Kitabı oku: «Всякая Всячина I», sayfa 3
Батюшка стоял как вкопанный и искренне не понимал, почему эта женщина так легко им управляет, а он ничегошеньки не мог сделать в ответ. Тем временем Серафима продолжала, не обращая на него внимания:
– …и как мне стоило в таком случае поступить, а? – только сейчас батюшка прислушался к „исповеди“ этой странной женщины, про которую нельзя было с уверенностью сказать, что она намеренно занимается богохульством и кощунством, так как таких неоднозначных персонажей в церкви присутствует огромное количество; да и в не морали отказывать людям, даже отошедшим временно от верного пути. – Подруга-то моя – это правда, но не могу же я ради нее голая прийти к незнакомому человеку, так ведь? Вот если бы вас попросил товарищ о таком одолжении, вы бы согласились? – она не дождалась и продолжила. – Можете даже не отвечать, вижу вы адекватный человек и нашли бы другой выход. Но… Я не смогла и согласилась. Ха-ха! Но самое смешное знаете что было? – спросила она уже правда в ожидании какого-либо ответа, но ничего не услышав сказала. – Когда я пошла ночью к нужной квартире и постучалась по двери… Мне знаете кто открыл? – продолжила она с улыбкой издеваться над ним. – А ну-ка, попробуйте угадать? Ну, давайте, поддержите как-то разговор. – очень неудобная тишина встала между ними.
– Знайте… – начал батюшка.
– Ну, ладно, скажу сама. – сразу перебила она его, будто бы не расслышав слов. – Передо мной предстал старый священник с огромным крестом, понимаете?! Вот вы с этим не сталкивались, но все же, как бы поступили в тот момент? Потому что, например, я почувствовала себя неловко: все же человек глубоко религиозный и теперь я должна заняться с ним этим ужасом, впасть в эту похоть, с человеком, который возможно в будущем будет проповедовать о чистой душе моим детям и внукам?! Ох, сложно-то как было мне тогда… – она настолько театрально, тяжело вздохнула, что даже самый заядлый критик крикнул бы: верю! – Деваться, к сожалению, было некуда, так что мне пришлось согласиться на этот грех, хотя… – тут она сделала долгую паузу и неожиданно выкрикнула. – Видит Бог! – я этого не хотела.
Тут уже она привлекла внимание всех находящихся верующих: каждый отвлекся от молитвы, даже сами чтецы, и направил свой взор на нее. Но Серафиму уже было не остановить: она продолжала говорить на высоком тоне и ни капли не смущалась. Батюшка, слушавший ее терпимо все это время, теперь окончательно вернулся и в ясности увидел, насколько эта сцена, развивающаяся перед ним, глупа и кощунственна, поэтому, не медля ни секунды, он сделал тщетную попытку прервать весь этот цирк:
– Извините, женщина, но вы…
– Так что ж вы молчите, люди добрые?! – кричала Серафима во всю мощь, покрывая этой волной голос бедного батюшки. – Куда катится наше верующее общество, вы понимаете?! – она начала переходить в наигранную, но очень правдоподобную истерику. – Господи! – подняла она руки ввысь. – Покажи нам, грешникам, праведную дорогу! Мы точно свернули с правильного пути, так сделай что-то с этим! Все мы преклоняемся перед тобой!..
Серафима упала на колени, продолжая смотреть на исписанный потолок внутри храма. Все смотрели на это страшное, но одновременно и любопытное зрелище – именно по этой причине ее и не выгнали из храма в самом начале этого спектакля. Каждый здесь видел свое: кто-то смотрел исключительно из любопытства, кто-то ей верил, кто-то жалел, но – как говорится – в чужом горе есть всегда что-то приятное… Конечно были и те, которые в этом видели некое послание свыше – одним из таких был сам отец Сергий из-за чего он продолжал наблюдать и только крестился часто, насколько позволяло его здоровье. Но, неужто не нашелся среди всей этой публики хоть один человек, который желал бы всей душой остановить весь этот непрекращающийся акт богохульства? Конечно, нашелся. Этим человеком оказалась та самая старушка, единственная знакомая Серафимы в этом обществе, которая не выдержала, хотя терпела долгое время и заставляла себя быть милосердной по отношению к таким людям, но ее усидчивость подвела: пенсионерка подошла к Серафиме резвым шагом, встало сзади нее и со всей дури ладонью ударила по голове, после чего платочек слетел, а сама Серафима, упав спиной на пол, огненными, сверкающими глазами впилась в старуху, приправив бесовской улыбкой – это старушка явно не восприняла адекватно и страх охватил все ее старое, дряхлое, немощное тело. Она развернулась и выбежала вон из храма, вся в слезах. Серафиме взбрело в голову встать и преследовать эту пожилую женщину дальше, но ее окружила толпа смотрящих и не дала никак пропихнуться мимо них: ну а где это видано выпускать зверя из клетки просто по его воле изъявлению?
Это был последний день, когда ее спокойно принимали в эту церковь, но она, иногда проходя мимо, поддавалась все же искушению и заходила внутрь, чтобы хотя бы погулять по внутреннему дворику, в случае если ей не позволяли зайти в сам храм.
Скука делает с человеком страшные вещи, что можно доказать примером Серафимы – не только рассматривая случай в церкви, но у ею также было совершено множество других глупых поступков. Но не всех людей стоит причислить к такому типажу, например, далеко ходить не надо, сам родной сын Серафимы – Рудольф. В такие ситуации он попадал крайне редко, а если это и происходило, то только из-за нужды и потребности в повседневных, обычных, бытовых вещах – устроить намеренно какую-то историю ради потехи было не про него, чем кардинально он отличался от своей матери. Вообще все знакомые, – коих было немного – когда встречали маму и сына вместе всегда замечали, что он совсем на нее не похож. Сравнить же с отцом было невозможно – как это бывает обычно в неблагополучных семьях…
Рудольф выделялся своей эгоцентричностью; например: если он от кого-то услышит новость о смерти известного человека (даже им почитаемого) либо же об ужасной катастрофе, в которой погибло множество человек – ему будет это совершенно безразлично, только, пожалуй, специально подделает свою реакцию ближе к жалости, но не слишком сильно. Его, казалось, ничего не может задеть и прострация в нем достигло того недосягаемого для среднестатистического человека уровня.
Сейчас пришло самое время ввести в повествование того самого товарища, который фактически был единственным другом Рудольфа. Познакомились они еще будучи учениками третьего класса: его друга выгнали из другой школы по справедливой причине – ему пришло в голову зачинить массовую драку среди младших классов, при том он не скрывал, что является главным организатором. Конечно, школа в которой он учился не слыла как важное, достойное заведение для всех детей – учились здесь в основном бедняки и, следовательно, уровень образования далеко не был на высоте. Однако, мальчик был вполне себе смышленый – к сожалению, ему просто не повезло с судьбой.
Назовем этого товарища – Адольф (пусть имена фонетически будут немного схожи, потому что сами они мыслили примерно в одинаковом направлении и имели схожие потребности). Сейчас, оба учились в десятом классе. С другими одноклассниками они не поддерживали близких отношений, но при этом, во время нахождения в школе, были отдаленны и друг от друга, по непонятным причинам, поэтому над ними не смеяоись как: два сапога – пара. Проводили они время вместе только после занятий: естественно никто, никогда не делал домашние задания в школе, включая и Рудольфа. Единственный раз ему пришлось сесть за книжку истории и то, он просто ознакомился с параграфом, так как его заставили это сделать из-за грядущей проверки, а в случае непослушания пригрозили выговором и после этого обязательным выгоном. Хоть и Рудольфу было по-барабану, но расстраивать маму не хотелось, скорее даже потенциальной беседы на эту тему.
Адольф же, после того случая в третьем классе, больше не бунтарил, но главной причиной стал не его уход из школы, а просто нехотение заниматься более такими скучными вещами.
Рудольф и Адольф были как настоящие братья, которые проводят время вместе слишком часто из-за чего их времяпрепровождение состоит не из бесконечной беседы друг с другом, а в основном из молчания, которое намного яснее показывает все состояние души чем любые другие слова. Им нравилось ходить по улицам и изучать новые места, где они ни разу не были до этого. В принципе очень занятная вещь, но это явно не для всех – им же было абсолютно комфортно.
Адольф редко приходил в гости к нашему герою по понятным причинам – просто нечего было делать, кроме как сидеть на одном месте и смотреть на одни и те же грязные стены. Один раз он посетил квартиру и их у дверей встретила мать, которая до этого разговаривала сама с собой, улыбаясь во весь рот – скорее всего новая глупая идея взбрела в ее странную голову. Из-за такой нежданности появления людей, она немного растерялась, быстро поздоровалась и сразу пошла своей дорогой, ускорив шаги. «А что-то случилось?» – спросил Адольф после этой сцены; Рудольф в ответ ограничился пожиманием плечей.
Странны и удивительны такие случаи, когда люди никак не связные родственной кровью, настолько привыкают, что чувствуют себя настоящими братьями, чего никогда у них не было, но в чем они точно нуждались. И здесь я говорю про абсолютную братскую близость – не просто лучший друг, который знает твои секреты и общаетесь вы свободно – а что-то более глубокое…
Они говорили мало, но при этом знали друг о друге все. Прогуливаясь по улицам, часто взор их перенаправлялся с одного объекта на другой одновременно, к чему они давно привыкли и не было нужды что-то вставить, априори ненужное. Будь у них миллионы – от этого занятия они бы все равно не отказались, единственное может дополнили его, приобретая средствами разные вкусности, напитки и т.д. Разговоры были всегда коротки и не включали в себя ненужной информации – в основном все говорилось только по делу, но бывали – правда редко – длинные беседы, которые затягивались на минимум два часа. Включали они в себя, в большинстве случаев, гуляния в фантазиях и представление о чем-либо утопичном, либо же еще рассуждения о высших, отдаленных идеях.
Один из таких диалогов состоялся осенью. Погода была ужасная для кого-то, но не для наших путешественников: лил сильнейший ливень, гроза за грозой протыкали черный, громкий небосвод… Людей не было совсем, только раз в несколько минут проезжали машины по дороге, расплескивая колесами большие лужи собравшиеся на асфальте из-за отсутствия ливневок. Рудольфу и Адольфу было замечательно – они смогли найти навес, сквозь который все равно просачивалось какое-то количество капель дождя, но это им только нравилось. Атмосферу они ощущали должным образом, что не всем дано. Первый час никто не хотел нарушать этой тишины и они просто сидели на деревянной лавочке, из которой по бокам торчали ржавые прибитые гвозди. Обувь вся промокла, поэтому цвет их поменялся под водой моментально в черный, но верх у них был более или менее сухой.
Первый час пролетел мгновенно. Часов наручных ни у кого не было, а телефоны разрядились, но эти обстоятельства только добавили утонченности и деликатности этому мимолетному моменту. Первый все же произнес слово Адольф, которому захотелось просто сказать тихо и с душой:
– Как же здесь хорошо…
Рудольф не повернул головы и ничего не сказал в ответ: он сидел на этой доске, придерживаясь руками на нее. Капли падали у их ног и впитывались в уже сырую землю.
Рудольф, глядя на одно облако и глубоко вздохнув, начал говорить плавно на выдохе:
– Не знаю, рассказывал ли я тебе это или нет, но в детстве, когда мне было семь лет, со мной случилась одна история, которую я запомнил на всю жизнь. – Рудольф медленно отвел голову назад на несколько секунд, протер глаза, вернул в прежнее положение и продолжил. – Короче, я сидел на полу у себя дома и смотрел на палки, разложенные ровно передо мной. – общий тон его повествования оставался прежним до самого конца, только иногда он останавливался из-за кашля. – Тогда я думал, какую мне выбрать, используя в виде оружия. Было их три: одна большая, другая среднего размера и с какой-то резкой загогулиной в конце, ну и последняя самая маленькая, визуализированная мною как пистолет. Вынести с собой во двор все было бы неудобно и опасно, потому что шанс потери одной из них сразу увеличивался. Поэтому я остановился на „пистолете“. На улице были темные тучи и солнечный свет никак не проходил сквозь них. Такая погода мне еще больше нравится, чем обычная солнечная, но это ты, в принципе, знаешь… – тут ударила громко молния, из-за чего оба друга повернули головы, но затем Рудольф вернулся к мысли. – Так вот, я уже стоял во дворе с этой палкой в руках. Никого из детей кроме меня не было, но вдалеке стояла лавочка, на которой спал человек. Конечно же меня это никак не удивило и я подумал, что это типичный бомж либо же наркоман, что как и ты знаешь не редкость. Заметив, что у меня развязался шнурок, я опустился на корты, чтобы исправить эту ситуацию. Когда я поднялся и оглянулся, то заметил, что на той скамейки уже никого не было. Конечно, меня это встревожило, но пока не испугало, так как интерес более преобладал над страхом. Я пытался найти неизвестного глазами, но ничего не вышло. Тучи сгущались сильнее и намечался сильный дождь, но, как ты понимаешь, я был этому только рад. Спустя минуту, я заметил как у стены дома лежит тот самый пропавший на некоторое время мужчина. Я понял, что скорее всего он не спит, а пьян и, в надежде как можно быстрее уснуть, ходит бессознательно по разным местам: то падая в лужу, грязь, то спотыкаясь о выпирающие выступы. Мне было любопытно и я не сводил с него взгляда, даже подошел поближе, чтобы получше разглядеть его внешность – все было ожидаемо: старая, грязная куртка с дырками, из которых торчало белое наполнение, сальные, серые волосы, смуглая кожа, черные ногти… Типичный портрет обычного бездомного в любой точке мира. Подойти еще ближе я уже боялся, хотя очень хотелось. Иногда он громко кашлял и переворачивался на другой бок – в один из таких моментов, когда его лицо упиралось в стену и он не мог меня видеть, я подошел к нему вплотную, чуть протянул голову вперед, чтобы посмотреть на его лицо и с ужасом заметил, что глаза были открыты и сияли всей свежестью жизни! Я откинулся назад и быстро засеменил ногами, чтобы как можно скорее уйти, но меня остановил его хриплый, грубый голос: «Подожди!». Я послушался и остановился – в такой ситуации стоило бы убежать ради безопасности, но из-за страха погони я решил этого не делать. Когда я повернул свою голову, мужчина подзывал меня рукой, оперевшись другой на асфальт и согнув немного ноги в коленях: поза настоящей русалки. Я медленно развернулся и, не торопясь, направился к нему. С каждым шагом биение моего сердца увеличивалось. Я понимал, что совершаю, быть может, ужасную ошибку, но других выходов, на тот момент, я не видел перед собой. Теплилась наивная надежда в моем сердце, что когда я подойду, он просто попросит у меня сигаретки и я ему откажу, однако сценарий пошел по другому пути, чему я не был удивлен. Встав перед ним как столб, он поднял свой расплывчатый взгляд на меня и протянул руку для поддержки в поднятии. Я ему помог насколько позволили мне мои детские силы: при поднятии рука у меня дрожала, а мужчина наклонялся то в одну, то в другую сторону, скривив напряженную гримасу. «Пойдем.» – сказал он мне и я последовал за ним, хотя, конечно, подозрение в нечто неладном снедало меня…
В очередной раз его прервала сильная молния, грохотом опустившаяся синеватой стрелой на землю. Погода удивительно долго не утихала. Она проверяла на прочность и усидчивость двух друзей, которые не думали о возвращении домой и спокойно наслаждались моментом душевной атмосферы. Адольф, после удара молнии, захотел встать и так продолжить свое простое, приятное прослушивание истории. Тем временем Рудольф продолжал:
– Да… И я решил пройтись вместе с ним неизведанным до этого мною направлением. Мы шли по какой-то тропинке, отдаляясь от моего дома. Я ничего не спрашивал у бомжа (скорее всего он и был бомжом) и шел с любопытством, представляя себе неожиданный сюрприз. Страха уже практически не присутствовало – можно сказать я доверился в каком-то смысле этому человеку, хотя оснований на это никаких не было. Пройдя мимо местной школы, где как раз таки ты и учился до перехода в мою, начался ожидаемый дождь. Мужчину это не смутило, он даже не ускорил шага, а поддерживал ту же самую скорость. Не понимаю, почему я тогда совершенно не переживал обо всей ситуации, которая ну очень странная; конечно, такое любопытство мог бы проявить подросток или молодой человек ищущий интересных, захватывающих приключений, но я-то был слишком мал, чтобы охватиться такими желаниями; он смог на меня повлиять, заманить таким образом, что и отказать ему вообще не хотелось – и на это он потратил только одно слово. Мы обошли мусорки и спустя минуту я оказался в совершенно новой среде: я был окружен такими же людьми, похожими на того мужчину, то есть бездомными. Никто не обращали на меня внимания, все были заняты своими делами: одни сидели у костра (хоть не было очень холодно, но из-за дождя ощущалась неприятная промозглость и сырость) от которого шла невероятная вонь, другие просто общались друг с другом, кто-то даже дрался в углу этого пространства. Я стоял ошеломленный увиденным и искал своего знакомого, который отошел от меня к какой-то тетке, которая одета была в то же тряпье, как и все остальные. Я подошел к ним и встал рядом; она, когда обратила внимание, кивнула головой на меня и мужчина знакомый бомж сказал: «Он со мной, не волнуйся». Она взбунтовалась на него как жена и упрекла в глупости, опрометчивости. Я не понимал к чему это происходило и какую конкретно я играл роль в этой сцене, но сильно не тревожился этими мыслями. В конце она что-то прошептала ему на ухо, пока я смотрел на одну костлявую собаку и краем глаза увидел это движение; мы вышли оттуда. Опять мы шли непонятным путями и тут мне уже захотелось поинтересоваться, чем же мы занимаемся и куда идем. После заданного вопроса прошло полминуты, когда мужчина ответил, не обернувшись в мою сторону: «До этого ты ничего не говорил, так что ж на тебя сейчас нашло?». Для меня это прозвучало убедительно и я спокойно принял этот аргумент, но идя уже более десяти минут, мое детское терпение лопнуло и я настоятельно желал в конце-то концов узнать всю правду. Тогда он развернулся, положил тяжелую, грязную руку на плечо и поведал весь план. Состоял он вот в чем: я должен был сидеть вместе с ним у обочины и делать вид тяжело больного мальчика. Никакого предложения он мне не делал, мое согласие для него было уже данностью, что меня, несмотря на то, что я был мал, все равно смутило. Я попытался показать как-то свою позицию, но он продолжал идти и делал вид, что не слышит меня. Тогда, дабы проучить его, я ногой со всей силы ударил ему в щиколотку. Он прикрикнул и со злостью в глазах схватил меня за волосы. Конечно, параллельно он проговорил грязные слова, обзывал меня как только позволял словарный запас. «Сейчас ты пойдёшь со мной и будешь меня слушаться, понятно?..» – приказал он и я, нахмурив брови, кивнул ему в знак согласия. Слез, кстати говоря, совсем не было; наверное, по причине того, что я до сих пор не ощущал сильного страха за свою жизнь. Ребенок вообще в этом плане уникален – это, порой, самое бесстрашное создание из всех. По пути он рассказывал мне о том, через сколько испытаний ему пришлось пройти в жизни и с какой жестокостью все к нему относились. Внутри себя я, конечно, был только рад слышать, что этот свирепый, злой зверь достаточно настрадался в свое время, ну и продолжал это делать. «Чтоб ты понимал, дебил, мне совершенно без разницы, что ты обо мне думаешь! Хочешь – ненавидь меня, хочешь – желай смерти… Мне главное нормально на тебе заработать, раз выпал такой шанс. От тебя ничего не требуется, кроме как послушания. Может быть и тебе что-то перепадет, так что и об этом задумайся, когда будешь сомневаться в чем-то!». Схема была очень дешевая, но думаю он не был настолько глуп; скорее он считал, что этого вполне достаточно для внушения в семилетнего ребенка уверенности. Оставшуюся дорогу я уже молчал и ожидал дальнейших действий от бездомного. Я считал, что если захочу, то смогу в любой момент убежать от, назову похитителя, хотя я сам не был прочь побыть жертвой некоторое время ради любопытства. Мы уже стояли на углу улицы у стены здания, где уже лежало несколько картонок. Он первый сел и пригласил меня жестом присоединиться к нему – и я последовал его примеру. Улица была не слишком нагружена и многолюдна, но зато отсюда его никакие правоохранительные органы не выгоняли. Он огляделся вокруг, потом остановил взгляд на мне и сказал: «Снимай майку». Я снял и отдал ему, а он раскрыл ее и постелил на земле, чтобы люди бросали монетки туда. Да, понимаю, – улыбнулся Рудольф и прищурил левый глаз. – удивительно как я до этого дошел, но, по необъяснимым причинам, все происходило именно так и закончилось даже весьма неплохо для меня. Просидели мы так с полутора часов и, чем я был ошеломлен, мы собрали весьма солидную сумму, тем более таким занятием. По его сияющему счастьем лицу я понял, насколько редко получалось скопить столько денег как сегодня. Я загорелся желанием испортить только появившееся у него настроения – тогда во мне проснулось детско-проказническая нужда в совершение чего-то плохого для другого человека. Я, мысля как мелкий, безжалостный черт, взял эту майку с монетками, скрутил в кулек и… можно было просто убежать, но я добавил к этому толчок в спину бомжа, который ударился головой об плитку, даже не успев нормально сгруппироваться и избежать ушиба. Я радостный бежал куда глаза глядят и слышал позади себя отчаянную брань этого бомжа, который обрел счастье так резко и еще быстрее его потерял… – Рудольфа голос застыл на этой ноте и спустя время предложил, – Пойдем, наверное, домой, да?
