Kitabı oku: «Поэзия звездной ночи», sayfa 4

Глава 3. Падение звезд

19. Гадание

Мне сказала цыганка слегка,

Намекнула она так шутя,

Что осталось мне не черта,

А всего лишь 50 лет труда.

Отшутилась я быстро, уж простите,

И подумать не мочь на пиите,

Что с 16 лет обрести,

Я судьбу свою с левой ноги.

Вы меня насмешили весьма,

Сказав, что жизнь коротка,

До 66, что же быть,

Верю вам, так тому бы и быть.

Но забавно само то, что судьба,

Была бы роптива весьма.

И развилкою алою веной,

Обозначить мне путь предрешение,

Что вот мое назначение,

При любом исходе-изречение.

И слягу глубокой могилой,

Уж так и быть, сладостной лирой.

Кто ж поймет, был ли прав былой уж тот странник,

Иль цыган обмануть на без знание.

20. А в небе гаснут фонари,

В померкшей тьме цветут они,

Как розы словно без любви,

Окутав ядом заунывным,

Несутся очерки беды.

И ясным синим небосвод,

Польстит густеющий туман,

И дурным словом бессословным,

Сияет утро в хуторах.

Проснутся зори заунывно,

И пронесутся над землей,

И будет видно их из мира,

Со всех окрестностях иной.

Но я в деревне ярко взмывну,

И встретив там, рассвет иной,

Тихо вспомню нашу встречу под продоленной луной.

И быть может, сгинет счастье,

И быть может, все к черту,

Но не сгинет самовластие,

Над душою пелену.

И дрожащим, куполами,

Разлетится на ниве,

Звон тот яркий беспризорный,

На лугах моей земли.

И вновь вспомнятся те встречи, петухи, собачий лай, библиотека и то детство,

Что завет в столь дальний край.

И с улыбкой, снова вспомню,

Я глухие вечера,

Со слезами на глазах

И с синицей в пеленах.

И лишь я теряю речи,

Видя темь на тех землях,

Шум дорожный и беспечья

Люда здешних на лесах.

Уж теперь, не видно неба,

На балу облачных нег,

Ведь теперь здесь лишь пар бремя,

И заводов на лугах.

21. Переход этапов смуглых,

Ярким знанием прольется,

Лишь эпоха нынче в моде,

Устрашать поэтов с фронта.

Что ж, начать с строфы широкой, Было б глупо так, весьма.

Так, что нынче я с погоды,

Песнь решил сыграть до тла.

Я уж мнил момент суровый,

Тот ведь самый, переломный,

Когда мысли те сурово,

Поглотили бы, изъять.

Что ж, я ныне начинать,

Изначально чувства сей,

Желал бы я свои осветить.

И ярким пламенем сей мрака,

Изъять идеи с тем нападкам,

Но, что уж, хватит просвещать,

Начнем комедию играть.

Я уж больше не такая,

В ком искал ты свой ответ.

Нынче лик твой не пугает,

В тусклом свете бренных лет.

И теперь уж, тихим зовом,

Не зовет тебя никто.

Скрежет двери, ропот нежен,

В пустоте, где решето.

Да и нынче на безбрежие,

Уж, не жду я никого.

Мне не нужны те забавы,

С бесконечными страстями,

И лишь тихие удары,

Звук в ночную меженью.

Нынче уж пойду по брегу,

Я искать другую негу.

И искать иной течения,

Той реки, под знамением Бренье.

Но и в сети той эпохи,

Романтизма и утопий,

Не вернусь я больше ныне,

И не сверю слог, тот милый.

Уж, простите нынче сплясу,

Распрощаться с древом вашим,

И из лирики любовной,

Перейду к строфе широкой,

Реализма нынче зовы,

Движут мной в тот мир суровый,

Где уж движет напряжение,

Там совсем иного звенья.

И начну другое бремя,

Знамя я нести с виною,

И пойду под иное время,

С распростертую рукою.

Улыбнусь, и скажу махом:

«Что ж, встречай меня земля»,

Только нынче, я с опаской,

Отнесусь к строфам тогда.

И быть может, ярким гласом,

Я начну плести судьбу,

Но уже с другой опаской,

За ту смелость и пристрастие,

Что в себе давно несу.

Я ведь знаю, как грешно то,

Что желанием прикоснуть,

Я решаюсь на шажочек,

Описать и пояснуть.

Что ж, божественной эпохи,

Стоит нынче снизойти,

В творчестве поэта скромно,

Смысл новый обрести.

Лишь поэтому, возможно,

Я уйду от старины,

И найду дорогу слова,

Где никто уж не пройти.

И комедия исчадно,

Пусть звучит к концу изрядно.

Я оставлю письмена,

Для другого сей конца.

Коль желает так эпоха,

Пусть возьмет с меня все слова,

Что держал в затишье долго,

Я у бремени гонца.

И пройду я путь суровый,

Пусть разбитый и бедновый,

Но найду я ту проталину,

В яркой синеве окалину,

Но Коль в Сибирь я попаду,

Я и там не пропаду,

И лазейку обрету.

22. 𝐖𝐞 𝐫𝐞 𝐦𝐞𝐞𝐭𝐢𝐧𝐠 𝐲𝐨𝐮 𝐚𝐠𝐚𝐢𝐧, 𝐥𝐨𝐨𝐤

𝐀𝐧𝐝 𝐭𝐡𝐞 𝐬𝐮𝐧𝐫𝐢𝐬𝐞 𝐰𝐢𝐥𝐥 𝐛𝐞 𝐟𝐞𝐥𝐭 𝐛𝐲 𝐭𝐡𝐞 𝐦𝐚𝐧𝐞.

𝐁𝐮𝐭 𝐭𝐡𝐞 𝐛𝐢𝐫𝐝𝐬 𝐚𝐫𝐞 𝐛𝐮𝐫𝐧𝐞𝐝 𝐟𝐨𝐫 𝐦𝐞 𝐭𝐨𝐝𝐚𝐲

𝐀𝐧𝐝 𝐭𝐡𝐞 𝐢𝐜𝐞 𝐦𝐞𝐥𝐭𝐬 𝐥𝐢𝐤𝐞 𝐚 𝐛𝐞𝐚𝐮𝐭𝐢𝐟𝐮𝐥 𝐝𝐚𝐲.

𝐈𝐧 𝐭𝐡𝐞 𝐬𝐤𝐲 𝐈 𝐬𝐞𝐞 𝐲𝐨𝐮𝐫 𝐟𝐚𝐜𝐞

𝐈𝐦𝐚𝐠𝐢𝐧𝐞 𝐭𝐡𝐢𝐬 𝐢𝐬 𝐨𝐮𝐫 𝐝𝐞𝐬𝐭𝐢𝐧𝐲

𝐁𝐮𝐭 𝐧𝐨𝐰 𝐈 𝐤𝐧𝐨𝐰 𝐭𝐡𝐚𝐭 𝐲𝐨𝐮 𝐫𝐞 𝐣𝐮𝐬𝐭 𝐞𝐦𝐩𝐭𝐢𝐧𝐞𝐬𝐬

𝐛𝐮𝐭 𝐈 𝐬𝐭𝐢𝐥𝐥 𝐥𝐨𝐨𝐤 𝐚𝐭 𝐲𝐨𝐮 𝐥𝐢𝐤𝐞 𝐚 𝐠𝐨𝐝𝐝𝐞𝐬𝐬

𝐚𝐧𝐝 𝐈 𝐥𝐞𝐟𝐭 𝐨𝐮𝐫 𝐝𝐞𝐚𝐫 𝐡𝐨𝐦𝐞

𝐁𝐞𝐜𝐚𝐮𝐬𝐞 𝐧𝐨𝐰 𝐢𝐭 𝐛𝐞𝐥𝐨𝐧𝐠𝐬 𝐭𝐨 𝐝𝐞𝐚𝐭𝐡

𝐀𝐧𝐝 𝐈 𝐫𝐞𝐦𝐞𝐦𝐛𝐞𝐫 𝐞𝐯𝐞𝐫𝐲 𝐦𝐨𝐦𝐞𝐧𝐭 𝐰𝐢𝐭𝐡 𝐲𝐨𝐮

𝐁𝐮𝐭 𝐧𝐨𝐰 𝐲𝐨𝐮 𝐫𝐞 𝐡𝐞𝐫𝐞 𝐰𝐢𝐭𝐡 𝐨𝐭𝐡𝐞𝐫 𝐟𝐚𝐜𝐞𝐬

𝐒𝐨 𝐟𝐮𝐜𝐤 𝐲𝐨𝐮 𝐠𝐨𝐝𝐧𝐞𝐬𝐬 𝐠𝐨 𝐚𝐰𝐚𝐲

𝐀𝐧𝐝 𝐟𝐞𝐥𝐭 𝐚𝐧𝐨𝐭𝐡𝐞𝐫 𝐛𝐥𝐞𝐝 𝐧𝐞𝐬𝐭

23. Воскрешение души.

Я был разбит, но ты поднял меня из тлена,

Холодной вьюгой обуздав,

Ты встал и медленно тем пледом,

Накрыл меня свободу потеряв.

И тихим эхом пронесется время,

Пройдут года, не встретимся в зиме,

Но холод тот, оставшись в теле,

Теперь уж тлеет, лишь в огне.

И все осколки способна, ведь разладить,

Простая человеческая грусть.

Но тихий шепот и тепло твое представить,

И поднимается улыбка на душевных уст.

И может быть, не встретимся мы больше,

Ведь с вьюгой той, исчез ты навсегда.

Но я запомню образ твой туманный,

И скулы, что читались в тех чертах.

И под луною алой, вспомню имя,

Как звали мою милую тоску.

Вспомню ту, кто так любила.

До тебя в снегах… не утаю…

24. Пролитый кофе на столе,

Застыл в медовых пятнах.

Где виденье постигло не во сне,

А в образах, осколках и остатках.

Ох, боже мой! Постигнет там несчастье,

И гром суровый тело пережить,

И будет то дитя несчастно на заклятье,

Мерцать в тиши и тихо тяготить.

Ох, океан мой милый ненасытный,

Очисти ж имя ты мое,

Да и всплыви по пятнам бурым,

Спасая силой от невзгод.

О, волны милые, да будьте же гонимы,

Вы тучами суровыми судьбой.

Но помню я, что друг писал учтивый,

Что природа равнодушна к письмам строф.

Да и бед не ведает природа,

Равнодушие пленяя, в силу слова.

25. А вы не думали, что научились не любить?

Уже нет трепета в сердцах сего спросонья,

Да и не помнишь больше, как же дальше жить?

Без человека любимого из дому.

А вы не думали, что научились не любить?

И тихим шепотом уж имя не прошепчешь,

А вы не думали, что поменялась жизнь?

И свет погас в окне бездонном в лесе.

А вы не думали, что разучились быть?

И потеряв надежду, очи не смыкая,

Лишились вы надежды и любить,

И чай в руке тихонько приглушая.

А вы не думали, что научились не любить?

Не так уж ропотно, ведь сердце полыхает,

А вы не думали, что просто уж прошла?

Пора возвысить чувства и сердца.

А вы не думали, что научились не любить?

Уже не сердитесь на глупые затеи,

Ведь вы просто повзрослели.

26. Из тьмы глубокой пустоши, пронесся звук.

Такой тоскливый и скрипучий словно стук.

Раскрыв широко двери в ясных небесах,

Заполонило тучами, туманом взгляд.

И на пороге сумрачной травы,

Виднелись в пустоши смиренные черты.

Из смерти созданы полотна нечистотный,

А мрак затмил сей лик бесплотный.

Явился он как снег весенний,

И перламутром загорясь.

Шагами в час пошел, сей было фарс.

И напряжение подвисло в минуты мнимые для нас.

Заполонить кошмар остатком,

Способен был недуг с прибавком.

Но очутившись на просторе,

Вздохнул, увидев в небе море.

Что ж, сновидение явного.

Могло б постичь уже любого.

Однако ж, правду говорят,

Что смерти лучше быть не рад.

А коль порука то пришла,

То значит жди сея гонца,

Предвестника иного знамения

Или рассудка затуманья.

27. Lonely love

My soul will always belong to you.

And I will always pretend to be your love,

Because I was disappointed to see that it was true without you.

My destiny is always based on blind love,

but you make me different with fib.

And maybe I will die,

But you can’t even try,

To disappointed or lie,

Because you really differ.

And you don’t love me now,

I know you just a lier,

The influx of your soul is deadly, how misfortune after the white striper.

28. Мой дом погряз в бумагах томных,

И не найти здесь ясный лист.

Где написал бы я спросонья тонко,

Как сон прекрасный бенефис.

И там вердикт в суде железном,

Услышу тихий узкий писк

И ты приедешь, но поверь мне,

Не встретишь ты там Делевис.

И вдохновение не счерпано,

Мне ноет о судьбе иной.

Когда за клеткою пустое,

Виднеться где то там покой.

И смуглым взором озаряя,

Вновь треплются шлеи вокзала,

Перемещая теплым блеском,

Зеркальные лучи цепляя.

И сквозь туман сомкнутой двери,

Увидишь ты речной вокзал.

Вновь вспомнив о той свиристели,

Играющей в ручной мандал.

29 Моя душа полна кошмаров

Извилистых томных путей

Где не прошел и путник славно

Продрогнув с кожи до костей

И намертво лежит подушка

Упрямо в тьме моей тиши,

И тихо вспрянет с той подушки,

Покой волнуемой души.

И голос сладок лишь в ту зорьку,

Когда темнеет небосвод.

А кофе сладок понемногу,

Где злато золотой рекой течет.

И томный голос захудалый,

Сказал в тиши ночной листвы:

– Иди же путник, милый странник.

В волнуемые те нивы, что горьким острым сей оскалом

Заставят вспыхнуть ярким знаньем,

Бескрайний сей покой души.

– И тихим голосом несчастным

Пройдет другой закон ненастным,

Напомнив о судьбе далеко,

И о борьбе жестокого полета.

30. Пешки и дамы.

Как много пешек безнадёжных,

Томимые судьбой несносной,

Но средь земных существ безбожных,

Бывают дамы на подножие.

Они дошли до небосклона,

Сменив себя на сердце строго.

Видали те иные звенья,

Бои ранений разных званий.

Но не поймете вы, лукавый,

Коль вы не бегали сквозь дебри,

Любовных игр и затей,

Что рассыпались мигом нервным,

От лжи закошенных мечей.

И эти дамы, сей прелестны,

Их крылья оборвали бездны,

Но те пытаться с той надеждой,

Найти любовь красою нежной.

Вы, берегите милых дам,

Томимых мнимою надеждой

Которые прошли обман,

Измены и замены совращений,

Поля, меняющие клетки обольщений.

31. Игры страстей.

Мы с ним играли в игры страсти,

Уставшие от жизни в сласти.

А скука обомлела нами,

Не понимая, что же мы смешаем.

Являлся отражением меня он знатно.

Он забавлял меня всезнанием невнятным,

А я был смешен, ведь я знал его всеядно.

Все слабости и недостатки в здравии порядка,

Я лихо вуалировал мудрости достатком.

Я знал его как все 4 года,

Послать хотелось мне его далеко.

Он дурен был своей натурой,

Такую помнил я в 12 под Вентурой.

Я знаю, что был тешен и в то же время,

Но он сумел постигнуть тоже бремя.

И игры, те с интрижкой сей забавно,

Что кто-то скажет глупость сей же внятно,

То сразу засчитается порядком,

Балл в победе с высоким сдатком (сдачей),

Собеседнику, что был уж на прицеле.

Мы с ним играли в непонятную игру,

Не тех интриг и дружбу наяву.

Но он был дурен и потешен для меня,