Kitabı oku: «Времени тонкая нить. Кирилл Лавров», sayfa 5
Дома выкрашены в оригинальный ярко-красный цвет. Во дворах – посыпанные песком дорожки, и даже работающий фонтанчик.
То ли настроение было хорошее, то ли благое дело, по которому мы ездили, но мы оба вдруг заметили, как высокое небо с перистыми облаками заполнило необычайно просторные дворы по Тракторной.
Когда подходили к улице Метростроевцев, я интуитивно уже понимал, что именно это место Лаврову по душе. Да он и не скрывал этого, правда, мотивы у него были не столь романтичными. На его взгляд, близость места к театру – самое главное. Я не спорил с ним, не убеждал, не доказывал. Он был прав.
«Что нам стоит, дом построить. Нарисуем – будем жить!» – эту фразу из известной песенки знают все. Но если бы ее автор знал, сколько копий сломано вокруг «нарисуем», переделал бы эту строчку. «Нарисовать» дом чрезвычайно непросто. Индивидуальный проект подразумевает большую творческую работу. Самое трудное для заказчика – передать архитектору свой взгляд на будущее жилище. Очень часто представление об этом у самого заказчика оказывается весьма туманным. Приходится архитектору угадывать, вносить коррективы, додумывать… Дело небыстрое. Те, кого больше интересует не процесс, а быстрый результат, чаще всего пользуются типовыми проектами. Быстро, гладко и дёшево.
Многие боятся слова «типовой». Этот страх идет из середины 90-х, когда огромные жилмассивы строились всего по нескольким проектам. Сразу вспоминается кинофильм «Ирония судьбы, или с легким паром». Но времена изменились, и сейчас можно найти всё, что угодно – на любой вкус и кошелёк.
Первый плюс типовых проектов домов – простота и лёгкость выбора. Второй – дешевизна. Основной вопрос желающего построить дом звучит почти философски – «Что первично – проект или участок?». В России принято начинать строительство с участка. Типовых проектов нужной площади и планировки наверняка окажется достаточно много. Именно из них предстоит выбирать дом по внешнему виду и соотносить его с участком, или наоборот, подыскивать участок под проект дома.
Цветовая гамма стен, крыши, и прочее – не главное. Современные отделочные материалы позволяют легко всё поменять. Металлочерепица вовсе не обязана быть красной, а отделочный камень – коричневым. Главное – пропорции дома и расположение его основных элементов. Если эти показатели вас устраивают, то необходимо ещё «приложить» дом к участку. Как дом будет смотреться? Удобны ли подходы и подъезды? В какую сторону света смотрят окна? Как выглядит дом в застройке улицы? Возможно ли соблюсти все требования на конкретном участке?
Нам с Кириллом Юрьевичем было проще, мы сразу же решили, что дом будет типовым и панельным. Главные преимущества панельного домостроения – максимально короткие сроки и стоимость. По этим показателям панельное жилье, видимо, еще очень долго будет оставаться вне конкуренции, даже при сильно отставшей в развитии производственной базе. Монтаж блок-секции панельного дома при хорошо отлаженном потоке занимает 3–4 дня, а сдача «под ключ» всего здания возможна за каких-то полгода. Поскольку основное производство остается в цехах, издержки от плохой погоды минимальны, и в экстремальных условиях на стройплощадке работает сравнительно немного людей, обеспечивающих монтаж коробки. Привлекательный сегодня монолит по-прежнему остается более трудоемким, чем панельное домостроение, отстает по срокам монтажа и дороже стоит.
Принципиально новый панельный дом обладает хорошим набором потребительских свойств. Он экологичен и пожаробезопасен. Его срок жизни примерно совпадает с человеческим, и, однажды решив жилищный вопрос, к нему в принципе можно уже не возвращаться. Современные технологии позволяют легко загримировать его внешний вид под кирпич.
Тип дома с Лавровым выбирали вместе. На рынке панельного домостроения в Петербурге работают несколько комбинатов. Основные – ДСК-3, Гатчинский ДСК, Гатчинский ССК, ДСК «Блок». Мы объездили три из них
ДСК-3 ведет строительство домов по типовой серии, которая сменила на конвейере широко известные «корабли». Между тем это дома принципиально иной конструкции, с «кораблями» их роднят только газобетонные наружные стены.
Гатчинский ДСК – существует уже 45 лет. Свою деятельность начал со строительства жилья в Ленинградской области. В первой половине 90-х годов предприятие стало активно осваивать строительный рынок Петербурга. Производит жилье зарекомендовавшее себя как демократичное и качественное.
Гатчинскому ССК – уже десятки лет, изначально он специализировался на строительстве зданий промышленного, сельскохозяйственного и социально-бытового назначения в Ленинградской области. В начале 90-х годов, как и Гатчинский ДСК, вышел на петербургский строительный рынок с жилыми домами. Эти дома от других отличают просторные квартиры с большими площадями комнат и кухни, а так же с высотой комнат в три метра.
Выбирали дом тщательно и долго. Ездили с Лавровым по строительным площадкам, ходили по этажам новостроек. Я всегда поражался его чувству долга. Человеку восьмой десяток, но он легок на подъем, с большим интересом относится ко всему, вникает в мелочи, расспрашивает, узнает, сомневается, советуется. Казалось бы, мог сказать: выберите сами, вы специалисты, я со всем соглашусь. Конечно, он доверял мне, как профессионалу, но считал необходимым лично участвовать в столь важном деле.
Выбор дома занял не один день а наши беседы во время этих поездок могли бы составить отдельную книгу.
Как-то в шутку Кирилл Юрьевич сказал: «Мне сейчас легче сыграть роль строителя, я ведь столько узнал секретов этой профессии» Но я понимаю, что это только первые шаги…».
Выбрали серию Гатчинского ССК. Очень уж понравилась она Кириллу Юрьевичу. Директор комбината, мой давний приятель Юрий Бойко даже отвез нас на завод и показал производственную линию. Достаточно быстро был сделан проект. Ну, а дальше начались согласования. Я уже рассказывал, как мы проходили через эту процедуру при строительстве студийного корпуса. Но то было несравнимо с новой мукой!
Количество согласований, необходимых для строительства жилой недвижимости в настоящее время составляет примерно двести двадцать позиций. На нашей площадке стояли руины школы. Службы МЧС потребовали провести исследования на наличие снарядов и бомб, службы Ленэнерго – запроектировать новую трансформаторную подстанцию и подвести к ней кабель. Теплосети велели реконструировать аж во всем квартале. Городские службы, стоящие на страже интересов народа, спокойно взирают на то, как монополисты, (в основном это частные компании) решают за счет инвесторов свои проблемы.
Если учесть, что по объему производимой продукции и занятых людских ресурсов на строительную отрасль приходится примерно десятая часть экономики страны, то можно представить, как растет мощь организаций, имеющих право распоряжаться ресурсами, которые когда-то принадлежали всем.
В свои походы по этим организациям я старался не брать Кирилла Юрьевича. Помнил неприятный случай из прошлого, когда «пробивали» документацию по студийному корпусу театра. Нужно было получить согласование в Комитете по градостроительству и архитектуре – он совсем рядом с театром. Записались на прием к начальнику управления, как требовалось – за неделю. Чтобы решить вопрос сразу, пригласил Кирилла Юрьевича – как тяжелую артиллерию.
В третьем подъезде на улице Зодчего Росси узкий коридор забит людьми. Смрад, духота, не протолкнуться. Кое-как добрались до приемной, представились. Секретарша, совсем юная особа, не поднимая головы, сухо буркнула:
– Ждите.
– Но мы же по записи, – возразил я.
– Без записи не принимаем, – тем же тоном ответила она.
Подождали. В кабинет входили какие-то другие люди, которым эта девочка услужливо открывала дверь. Сесть было некуда: стулья у стены завалены папками с бумагами.
Через полчаса я тихо сообщил девушке, кто пришел вместе со мной. Никогда не забуду ее перекошенного лица. Она закричала, что я мешаю ей работать, что она выгонит меня из приемной. Это было невероятно! Спасло нас то, что в приемную заглянул в этот момент один из руководителей комитета, и, узнав Лаврова, быстро организовал встречу.
В кабинете сидел человек, очень похожий на секретаршу. Он был недоволен, что ему помешали заниматься своими делами. Сколько самообладания было у Лаврова! Он не «качал» своих прав, которых было вполне достаточно для того, чтобы устроить показательный скандал. Только когда вышли из здания, сказал: «Удивительная страна. Чиновники не работают на людей, которые их содержат».
Лаврова интересовало в новой для него задаче все. Например, формирование стоимости новой квартиры, из чего она складывается? Я читал ему маленькие «лекции». Он искренне удивлялся, что город занимается такими поборами. «Поборы» – это отчисления на инфраструктуру, плата за аренду земельного участка, за присоединение к инженерным сетям, всевозможные платы за разрешительные документы, штрафы, экспертизы, теплофизический и радиационный контроль, составление экологических паспортов, сертификация электроустановок, пробы воды… Причем, выполняют это все государственные предприятия, которые мы и содержим, как налогоплательщики.
«Поборы» составляют от себестоимости до сорока процентов.
– Куда идут деньги, перечисленные на инфраструктуру? – задал он мне вопрос.
Знал бы я ответ! Мы спрашиваем об этом власть уже несколько лет, но никогда не получаем ответа. Видимо, это «государственная тайна».
Несколько лет назад я обратился с запросом на эту тему к тогдашнему вице-губернатору Виктору Локтионову. При личной встрече он мне ответил: «Хочешь работать в городе, не задавай глупых вопросов».
Строительный комплекс сегодня – это тоже достаточно раздробленное, неуправляемое из одного центра множество самостоятельно хозяйствующих субъектов, обладающих своими специфическими особенностями и не связанных друг с другом системными целями. В рамках недостаточно развитого строительного рынка, при отсутствии нормальной конкуренции происходит то, что происходит: кто еще вчера торговал валенками, сегодня строит жилые дома и финансовые пирамиды, исчезая за горизонтом при первых сигналах тревоги. Сколько обманутых вкладчиков, искалеченных душ, убитых горем людей, трагедий…
Пришло время, когда мы решили все подготовительные вопросы: разработали документацию, согласовали ее, выполнили все экспертизы, получили разрешения, разобрали руины. С Кириллом Юрьевичем наметили время, пригласили гостей. Все собрались на строительной площадке. Стоял теплый августовский день. Ярко светило солнце, легкие перистые облака плыли в голубом небе. Никогда бы не поверил, что ночью была гроза и ветром вырвало с корнями старые тополя на соседней улице, покалечив припаркованные машины.
Солнце в августе особое, нежное и ласковое, а августовские ночи полны обаяния. Еще не знаешь, что произошло, но уже чувствуешь изменение в мире природы. Пришел последний месяц лета. В августе особенно остро чувствуешь свою связь с миром, свою сопричастность всему, что происходит в природе. От красоты бытия щемит сердце. Август возвращает детскую яркость ощущений, щедро одаривает сладкой грустью, пламенеет закатами и стелется туманами. Он августвует над нами, облеченный своей августейшей властью…
Сорок с лишним лет я в строительстве. Но, начиная новый объект, будь это уже сотый или тысячный, я всякий раз испытываю трепетное волнение: а получится ли в этот раз, удастся ли все задуманное?
Мы стояли с Лавровым рядом. После коротких речей он махнул рукой, огромный экскаватор вздрогнул, и первый ковш, до краев наполненный землей, стал поворачиваться к кузову машины.
В голове стучит одна мысль: только бы все вышло! В такие моменты все вокруг преображается, привычные вещи начинают приобретать особый смысл. Как тут не стать суеверным человеком, наверное, в каждой профессии есть свои предрассудки и свои приметы. Первый день начинается с ритуалов, многократно отработанных за годы, но все равно боишься что-то упустить из виду. Возникает ощущение, что к тебе, и только к тебе прикованы взгляды десятков людей, их слух устремлен лишь к твоим словам. Но вот все речи и напутствия позади, колесо завертелось, ты в отличной форме, и все идет, как задумано. Это тоже очень важно, так как человек начинает чувствовать себя более уверенным, понимаешь, что именно ради таких моментов стоит жить!
На следующий год, поздней осенью, мы сдавали дом в эксплуатацию. За время строительства Кирилл Юрьевич часто приезжал на стройку, и каждый его приезд становился праздником. Все хотели пожать руку великому артисту, поговорить с ним, задать вопрос, пообщаться с «легендой»… Конечно, при его занятости и возрасте он мог не участвовать в поездках на стройку. Квартиры мы и так передали бы актерам! Мог бы отправлять вместо себя директора театра, артистов. Но он приезжал сам.
Быть добрым может каждый, только не все почему-то стремятся творить добро и жить на благо других. Кирилл Юрьевич относился к тем людям, само присутствие которых делало нас чище, возвышеннее. Доброта – это и безграничная любовь, и глубокое уважение, и светлые мысли, и благородные поступки, и действия.
Его обаяние – искренность и естественность, доброта и внимательность, уравновешенность и дипломатичность, скромность и чувство собственного достоинства, эмоциональная глубина и сдержанность, одухотворенность, порядочность, нравственная чистота. С таким обаянием нужно родиться, оно зависит от масштаба личности и не имеет ничего общего с внешней красотой и привлекательностью.
Однажды дав слово, что он будет на строительстве дома оказывать помощь всем, чем может, он сдержал его. Я был поражен его чувством долга и ответственности. Порой так легко дать обещание, и так трудно бывает его выполнить! Всегда найдутся тому причины. Лавров был обязательным человеком, он берег то доверие, которое оказывали ему окружающие.
Как не хватает мне сейчас этого человека! Он был скромен, доброжелателен, деликатен, с интеллектом сочетал порядочность и благородство, чистоту мыслей, чувств, желаний и стремлений. Был способен встать на место другого, понять состояние его души и ума, отнестись к недостаткам и ошибкам великодушно и снисходительно.
Сколько проживу, буду хранить память о нем.
Вместо послесловия
Я пришел на открытие памятника Лавровым – Кириллу Юрьевичу и Валентине Александровне – и увидел огромный православный крест из мрамора. Говорят, сам Лавров хотел такой. Религиозность свою он никогда не показывал, но жил по-христиански. На церемонию собрались близкие – дочь, сын, внучка. Театральные сотоварищи. Друзья. Все сказали добрые слова и стали расходиться. День был холодный, с занудным питерским дождем. Стоял поодаль, смотрел на мокрый, серовато-холодный мрамор креста, улыбчивую фотографию Лаврова, и вспоминал его живого.
Словно в другой жизни это было. У меня юбилей – 60 лет. Дата такая, что особо радостной ее не назовешь. С другой стороны, конечно: «мои года – мое богатство». Зрелость, говорят, это мудрость, а если здоров, да еще и внуки есть, то и радость. И вообще: отмечаем мы день своего явления в этот удивительный мир, а не груз лет, тяжелеющий с каждым таким днем. По этому поводу мне нравится высказывание Франклина: «Если бы мне позволили выбирать, я бы не возражал простив повторения всей своей жизни с самого начала, испросил при этом только одну льготу, какой пользуются писатели при повторном издании своей книги – возможность исправить ошибки, допущенные в первом издании».
Не люблю шумных застолий, но здесь – юбилей. Дочери Анна и Наташа выбрали необыкновенное место – знаменитый своим великолепием Юсуповский дворец.
Дворец отличается редкой, даже по меркам старого Петербурга, роскошью интерьеров, убранством, и одной из самых богатых художественных коллекций. Его миниатюрный театральный зал зовут «Малая Мариинка». Только здесь и должны были, по мнению дочерей, проходить юбилейные торжества. Пригласили родных, коллег по работе, друзей. В том числе из Сибири. Все, как полагается, все на должном уровне. Оставалось пригласить Лаврова. Вроде бы, какая проблема? Мы давно знакомы, проверенные партнеры, друзья – он сам это постоянно повторяет. Но не оставляли подспудные сомнения: а вдруг? Все же – это Лавров. Что ему какие-то строители? Это по делу мы друзья. Вдруг вежливо сошлется на что-нибудь неотложное? Но он ответил на приглашение коротки и уверенно:
– Спасибо, буду обязательно.
И пришел в назначенный час без опоздания. И ушел не раньше, чем стали расходиться все гости. И охотно общался со всеми, подписывал какие-то книжки, открытки, которые ему протягивали. И сказал со сцены трогательную речь, полную дифирамбов, заявляя при этом, что ему повезло в жизни подружиться со мной, и этой дружбой он дорожит.
Наверно, ничего оригинального он при этом не сказал, а с эпитетами в мой адрес даже перебрал. Но как искренне он все это говорил, как просто и естественно держался – дорогого стоит. Потом, уже в застольных разговорах по поводу юбилейной даты, все старался шутить: «Мне бы твои шестьдесят…» Мы говорили на обычные в таких случаях темы: о том, что годы летят, но душа не стареет в любом возрасте. И этот печальный контраст – самая, может быть, большая неприятность в жизни. Что только обнаружив ее, начинаешь всерьез сомневаться в собственном бессмертии. А вот раньше, в молодости, казалось, что смертны только наши бабушки и дедушки, а нас это вовсе не касается. Но, в общем, жизнь все равно прекрасна, надо только дорожить каждым ее днем, тем более, что нам еще многое предстоит сделать…
Нем забуду и нашу с Лавровым пресс-конференцию, которая проходила в канун трехсотлетия города. Мероприятие такого рода сто столь именитым участником у меня было впервые. Волновался, как никогда раньше. Поводом для большого разговора с журналистами послужили наши совместные с театром дела: строительство студийного корпуса, сдача жилого дома для актеров, сорокалетний юбилей треста и дальнейшие планы. Суть дела я понимал просто. У нас была редкая возможность прекрасной рекламы среди потенциальных покупателей и инвесторов, если толково организовать этот разговор. Главное – привлечь как можно больше журналистов и хорошо представить трестовские «ноу-хау». На Лаврова, как на премьеру, журналисты пойдут плотными рядами, это ясно. А дальше – все сложится само собой. Мы же – 47 трест! Нам есть что сказать! У нас будут строительные новости из первых рук, особые мнения по проблемам производства, новаторский опыт возведения студийного корпуса БДТ, поставленного на шестнадцатиметровые сваи в кисельном грунте, и так далее…
Лавров, для которого встречи с журналистами всегда были частью актерской и театральной работы, предупредил, что все не так просто. Самое рудное в общении с разного рода СМИ – это как раз такие собрания. Когда интервью один на один – проще. Быстро можно приноровиться к собеседнику, понять, насколько он информирован, о чем можно рассказать подробней, чтобы ничего не перепутал, о чем можно короче, о чем вообще не говорить, как вывести на нужные тебе вопросы. Если вопросов много, и все от разных людей, нужна быстрая реакция, желательно остроумная. И непременно точная. Долгие и заунывные ответы не приветствуются, пишущая братия их плохо слушает. Вообще надо внимательно следить за реакцией журналистов и действовать по обстановке. Важна импровизация, игра. Что получится из этой игры – об этом расскажут, покажут и напишут журналисты. Надо быть готовым к неожиданностям. В том числе и неприятным. Это издержки многолюдных пресс-конференций.
Выслушав внимательно рекомендации Кирилла Юрьевича, я их тут же забыл, как только мы оказались за столом перед довольно большой и шумной аудиторией журналистов основных городских изданий, радио и телевидения.
Лавров многих знает, машет им, кивает. Начав конференцию сразу, без предисловий сообщает, что в новом здании, во дворе театра планируется размещение учебной студии, в которой начнет заниматься совместный актерско-режиссерский курс при театре. Студенты будут учиться в театральной Академии, а по окончании им будет выдаваться диплом государственного образца. И тут же вводит в роль меня:
– За все сделанное я благодарю руководителя сорок седьмого треста Михаила Константиновича Зарубина. Это его идея – построить корпус. Это все он…
Я поднимаю руки, пытаюсь протестовать, но Лавров, улыбаясь, повторяет:
– Он, он… И я рад, что дожил до этого. В Театральном институте мы часто не можем найти то, что нужно актерской труппе БДТ. Руководители курсов берут лучших студентов, а нам достаются остатки. Теперь мы распорядимся сами. А курс в студии будет вести известные петербургский режиссер Григорий Дидятковский…
Потом Лавров, между делом, посетовал: накануне юбилея города, да и задолго до него, питерские власти совершенно не помогали товстоноговской сцене, ссылаясь на то, что театр находится в федеральном подчинении. А министерских денег долго ждать. Тогда и обратились к 47-му тресту…
Зачин у Лаврова получился прекрасным. После чего я изготовился: сейчас мой черед, окажусь в центре внимания и посыпятся вопросы. Они и посыпались, только не мне, а опять Лаврову, и совсем не по теме конференции:
– Кто ваш преемник? Лавров, хитро улыбаясь, отвечал:
– Я уже десять лет думаю об этом. Сложно найти такого человека. Советом старейшин, в который входят актеры, долгие годы работающие в театре и имеющие право определять его судьбу (среди них – Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили, Андрей Толубеев) предложено создать структуру, в которой Григорий Дидятковский займет пост главного режиссера, я же сохраню место художественного руководителя театра. А потом, со временем, он, возможно, станет и во главе театра…
Надо сказать, что так все и произошло, только главным режиссером был назначен Темур Чхеидзе. Чему, кроме прочего, поспособствовала и публикация в одном серьезном издании после нашей пресс-конференции.
Между тем, добрались и до меня. Спросили о сорокалетии треста, которое мы отпраздновали в Большом драматическом. Это был прекрасный повод рассказать не только о празднике, но и о наших делах. А тресту есть чем гордиться. Нас в городе знают. Поэтому в юбилейные торжества в театре был аншлаг. Среди гостей – председатель Госстроя страны, руководство города. Приветствия – от Госдумы, Совета Федерации. За свои сорок лет трест построил для страны и города много чего, о чем не грех напомнить. А уж театральная студия – это и вовсе инновационная стройка… Я увлекался все больше. Но тут, воспользовавшись паузой в моем эмоциональном повествовании, заговорил Лавров:
– Я теперь все больше бываю на стройках, открывая для себя много нового. Строители – великая профессия. Ну, а сорок седьмой трест и Михаил Константинович Зарубин – это, смею утверждать, судьбой и временем проверенные друзья…
Потом мы так попеременно и говорили, и наш дуэт по-моему, хорошо слушали. Уже после пресс-конференции Лавров резюмировал: «Держался ты молодцом, но нельзя долго говорить на одну тему, даже о чем-то интересном. Внимание все равно ослабевает. Это психология…»
На следующее утро, купив газеты, я приготовился к чтению вариаций своего рассказа о необыкновенной театральной стройке, где нами были проявлены чудеса строительной изобретательности. И прочел: «Во дворе театра действительно появилось новое здание из серых плит газобетона с несоразмерно огромными арками на высоту двух этажей и тремя этажами над ними. Фуры, которые доставляют декорации, должны будут проезжать под этими арками к корпусу хранения декораций. Этим объясняется странное архитектурное решение здания, которое как бы нависает на столбах над и так небольшим двориком театра».
И вообще, большего внимания газетчиков удостоились театральные истории а не строительные, хотя многие из тех и других были вполне дельными. Что касается замечания насчет «странного архитектурного решения», прав лавров. Можно сколько угодно возмущаться: вы неправильно меня поняли. Но поздно – поняли, как написали…
У Кирилла Юрьевича было место, где он больше всего любил бывать – Вырица. Мы гуляли в зеленом лесу вдоль Оредежи, рядом с дачей, и лавров рассказывал мне историю этого дивного места, которому он не изменял никогда, хотя получал приглашения жить в Комарово, Репино. Поселок растянулся вдоль железнодорожного полотна и реки почти на пятнадцать километров. Одних улиц почти триста. Его название произошло от русского слова «вырь», что означает пучина, омут, просвещал меня лавров. Первыми жителями были четыре семьи саратовских поселенцев, которые не выдержали каторжной работы на первых стройках Петербурга, бежали и нашли приют в лесах около быстрой и чистой воды. Вокруг были поляны, пригодные для пашни.
– Видишь тот дуб? – показал Лавров. – Тот, что растет у реки? По преданию, он посажен первыми жителями…
Мы остановились и молча смотрели на гладь воды, на могучий дуб. Вокруг была благодать.
– Знаешь, – вдруг сказал Лавров, – иногда так хочется лечь в траву и смотреть в небо. Устаю… Мой отец ушел из театра почти сразу же, как только ему исполнилось шестьдесят. Помню его слова: «Лучше уйти на минуту раньше, чем на секунду позже». Он считал, что пенсионерам на сцене не место. Я его понимаю. Но вот у меня так не получилось. Стариков ведь тоже кому-то играть надо…
Он приобнял меня, по своему обыкновению, за плечи, и мы пошли к даче вдоль реки…
