Kitabı oku: «Нежное укрощение ярости», sayfa 3
Глава 7. Скиф
Она упала Яру в руки. Девушка с медовыми волосами пахла летним полем, травой, нагретой солнцем. Она была хрупкой, невесомой. А потом, когда Яр поставил её на место, она на него напала. Просто вонзила нож в самоё больное место: Марата он, видите ли, не воспитывает.
«А то я не знаю. Много ли ты смыслишь, полевой цветочек, чтобы мне на это указывать, раздирать мои раны заново?», – подумал Яр и почувствовал, как в груди вспыхнул уже знакомый огонёк гнева, который запросто может разгореться в костёр ярости.
Она смотрела на Яра гневным взглядом, и у него что-то щёлкнуло внутри. Это была та девушка, свалившаяся ему на капот. Тогда она была в отчаянии, сейчас уже в гневе.
На самом деле он узнал её сразу, как только вошёл. Но это было узнавание похожее на сон. Когда видишь что-то и точно знаешь, что видишь, но сознание не осмысливает увиденное.
Но когда она оказалась в его руках, сон улетучился, а реальность оказалась куда прекраснее сна. Это была она. Та из-за которой столько всего сложилось в тот день. Та самая, увиденная мельком, но так прочно застрявшая в его голове.
В её голубых глазах было столько жизни. Он словно вдохнул её полной грудью. Тело затопило желание. Бесконтрольно и неистово захотелось прижаться к её губам, ощутить их мягкость, раскрыть языком. Почему-то хотелось быть на воздухе, чтобы её солнечные волосы развевались от ветра.
Яр не опускал глаз, но он успел заметить её полную грудь, безвкусная кофточка, явно не подходящая ей по размеру, слишком требовательно привлекала к себе внимание, так что ему приходилось изо всех сил держать взгляд на приличном уровне.
Все это было неуместно, не нужно ему. Два года он не испытывал ни малейших чувств, желаний, никто и ничто не волновало ни его тело, ни его душу. Всего лишь дурацкий случай с падением, точнее с двумя падениями – от этой мысли он усмехнулся – и вот его всего бьёт током.
Яру в этот раз удалось сдержать свою ярость. Это стоило ему неимоверных усилий. В какой-то момент ему захотелось раздавить эту двадцатилетнюю пигалицу, чтобы не смела открывать на него свой рот. И не только потому, что она посмела повысить на него голос, но и потому, что пока только двумя появлениями в его жизни успела всколыхнуть в нём столько всего, осевшего на дно, что это было уже чересчур.
Яр вышел из дверей творческой студии, сел в машину и поехал в офис. Уже поднимаясь на лифте в свой кабинет, он набрал номер Глеба и коротко отдал распоряжение:
– Глеб, зайди ко мне, дело есть.
Глеб Воронцов – лучший друг Яра и его правая рука во всем, что касалось бизнеса. Того же возраста, что и Яр – тридцать пять лет. Дружили они ещё со школы. Вместе ушли в армию и служили в одной части.
В армии Яр и получил своё прозвище – Скиф. Из-за татуировки-рукава во всю левую руку от плеча до кисти. Это действительно был скифский узор.
Отец Яра, рано ушедший из жизни, когда сыну было только десять лет, частенько рассказывал ему об исчезнувшем в песке истории народе. Он говорил, что их с Яром род уходит корнями как раз к скифам.
Когда Яр вернулся из армии, он пытался проследить свои корни. Они терялись где-то в восемнадцатом веке и не подтвердить, не опровергнуть теорию отца у него не получилось. Но он и не расстроился. Скиф так скиф, что это меняет?
Яру рано пришлось повзрослеть. Мать серьёзно болела и не могла должным образом работать, чтобы содержать и себя, и сына.
Перед смертью отец сказал ему: «Яр, если меня вдруг не станет, ты должен позаботиться о матери, понимаешь? Ты будешь единственным мужчиной в семье. Наша мама, сам знаешь, одна не справиться. Я отложил некоторые деньги, и они перейдут к тебе. Не так много, чтобы вы могли жить беззаботно достаточно долго. Поэтому тебе придётся решить, что делать с этими деньгами. Как сделать так, чтобы не только не проесть их за несколько лет, но и приумножить».
Отец подсказал Яру в каком направлении примерно нужно двигаться: «Запомни простое правило. Люди всегда будут болеть, воевать и всегда им нужно будет где-то жить. Чтобы не случилось, какие бы времена не настали, какая бы власть в стране не установилась, всегда будет так. Воевать, болеть и где-то жить. Значит – заниматься нужно именно тем, что обслуживает эти три вещи. Лучше, конечно, всеми тремя, но хотя бы чем-то одним. И ты всегда будешь при деле и всегда у тебя будут деньги».
Яр слушал внимательно и ловил каждое слово. Он понимал, что отец говорит очень важные вещи. Как и понимал, что тот прав.
«Если будут воевать, значит – тебе нужно заниматься оружием. Но это опасный путь. Такое не советую, да вряд ли ты сам захочешь. Второе – болеть. Значит – тебе нужно заниматься лекарствами. Это уже проще. Лекарства можно производить, можно продавать или то и другое. И – людям нужно где-то жить. Значит – тебе нужно строить дома. Я советую заниматься недвижимостью, но решать будешь сам. Главное помни! Держи рассудок холодным, а сердце горячим. И всегда оберегай тех, кто тебе дорог».
Яр стал главой семьи, детство кончилось, игры тоже. Он нацелился завоевывать мир. Мрачный, с затаенной жаждой жизни, Яр впитывал всё: новости мира бизнеса, имена из списков Форбс, истории успеха, людей и их повадки, женщин и их желания. Он стал стрелой, выпущенной в мишень умелой рукой, и эта мишень называлась – успех. Ему некогда было оглядываться, некогда было остановиться, отдохнуть, порадоваться жизни. Он и был самой жизнью, неукротимой её стихией.
Погуляв месяц после армии, а на самом деле изучив перспективы рынка, Яр поехал к Глебу в гости. Тот в это время перебрался жить в Калугу. Там бабушка оставила ему дом. Глеб с Яром в чем-то были похожи, высокие, плечистые, для девчонок притягательные. Но это было чисто внешнее сходство. Яр был замкнут, вспыльчив, в его глазах читалась затаённая страсть и угроза. Он был словно дикий воин в доспехах из современных костюмов. Глеб же был каким-то обтекаемым, что ли, увиливатель. Там, где Яр скажет жёсткое непреложное «да», Глеб накрутит витиеватых фраз, коснётся одной темы другой, уведёт в третью, он будет выглядеть эрудитом, тонким знатоком всего на свете, его заслушивались, словно соловья, но никто бы не мог в итоге сказать, о чем они договорились, или что именно обсуждали. Глеб на фоне Яра выглядел утончённым эстетом, Яр на фоне Глеба казался грудой мышц и инстинктов.
Когда Яр приехал к нему в гости, Глеб рассказал, что под Калугой немцы начали строить автомобильный завод и скоро начнут собирать свои машины в России.
– Представляешь, – сказал тогда Глеб, – весь город заполонили. Гостинцы битком, в хостелы не пробиться. Местные сразу задрали ценник на съем квартир. Работягам вроде как настроили каких-то времянок.
– То есть, получается, им всем нужно где-то жить. А когда завод достроят, здесь будет и много начальства этого завода с приличными европейскими зарплатами, и гостинца их точно не устроит.
– К чему ты ведёшь? – спросил Глеб.
– Где, ты говоришь, завод строят? Давай съездим глянем? – предложил тогда Яр.
Неподалёку от места, где возводили завод, Яр приметил приличный кусок земли, рядом с которым шла высоковольтная линия и виднелась газокомпрессорная станция.
– Слушай, Глеб, ты можешь узнать, можно ли купить здесь землю и сколько она будет стоить? – спросил в тот раз Яр.
– Ты бы сначала сказал, что ты задумал?
А задумал Яр все очень просто. Отцовских денег, чтобы серьёзно заняться строительством в Москве, конечно, было недостаточно. Но здесь в Калуге совсем другие цены. Как только завод достроят, и немцы начнут обживаться, цены взлетят. Значит нужно успеть.
Яр собрался купить этот участок земли. Фактически пустырь, рядом ни дач ничего. Значит и цена должна быть смешная. Есть высоковольтная линия – значит можно подвести электричество, есть газокомпрессорная станция, значит – можно подвезти и газ.
Можно построить здесь таунхаус для топ-менеджеров автомобильного завода и их семей и сдавать в долгосрочную аренду. Если улыбнётся удача, масштабировать это дело до элитного закрытого посёлка.
Идея выгорела. Так Яр заработал свои первые миллионы и преумножил деньги отца во столько раз, во сколько тому и не мечталось.
А дальше Москва – строительная компания и агрессивная экспансия. К тридцати пяти годам Яр стал тем, кем стал. И все это время Глеб был рядом, стал правой рукой и, как показало время, оказался не только лучшим другом, но и надёжным партнёром.
Везде, где надо было договариваться с инвесторами, с партнёрами, лучше Глеба не было, он заговаривал зубы, он уговаривал, уламывал, окручивал фразами, словно верёвками – не выпутаться. А слово Яра было гарантией.
В тот год, когда погибла Поля, Глеб вообще все тащил на себе в одного. Яр совершенно не мог заниматься делами. Его строительная империя рухнула бы, если бы не Глеб. И за это Яр был ему бесконечно благодарен.
– Я тут подумал, – начал Яр, когда Глеб появился в кабинете и расположился в кресле. – Пора расширяться.
– Дело хорошее, ты никак не можешь усидеть на месте. Ну что ж, значит, расширяемся, – согласился Глеб и спросил: – Какая стратегия?
– Пока разведка. Хочу совместить приятное с полезным. План такой. Мой теплоход завтра спускают на воду, хочу опробовать.
– Скажешь тоже, теплоход, – усмехнулся Глеб. – Да это чуть ли не круизный лайнер океанского класса, он же буквально кричит о твоих амбициях, ну или может, комплексах!
– Ну, все же – теплоход. – уточнил Яр, не обратив внимания на шуточки Глеба, Глеб постоянно над ним подтрунивает. – Построен для того, чтобы ходить по рекам, так что какой лайнер? В общем, отправляемся по Волге до Волгограда через Ярославль, Кострому, Нижний Новгород, Самару и Саратов. Пригласи на, как ты это говоришь – лайнер? Пригласи нужных людей, тех, кто заинтересован в инвестировании. Но не делай акцент, что это деловая поездка. Пусть считают, что приглашены отдохнуть.
– Понимаю, – Глеб уже прикинул что к чему.
– Ну, и ты со мной, конечно. Организуй нам переговоры с местными чиновниками тех городов, где будем останавливаться. Касательно земли под строительство. В общем, ты сам все знаешь.
– Без проблем, стремительный ты наш. Когда отправляемся?
– Завтра спустят на воду. Пару дней на загрузку персонала, подготовки кают и всего такого и двигаем. Если не случится никаких форс-мажоров.
– Добро, Яр. Хорошая идея. Всегда нравилось, что ты умеешь мыслить стратегически. Ты снова с Кристиной будешь? – спросил Глеб напоследок.
– Да, – ответил Яр и добавил, – и с Маратом.
– Правильно, хватит уже сына на нянек скидывать, – уколол Глеб Яра. Яр поморщился от укола.
Глеб вообще был мастером на такие малозаметные укольчики, но в этот раз из-за того, что девушка с медовыми волосами прямо выразила свой взгляд на отношения Яра с сыном, он подобный же угол от друга не пропустил.
И сам удивился своей реакции, оказывается, он давно замечал эти бесконечные тычки от Глеба, будто Глеб вечно ехидничал. Замечал, но никак не реагировал. Все эти тычки прекрасно ложились на его чувство вины и жаловаться ему было не на что.
В это сложно было поверить, но Яр отметил, что голубоглазое чудо из творческой студии и здесь успела наследить. Даже в его дружбе с Глебом.
Глава 8. Все не так, как на самом деле
Оставшуюся часть дня я ходила по городу. Не хотелось звонить родителям и просить у них денег на съем новой квартиры. Мама разволнуется, а мне бы не хотелось её тревожить, все равно ничем она мне помочь не могла.
Мама у меня тёплая, уютная, как булочка. Мне бы сейчас оказаться рядом, прижаться к ней, поболтать за чаем с блинами и малиновым вареньем. Эх. Да, я маменькин цветочек. И папин тоже.
Папа у меня суровый, слов лишних не бросает. Маму оберегает и меня тоже. Вот и уберегли от жизни, от невзгод, от разочарований. Мы жили за Уралом, в небольшом посёлке, в своём доме. Денег у нас особо никогда не было, да как-то я и не замечала, жила в книгах.
Затем переехали в Подмосковье. Тоже в небольшой поселок, здесь папа сам построил дом.
Училась я хорошо, рисовала, поделки на конкурсы делала, с папой в лес за грибами ездила, с мамой огурцы на зиму крутила в банки.
Моё детство продлилось до конца одиннадцатого класса. А потом я поступила в университет в Москве. Но тоже не успела хлебнуть жизни. На первом курсе за мной стал ухаживать Игорь, я после лекций подрабатывала в творческих студиях, пока меня бережно, как лучшую молодую преподавательницу, которую любят дети, не вручили элитной творческой студии в центре Москвы.
Здесь были элитные дети, элитные родители, элитная Люба и совершенно простая, полная зауральских лугов, лесов и солнца я.
Игорь предложил мне жить вместе, когда мы учились на третьем курсе. Я согласилась. Игорь был по-столичному модным, уверенным, красивым. А я была дурочкой, которая верила, что нашла свою сказку. И пришло время расплачиваться за долгий период безоблачного, иллюзорного счастья.
Нет, родителям я не позвоню. Надо бы уже самой как-то справляться с жизнью.
Погода наладилась. Ярко светило ласковое солнце, и город был словно со мной заодно, не давая погрузиться в мрачные мысли. Но день прошёл, солнце спряталось за горизонт, а где переночевать я так и не придумала.
Сама не поняла, как оказалась у подъезда дома, где мы живём, нет, где мы жили с Игорем. Ноги сами вынесли.
Я смотрела на окна нашей, пусть и съёмной квартиры. На кухне горел свет. Значит, Игорь дома. Я надеялась, что его не будет. Он частенько допоздна зависал со своими друзьями. Бывало, появлялся только утром. Какая же я дура! С друзьями! Теперь-то понятно, где он проводил ночи.
Меня затрясло. Почему я хожу по улице и не знаю куда приткнуться, а не он?! Платим за квартиру мы поровну. Да за всё всегда платили поровну. У него такой принцип. Я никогда не была против.
Мне даже нравилось, что мы с ним как бы наравне. Я никогда не была тарелочницей и не требовала меня кормить, поить и одевать. Когда на первом свидании он предложил разделить счёт, и я согласилась, он растаял. Видно было, как напрягся Игорь, предлагая это. Он внимательно следил за моей реакцией. А какая у меня могла быть реакция? Я и сама собиралась так поступить.
Странным было только то, что он не попросил два отдельных счета, мой чек был бы меньше, чем у него. Так что пополам мы разделили общий счёт.
Это сейчас я понимаю, дело было не в принципах или какой-то жизненной позиции, а в том, что денег у Игоря постоянно не хватало. Он всегда жил на последнюю копейку, хоть и выглядел так, будто денег у него куры не клюют.
Всегда модная стрижка, не абы у какого мастера: говорил, что с его волосами не любой мастер справится. Брюк, рубашек, худи у него больше, чем у меня джинс и футболок. Я уж молчу про его айфон последней марки. Но денег у него вечно не было. И за неделю до зарплаты перехватывал в долг у меня.
Для меня это не было проблемой. Я считала, что мы будем развиваться вместе. Вместе и достигнем успеха. Но сейчас я задумалась. А куда он тратил все деньги и почему их ему не хватало?
Зарабатывал он не сказать, что много, но и не сказать, что совсем уж мало. Тоже студент, родители не из богатых, но я не знаю точно, он никогда меня с ними не знакомил. Его подработки были связаны со сферой IT, а это вроде как очень даже неплохо, правда, он не особо и напрягался с ними.
Скажем так, он мог бы один полностью оплачивать квартиру и ещё бы оставалось на месяц, если каждый день не завтракать и обедать где-нибудь в кафе или ресторане.
Я почему-то никогда не спрашивала об этом. Мы же договорились. Каждый платит за себя. Но сейчас, когда никаких «мы» больше нет, вопросы лезли в голову один за другим, и ответов я пока не находила. Вместо ответов во мне разрасталась иррациональная, пока необъяснимая злость.
Я вспомнила, что как раз за последний месяц за квартиру платила полностью я. У Игоря, как всегда, не хватило денег. Он обещал отдать через пару дней, но месяц уже подходил к концу, подходил срок новой оплаты, а он так и не удосужился.
Еду тоже покупала в последнее время я. Все это отметила только сейчас. Ещё день назад мне и в голову не пришло был кусочничать и считать.
Меня поразила мысль, что я настолько наивная, что мужчина жил за мой счёт, а я даже не замечала этого. Я сидела на страже границ, чтобы ненароком не залезть на его территорию, не жужжала назойливо над его ухом «где ты, с кем ты?», не заглядывала в его телефон или ноут. А он целиком и полностью влез за мои границы, используя мои деньги, время, силы и внимание, чтобы вести удобную для него жизнь.
Да черт с ним! Как же я позволила себе быть такой? Да что со мной не так? Я злилась на себя и на него настолько сильно, что не узнала саму себя: ласковую, добрую, покладистую, как говорил в моменты редкой нежности Игорь.
Я зашла в подъезд, поднялась на лифте и повернула ключ в замке двери «нашей» квартиры. Игорь действительно был дома. Я услышала, как в комнате что-то упало со стола, словно из-за него резко вскочили. Хлопнула крышка ноутбука.
Я сняла кроссовки, сняла ненавистную заляпанную кофе белую толстовку. Блузку я отдала Любе. Надела любимую футболку, она так и валялась в прихожей на стуле. Игорь выскочил из комнаты в трусах. Какой-то взъерошенный и будто бы испуганный, словно его поймали за непотребством.
– Я же говорил, что никуда ты от меня не уйдёшь, – он улыбнулся кривой и натянутой улыбкой. Попытался меня обнять. Я молча прошла на кухню и включила чайник.
– Ну что? – он опустился на стул. – Поговорим? Ты поняла, чего я хочу?
Глава 9. Кто в теремочке живёт?
Игорь старался держаться уверенно, но меня не покидало чувство, что он не ждал моего появления. Или даже надеялся, что я не приду сегодня. Или – приду, но не сегодня.
Я не отвечала. Подождала, когда закипит чайник. Бросила в чашку щепотку моего любимого китайского белого чая. Залила водой, села за стол и уставилась на чаинки, ожидая, когда они опустятся на дно.
– Чего молчишь? Ты подумала? – спросил он и скрестил руки на груди.
Чаинки, медленно танцуя, одна за другой падали на дно.
– Ты же понимаешь, что я прав? – не останавливался Игорь.
Наконец последняя чаинка утонула, и я сделал вкусный и обжигающий глоток.
– Давай так…
– Давай так, – оборвала я его. – По справедливости. Кажется, ты так и не оплатил свою часть за квартиру, а уже подходит следующая оплата. Мне неприятно находиться с тобой под одной крышей. Поэтому, думаю, не мне, а тебе нужно ходить там, – я показала за окно, – и думать, где переночевать.
Он смотрел на меня, приоткрыв рот.
– В смысле? – разморозился он наконец.
– В прямом, – отрезала я.
Игорь вскочил со стула. Хотел что-то сказать, но, видимо, не нашёл аргументов. Он убежал в комнату, но тут же вернулся.
– И куда я пойду? – бросил он.
– А мне какая разница? Можешь к Вике податься, или как там её? Ну, та девица, с которой тебе было так хорошо, что ты ей фото своего, – я показала на трусы, – дружбана отправлял.
Игорь смахивал на рыбину, выброшенную на берег. Открывал рот, пытаясь возразить, не находил слов и так раз за разом. Он подскочил к холодильнику, взял пакет сока:
– Сок тоже я покупала. Поставь. Я утром попью.
Он бахнул коробку на стол так, что чуть не смял. И снова убежал в комнату. В этот раз я пошла за ним.
Я стояла, опираясь на стену и наблюдала, как он напяливает джинсы, носки, футболку. Все с таким видом и экспрессией, словно пытался подчеркнуть, какая я сволочь. Несчастного парня на улицу в ночь выгоняю.
Я смотрела на него как на чужого и не видела больше моего Игоря. Он был как побитый пёс. Словно ничего мужского в нем не осталось, какой-то жалкий. В какой-то момент я всё же чуть не дала слабину. Подумала, может, все-таки не выгонять?
Куда он, и правда, пойдёт.
Мне вспомнились внимательные глаза зверюги, Яра. И его жесткий ответ. Так и надо, да, разрушать воздушные замки. Это из-за моей доброты Игорь так вёл себя со мной. Хватит! Я больше не допущу ничего подобного! Меня снова охватила злость.
Он долго искал зарядку от смартфона, ещё что-то по мелочам. Схватил было ноутбук со стола, но я его остановила:
– Это мой ноутбук. Твой в ремонте, помнишь?
– Может, заберёшь мой, у меня сейчас нет денег забрать его из ремонта? – спросил он.
А вот теперь он выглядел настолько ничтожно, что я отвернулась, сил не было смотреть на его унижение. Ещё вчера я бы сама сходила и забрала без всяких просьб. «Ведь я такая добрая, можно вытирать ноги сколько влезет, прошу, не стесняйтесь», – передразнила я сама себя.
– Где все мои толстовки? – спросил он то ли у меня, то ли у себя.
– В стиралке, – ответила я. – Белую надень, она на стуле в прихожей.
Игорь надел толстовку, даже не заметив кофейного пятна. Он открыл дверь и замер на мгновение. Посмотрел на меня и сказал еле слышно:
– Странная ты какая-то. Не узнаю тебя. Будто с кем-то другим жил все это время. Словно обман какой-то.
– Кто бы говорил. Я тоже думала, ты другой. А тут такой обман нарисовался, просто поразительно. Вещи твои в чемодан соберу. Завтра заберёшь.
Он вышел на лестничную площадку.
– Чуть не забыла, – остановила я его. – Ключ от квартиры оставь.
Он достал ключ из кармана.
– Но я пока здесь живу, – сказал Игорь как-то неуверенно.
– Кто платит за квартиру, Игорь, тот и живёт. Справедливо же? И позвони заранее, когда за чемоданом придёшь. Вынесу на площадку.
Я с силой захлопнула за ним дверь. Тут же опустилась на пол, прислонившись к двери и собралась было разрыдаться. Так бы я сделала ещё вчера, или сегодня утром, впрочем, утром я так и сделала.
Но сейчас я не нашла в себе ничего кроме злости. А злость не та эмоция, от которой можно реветь. И не самая плохая эмоция в моём случае, учитывая контекст.
Я достала чемодан с балкона. Быстро собрала шмотки Игоря. Хорошо, что у него не было ничего тяжёлого типа книг. Все книги в квартире – стеллаж во всю стену – были моими. Туда же в чемодан отправилась: игровая приставка, беспроводные наушники, провода и джойстики. Ещё что-то по мелочи.
Я обшарила все углы и шкафы. К моему удивлению, никаких вещей Игоря больше не оказалось. Странно, но теперь я поняла – всё, что эту квартиру превращало в дом, а не просто в угол, где можно переночевать, было моим. Купленным даже не пополам.
Игорь говорил, что это моя прихоть, он может обойтись без всего. Только большой телевизор высокого разрешения для приставки он купил сам. В кредит. По которому я тоже вносила свою часть, хотя ни разу его не включила. Смотреть мне там было нечего.
Я кое-как по полу дотолкала телевизор до прихожей. Рядом поставила чемодан. В спортивную сумку засунула зимнюю куртку Игоря и зимние ботинки. Оставила тут же.
Вот и уместился весь Игорь в эту небольшую кучу. Завтра эти вещи исчезнут, я надеюсь, уже завтра, и не останется ничего в этой квартире от человека, которого я любила. Ещё вчера.
Я села за стол в комнате, за которым до моего прихода сидел Игорь, и открыла ноутбук. Экран проснулся. Браузер Игорь не закрыл. Конечно же, галерея телок. Бесконечные Любы с моей работы. Одну не отличить от другой.
И тут меня дёрнуло изнутри, словно сердце за нитку, больно так. Мне не быть как они, тугие, жаркие, масляные. Умом я понимала, это всего лишь куклы, тело без содержания, но я точно знала: такую куклу с гладкой, сверкающей от хайлатера кожей Игорь никогда бы не попросил разделить счёт пополам.
Он бы занял, украл, ходил бы пешком, лишь бы угодить такой, лишь бы она не подумала, что у него недостаточно денег, чтобы ублажать её прихоти.
Но я была той, у которой можно было занимать денег, о ком можно было не заботиться. Я жалкая. Я смотрела на этих сверкающих барби и чувствовала себя уродиной, не женщиной, и дело было не во внешности.
Я всматривалась в их почти неразличимые тела и лица, на которых светилась непоколебимая уверенность в своём праве на внимание, на поклонение, безумное желание и обожание. Они вбирали в себя все мужское внимание, оставляя другим женщинам жалкие крупицы.
Боже мой, какая там душа, кто на неё взглянет, одетую в футболку или свитер? Зачем вообще женщине душа, были бы сиськи поувесистей, да корма потяжелее, ну и взгляд чтобы обещал любые непотребства.
Я почистила историю браузера, закрыла крышку. Я совершенная противоположность им. Словно и не женщина. Я подумала было об этом Яре, но тут же выкинула из головы – такая, как я, не способна увлечь даже Игоря, а Яр куда как значительнее и мужественнее Игоря. У него, наверное, толпы кукол, в души которых им незачем вглядываться.
Я погасила в квартире свет и улеглась в постель. Машинально провела рукой по месту, где спал Игорь. Кровать казалась такой большой и холодной. В квартире было тепло, но я почему-то никак не могла согреться.
Я завернулась в одеяло словно в кокон. «Точно гусеница, – подумала я. – Пускай гусеница, завтра из этого кокона вылупится прекрасная бабочка – махаон», – решила я и все-таки заплакала. Не знаю отчего.
Может от того, что кровать слишком большая. Может, потому что не так уж уютно в этом коконе. А, может, не до конца ещё заполнила меня злость. И значит – я ещё жива, жива душевно и морально. Не так-то просто меня прикончить. Не так-то просто!
