Kitabı oku: «Цветение», sayfa 15
– Он показывает магический потенциал. Так я определяю, в какую группу отправить ученика. В разных группах разные программы и системы и, по итогу, все занимаются в нужных им ритмах и показывают прекрасные результаты. Мои профессора помогают в этом. Поэтому Академия Чародеев острова Туле является самой лучшей из всех школ. Ни одна академия и школа не выпускала столько талантливых ведьм и ведьмаков. – Винцент говорил это с нескрываемым блаженством. – Интенсивность света разная, форма света разная, у кого звезды, у других лучи, свечи. У тебя звезды, и очень сильные, у твоей пока-еще-жены солнечные зайчики.
– Увлекательно, – протянул Парцифаль, разглядывая шарик, – но методика преподавания не мое.
– А что твое? Уверен, из тебя бы вышел отличный учитель, Парцифаль Реген.
Парцифаль практически оскалился.
– Мой испуг прошел. А вы заблуждаетесь. Вы всего лишь обычный старый чародей, не более того.
Винцент встал.
– Ты веришь, что я научился магии ши? Ходят легенды…
Взгляд Винцента был похож на раскаленную сталь. Казалось, если он захочет, весь мир взорвется, развалится на части. Древняя магия бурлила в воздухе, проникая во все уголки кабинета. Древняя магия подступала к горлу Парцифаля, лишая воздуха.
– И что? – выдавил Парцифаль, отдавая голосу всю силу и спокойствие.
Профессор Вальден не ответил, лишь осторожно взял шарик из холодных рук Парцифаля. Отдав шарик, Парцифаль ощутил пустоту.
Шарик в руке Винцента забился в конвульсиях. Внутри зажглось Солнце. Оно клокотало, билось, стремясь всеми протуберанцами достичь земли. Свет, безмерно яркий, озарил кабинет.
Шарик пульсировал, взрываясь все еще большими вспышками света, желая поглотить в себя кабинет, Академию, остров Туле, Землю.
Парцифаль вжался в стену, ожидая, что от него останется лишь тень. Ему ничего не оставалась, как, собрав все силы, ослепить самого себя. В глазах потемнело, уши наполнил пронзительный шум.
Очнувшись, Парцифаль обнаружил себя в кресле. Через размытый фокус он видел, как Винцент пьет чай с черничными пряниками и размеренно беседует о чем-то с фамильяром.
– Хочешь чаю? Иван-чай, вечнозеленая жимолость, красный кизил и боярышник. – Винцент встал и положил в трясущиеся руки Парцифаля чашку. – Старайся больше не смотреть на солнце так близко, а то можно умереть, ладно? Когда хочешь приступить к преподаванию?
– С-сегодня, профессор Вальден. – Еле проговорил Парцифаль и залпом выпил горячий чай точно рюмку виски.
1992 год.
Горький отвар из корня боярышника, выпитый рано утром – вот был весь завтрак. Гаспар слегка касался пальцами век, желая тактильно убедиться в их наличии, и только тогда заходил в аудиторию.
В кабинете было душно, хотя все окна были открыты. Гаспар шел не спеша, чтобы не ускорять и так разволновавшееся сердце. Дикий ужас накрывал его волной, раз за разом.
Приветственные голоса казались глухими, отдаленными. Все ученики были рады видеть нового учителя, но он никак не мог по-настоящему ответить им взаимностью.
– Сегодня практическое занятие, это все помнят? – Гаспар говорил ровным голосом, скрывая дрожь. Но ему казалось, что его голос – медвежий рык.
Гаспар смотрел на учеников, проглатывая сильное желание сбежать. Он всегда любил быть в центре толпы. Ему нравилось сама мысль учить. Но на практике все оказалось иначе.
Это то, что представляла из себя жизнь. Без предупреждения, без видимой причины. В окружении учеников становилось дурно лишь от того, что они могли узнать. Узнать, что глаза профессора становились золотыми, точно липовый мед, а тело покрывается бурой шерстью.
Предательски, злобно смеясь, буквы расплылись по листу, превращаясь в пятна чернил.
«Просто дыши, – уговаривал себя Гаспар, – просто дыши».
Профессор Дюбуа перевел взгляд на ученицу, посмотрел пронзительно, в упор. Будто руки не тряслись, будто шерсть не покрыла их под рубашкой, будто лицо девочки было четким и ясным.
– Увлекательно. Вам понравился доклад? – Спросил Гаспар у зала, с облегчением слушая положительные ответы.
Пары Гаспар заканчивал намного раньше положенного срока. И быстро, не помня себя, добегал до учительской. Сердце колотилось внутри.
Вокруг шумел лес. А он тут, в пустой учительской, у окна, ровно дышал. Шум доносился с улицы, будто издеваясь. Сменяющиеся голоса, листва, ветер. Все спешили по делам, и кто бы поднял взгляд, взглянул в окно.
Шум еще сильнее мог свести с ума, но Гаспар открыл окно, чтобы окунуться в него. Забыть в шуме о ворохе острых мыслей. Заботливые руки отодвинули его и разместили в своих объятиях.
– Что случилось, Гас? – осторожно спросила Ванда, обняв друга.
Гаспар прижался головой к ее голове и заплакал. Страх, копившийся в груди так долго, вырвался на свободу. В руках Ванды Гаспар больше не мог его удерживать.
– Сейчас мы пойдем погулять, ладно? На улице такая хорошая погода, так солнечно и тепло. Потом поедим, нужно хорошо поесть, верно?
Плача, Гаспар кивнул. Сердце все еще бешено билось. Ванда погладила его по спутанным волосам.
– Потом снова погуляем, дойдем до твоей любимой беседки. Потом вернемся и займемся чем-то полезным, что бы ты хотел? Выберем во время прогулки, а потом снова поедим, да?
Гаспар кивнул, крепко сжимая в объятиях подругу. Он думал о предстоящей прогулке, еде, беседке и занятиях. Медленно его сердце успокоилось. Гаспар повис в ее руках.
2008 год.
Старый хрупкий дом на окраине Финляндии отзывался скрипом на каждый шаг незваных гостей. Намокшие одежды мешали идти. Илари, моментально втянув клыки, прижался к холодной пыльной стене.
– Это старый дом семьи Койвисто, тут жили мои покойные родители, – Илари Койвисто выровнял дыхание, – тут нас не найдут. Но лучше бы ты обратилась к Фриде или позволила бы мне!
– Нет! – рыкнула Астрид.
Как она ни пыталась, клыки не убирались. Лишь касались раздраженной кожи губ.
– Оставь меня и иди.
Илари взглянул на поднимающуюся луну. Уже слишком давно они переживают эти жуткие ночи в полнолуние. Каждый раз Астрид было все хуже. А Илари не знал, как помочь.
Илари заботливо укрыл Астрид найденным в шкафу старым плащом. Астрид пробила сильная дрожь. Она сжала поцарапанными пальцами грязную ткань и выдохнула. С воздухом горло покинул очередной рык.
Оборотни молча сидели друг напротив друга вечность, пока Астрид не нашла в себе силы.
– Обещай ничего не говорить обо мне. Обещай никогда не говорить обо мне с кем-либо, – Астрид прижала ладонь к его груди, ощущая, как бьется сердце оборотня.
– Астрид…
Астрид снова рыкнула, взглянув в его синие глаза своими черными. Илари видел в них силу, неуправляемую, похожую на готовый проснуться гейзер. Ее когти проткнули кожу Илари. Тот не поморщился.
Илари мог бы давно оттолкнуть любого, но ведьма смотрела в его глаза и Илари, ощущая под ее пальцами тьму, не мог не подчиниться:
– Обещаю.
Астрид надломлено усмехнулась. Она нажала ладонью на грудь оборотня и по ней, вслед за сильным толчком, пробежали серебристые волны. Астрид направила на это весь остаток магии, который помогал ей сдерживаться. Ее лоб потрескался, сквозь миллиарды трещинок сочился свет.
– Я думаю, нужно начать изучать в Академии черные заклятия. Видишь, как помогает? Но профессор Вальден не слушает, хотя и сам… сам очень хорош в темной магии, я знаю.
Илари смотрел на нее стеклянным взглядом. Его связали с Астрид сотня нитей, они касались шеи оборотня. Вот она – цена обещания.
– За это ты боролась, Астрид? – Илари окинул взглядом дрожащую фигуру двоюродной сестры в проеденном молью плаще, а потом чахлое, пыльное убежище, – как же мы оказались здесь? Ты, такая сильная и талантливая чародейка. И теперь ты тут. И теперь ты заставила меня дать обещание против воли, ты использовала на брате темную магию. Ради чего? Чтобы Фрида и Тильда не узнали, почему ты проиграла? А Суви? Оно стоит того?
Грудь Илари нестерпимо жгло, но эта боль была ничем рядом с той, которую он раньше переживал в полнолуние. С возрастом обращенные простые люди учатся бороться и справляться. Илари еще никогда не благодарил судьбу, что не получил магию.
Астрид выпрямилась, чуть ослабив руки. Она не осознавала, сколько бы отдала, чтобы услышать это от родителей. Они всегда говорили лишь о Фриде и Матильде.
– Я думала, что справлюсь. Я хотела помочь таким. Я хотела на своем опыте понять, как помочь и вылечить оборотней, – Астрид сдержала крик, но ударила рукой по полу. От ее удара образовались трещины на полу. – Ты не имеешь право осуждать. – Астрид через боль выдавила улыбку.
Тело Астрид местами покрылось шерстью, и прорезались клыки. Астрид подавила крик, до крови закусив губу. Ее тело пробили конвульсии, стягивая нервы в одну сплошную боль. Ведьма выгнулась, цепляясь когтями за все, что попадалось под руку. Трещины пошли по всему лицу. Черные глаза последний раз стали фиолетовыми. Илари инстинктивно сделал шаг назад. Он знал, что ничего не может сделать. Но все равно совесть грызла оборотня.
Хруст костей оглушил Илари. В каждом звуке ощущалось, как ломается магия. Магия, проходя через Астрид, прорывала голову, нестерпимым зудом покалывала в ладонях. Астрид глухо закричала и в этот момент, Илари мог поклясться – магия стала видна в пространстве.
Астрид, похожая одновременно на непропорционального волка и человекоподобное существо, тяжело дыша, уставилась на Илари тусклыми глазами.
Проснувшись рано утром, Тильда поцеловала мужа в лоб, встала, спустилась вниз. Кухню обычно уже наполнял запах утренней выпечки, но пока Эди спал. Суви тоже спокойно спала в своей комнате.
Зелья сна уже не действовали. Тильда подозревала у себя много плохих диагнозов, но решительно закрывала на них глаза – потом подумает, ведь нужно еще позвонить клиентам, убраться, заняться другими делами и, в конце концов, встретиться с подругами.
Свернувшись в клубок, на полу мирно ждала змея. Тильда слегка дотронулась до ее бархатной чешуи и Филлис подняла на ведьму глаза. Глаза фамильяра загорелись белыми огоньками.
Тильда уже поняла, зачем пришла змея. Филлис зашипела и исчезла, оставив после себя небольшую записку. Тильда спокойно приготовила себе завтрак, хотела позвать домового, но не смогла. Как ему сейчас? Как сейчас вообще быть?
Позавтракав, и не обнаружив желания спать, Тильда решила убраться в доме. В этот раз предметы не летали по дому, выполняя свои функции, Тильда сама тщательно выдраивала каждый уголок, каждую и без того чистую вазочку. После Тильда спустилась в мастерскую и не выходила оттуда, занимаясь росписью. Аккуратные, маленькие и точные до тошноты движения вызывали покой.
Эди к тому времени давно проснулся. Когда же Тильда закончила, а это был уже конец дня, Эди обнял жену и, уткнувшись в ее темно-рыжие растрепанные волосы тихо спросил:
– Поделишься?
Тильда прижалась к нему и, не говоря ни слова, положила голову на его плечо. Эди чувствовал, как намокает рубашка и как дрожит ее тело.
– Как мне сказать Суви?
Эдвард судорожно выдохнул.
2013 год.
Сосны, ели и березы Финляндии уже два года принимали своих путников. Их было немного – чародеи – Суви Адельхейд и Инна Ортега, и ши – Адар и Туиджа. Они долго были в дороге, обходя все леса, возвращаясь обратно и находя новые тропы. Когда хотели бросить, верили, что идут к верной цели.
Суви чувствовала, что подводит всех, но продолжала упрямо идти. Проснувшись ночью, она услышала разговор Адара и Туиджи. Ши не нуждались во сне и каждую ночь вели очень похожие беседы, но эта отличалась от остальных:
– Почему ты помогаешь этим… ведьмам? – сморщила нос Туиджа.
– Я полюбил их. – Что-то блеснуло в глазах Адара. – Думаю, мы зря так отгородились от чародеев. В конечном итоге, ведь в них течет и общая с нами кровь.
Туиджа зашипела. Ее уши задрожали. Золотые глаза увеличились.
– Все совершает ошибки, и кто-то из наших сородичей не был исключением, – Туиджа практически рычала, напоминая дикую кошку, – даже не смей, не смей никогда так говорить! Предатель… Все, подобные тебе, предатели!
Адар лишь устало улыбнулся.
– Почему-то именно ты пошла с нами. Не только ты знаешь тайные поляны и тропы.
Туидже стало некомфортно под напором его внимательных глаз. Видя ее замешательство, Адар наклонился вперед. Он смотрел Туидже прямо в глаза и ждал.
– Не все жалуют тебя, Адар с острова Туле. – Туиджа заметила в глазах Адара печаль, – Как и я. Но я не могу позволить, чтобы один из нас пострадал из-за ведьмы!
Адар кротко кивнул и отвернулся. Ши думал об острове на краю мира с его таинственной, но холодной и безмерно красивой природой. Он дотронулся до земли, чувствуя, как она пульсирует под его пальцами. Тонкие прутики молодого терновника потянулись к нему.
– Если бы я мог помочь Суви, найти этот цветок…
Адар бы с радостью нашел заветный цветок и избавил ведьм от мучений, но ни он, ни другие ши не чувствовали цветы, созданные древними ведьмами. Они понимали лишь те, что рождались с их магией и цвели в их легендах.
– Мало кто из чародеев знает о цветке, еще меньше в него верят, и только треть таких верующих отправляется его искать. Но в твоей ведьме слишком много скорби, она не слышит лес. – Туиджа коварно улыбнулась. – Я решила вам помочь, чтобы убедится, что ведьмочки не совершат своих глупостей.
Адар зарычал. Он гордо и властно посмотрел на Туиджу. Она видела в его глазах желание напасть. Вокруг поднялся ветер, зашумели листья дубов. Испуганные кедры закачали кронами.
Туиджа хотела ему сказать пару едких слов, но во взгляде Адара было нечто настолько хрупкое и величественное, что Туиджа лишь потупила взгляд.
Тем утром Суви ушла от всех, выбрав для удобства одну из ближайших полян. Туман покрывал траву, пробирался между деревьями. Так тихо, что Суви без магии могла слышать, как просыпается лес. Ведьма упрямо убеждала себя, что дрожит от холода.
Она села на холодную землю и закрыла глаза. Под ней пролегали корневые системы, и Суви говорила с ними. Каждый день она просила их о помощи, слушала их истории и отзвуки ветра между ветками.
Трава оплетала тело ведьмы, на тоненьких стебельках распускались сладко пахнущие цветы.
Но это все еще не помогало.
Не открывая глаз, Суви призвала фамильяра. Тару села рядом. Ее глаза засветились. Расправляя магию по телу, Суви подумала, что зернышко волчьего цветка – сердце. Бьющееся, пульсирующее и живое.
Трепетный голос сердца цветка заполнил ее. Почувствовав этот голос, трава покорно отпустила Суви.
Соединяясь разумом со всеми корневыми системами, ведомая далеким биением сердца, Суви искала нужную дорогу. Она спрашивала, сама не понимая, что идет следом за поступающими импульсами. Деревья и трава ловко вели ее, не позволяя врезаться и упасть.
Тару бежала следом.
Суви открыла глаза на поляне, спрятанной от людских глаз за колючими кустарниками. Они расступились, пропуская Суви.
Голова Суви закружилась от восторга.
На поляне росли причудливые цветы, напоминающие собой птицу. Голубую птицу, подсвеченную изнутри мерцающим блеском. Цветы пахли весенним дождем, зимним холодом и горечью.
Суви присела и осторожно, боясь испугать, дотронулась до лепестков. На пальцах Суви покалывал холод.
Тару, опьяненная запахом, упала на спину, приминая траву, и закрутилась, выворачиваясь во все стороны. Она мурчала, довольно поджимая ушки. Ее черная шерсть вся покрылась голубоватой пыльцой.
Смотря на своего фамильяра, ведьма ощутила покой. Впервые за долгие годы мягкое блаженство тронуло ее лицо. Суви рассмеялась. И мысль, которой Суви так противилась, окутала ее: продолжать использовать способность. Но нет, Суви четко решила, что это – последний раз.
Немного отдохнув, Суви направилась назад, прихватив с собой несколько цветков. Только сейчас она заметила орла, тревожно кружащегося над ней. Его золотые глаза всполохами огня отражали солнце.
– Спускайся!
Орел послушно спикировал вниз. Через секунду рядом с Суви стоял Адар. Он порозовел и не поднимал взгляд.
– Я просила не делать так, помнишь?
– Прости…
Суви мягко улыбнулась и взяла друга за руку. Адар наконец поднял глаза.
– Ты ведь мог обратиться в полевку, я бы не заметила…
Адар нервно усмехнулся. До лагеря Суви и Адар шли молча.
– Ты нашла их! – Инна кинулась к подруге и крепко обняла ее.
– Да, – рассмеялась Суви.
Она держала в руке то, ради чего ее мама провела свои последние тяжелые годы в беспросветной боли – голубой цветок, маленький и изящный, уместился в Суви руках. Но Астрид не суждено было их увидеть. Осознание, что Астрид и не могла найти цветок, лишь сильнее ударило по Суви.
Но Суви вдруг улыбнулась, предчувствуя, что Инна сможет сделать из его нескончаемого сока эликсир для оборотней.
Глава 18. Листва колючая жестока
2022 год
Если бы Суви спросили, где она окажется в тридцать лет, она бы сказала, что видит себя где-то в саду, полном диких роз. А потом бы смутилась этой мысли. Потому что это не значило ничего, ни кто она, ни что делает, ни с кем. Но она упорно видела она только это.
Но вот недавно ей исполнилось тридцать. Суви все еще не могла ответить на эти вопросы. И теперь она не понимала, какой станет к сорока годам.
Сейчас над Суви горело испанское солнце. Суви часто смотрела на горы и будто зачарованный, сказочный лес. На древние замки под полной луной.
– Когда я уже стану таким же большим и поступлю в Академию? Мне надоела эта простая школа, – проворчал в очередной раз Крисанто, садясь напротив Суви, – мне уже девять!
Суви лишь рассмеялась. Чем больше она смотрела на маленького мальчика перед собой, тем сильнее понимала, что жизнь полна чудес. В его янтарных глазах горело нестерпимое желание вырасти, но Суви чувствовала, детский задор из них не уйдет никогда.
– Слишком скоро, Чанто.
Крисанто недоверчиво сощурил глаза и рассмеялся.
Они сидели на залитой утренним солнцем веранде, вдыхая запах примулы и роз. Все виделось Крисанто легким и спокойным, но сердце Суви сжималось в тревоге.
Крисанто был так похож на свою мать, с оливковой кожей, вьющимися каштановыми волосами и даже черты его лица напомнили ее. Вот только глаза, янтарные, подсвеченные теплым золотом, говорили какой он особенный и кто его отец.
Увидев, что идет прабабушка, Крисанто быстро надел очки, которые очень не любил носить.
– Слишком, слишком скоро, – подтвердила подошедшая Далия.
Бабушка Инны, Далия Ортега, которой недавно исполнилось девяносто, оставалась статной и подтянутой женщиной с пышными белыми волосами, контрастирующими с оливковой кожей.
Далия задорно рассмеялась, от чего ее серьги из сотни бус зазвенели в такт, а Суви печально улыбнулась. Бежавший за Далией хорек блеснул белыми глазами. От них обоих пахло зельями и сажей. Кажется, Суви уже знала, какой будет Инна в старости.
– Но зачем же из-за этого грустить?
– А можно я летом пойду в Академию? – с надеждой спросил Крисанто Ортега, округлив глаза.
– Спроси у мамы, – подмигнула ему Далия.
Вскоре спустились Анфиса и ее дочь Инна. В доме Далии семейство Ортега приезжало часто. Вот и сейчас, в разгар лета, они гостили здесь. Инна отменяла все свои планы и оставалась дома с семьей. Бабушка и мама часто спрашивали, кто отец мальчика, но Инна отмалчивалась. Впрочем, они уже знали ответ, смотря на глаза Крисанто и то, как часто их навещал Адар, но все еще ждали признания от самой Инны.
Суви смотрела на трех женщин семейства и удивлялась, как Инна, одновременно, была похожа на их обеих. Две разные крови идеально слились в ней.
Когда на день к ним приехала Суви, Далия уговорила ее остаться на неделю.
– Ты никогда полноценно не была в Испании, – строго замечала Далия Ортега.
Суви решила это исправить, раз выдался шанс. Вдалеке от дома, под теплым солнцем Испании, все проблемы казались такими блеклыми, маленькими. Дом, наполненный множеством амулетов, сушеных трав и благовоний, защищал, казалось бы, не только от тьмы, но и от самой себя.
Далия продолжала традиции предков, добавляя в еду полынь и другие защитные травы, особенно рябину, она верила, что так можно всегда чувствовать себя в безопасности. Инна тоже верила в это. И теперь верила Суви.
К обеду в дом Далии прибыли еще двое: Давид и Прия. А позже и Лаура. Друзья долго обнимались, точно не виделись с Академии и не поддерживали связь. Но на самом деле они старались встречаться очень часто, чтобы не потерять свою дружбу.
Забрав Крисанто, Анфиса и Далия оставили друзей одних. Они сели за небольшой столик под туей.
– Нужно будет приезжать сюда чаще, – с восторгом сказал Давид, осматривая прекрасный пейзаж.
– О, бабушка будет в восторге, – подмигнула Инна.
– Только где теперь найдешь время? – серьезно спросила Прия, – забот станет больше.
– Инна же находит, – Давид обнял жену, поцеловав ее в макушку, – и мы тем более найдем. Не волнуйся.
На веранде сидели старые друзья. Они смеялись и шутили, обсуждая прошедшие недели. Но каждый раз, отстраняясь от диалога, Суви чувствовала укол совести. За тринадцать лет ее друзья изменились.
Прия Хатри стала, к своим тридцати, членом Совета, отвечая за вопросы спорта и образования, так же вела прекрасную колонку в журнале, критикуя команды и соревнования в различных видах магического спорта. Мнение Прии считалось самым уважаемым и ценным среди других критиков. Из всех молодых членов Совета именно ей пророчили пост Великой Чародейки.
Давид Олсон стал мастером спорта и тренером команды Дании по стрельбе. Однажды он обязательно станет главным тренером, но самой большой заслугой Давид считал не спорт: все деньги семьи Лунд, перешедшие к нему после смерти дедушки, Давид хотел сжечь, но одумался и направил их на помощь магическим существам и, в частности, драконам. Именно благодаря его помощи и заботе о драконах, создании заповедников и пунктов помощи, драконы больше не были вымирающим видом.
Недавно в семье Давида и Прии родилась девочка по имени Падма, которую оставили на дядю. Дядя Чандан обещал быть самым лучшим дядей-ведьмаком за всю историю. И ему было трудно не поверить.
Лаура Селланд, как и Давид, стала тренером. Она занималась с детьми, живущими в пансионатах и приютах для чародеев. Лаура жила с отцом и мужем Стефаном, которого она встретила недавно. Стефан тоже занимался плаванием. Правда он больше любил экстремальные виды, и Лаура присоединилась к нему. Она редко общалась с Деметрой. И каждый день, в трудные моменты, она думала о поступке Инны и об обещании, которое она дала профессору.
Инна Ортега, кроме рождения прекрасного сына и успешного его воспитания, пусть и благодаря помощи мамы, Адара и бабушки, совершила еще и невероятное открытие. Инна смогла создать эликсир для оборотней-чародеев, помогающий им сдерживать волка внутри и колдовать. Суви завидовала ей, и жалела, что не могла воспользоваться ее талантами в годы учебы. Но она забывала в этих мыслях, что Инна никогда не приготовила бы зелье, если бы не сама Суви.
На днях Инна и Суви получили премию от Верховной Чародейки и Союза целителей за вклад в целительство и мир. Давид так же получил свою награду за спасение животных. Прия очень гордилась ими.
Но, главное, они были счастливы, и Суви видела это в их горящих огнем глазах.
Суви помогала Инне, занимаясь всякого рода бумажной работой, консультацией и поддержкой оборотней. Каждый день она отводила душу, стреляя из лука, и мечтала бросить все, уехать подальше и не возвращаться. Но она слишком сильно боялась подвести девочку с копной рыжих волос и темными глазами. Дома, помогая Эди готовить торт к приезду мамы, ее ждала шестилетняя Холли Адельхейд.
Холли стала единственным, что радовало Суви в личной жизни. Отношения у нее никак не складывались. Все постоянно не те, или же Суви не та.
– Вы смотрели вчера новую серию? Я всем скидывала? – Спросила Инна. – Розмарин такая прелесть. Простые люди многое теряют, не имея возможности его увидеть. – Инна мечтательно улыбнулась.
– У меня нет времени смотреть сериалы, – ответила Прия.
Инна закатила глаза, а потом хищно улыбнулась.
– Я его для тебе найду.
– Скоро выходит сериал про спасателей драконов, – прервала их Лаура.
Давид улыбнулся.
– Да, и угадай, кто консультировал!
– Ого! Поздравляю! – Лаура приобняла Давида.
– Это, правда, замечательно, – солнечно улыбнулась Суви.
– Я им очень горжусь, – солнечно улыбнулась Прия.
Вероника, фамильяр Давида, села на его плечо и протянула привязанную к лапке записку. Последнее время молодые чародеи пользовались своими волшебными каналами связи на простых телефонах, но оставались те, кто предпочитал отправлять фамильяра, как было раньше.
Джасмин Блэр, занимающаяся вместе с Давидом волонтерской деятельностью, путешествовала с Гаспаром, который обучал детей в бедных деревнях, и баловал их магией, точно фокусами. Вместе с Вероникой Джасмин отправляла не только свое письмо, но и печальные новости с острова Туле.
Давид произнес не дрогнувшим голосом:
– Инна и Суви, вас приглашают на похороны Анемон.
Инна выронила бокал. Красная жидкость растеклась по скатерти.
Суви тяжело вздохнула:
– Она была еще так молода для цверга.
С того дня, как пути Парцифаля и Винцента разошлись, прошло слишком много лет. И все же старые друзья не переставали писать друг другу. Но каждый день Парцифаль чувствовал безмерную тоску.
Тот день, о котором даже страшно воспоминать, дался Парцифалю нелегко. Парцифаль оказался во тьме, в которой трудно было сделать шаг.
– Если ты уйдешь, я снова стану прежним. – Каждый день выкрикивал Парцифаль, – я пойду с тобой, куда бы ты ни пошел!
Глаза Винцента становились грустными. Обычно он молчал, но в тот день спокойно ответил:
– Если твои изменения так поверхностны, что держаться лишь за меня, то и хорошо, что они исчезнут. Я бы хотел, мой сердечный друг, верить, что я и Академия повлияли на тебя намного больше.
Бархатный голос Винцента эхом разносился по округе, вторя печальному крику ворона.
– Куда ты пойдешь? – Парцифаль отвел взгляд. – Даже если я и останусь таким, но куда ты один? Кто позаботится о тебя и убережет от рокового решения?
Винцент рассмеялся. В его тонкой улыбке играло солнце, пойманное между страницами книг.
– Меня никто уберечь не сможет. – Винцент стал серьезным, – Пора тебе взять ответственность за себя и принять все то, от чего ты убежал на Туле. Как и я приму свою ответственность.
Парцифаль и Винцент крепко обнялись. Парцифаль смотрел ему в след, замечая, как гордо Винцент идет по залитой солнцем дорожке и мысль, пугающая и страшная, заметалась в его голове: мы не увидимся больше, мой верный друг.
Парцифаль остановился у дома на краю Баварии. Тут, окруженные всеми благами, жили двое мужчин. Хорст Буш и его старый отец Сильвестр Адельхейд, один из видных деятелей магического сообщества Германии.
Сильвестр недавно отпраздновал семьдесят восемь лет. Он уже плохо ходил и все еще не видел. Наследственность отца в виде долгих здоровых лет жизни ему не досталось, к радости Сильвестра.
С двоюродными сестрами Сильвестр практически не общался, не приезжал на праздники. Он не хотел говорить с ними с тех пор, как Фрида и Астрид стали тесно общаться с его отцом, восхищаться им.
Парцифаль замер у двери из грецкого ореха, нерешительно постучал. Но он уже проговорился о своих намерениях новой помощнице Иоланде Линдберг, поэтому пути назад не было.
Иоланда часто уговаривала Парцифаля попробовать стать Верховным Чародеем. Но Парцифаль оказался равнодушным к этой мысли. Его волновали лишь звездное небо и то, что с его юной помощницей все будет в порядке. Парцифалю больше не хотелось власти, и он был несказанно этому рад.
«Ты можешь мной гордиться» – так однажды началось его письмо Винценту.
Дверь Парцифалю открыл Хорст Буш. Он был очень похож на бабушку, особенно ярко-рыжими волосами. Парцифаль вздрогнул, увидев лицо внука, и надломлено улыбнулся.
– Здравствуйте. – Сдержанно сказал Хорст. – Вы что-то хотели?
Вид статного гостя его ничуть не удивил. Такие часто приходили к его отцу по работе, получить совет. Но в строгих чертах его лица что-то Хосту показалось знакомым. Лишь только Парцифаль улыбнулся, хозяин дома понял, что именно.
– Отец говорил, что ты придешь, – сказал Хорст.
Парцифаль ничего не ответил. Хорст молча отошел, пропуская дедушку в дом.
– Я слышал и о твоих заслугах, – сообщил Парцифаль.
Хорст совершенно без злобы улыбнулся. Смотря на дедушку, он понимал еще более ясно, чем прежде, почему многие восхищались им, пусть и зная о темной магии и прошлом. В таких людях было слишком много силы и магнетизма, чтобы устоять, даже если человек тебе отвратителен.
Претензий к дедушке у Хорста не было. Ему не нужно было его внимание, школу магии он закончил местную. Иногда общался с двоюродной тетей Фридой, чисто ради статусной переписки, а остальное его не волновало. Свою принадлежность к роду Адельхейд при этом Хорст не скрывал. Его это забавляло.
– А я слышал, ты вернулся в Совет, – Хорст провел дедушку на верхний этаж, – тетя Фрида помогла?
– Твоя тетя прекрасный друг, но она тут не причем, – достаточно мягко ответил Парцифаль.
Парцифаль чувствовал себя чужим в этом доме. Доме, принадлежавшем слепому старику, скрючившемуся в кресле – его сыну.
– Парцифаль Реген, – раздался из глубины комнаты хриплый голос.
Там сидел тощий старик, весь исполосованный морщинами, но волосы его, медно-рыжие, были сильно тронуты сединой. Казалось, сто двадцать два тут именно Сильвестру, а Парцифалю только семьдесят восемь.
– Сили, – ласково произнес Парцифаль, точно говорил с восьмилетним мальчишкой. Впрочем, Сили и почувствовал себя таким в его присутствии.
– Ты давно потерял право ласково называть меня, Парцифаль, – сухо заключил Сильвестр.
– Я знаю.
Парцифаль встал перед сыном на колени и взял его дрожащую жилистую руку. Сильвестр не отдернул ее, но напрягся.
– Я присылал письма, сначала. На каникулах не решался приезжать, да и обещал. А потом… потом я решил, что не могу быть тебе нужен.
– Это оправдания. Ты боялся, что я прогоню тебя. А сейчас… – Сильвестр подавил кашель, – сейчас вдруг пришел.
– Я перестал бояться. Я больше не могу убегать и не должен. – Парцифаль сжал руку сына, – и в тот ужас, что тебе пришлось пережить, я не хотел верить. Я должен был забрать тебя к себе.
– Ты должен был много чего, – Сильвестр с невероятной для своего тела силой сжал руку отца, – не ври мне, что не знал. Ты посылал своего фамильяра проведать меня, я чувствовал твою птицу. Да и мой ворон чуть не вонзил когти в твоего пестрого друга. И ты был на похоронах матушки, стоял в дали. Никто кроме меня не мог увидеть тебя. Тоже мне, скрылся заклятием.
Не обращая внимания на боль в руке, Парцифаль привстал и дотронулся пальцами до лба сына. Парцифаля пробила дрожь.
– От тебя и от ведьмы Адельхейд не мог родиться кто-то еще. Но моя редкая сила слишком непомерна.
