«Мизеракль» kitabından alıntılar, sayfa 4
Я не вижу ничего смешного в том, что хоть один человек среди всего этого прекрасного и несправедливого мира пустится в дорогу не ради собственной выгоды, а ради тех, кто обездолен.
И я счастлив, потому что ни человеческая подлость, ни даже безумие не смогли меня остановить. Слышите? Завтра я выступаю.
САНЧО: А знаете, сеньор Алонсо... Как-то у меня на сарае написали... (шепчет Алонсо на ухо, тот вздрагивает и качает головой, дивясь своеобразию народного юмора). Ножиком вырезали такое вот слово... А я что? Меня мама в голову не била, есть-таки спичка в носу... В тот же день собрал у себя всех, на которых подозрение имел, ну, как бы ненароком... И вот когда всех их собрал - по роже сра-азу догадался, чьих рук дело... И что вы думаете? Еще до вечера слова соскребли и мне сарай покрасили...
АЛОНСО: Это Кихано-Отступник. Федерико Кихано... Он тоже мой предок, поэтому я держу его портрет в гостиной. Он тоже отправился в путешествие... но не ради помощи обездоленным! Он предал и продал все, что можно. Он стыдился своей Дульсинеи и в конце концов отрекся от нее. Он без мыла лез во дворец, заводил дружбу с герцогами и маркизами, лез из кожи вон, чтобы на него обратили внимание... Его оруженосец был ему под стать - пьяница, обжора... и предатель.
АЛОНСО: Дон-Кихот в сумасшедшем доме... Нет, Самсон. ты не беспокойся. Дон-Кихот - кто угодно, только не безумец.
АЛОНСО: Санчо. Вот ты - домосед... Жену оставил, детей... В губернаторство на острове не веришь... Жалования я тебе назначить не могу - не из чего, извини... Почему все-таки ты со мной идешь?
САНЧО: Так... это... традиция. Батюшка меня так назвал, Санчо... Традиция, говорит... И, опять же, все Панса, что с рыцарями уходили, домой живехоньки возвращались... не то что сами рыцари. Правда, вот, один мой родич без глаза вернулся, другому внутренности все отбили... Деду вот ногу переломали, так до конца дней и хромал... но ничего, главное - живехонек... Вот. А про губернаторство... Так легенда откуда-то взялась? Мы вот думаем, что легенда - брехня, а вдруг она не брехня? А вдруг да обломится мне губернаторство, а я в поход не пошел, на печи остался... Вот обидно будет, да?
АЛЬДОНСА: Я ходила к ним. Панчита опять в синяках... Я говорила с матерью.
АЛОНСО: И что?
АЛЬДОНСА: Ничего. Говорит - он пока трезвый, так работящий и добрый мужчина, а что падчерицу бьет по пьяни - значит, любит. Воспитывает.
АЛОНСО: А она? Мать?
Альдонса пожимает плечам
ФЕЛИСА: Санчо... А хотите шоколада?
САНЧО: Совесть мою купить?
АЛОНСО: Он... верил... Он на подвиги пускался, а не на унижения. Безумец, фанатик... герой. Верил в великанов... Но верил и в справедливость. Даже отец... еще верил. Не в великанов, конечно, но хотя бы в ту старую легенду... о том, что с каждым шагом Росинанта по дороге приближается Золотой Век... И что наступит время, когда не будет униженных нищих старух, ни брошенных детей, ни падчериц, которых избивает отчим... Господи, а я ведь не верю даже, что мне удасться разобраться с Панчитиным отчимом. То есть по морде я могу... Побить его я могу и сегодня, прямо сейчас... но что от этого изменится?! Нет, так я черт знает до чего додумаюсь, мне надо идти, а значит, надо верить. (Оборачивается к вентилятору). Слышишь, ты, чародей Фрестон?! Я верю!
Знаете, что мне сказали мои племянники, десяти и одиннадцати лет, когда я однажды спросил их, кто такой Рыцарь Печального Образа? Они сказали - "такой сумасшедший смешной старик, который носил на голове бритвенный тазик"!
