, отпустил то, что осталось далеко в прошлом, но отец…до сих пор останавливал меня.

Он дал мне обещание, скреплённое клятвой памяти Егорки, что он возьмёт себя в руки и начнёт новую жизнь. Я мог бы не верить этим фразам, если бы он не вспомнил брата. Мне ли не знать, как сильно он любил своего младшего сына, мне ли не знать, какую мощь приобрели эти слова, чтобы, в конце концов, стать правдой.

После того, как мы расставили все точки над «i», отец помог мне собрать вещи. Я не стал брать слишком много – только то, что было по-настоящему необходимо. Вся моя жизнь уместилась в небольшой рюкзак, и именно в этот момент я понял, что у меня всё только начинается. Маленький багаж, горький опыт и светлая дорога в успешное будущее – всё, что мне удалось накопить за семнадцать лет жизни. Оно и неплохо!

На прикроватной тумбе стояла рамка с фотографией Егорки. Он улыбался мне и, казалось, смотрел совершенно живыми глазами. Как бы сильно я не хотел забрать это фото с собой, понимал, что отцу оно будет нужнее. Глядя на погибшего сына, он будет вспоминать, как дал обещание встать на правильный путь и начать всё сначала. Уверен, лицо Егора будет для него настоящим стимулом – очередным «пинком», который выведет на правильную дорогу.

– Всё собрал? – отец появился за спиной так неожиданно, что я выронил рюкзак.

– Чёрт! – вырвалось у меня.

– Прости, не хотел напугать.

Мы сели на мою кровать и осмотрели комнату. На стене оставались плакаты моих любимых музыкантов – моих кумиров, которые когда-то также начинали с нуля. Пустые шкафы, пустой письменный стол, пустое помещение, в котором когда-то кипела жизнь. Мне грустно оставлять всё так, но я знаю, что всё ради общего блага. Когда-нибудь отец продаст этот дом, не выдержав груз воспоминаний, который таиться в этих стенах, начнёт новую жизнь, но уже в новом месте. Я предчувствовал, что нахожусь здесь в последний раз. Сам не знаю, почему я об этом подумал, но чуйку не обманешь. Возможно, я и в самом деле больше никогда не увижу этих стен, они останутся лишь воспоминанием, стёртым со временем.

Я повернул голову и посмотрел на фото брата.

– Я хочу отдать тебе это, – я взял рамку и протянул отцу. – Когда будет тяжело, просто посмотри на Егорку, и тогда сразу станет легче. Мне всегда помогало.

Банально, смешно, но, правда.

Отец принял у меня фото младшего сына, и именно в этот момент я заметил застывшие в его глазах слёзы.

– Дань, – он взглянул на меня, – я исправлюсь. Обещаю тебе, что приложу к этому все силы, которые у меня ещё остались.

Я слабо улыбнулся.

– Прости меня, сын, – отец перешёл на шёпот. – Я только сейчас понимаю, что тебе приходилось нелегко всё это время. Мне жаль, что у нас с тобой всё так получилось, но…я надеюсь, ещё не поздно наверстать упущенное.

– Нет, – я покачал головой, – ещё не поздно.

И тут он обнял меня. Обнял так крепко, что я испугался за свои недавно сломанные рёбра. Хоть бы не треснули снова! Было тесно, но в этот момент я понял, что готов пожертвовать любой своей костью, лишь бы настрой отца на лечение не был напрасен.

Он проводил меня до калитки, мы попрощались, обещав поддерживать связь друг с другом, и я направился в сторону гостиницы.

Меня немного потряхивало. Странное ощущение, оно напомнило мне первые секунды после выступления нашей группы на школьном концерте. Тебе, вроде бы, стало легко, но не спокойно. Произошедшее ещё не отпустило, хоть головой ты и понимаешь, что всё позади. Но я не смог скрыть счастливой улыбки, не смог таить в себе то чувство, что испытывал. Пройдя столько сложных испытаний, я наконец-то мог сказать себе: «Всё позади». Но мне ещё предстояла нелёгкая работа – работа над самим собой, в первую очередь. И я обязан сделать всё возможное, чтобы возродить в себе тот самый внутренний яркий огонь.

Машина уже ждала нас у гостиницы. Нам повезло с водителем – он согласился подождать, пока я попрощаюсь со всеми дорогими людьми, которых оставляю здесь, да и дядя совершенно не был против, потому что понимал, как тяжело мне всё-таки было.

Самыми первыми появились Дэн, Лина и Лиля. Никогда бы не подумал, что при виде этих ребят я буду еле сдерживать слёзы. Я боялся, что девчонки окончательно меня добьют, ведь обе ещё не успели прижать меня к себе, как начали рыдать.

– Начинается…, – Дэн закатил глаза.

Хоть он и закатил глаза, всё же я знал, что таким образом он сам пытается подавить похожие эмоции.

– Не будь таким чёрствым! – бросила ему Лина, после чего уткнулась носом мне в плечо.

– Кто чёрствый? Я? – друг искренне удивился её словам. А я лишь улыбнулся.

– Девочки, ну, правда, – вступился я за Дэна. – Меня же не на войну отправляют и не выносят смертный приговор.

И после этих слов обе заревели ещё сильнее. Какие же эмоциональные они у меня!

– Не известно, когда увидимся с тобой, – протараторила Лиля. – Как мы будем с тобой на расстоянии?

На самом деле, мы с ней обсуждали этот вопрос. Я не хотел, чтобы наши отношения прекратились вот так вот, но был просто обязан узнать, что сама Лиля думает по этому поводу. Мы пришли к седеющему выводу: наше общение не прервётся, как и отношения. Постоянные аудио и видео звонки, совместные праздники и встречи по возможности. Но расстояние есть расстояние, оно играет определённую роль. Мы договорились, что если у кого-то из нас остынут чувства, то не станем скрывать это и пытаться спасти отношения на обмане, а просто останемся друзьями. Так было честно в отношении нас обоих.

– Лиль, мы всё это обсуждали, – негромко сказал я. – Не переживай так сильно, слышишь?

Мне пришлось отпустить Лину, чтобы крепко обнять свою девушку. Та всё никак не могла успокоиться. А вот Лина быстро взяла себя в руки, хоть и не обошлось без объятий Дэна.

На самом деле, эта картина о многом мне говорила. В первую очередь о том, что меня окружали люди, которым я действительно дорог. Мне не нужны были их слёзы в доказательство того, что я им небезразличен, мне хватало того, как много они для меня сделали за всё это время. И, да, мне не хочется оставлять их, никого из них, но головой я понимаю, что выбрал правильный путь.

– А ну расступись! – послышался знакомый голос где-то издалека.

Я вытянул голову и увидел, как прямо ко мне несётся Стас, оставляя Ромку и Ксюшу позади. Хорошо, что Лиля инстинктивно отстранилась от меня, иначе Стас заключил бы её в удушающие объятия вместе со мной. У друга даже очки с носа слетели, когда тот налетел на меня. Стас – типичный Стас!

– На кого же ты нас оставляешь?! – прозвучало иронично, хоть я и понимал, что в шутку. – Что же мы без тебя делать будем?

Почему мне это напомнило похоронный плач?

– Кончай прикалываться, юморист! – голос Ромки.

– Дай мне добить драму! – Стас всё ещё крепко сжимал меня. – Дань, – он перешёл на шёпот, – имей совесть, подыграй мне!

Я рассмеялся, просто не смог сдержаться. Я всегда любил Стаса за то, что даже в самые грустные моменты он мог преподнести нотку юмора в ситуацию. Это сильно разряжало обстановку.

– Ты ещё всплакни! – Дэн по-доброму усмехнулся.

Стас отпустил меня и серьёзно посмотрел на друга.

– Я ведь и зарыдать могу, ты только попроси, дорогуша.

И в этот момент даже девчонки, которые до этого лили слёзы, засмеялись. Пока они приходили в себя, Ромка и Ксюша по очереди обняли меня.

– Нам будет тебя не хватать, – произнесла подруга.

– Мне вас тоже, – я оглядел их всех. – Но я жду вас в гости. Я спрашивал у дяди, он только «за».

Видеться несколько раз в год, конечно, не то же самое, что видеться каждый день. Я понимал, что будет тяжело, и был готов к этому. Я смотрел на ребят и понял, что самому глаза жгут слёзы.

– Чёрт! – я отвернулся, чтобы убрать влагу с глаз. – Ребят, я безумно буду скучать.

– Боже, я сейчас сам заплачу! – Дэн подошёл и обнял меня, а потом присоединились и остальные.

Я чувствовал себя как в крепости – неприступной крепости, которая никогда не падёт даже под самыми тяжёлыми ударами. Прочность её стен уже была проверена испытаниями и временем. Я знаю, что никогда в жизни не усомнюсь в силе и стойкости нашей с ребятами дружбы. Никогда!

Время шло. Настала пора выдвигаться. Самолёт нас ждать не будет.

– Что? Уже? – Лиля резко встрепенулась.

Я взял её заплаканное лицо в свои ладони.

– Пора.

И после этого она заплакала ещё сильнее.

Я прижал девушку к себе, еле сдерживая собственный ком в горле. Мне самому хотелось кричать от боли, но должен был держать себя в руках ради друзей. Потом я поцеловал её, и мне было всё равно, что я сделал это на глазах у ребят. Девушка не отходила от меня, пока я прощался и с остальными: Ромкой, Стасом, Ксюшей… А вот с Дэном и Линой я хотел поговорить отдельно.

– Ну, брат, удачи тебе! – Дэн крепок пожал мне руку, а потом крепко обнял. От меня не укрылось, что его голос дрогнул. – Я буду скучать.

– Я тоже, дружище, – негромко произнёс я. – Хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.

Друг внимательно посмотрел мне в глаза.

– Пообещай, что добьёшься того, о чём так долго мечтал. Не позволяй никому вставать у тебя на пути, понял?

Он лишь кивнул, пряча внезапно появившиеся слёзы на глазах.

– И ещё: присмотри за Лилей, чтобы сильно не страдала.

– Да, я понял.

– И береги Лину. Сделай всё возможное, чтобы она не переживала.

Я был похож на наставника, который пытается донести до своего подопечного серьёзный смысл этих слов.

– Я обещаю тебе, – прошептал он, серьёзно глядя мне в глаза.

И мы снова обнялись.

Я прощался не просто с другом – я прощался с братом, с человеком, который всегда был рядом со мной в самые сложные и страшные моменты моей жизни. Эта была сильная боль, которая ещё долго будет давать о себе знать.

– Будь всегда на связи, – произнёс Дэн.

– Обязательно. Братья навек?

Я не видел, но почувствовал, как он улыбнулся.

– Братья навек.

Противоречие добивало меня. Я знал, что должен был его отпустить, а с другой стороны не мог. Но выбора не было. И эту проблему мы переживём вместе.

Осталась Лина – светлый человечек, который так внезапно ворвался в мою жизнь и в корне изменил её. Мне не нужны были слова, чтобы выразить ей свою благодарность за всё, что она для меня сделала – она и так всё знала.

Я распростёр свои объятия.

– Иди сюда, – сказал я ей.

Лина очень крепко обняла меня, и я стал переживать, что подруга меня и вовсе не отпустит. Уедет машины, улетит самолёт, а я так и останусь в её объятиях. Мне было очень сложно прощаться с ней, мне казалось, будто я отрываю что-то родное и невероятно ценное. Появившись в моей жизни так внезапно, эта девушка также резко и уходит из неё. Мысли о том, что мы ещё нескоро увидимся, приводили меня в тихий ужас.

– Ну, всё, успокаивайся, – я погладил её по голове. – Мы же не навсегда прощаемся, правда же?

Она лишь кивнула.

– Спасибо тебе большое, – шёпотом произнёс я.

– За что? – её голос дрогнул.

– За то, что спасла меня. И не только от детского дома, но и от…всего остального.

На этих словах я сам был готов разрыдаться. Невыносимо было оставлять дорогих мне людей.

– Обещай, что ты устроишь там свою жизнь и станешь великим музыкантом.

Я улыбнулся, но положительно покачал головой.

Раздался сигнал машины. Пора в аэропорт.

– Подожди! – раздался голос Лины, когда я уже собрался садиться внутрь авто.

Она протянула мне что-то завёрнутое в крафт-бумагу.

– Это тебе от нас небольшой подарок на память. Открой, когда соскучишься.

Я принял у неё подарок.

– Спасибо, – прошептал я.

– Хорошей дороги, Даня, – Лина улыбнулась, и моё сердце сжалось от умиления.

Машина завелась и тронулась с места. Я до последнего махал ребятам рукой. Перестал, только когда их силуэты совсем исчезли из виду. Внутри меня всё сжалось от тоски, мы не успели отъехать, а я уже сильно по ним скучаю.

Скучаю…

Я взглянул на подарок ребят, который всё ещё держал в руках. Напоминало маленькую коробочку. «Открой, когда соскучишься», – голос Лины не покидал мои мысли. Я разорвал крафт-бумагу, положил рядом, чтобы не оставить мусор в салоне, и взглянул на памятный подарок.

Фото. Наше групповое фото, которое мы сделали после выступления на школьном концерте, помещённое в рамку. Мы на нём такие счастливые, ещё не знаем, через что нам придётся пройти и что пережить. Эти лица – самое дорогое, что есть в моей жизни, и я сделаю всё возможное, чтобы так было и дальше.

Слёзы потекли по щекам, но я не обращал на них никакого внимания. И пускай впереди новая жизнь, новые люди и возможности, я всё равно буду помнить тех, кто был со мной с самого начала и до самого конца.

«Люблю вас, ребята. И это навсегда».