Kitabı oku: «Величие. Книга 1», sayfa 6
Шиа перевернулась на бок, рассматривая сокурсницу с лукавой улыбкой.
– Арестея, ты всегда чересчур стараешься. Я не готовила никакого подарка.
– Это неважно… – хрипло выдавила та. – Мало ли куда повернёт жизнь. Я только хочу, чтобы ты меня не забывала. Мне так жаль, что всё закончилось. – На ресницах Арестеи выступили слёзы. – О Феонире у тебя останутся хоть какие-то воспоминания, а я?
– Оу… – Ярко-зелёные глаза Шиа сощурились совсем как у Въенгра. – Весомый аргумент. В таком случае я никак не могу тебе отказать!
Арестея радостно улыбнулась.
Шиа звонко рассмеялась, быстрым движением оборачивая фенечку вокруг запястья. Арестея помогла её застегнуть, а затем потянулась навстречу, раскрывая объятья. Действовать приходилось наполовину на ощупь, и от этого движения замедлились. Их тела сблизились – нежно и осторожно, чуть освещаемые серым призрачным светом. В неподвижности ночи все ощущения казались ярче и значительнее. Затем эльфийки вновь улеглись на мох, любуясь мерцающими россыпями звёзд, и в этот момент Въенгр издал протяжный, уходящий в бездонную вышину вой. Ему откликнулись десятки других голосов, подхватывая выпестованную ещё до прихода эльфов песню. Она наполняла сердце безмятежностью и убаюкивала, и оттого казалось, что и весь мир вокруг – такой же величественный и чарующий, как призрачный лунный свет.
Глава 2. Гармония
– Сестрёнка, я дома!
Рассвет Шиа проспала под тёплым боком Въенгра. А после он вернул её в пригород, откуда эльфийка уже отправилась к сёстрам. Она изредка бывала у них во время учёбы, но возможностей для этого выдавалось немного. Жизнь воспитанников подчинялась жёсткому регламенту, и практически всем необходимым их снабжала академия. То, чего не хватало, с лихвой окупали располагающиеся вокруг магазинчики и стипендия – при должном уровне успеваемости. Шиа свою стипендию откладывала: родители её никогда не бедствовали, магический ремесленник – профессия уважаемая. Но дочерей у них было трое, и каждой доставалось уже по чуть-чуть. А планы Шиа строила большие и постепенно приучилась экономить, тратя лишь то, что иногда присылали из дома. Вчерашний завтрак был, по сути своей, роскошью.
Теперь же до осени она собиралась пожить у сестёр. Вдвоём Геасфель и Рогеаль удавалось снимать крохотный домик, а не квартиру в многоэтажном улье. Жилище было совсем небольшим – сложенное из крупных голубовато-белых камней, ассиметричное, с клумбой под лицевыми окнами и небольшим палисадником позади. Комнаты в нём теснились, будто налезали одна на другую, но Геасфель выбрала его из-за высокой сплошной ограды, которая не позволяла безнаказанно заглядывать внутрь из праздного любопытства. Объясняла она это тем, что очень переживала за свои цветы, и в это легко верилось: искусно высаженные узоры из петуний, анемонов, ноготков, фиалок и прочих видов растительности были её страстью. Геасфель умела заставить суккулент зацвести, не используя никакой магии, кроме заботы и доброты, и весь дом был также уставлен горшками со всевозможными растениями – настоящая благоухающая оранжерея.
Вскоре, правда, с ней придётся расстаться: Геасфель получила назначение в заграничное консульство и должна была уехать из страны в начале осени. А Рогеаль не сможет в одиночку оплачивать целый дом. Придётся отдать его кому-то другому. Шиа это вполне устраивало: делить крышу со средней сестрой она ни за что не согласится, а к концу лета и сама определится с дальнейшей службой. В том, что ей удастся получить хорошее место, эльфийка не сомневалась: академия служила отличным трамплином в престижной карьере, недаром в неё было так трудно попасть.
До дома она добралась только во второй половине дня. Стояла жара – ослепительно-белая, раскалённая, как всегда на юге, сопровождаемая громким треском цикад, и Шиа с наслаждением приложилась на кухне к графину с холодной водой, затем ополоснула лицо от пыли. Из волос с шуршанием выпал смятый цветок. Шиа подняла его – он всё ещё хранил запах земли, предрассветной росы и Арестеи – и не глядя выбросила в окно. Расстегнула и сложила в поясную сумку фенечку.
В доме царила странная тишина. Геасфель всегда выходила навстречу, а сегодня она точно должна быть здесь, ведь у неё первый день отпуска. К тому же она вроде бы ждала каких-то гостей… хм-м-м… кто же это был? Нахмурившись, Шиа пожала плечами. Ей стало немного грустно: в глубине души очень хотелось, чтобы сестрёнка выбежала и обняла её, поздравив с окончанием академии. К тому моменту, как Геасфель вернётся из далёкого северного государства, куда её посылали, Шиа наверняка покинет столицу уже в связи с собственной карьерой. Они расстаются на годы, и эти последние недели хотелось видеть друг друга как можно чаще.
Их дом делился на два этажа – на первом были кухня и студия Рогеаль, на втором – комната Геасфель и ванная. Шиа отводился крохотный мезонин. Крутая винтовая лестница, почерневшая от времени, вела наверх, в темно-розовый сумрак, который создавали разноцветные занавески из стеклянного бисера, заменяющие двери. Шиа услышала, как звенит на лёгком сквозняке занавесь панорамного окна, ведущего в палисадник, и догадалась, что Геасфель, должно быть, задремала там. Когда сёстры только поселились здесь, то сразу купили стол, стулья и огромный соломенный зонт, чтобы проводить свободное время на свежем воздухе.
– Сестрёнка? – Шиа откинула блестящий дождь бисера, заново окунаясь в пышущий яркими красками и зеленью зной.
И замерла от ужаса.
Кровь. Опавшее в кресле тело. Простёртая рука. Бледная, безжизненная Геасфель. И самый настоящий вампир, склонившийся над ней, – эта картинка возникла перед глазами Шиа слишком внезапно, слишком чётко. Эльфийка почувствовала, как всё внутри неё поднимается дыбом. Смерть. Паника. Ярость. Цель.
– Нет, пожалуйста, подожди, я всё объясню… – Убийца протестующе поднял руки, но разве такие уловки могли обмануть её?..
Шиа кинулась на него, схватив первое, что попалось под руку из садовых инструментов, которые висели на стене. Удачно попала преступнику в висок – тот вскрикнул, отступая, но рана мгновенно затянулась. Тем не менее заминки хватило, чтобы Шиа загородила собой сестру, размахивая ножницами для стрижки роз. Реальность пульсировала, чрезмерно яркая и контрастная. Мысли двигались рывками. Умерла? Не успела? Как вызвать помощь и справиться одной с чудовищем? Насколько он опасен? Далеко не сразу до её сознания донёсся слабый голос Геасфель:
– Шиа, не надо… Это Аурелий. Шиа, стой! Не заставляй его снова тратить энергию.
– С-сестрёнка, ты в порядке?! – судорожно крикнула Шиа, не сводя испытующего взгляда с врага.
Только теперь она заметила, что тот даже не защищается.
– Это Аурелий, мой друг, – прохрипела Геасфель. Она с трудом приподнялась в кресле и показала перевязанный локоть. – Видишь? Со мной всё в порядке, мы просто были не очень аккуратны. – Она слабо улыбнулась.
– Не верю! А если этот вампир тебя загипнотизировал?!
– Что за бред? – испуганно запротестовал гость. – Какой мне в этом смысл? Я мог бы просто сбежать, и вообще… Я… Шиа, прошу, поверь мне! Если ты продолжишь нападать, то все мои силы уйдут на регенерацию, и помощь твоей сестры пропадёт зря. Ты же знаешь, мы не можем сами восстанавливать энергию.
Звук собственного имени отрезвил Шиа лучше, чем любые увещевания. Действительно, вряд ли бы этот незнакомец так волновался, если бы не был близок с сестрёнкой…
– Так… так это… – растерянно, всё ещё дрожа, произнесла она.
– Прости, пожалуйста, мы думали, что успеем до вашего с Рогеаль прихода. Аурелий долго добирался до меня. У него не хватает запасов заменителя, и я решила немного поделиться с ним своей кровью, – пояснила Геасфель.
– Да, я правда не собирался… – взволнованно поддержал Аурелий, но его речь была прервана бурными слезами Шиа.
Выронив ножницы, она осела на ближайший стул, закрывая лицо руками.
– Ну как так можно делать! – в негодовании закричала она. – Я же так испугалась. Я… Я… – Её речь потонула в судорожном рыдании.
– Прости. Прости, пожалуйста. Мне так неловко. – Геасфель с усилием протянула к ней руку. – Мне так хочется тебя обнять, но у меня всё ещё кружится голова…
Ни слова ни говоря, Шиа бросилась ей на грудь, крепко сжимая в объятиях.
– Ну что ты, всё хорошо.
– Что же у него, руки отвалятся взять побольше запасов?.. – зло зашипела Шиа и схватила сестру за израненную руку. – Да он даже перебинтовать тебя нормально не умеет! – закричала она снова.
– Но я ведь никогда этого не делал! Откуда я знаю?.. – запротестовал гость, и Шиа в ярости погрозила ему кулаком.
– Уйди от моей сестры! Нечисть.
– Шиа, пожалуйста, послушай… – вторила ему Геасфель.
– Дай я поправлю повязку, – горько перебила младшая сестра, ловко перевязывая искромсанное укусами место. Положила сверху ладонь и минут пять возилась с лечебными чарами, чтобы хоть немного заживить ткани и облегчить боль. – Всё, больше ничего не могу сделать, – хмуро закончила она. – Это всё, что умею.
– Шиа, если ты меня любишь, пожалуйста, не злись на Аурелия. Он мне очень дорог. Он прибыл издалека, специально ради меня… И мне не жалко своей руки ради него. Пожалуйста, – тепло и мягко попросила Геасфель, и её улыбка была настолько умоляющей, что Шиа не смогла не кивнуть в ответ.
– Рад познакомиться. – Норд подошёл, неуверенно протягивая руку.
– И как можно было пить столько крови? – вместо ответа фыркнула Шиа. – Посмотри, сестрёнка вся бледная! А если бы ты убил её?
– Нет, я бы почувствовал.
– Как, интересно знать? У вас телепатия, что ли? Как у двойников? – съязвила эльфийка, и Аурелий вдруг рассмеялся.
– Нет. Но… Я бы правда почувствовал.
Намерение Шиа спорить и изливать свою злость в потоке новых обвинений ещё не иссякло, однако уверенность, с которой гость возразил, заставила её против воли смешаться.
– Я… Я вообще… ну как так можно! – уже гораздо спокойнее проворчала она. – Ладно! За такое потрясение с тебя компенсация морального ущерба. – Она сердито ткнула пальцем в сестру и для пущей убедительности отвернулась, демонстрируя, что переговоров не потерпит.
– Хорошо, я тебе куплю, что захочешь, – улыбнулась Геасфель. – Мир?
– Мир, – фыркнула Шиа и с подозрением покосилась на гостя. – Пойдём-ка, поможешь мне накрыть на стол.
Глядя, как младшая эльфийка удаляется, Аурелий чуть задержался, чтобы перевести дух. Идти в дом следом за воинственной девушкой, которая только что нанесла ему жестокий удар по голове, было неприятно. Хотя, безусловно, они с Геасфель сами виноваты…
«Ты говорила мне, что она не сахар, но не настолько же!» – мысленно пожаловался он.
«Подожди, Шиа почувствует твой характер, и оттает. Не может же она к нам относиться совсем по-разному». – в отличие от живого, в сознании голос Геасфель отдавался шелестящим дуновением ветра.
«Но ты её сестра, а я неизвестно кто, да ещё и норд. Она готова меня на части порвать, и я не уверен, что наше сходство тут сыграет роль».
«Не переживай, несмотря на вспыльчивый нрав, Шиа очень любит меня. И ни за что не сделает то, что меня расстроит».
* * *
Когда Аурелий появился на кухне, Шиа уже разложила на подносе фрукты и теперь доставала чашки. Обои пастельного цвета какао кое-где были содраны, но изъяны не бросались в глаза благодаря щедро развешенным повсюду табличкам с мотивационными или забавными надписями. Полотенца, уберегавшие фрукты и хлеб от мух, украшали милые вышивки; под потолком висела лампа с плетёным абажуром. Полуприкрытые деревянные жалюзи роняли на это скромное, но с рвением подобранное убранство золотые полосы света, и в их переплетающейся мозаике занятая над раковиной эльфийка вдруг показалась Аурелию совсем неопасной, а даже какой-то невинной и уязвимой, как солнечные зайчики, прыгающие вокруг неё. Он вспомнил отчаяние Шиа и простил её.
Молча приблизившись, он принялся протирать подаваемую Шиа посуду. Ему нравилось это тихое безвременье, окутанное сонным жаром, нравилось, как играют блики на волнистом ободке чашек, нравились ненавязчивые красота и уют – и в каждой мелочи он угадывал заботливую руку Геасфель. Эти знаки были сродни отзвуку родной, но давно забытой мелодии, к истокам которой он наконец пришёл, и долгожданное чувство безопасности разливалось теплом по каждому нерву.
Было время, когда они могли обмениваться не то что эмоциями – воспоминаниями, но теперь всё это угасло. Как-никак, минуло целых шесть лет… И, если бы Геасфель не повезло участвовать в той программе культурного обмена, быть может, они бы никогда и не узнали друг о друге. То невероятное мгновение, когда Аурелий как кронпринц приветствовал делегацию эльфов-первокурсников, пожимая каждому руку, – в тот момент для него и Геасфель время замерло, и каждый ощутил, как соединяется с чужой душой. На какую-то долю секунды их сознания поменялись местами, как уникальные кусочки головоломки, идеально становящиеся на место друг друга. Геасфель ощутила его скованность и чувство долга, Аурелий – её сердечность и волнение. Но неуловимо и то и другое казалось им обоим родным, как собственное отражение в воде.
Тогда они сумели скрыть свой секрет от окружающих и, вопреки зловещим легендам, придумать план, который позволил бы им находиться рядом, не нарушая жизни друг друга. Совсем скоро они возродят эту чарующую, ни на что не похожую сладость единения. Только Аурелий не дотерпел, прося у двойника позволения приехать, убеждая, что отчаянно нуждается в её помощи. Теперь им следовало быть очень осторожными.
«Аурелий, принеси, пожалуйста, гранат, они в корзинке наверху шкафчика у окна».
Шиа украдкой поглядывала на норда. У него были светлые ореховые волосы, мягкие скулы и кроткие голубые глаза. Та деликатность, с которой он принимал из её рук посуду, напоминала плавность благородного лебедя. В нём, без сомнения, было нечто особенное, но что, Шиа пока не могла выразить словами. Но стоило посмотреть под другим углом, гость выглядел совершенно обыкновенным мужчиной – определённо милым. Теперь Шиа признавала, что Аурелий никак не мог замышлять ничего дурного: в нём не было ни капли скрытности. Она почти расслабилась и хотела заговорить, когда норд вновь напугал её, воскликнув:
– Ах, точно, я забыл принести Геасфель гранат! Я быстро, ладно? – И на глазах растерявшейся эльфийки бодро схватил табуретку.
Вернувшись, Аурелий застал Шиа снова мрачной, с настороженным прищуром ожидающей его появления.
– Откуда ты знал, что они там лежат? – резко спросила она.
– Так я же задержался, прежде чем за тобой на кухню прийти. Геасфель мне всё объяснила… Извини, если тебе неприятно, что я сную по вашему дому, как хозяин. Буду в следующий раз просить тебя. – Он лучезарно улыбнулся, пытаясь сохранить остатки непринуждённости.
«Ангелы, она такая настырная, – простонала в его мыслях Геасфель. – Именно за это я её всегда и любила, но сейчас это создаёт настоящую проблему. Гляди в оба, не разговаривай с Шиа на личные темы, иначе она быстро поймает тебя».
Объяснение звучало правдоподобно, и Шиа не оставалось ничего, кроме как принять его. И всё же ощущение чего-то неестественного не переставало беспокоить эльфийку. Неестественным было самое первое движение Аурелия – так ведёт себя не гость, а тот, кто прекрасно знает дом.
– Ужас, каким тоном ты разговариваешь с гостями. Видела бы тебя мама!
На пороге кухни, сложив руки на груди, стояла средняя сестра. Её кожа, как и у Геасфель с Шиа, отливала медью, но вьющиеся локоны были густого тёмного оттенка, как эбеновое дерево. Оделась она в подпоясанную просторную рубаху со следами краски и укороченные холщовые штаны. Несмотря на строгий тон, лицо её оставалось невозмутимо.
– Видела бы мама, что он сотворил с сестрёнкой! – раздражённо выпалила Шиа.
– Шиа, умоляю тебя! Что мне сделать, чтобы ты вычеркнула меня из списка негодяев? – Отчаянию в возгласе Аурелия не было границ, и на этот раз младшая эльфийка всё же покраснела.
Рогеаль философски приподняла бровь.
– Как любопытно… Я что-то пропустила?
* * *
Средняя сестра оказалась неразговорчивой: она уселась в угол стола, где стоял её мольберт, и скрылась за картиной, лишь изредка выныривая, чтобы взять что-нибудь с тарелки. Геасфель слегка лихорадило после потери крови, и она полулежала в единственном кресле, прикрыв глаза. В этих обстоятельствах полноценным собеседником Аурелия вновь оказалась Шиа. Старшая и младшая сёстры были очень похожи: светлые волосы, ярко-зелёные глаза – однако мимика их столь различалась, что в следующий момент в родство становилось трудно верить. Геасфель была миролюбивой, Шиа – напористой; Геасфель соблюдала тактичность, Шиа же не испытывала никакого стеснения.
Жалобная мольба Аурелия возымела действие: перестав кидаться обвинениями, младшая сестра решила устроить полноценный допрос, и её испытующий взгляд не давал императору спуску ни на секунду. Впрочем, Аурелий тоже перестал бояться, находя наивную настойчивость собеседницы скорее забавной, чем утомляющей. Незаметно оба втянулись, и разговор перетёк на отвлечённые темы, где каждый стремился оставить за собой последнее слово.
– А это правда, что зимой у вас выпадают целые горы снега и ничего не растёт?
– Правда.
– Ужасно! Я бы умерла со скуки.
– Это очень красиво. Ты просто никогда не видела: днём снег искрится на солнце, а вечером на него ложатся синие и розовые тени. Бесконечные белые дали. Наши художники очень любят это время года.
Аурелий улыбнулся в сторону прислушивающейся Рогеаль. Судя по всему, средняя сестра была всего-навсего стеснительной, и у него невольно возникало желание тоже уделить ей законную долю внимания.
– М-м-м… – задумчиво протянула Шиа.
Её мысли витали где-то далеко – наверное, она пыталась представить описанное.
– Да и к тому же, подумай, разве ваше вечное цветение, даже несмотря на тёплый климат, – это не плод магии? Я читал, что остров пропитывается ею настолько, что это уже вызывает мутации среди растений и мелких животных. Честно говоря, меня это настораживает. Судя по всему, подобное в будущем ожидает и остальные страны.
– Не так уж этих мутаций и много, – равнодушно пожала плечами эльфийка. – Да ну, какая ерунда! В конце концов, наши маги обязательно что-нибудь придумают.
– Может быть, как жителю Белой империи, которая не столь давно, по сравнению с другими, приобщилась к благам цивилизации, мне свойственны предрассудки, – мягко ответил Аурелий. – Но меня давно удивляла эльфийская приверженность магии. Вы души в ней не чаете и считаете лекарством ото всех бед…
– …Но зацикленность на чём-то одном усыпляет бдительность в другом, – продолжила за него Геасфель.
– Сестра, это не так, – возразила ей Рогеаль, – мы развиваем многие науки! Наша магия изменила мир. Вполне возможно, что мы ещё не открыли всех её тайн. А раз так, она может стать и ключом к решению даже этой проблемы.
Аурелий философски покачал головой.
– Это вопрос точки зрения. Честно говоря, иногда мне кажется, что магия и вовсе лишний дар для нас.
– Если магические способности были нам даны, значит, мы должны их использовать, – возмутилась Шиа.
– Можем, – жмурясь, миролюбиво согласился Аурелий. – Но должны ли? Думаю, далеко не всегда.
Повисла некоторая пауза, когда никто не хотел настаивать, ибо оставался при своём. День был слишком теплым, цветы в палисаднике – чудесными, а угощение – вкусным, чтобы у кого-то возникло желание спорить всерьёз. Младшие сёстры решили про себя, что трудно требовать от иностранца – да ещё и жителя дикой снежной страны – такого же уровня учёности, как и у них.
– А вы знаете, что Шиа когда-то мечтала попасть в Белую империю? – выглянула из-за мольберта Рогеаль. – Даже планировала пробраться на дирижабль вслед за Геасфель, когда та отправлялась к вам на стажировку.
– О, правда? Неужели? – оживился Аурелий, но младшая эльфийка почему-то не поддержала новую тему разговора.
– Это всё уже в прошлом, – буркнула она, недовольно зыркнув на среднюю сестру.
Чем-то её это огорчало, и император поспешил зайти с другой стороны.
– Я слышал, ты уже выпустилась? Сложные экзамены в академии?
– Да все профильные нормально, они мне нравились, – пожала плечами Шиа, вылавливая ложкой фрукты из компота. – Самое трудное – это философия мироздания, там такая муть.
– Хуже, чем просто изучать философию мироздания, – быть при этом ещё иностранцем, – засмеялся Аурелий. – В университете нас заставляли зубрить все эльфийские мифы наизусть. Как сейчас помню эти билеты!
– А ну-ка, расскажи что-нибудь! Хотя бы самое простенькое, миф о Рождении, – воодушевилась Шиа.
Поменяв позу, она уселась поудобнее и замерла, уставившись на гостя выжидающим, хитрым взглядом.
– А ты мне поставишь оценку? – засмеялся тот.
– Естественно.
– Ну, что же делать. Придётся постараться.
Аурелий прокашлялся и принял таинственный вид. Остальные обратились во внимание, даже Рогеаль отложила карандаш.
– Как известно, миф о Рождении сложился из сказаний, передаваемых из уст в уста воргами и дриадами. Позже они были заимствованы переселившимися на остров эльфами, тогда ещё составлявшими единый народ. Миф о Рождении в корне отличается от материковой веры в Бездну и Близнецов-Создателей отношением к таинству магии, хотя, судя по датировкам, эти две религии возникли примерно в одно и то же время. Если для эльфов Свет – это нечто утраченное, к чему надо стремиться и что теоретически они в силах вернуть, то у людей не было такой концепции изначального совершенства. Скорее они представляют мир как сферу страданий, а Бездну – как грозную, неподвластную никому судию, которая в праве как карать, так и миловать. При этом пути её неисповедимы, но неизбежно ведут к справедливости. Кроме того, жрецы Бездны придают больше значения таинству и мистицизму, тогда как в мифе о Рождении главенствует аскетичность. И звучит он так:
«Когда, как и зачем однажды появился Бог, то есть Высшее существо, никто не знает. Никто также не знает, как он выглядит и каковы его цели. Известно только, что однажды он создал землю, воды, небо и облака и поселил в этом мире разных существ. Бог наделил всех свободной волей и разумом, подарив частичку своего сияния. Своим творениям он наказывал лишь одно: чтобы они берегли это сияние, ибо если потерять его, их сердца уже наполнит нечто другое. Животным, рыбам, птицам, насекомым и растениям сияние подарило человеческий разум, но самым великолепным его творением были ангелы. Им досталась самая большая доля благодати. Они летали по небу, не теряя сил, а спали на облаках. Высшее существо же, создав мир, умолкло, и больше никто точно не знает, где оно. Быть может, оно просто до сих пор спит.
Так все существа вместе и жили. Это были праведные существа, высоконравственные и любящие друг друга. Тогда царили всеобщая гармония, любовь и счастье. Но однажды появился ангел, который стал обижать своих собратьев. Сострадание не было для него ценностью, он уважал лишь наглость и грубую силу. Почему он стал таким – ошибся ли Бог, или ангелу не смогли дать нужного воспитания, или была какая-то иная причина, – уже никто не помнит. Но поскольку он не прислушивался к увещеваниям и разумным рассуждениям собратьев, добрым ангелам нечего было ему противопоставить.
Поначалу они терпели. Но злой ангел, не видя сопротивления, только наглел и становился всё более несносным. Он начал грабить, оскорблять своих собратьев, угрожать им и даже поднимать на них руку. Дошло до того, что он избил родного брата до смерти. Тогда-то чаша терпения добрых ангелов и переполнилась; они решили, что если не дадут отпор отступнику его же методами – он их всех перебьёт. И тогда началась охота. Но тот отступник был уже очень искусен в злодеяниях, а поэтому добрые и доверчивые ангелы, только-только учащиеся первой жестокости, не могли с ним совладать. Шаг за шагом им пришлось пройти все ступени злобы и коварства, чтобы в конце концов поймать его. И тогда они убили его.
Теперь всё было кончено, и ангелы могли вновь жить спокойно. Но когда они оглянулись, то поняли, что больше не в состоянии возродить в душе своей то чувство гармонии, которое прежде руководило ими; они разучились жить по идеалам любви и не могли вспомнить, как вернуться к ним; злость, гнев и отчаяние отяжелили их сердца. Сияние чистой, как небеса, души исчезло, и, потеряв его, ангелы разучились летать. Им пришлось опуститься на землю и начать новую жизнь. Они перестали быть ангелами и распались на различные расы. Погрязнув во зле, они только и могли что ссориться да воевать друг с другом. Они забыли, что можно жить по-другому. Тогда все остальные творения, желая вернуть своим братьям хоть каплю разума, отдали им своё сияние. Больше всего благодати подарили кроткие растения, оттого-то они теперь вовсе безмолвны. Отданного сияния хватило лишь для того, чтобы ангелы вспомнили о существовании добра и нравственности. Однако ни летать, ни жить в гармонии они так и не сумели. И с тех пор разбрелись они по миру, пытаясь строить разного вида государства, надеясь на каком-то из этих путей найти опять дорогу к гармонии. А их собственное утраченное сияние рассеялось по миру, пропитав собой землю, воду и воздух и превратившись в магию».
– Браво! – захлопала в ладоши Рогеаль. – Это было поистине прекрасно.
– Хорошо, первое испытание вы прошли, – кивнула Шиа, уже гораздо более дружелюбно.
– Весьма польщён. – Аурелий шутливо поклонился в её сторону. – Как ещё могу я заслужить твоё доверие?
– А если не заслужишь? – хитро сощурилась эльфийка.
– Тогда я не смогу заснуть от горя, и тебе будет очень стыдно перед Геасфель.
Шиа с досадой щёлкнула языком.
– Использовать её же приёмчики – бесчестно.
– Недаром же мы с твоей сестрой учились вместе целых три года, – снисходительно пожал плечами Аурелий. – Я учил её нашим обычаям, она меня – вашему языку. Как видишь, культурный обмен прошёл более чем успешно.
«Кто бы мог подумать, что она будет тебя так провоцировать». – Никто, кроме него, не услышал этого комментария, но Аурелий невольно улыбнулся. Подумал и ответил:
«Не уверен, что наше сходство здесь хоть сколько-нибудь поможет. По-моему, Шиа ни за что не разглядит во мне тебя. Но это и к лучшему. Так мне будет проще находиться рядом с тобой».
– Вы чего? – удивилась Рогеаль, заметив, как Аурелий и старшая сестра рассматривают друг друга с неизъяснимой радостью.
– Да… мы просто так давно не виделись.
– Мы так давно не виделись. Вот, даже говорить стали одно и то же, – засмеялась Геасфель.
Её звонкий, рассыпчатый смех создал новую ноту в разговоре, напоминая, ради чего на самом деле явился гость. Ведь действительно, Аурелий и Геасфель учились вместе целых три года! Три года в далёкой стране, рассказы о которой звучат, как сказки. Иногда родным даже не верилось, что мирная, скромная старшая сестра была где-то так далеко.
– Ты ведь придёшь завтра? – с выжидательной улыбкой спросила Шиа.
– А как же Феонир? – Рогеаль высунулась из-за мольберта, укоризненно покачивая карандашом. – Не вводи Аурелия в заблуждение!
– С Феониром я уже рассталась, – беспечно отмахнулась Шиа. – Да я и не верила, что у нас что-то выйдет.
– Ничего себе! И это после того, как ты хвасталась, сколько он на тебя потратил? Зачем вообще тогда было соглашаться?
– Ну и что, ну и пусть, – раздражённо фыркнула эльфийка. – Он же хотел со мной гулять? Вот и должен был раскошеливаться.
– Какая же ты меркантильная. – Рогеаль укоризненно покачала головой.
– Ага, а ты так и будешь сидеть в своей лавке и до конца жизни продавать картины за гроши.
– Не твоё дело!
– Тогда заткнись и тоже не лезь ко мне!
– Так! Ну-ка тишина. У меня от ваших пререканий цветы завянут, – с усилием хлопнула по столешнице Геасфель. – Взяли и развернулись в разные стороны.
* * *
Вскоре Геасфель заявила, что Аурелий так и не отдохнул с дороги, и увела его к себе наверх.
«Прости, они не очень хорошо ладят», – извинилась она по пути.
Внезапно вспыхнувшая ссора повлияла на Аурелия сильнее, чем можно было предположить. Крики сестёр отозвались в нём смутной сосущей тревогой. Вновь ожила тоска – ледяная, цепенящая, – которая было покинула его в чужой стране, будто потерялась среди многочисленных улочек и тупиков, да так и не нашла к нему дороги. Но стоило душевному равновесию пошатнуться, как она взяла след, молниеносно протянув призрачную руку через тысячи километров и сжав сердце.
«Геасфель, помоги, помоги, помоги…»
Комната Геасфель была наполнена уютом, таким родным и знакомым ему самому: герань на подоконниках, над столом – декоративные пастельные тарелочки и надписи в духе «Просто улыбнись» и «Счастлив тот, кто умеет на секунду оглянуться вокруг себя». Над приоткрытым окном тихо перезванивала самодельная музыка ветра. Одна стена, у изголовья кровати, была занавешена узкой полоской кисеи, имитирующей виноградную лозу, словно даже здесь эльфийка не могла обойтись без растительности. На тумбочке вперемешку громоздились разнообразные флакончики, светильник с абажуром, стакан с цветными карандашами и шпильками. На одной из книжных полок – различной формы ножи и лезвия для лепки из глины, и тут же – плоды самого творчества: сюрреальные лица-горошины, выглядывающие из стручка, большие зубы мудрости, причудливые и перетекающие одна в другую формы, напоминающие объятия, – немного смешные и в то же время бесхитростные, как не сдерживаемая никакими ограничениями фантазия ребёнка.
Два года назад, когда их связь ещё была сильна, Геасфель показывала Аурелию память об этой комнате, и теперь он чувствовал себя, точно во сне, – цвета и силуэты казались донельзя знакомыми, но будто бы иными. Иным было освещение из-за времени года, увеличилось количество флаконов, одни глиняные фигурки сменили другие – тысячи неуловимых мелочей.
Он оглядел комнату, стремясь впитать в себя изменения и нагнать разрыв, вновь стать с Геасфель единым целым, ощутить её сердцебиение внутри себя.
Они оба дали друг другу многое. Геасфель легко стала одной из лучших студенток в программе обмена: Аурелий делился с ней своим ощущением интонаций, образами слов, насыщал эмоциями, связанными со страницами родной истории, чтобы она могла видеть её, как собственную. Дар же Геасфель оказался бесценным: через детские воспоминания, через собственное чувство целостности и защищённости она поселила в душе кронпринца тот проблеск надежды, который он сам искал и не мог найти. Она показала ему, что значит расти в обычной семье, где оба родителя уделяют ребёнку достаточно внимания. Она показала ему, что значит любить самого себя. Он точно вышел из дремучего леса, наконец-то понимая, в каком направлении находится солнце. Но, чем больше месяцев проходило в разлуке, тем заметнее мерк этот светлячок. Пока не погас совсем – в ту страшную ночь.
