Kitabı oku: «Поэзия звездной ночи», sayfa 3
Глава 2. Сияние млечного пути
12. В мою комнату едва заходит свет,
Туда не забежит небесная тропа,
И не зажжется в нею свет,
Сияя лунною фатой река.
И не скажу прощальное пока вам,
И не погаснут лампы на совсем,
Когда лозою безвластною нападкам,
Завьются ясные погоны и цветам,
Скажу прощальным вздохом, до свидания.
Увы, уж больше и не вступит тут нога,
Земная, человека Иль живого.
Быть может лишь мяуканье кота,
Зайдет в квартиру бывшего сей двора.
И пусть разваляться дома,
И потеряются в остатки знания.
Но я б желал, чтоб навсегда,
Остались записи мои и те пристатки.
Желал бы, чтобы сохранилась та луна,
Что светом освещала люд.
И чтоб те села, столь родные нивам, городам,
Не забыли голос детских чуд.
И будет уготован суд, земным правителям неясным,
Что родину желать в остаток, сжечь укором властным.
Но Русь одна и не поддастся сей ужасным,
Властителям, что влечет лишь несчастье.
О боже, но не пошатнется Русь,
Да земля стоять останется навеки.
И будем помнить мы своих уж навсегда,
А вы пускайте пыль земной омеги.
Ведь сила ваша столь низка,
Вы лишь террором угрожаете.
Но Русь с народом навсегда,
Вы нам стрелой не угрожайте.
13. Я убегу в туман под тлены (крылья) ночи.
Пускай меня уж больше не найдут.
И пропаду под пеленою очей,
Что тянут меня только в пустоту.
И в небытие быть может я лишусь рассудка,
И перестану я пленять сердца людей.
И уж не будет больше тех прибауток,
Что так сверкать в душе моей.
Быть может, становлюсь я старше,
Но не с наружи, а в душе.
А может это то дурное знамение,
Что так преследует меня по сей же день.
Ох, как бы я желал уснуть глубоким сном могилы,
Куда бы впал никто другой пиит.
И как бы я желал лишиться связи с миром,
Чтобы не слышать гул и пулей рык.
Увы, но чувства есть дурное,
Что приближается уже скорей плохое,
И как бы я желал забыться и сбежать,
И горести бытия сего не знать.
Я б взял туда лишь близкую богему,
Лишь книги и перо подальше от Эдема.
И я б сбежал в ту глушь туманна,
Чтоб лишь в покое и удало,
Мне пели песни, серенады,
Те ветви устного посада.
И был бы счастлив я в тиши далекой,
Коль сей мила была бы там со мною.
И не было бы войны и шума кроя,
Что так шумели серенадой строя.
Там не было бы той разлуки беспощадной,
Когда вас отделяют километры стано.
И было бы счастье в той дали безданной,
Где был бы лишь покой от тех сигналов странных и шума курантов безударных,
Туда где нас уж больше не найдут.
Склоняться ветви той могучей Ивы,
И укроют нас от прочих сильных вьюг.
14. Чужой, на родине бездомный.
Я был ребенком, что сломлен был судьбой,
Гроза тех волн невиданных очей,
Создание полон был мечтаний алых,
Что так сияли каждый день.
Вы видели улыбку, но не знать контекст тот,
Что нес я с собою в руке.
И печальный зонтик, что погряз уж,
В глубоко разинувшейся тьме.
Я не знал не счастья, не печали,
Лишь бродил я словно с русской хандрой.
И не знал я вовсе тех печалей,
Когда проходят тебя стороной в стране «родной».
Да, родился я здесь, но не место,
Это то, что назвал бы родным,
Ведь есть уже счастливое место,
Где и льются те краски, мечты.
Меня приняли там с столь улыбкой,
И признали меня там своим,
Хоть и не был рожден на убытке,
В стране сей лучистой синевы.
Не смотря на удары и грозы,
И те трещины сильной души,
Я несу еще знамя и осень,
Что спасают меня от сей тьмы.
Я был чужой для юного сей звенья,
Был слишком старше для младых умов.
И не знали они, как же бреньем
Раздавался их насмешливый зов.
Я рожден был под арками ночи,
В Москве, при смешливой гармонии.
После ведал я свет у морей,
И сидел на причале веселый весь день,
И смотрел на былое, что поведать мне тенью утеса в тот будень.
Я знал про Старинного Томаса друга,
И про старый красивый сей город в нови.
И я чувствовал запах былой там свободы,
Разинули очи твой дух старины.
И как же прекрасен был запах Орехов,
Посыпанных сластью, корицей и смехом.
И не забуду тот праздничный свист юных манжеток,
И тот красочный свет фонарей из беретов,
И громкое пение ласточек, птиц.
И если земля, ты забудешь меня,
Просто знай, что тебя я не кину никогда.
И тоска, что сей льется по сердцу мою,
Крикнет громким сей эхом про любовь к берегу,
Лишь услышь ты заветом моим сей, прошу.
И молюсь я, что беглые наглые люди,
Возомнившие богом себя самого,
Что судить могут и решать на прилюдок,
Что им делать разрешено-суждено.
И я слышал уже те дурные вести,
Что творят они с тобой на возмездие,
Но не ты виновата, дорогая моя,
Я ведь знаю, что ты столь чиста.
И пусть нелюди эти ступают оттуда,
Кто не ценит язык и прекрасность твою,
Те, кто тебя лишь только оскверняют рассудком,
И не мыслят, что делать с тобой навеку.
Пусть традиции юности тех былых лет сохранятся в очах,
Я прошу не кидай свой язык, герб и флаг,
И себя сохрани навеки веках,
И прошу я, дождись лишь меня и подай только знак,
Синевы и запах хлеба на твоих берегах,
Иль хрустальный цветок василька в кистях.
15. Отражение
Помыслить я не мог о той печали,
Постигшей многие сердца.
– Да, веру потеряла я.
Сказала девушка прекрасней, чем весна.
– Да, в поту работа усердно без конца,
Но было проку от меня?
Спросила тихо у меня, былого кузнеца.
Но был ли толк и есть ли цена,
Страданий и ума предела?
В тиши раздался тихий гром,
Что спрятался за переломом смело.
Ну нет, уж, так я не могу,
Я так тружусь, но проку мало,
И то кольцо, что я венчала,
Уже давно с меня то спало.
И как же быть,
И что мне делать?
И есть ль спасение дару Фера,
Иль может есть местечко смело?
То самое, под солнцем, для меня.
Сей место, что талант бы озарило
И крылья мне свои прелестно подарило.
Кто я? Кто ты? Зачем мы здесь?
Зачем есть свет и смысл весь?
– Вопросов много, что сеять печаль,
Но только ты в них не утопай.
Ответило светом, раздавшимся, звук,
Осколков, порезов и легкий испуг.
Беседа длилась еще без конца,
С кузнецом, что являлся отражением себя.
Задавалась вопросом она без конца,
Но ответ не найти, увы, никогда.
16. Д.
Я встретил вас ежесекундно,
Меня почтил ваш взгляд, тот думный,
На мир и ропотного звенья (рванья),
Суждения полон был сей слог.
Польстил меня до обольщение,
И ваша скромность до без ног.
Я видел в вас свое спасенье,
И рифмы новой вдохновение.
Но вы простились и с затмением,
Ушли в былую Даль мгновенья.
Я помнил вас, и без удельно,
Безудержно мечтал о Сретения.
Я ждал вас ропотно в мученьи,
Надеясь встретить вас в смятение.
Хотелось встретиться мне вас нежно,
Сказать, то восхищение прежне.
Однако ж сгнил былой мятежный,
И удержный тот пыл безбрежный.
Я жаждал стать сей вашим другом,
Но взгляд тот, был бездумно дурен.
Вы затуманились болезнью,
И стали вы кудесник смежным.
Мой взгляд польстили вы, прелестный,
Увы, не стать нам тленьем трезвым.
Сплетающимся пламенем чудесным,
В нить судьб поры небесной.
Мне жаль, ваш взор на мир, кудесник,
Желал бы быть я к вам прилежней.
Но вы лишь сын дурного взора,
Что так не видеть недобора,
Познаний и ума завет.
Увы, хотел я стать друзьями,
Но вы отбросили меня,
Играя звонкими словами
А в сердце злобу сей храня.
Все ваши слоги и дурманы,
Влияли плохо на меня,
Сей буду изъясняться с вами,
Я лишь словами навсегда.
Быть может просто мимоходом,
Вы может вспомните меня.
Теперь уж, я не над надзором,
Стихов той птицы чердака.
Вы все решали слогом строчек,
Бумаги пламю передав,
И все надежды разжигая,
Спасенье птицей и пера,
Вы утопали безо льда.
Вы думали, спасете, знали,
Что жизнью вы сей исхудали,
И тихо прожитое стремя,
Хранили вы внутри себя,
Тем самым семенем растя.
Теперь мой взгляд не восхищает,
Ваши поэмы и стихи,
Ведь видел я у вас внутри,
Что сердце медленно сгорает
И тленным пламенем сияет.
2.
Теперь же утопайте в сладость,
В грехах своих течения малость.
Вы столь смешны и безнадежны,
Что насмешили свиту точно.
Вы думаете вы гениальны?
Блесны умом и так реальны?
Но кто же в мире здесь талант,
Коль рыба птицей возомнила,
Считая полететь уныло,
Получится весьма в проссяк.
Считаете себя вы вольны,
И лицемерие надгробным,
Польстить вы можете поклонниц,
Сказав слова фиктивно в повесть.
Считаете себя умами,
Постигшие завет упрямый,
Считаете себя умнее,
Ученых и богов прометея.
Увы, ведь судей нет,
Так пусть уроком станет вам безликий свет,
Не буду беспощадно злиться к небесам,
Лишь блик оставлю яркий, на свет завидный вам.
Пусть судит вас заветом, тот луч прощальных нег,
Пусть вспомниться вам в этом,
В последующий вовек.
17. Мечтатель
To people who give me dreams,
You will keep your promise to forever,
I think my eyes it doesn’t means,
That it don’t look like ocean since (sidle)
I love one man, who will approved my dreams.
He was a quilts in my heart,
Now I keep my love and roots,
Only for my mind.
I was like tree in the seedless,
I was like moon in your mind,
But you have lost to me forever,
And blow like paper for (from) July.
2. Version
To the people who give me dreams
You will keep your promise forever
I guess my eyes don’t mean it
Since then, it no longer looks like an ocean.
I love one man who will approve
He was a patchwork in my heart
Now I keep my love and roots
Just for my mind.
I was like a tree without seeds
I was like the moon in your thoughts
But you’re lost to me forever
And inflated like paper for July.
18. Язвнули как-то мне разок,
Что к сердцу путь через рассудок,
И с помощью ума таланта,
Шутя и юмором пленить,
Возможен разум женский славно.
Но на абсурдство элемента,
Ответил я весьма конкретно,
Что путь растоптан уж давно,
А сердце стлело в гари сполна.
Уж не светятся те глазки,
И не отдадут огласке,
Яркость гения ума
И таланта сея творца.
Не отдастся сердце ласки,
Путь закрыт для не огласки,
А тропа уж заросла,
Тьма была лишь там видна.
Сей творец мой нерептивый,
Пел ту песнь до сей могилы.
Провожая мертвеца,
Встретил у творца гонца,
Что с поклоном приходил
И посылку завозил.
Юноша сей был в новинку,
Сердце забрести в язвинку,
Тише всех он трепещал,
В путь сей дальний провожал.