Kitabı oku: «Больные люди», sayfa 7
Началось всё в 12 часов утра. День был пасмурный, непогожий. Мы с Леной мирно сидели и читали книгу, как вдруг входная дверь отворилась. Я сразу понял, что это Соня: она обещала вернуться примерно в это время. Я вышел в прихожую, дабы встретить её…
Картина, что предстала перед моими глазами, ужаснула меня. Соня была бледнее обычного, вся в синяках. Она смотрела вниз, её ноги тряслись, пальцы рук дрожали, дыхание было прерывистым. Было понятно: она не упала. Её избили. Причём жестоко, без сожаления.
Я вообще не знал, как нужно действовать в такой ситуации. Какое-то время я стоял в ступоре, но потом нашёл в себе силы и, подойдя к сестре, сел на колени и заглянул ей в глаза. Глаза были красные, заплаканные.
– Соня, что случилось? Кто тебя так? – спросил я.
Соня ничего не ответила.
– Соня, что случилось? – снова спросил я.
Ответа не было. Я уже начал волноваться.
– Сонь, что с тобой? Кто тебя избил? Обещаю тебе, я найду его и разберусь…
– Не волнуйся, Саш… Тебе нельзя волноваться… – наконец, ответила Соня дрожащим голосом.
– Что ты такое говоришь? Как мне не волноваться, когда какой-то мудила избил мою родную, ни в чём не повинную сестру, да ещё и так жестоко?
– Я… не хочу говорить об этом… Мне надо…уроки сделать. – сказала Соня и поплелась в свою комнату. Я решил, что теперь нельзя оставлять дело так, как есть, и пошёл за ней.
– Соня, какие уроки? Тебя отделали так, что ты еле ходишь. Тебе нужна помощь…
Войдя за ней, я увидел, как она стоит и дрожит. Рюкзак выпал из её рук. Дыхание было рваным, с частыми вдохами. Было такое чувство, что она сейчас задохнётся. И тут она, покачнувшись, чуть было не упала на пол. Я успел подхватить её и аккуратно положить к себе на колени. Я быстро достал телефон и кое-как, одной рукой придерживая Соню, другой набрал скорую и вызвал.
– Алло, скорая? Приезжайте на улицу Пушкина, дом 85, 3-й подъезд, 64 квартира. Тут девочка 14 лет с множественными травами от ударов без сознания. Приезжайте, по возможности, быстрей!
Пообещали приехать через 15 минут. Я поднял Соню, которая лежала почти без сознания, и положил на кровать. Лена, которая до того старалась не вмешиваться, вошла в комнату.
– Что случилось? – взволнованно спросила она.
– Лену кто-то избил, а сейчас она потеряла сознание. Я уже вызвал скорую.
Лена помрачнела.
– Значит, узнаешь…
Произнесла она это тихо, под нос, но я услышал.
– Что я узнаю? Ты знаешь о моей сестре то, чего не знаю я? – спросил я.
Лена на это лишь сказала:
– Давай потом поговорим.
Когда я оделся и на руках понёс Соню к выходу, скорая уже приехала. Я вызвался ехать в больницу с сестрой как её законный представитель. Лена тоже вызвалась ехать с нами. Всю дорогу до больницы меня не покидало ощущение, что родная сестра и любимая девушка от меня что-то скрывают. Ощущение, впрочем, оправданное: вся это эмоциональность Сони, её закрытость и эти их разговоры с Леной по вечерам говорили о какой-то тайне, которую мне знать, видимо, нельзя. Я решил допросить Лену, ибо не хотел пугать Соню сразу же после её пробуждения.
Когда мы прибыли, Соня пришла в сознание. Её осмотрело несколько врачей. Вот их краткие заключения:
Хирург: «Многочисленные синяки появились из-за ударов, нанесённых тупым предметом. Переломов не обнаружено. Присутствует небольшое сотрясение мозга, что могло стать причиной потери сознания».
Невролог: «Внимание рассеяно. На слова и действия реагировала с большим трудом. Причиной рассеянности является диагностированное хирургом сотрясение мозга. Рефлексы в относительной норме. Заболеваний нервной системы не обнаружено».
Наконец, дошли мы до психиатра. Это была тридцати лет девушка со смуглой кожей и с длинными чёрными волосами (должно быть, кавказского происхождения). Она выглядела вполне серьёзной и долго рассусоливать не стала: посадила нас на дальние стулья, а Соню – рядом с собой. Она стала расспрашивать её о проблемах в семье, в школе. Соня, кое-как нашедшая в себе силы говорить, отвечала крайне неохотно.
– Тебя обижают в школе?
– А зачем вы спрашиваете?..
– Это необходимо. Ну, так что? Обижают?
– Не совсем…
– Что значит «не совсем»?
– У меня в школе всё нормально…
Соня вся зажалась, постоянно смотрела по сторонам с испугом в глазах. В её виде так и читалось: «Что здесь происходит? Заберите меня отсюда. Мне страшно». Однако, через некоторое время, она наклонилась к психиатру и что-то ему шепнула. Психиатр обратилась к нам:
– Товарищ Гордон, вы же её брат, да?
– Да. – ответил я.
– И вы проживаете в одной квартире с пациенткой?
– Да. Она живёт со мной. Я её официальный опекун.
– Скажите, товарищ Гордон, вы применяете к ней насилие?
Этот вопрос выбил меня из колеи.
– Вы намекаете на то, что я её избил?
– Такого и в мыслях не было. – ответила психиатр. – Я просто хочу удостовериться, что девочка не подвергается домашнему насилию.
– Не подвергается. Я бы никогда руку не поднял на сестру.
– Точно? А может поднимали? Ну, в состоянии алкогольного опьянения, я имею ввиду.
– Я не пью. И даже так я бы не побил её.
– В таком случае скажите, кто виноват в её травмах?
– Она ничего не рассказала. Сразу сознание потеряла.
– То есть она вам ничего не рассказала?
– Ничего.
– Но вот мне она сейчас сказала, что всё скажет, когда вы выйдете из кабинета. Не кажется ли вам это подозрительным?
Что? Соня хотела всё рассказать, но только не при мне? Очевидно, что психиатр подумала, что я бью и запугиваю Соню, а потому она при мне и не говорит. Но какова же реальная причина? Я же не бью Соню! Я же люблю её!
– Товарищ Гордон, ответьте честно. – сказала психиатр. – Иначе мне придётся сообщить в соответствующие органы.
– Постойте, вы не понимаете… – начал было оправдываться я.
– Нет! – вдруг вскричала Соня. – Не арестовывайте его! Прошу! Вы меня не поняли!
Наступила гробовая тишина. Мы – я, Лена и психиатр – были в полном недоумении. А Соня тем временем присела на стул, тяжело вздохнула и начала говорить:
– Я не хотела говорить брату, чтобы он не беспокоился зазря, не волновался. И вам хотела всё рассказать без него. Но, видимо, придётся рассказать всё так. В общем, надо мной издеваются в школе. И делают это четыре мальчика и одна девочка. Её зовут Надя. Мы когда-то дружили, но она вдруг резко изменилась: стала вести себя, как пижонка, а меня начала назвать отбросом. Сначала завуалированно, потом открыто. Потом дошло до грабежа, шантажа избиений. Ей помогают четыре её дружка – сволочи страшные… Я пыталась не пересекаться с ними, но они меня всегда находили. И я старалась отвлечься: уроки делала, уборку…
Вот так. Оказалось, что сестра лишь создавала видимость нормы, а на самом деле переживала такие ужасы, которые и мне сложно представить. Да ещё и справлялась с этими ужасами тем же способом, что и я: замыкалась в себе.
– Соня… – обратился я к сестре. Она повернулась в мою сторону. Я увидел, что она вот-вот заплачет. – Прости меня.
Тут Соня удивилась.
– З-за что ты извиняешься?.. – спросила она дрожащим голосом.
– Как за что? Я же твой брат, твой единственный родственник. Я должен был помочь тебе, но… я ничего не знал. А ведь я должен был быть внимательнее, а не просто спрашивать, как у тебя дела, каждый день. Я очень плохой брат…
– Саш, не казни себя так… – попыталась успокоить меня Лена.
– А ты ведь знаешь про это, да? Именно это, как ты говорила, мне «предстоит узнать»? Почему ты знала, но ничего не сказала мне?..
– Я не хотела, чтобы ты переживал. – сказала Соня. – Ты ведь так много работал, так уставал. Я не хотела тебя беспокоить этим. Я хотела сама с этим справиться… – она заплакала.
Соня. Родная моя сестра. Не рассказывала о своих проблемах, чтобы я не волновался… Сейчас пишу – до сих пор в смятении, как тогда, в кабинете психиатра.
Я подошёл к Соне и, встав на колени, обнял её за талию.
– Соня, почему ты думала, что меня не нужно волновать? Волноваться о тебе – моя обязанность как твоего опекуна. Как и помогать тебе справляться с трудностями. Я же не циник: даже если я устал с работы, я бы тебя выслушал.
– Я хотела сама справиться. Как ты.
– Сонечка, я – плохой пример для подражания. Да, я тоже пережил подобное. Но я не справился, и мне пришлось переживать это до конца школы. А ведь надо мной издевалась одна девочка, тогда как над тобой – целая группа. Они же тебя изведут, замучают. Тут без помощи не справиться.
– Вот я и спросила у тёти Лены, что делать. И она мне давала советы, как им отвечать. Пытаться игнорировать, отшучиваться, потом отвечать словесно на их обидные слова и физически – на побои. И я пыталась это сделать, но всё тщетно.
Я посмотрел на Лену. Она выглядела виноватой. Конечно, первой моей реакцией было желание отругать Лену, но потом я понял: она не хотела причинить вреда. Она хотела, как лучше.
– И именно поэтому ты пошла к Наде вчера? – спросил я.
– Да. Я хотела всё ей высказать, но получила в ответ лишь удары кулаком.
– А где ты ночевала?
– У своей знакомой одноклассницы. Она ко мне дружелюбна и помогает по возможности…
– Всё, Сонь, успокойся. Всё хорошо. Я разберусь с этими ребятами.
– Как?
– Напишу заявление в милицию. Им не отвертеться. Ещё и директору школы всё расскажу, с именами.
По итогу Соне прописали лекарства от головы и от нервов, заодно наказав нам не пускать её в школу некоторое время и обеспечить ей покой и тишину. Мы отправились домой.
Всю дорогу домой мы молчали. Атмосфера стояла напряжённая. Мы все смотрели отстранённо, в разные стороны, будто незнакомцы. Мне было тяжело от этого, и хотелось сказать что-то, чтобы разрядить обстановку, но ситуация была настолько сюрреалистичной, настолько сложной, что я просто промолчал.
Когда мы добрались до дома, я помог Соне добраться до кровати. Она легла и закуталась в одеяло. Я собрался было уходить, дабы Соня полежала в покое, но она остановила меня:
– Не уходи.
Я не ушёл, а присел рядом с кроватью, на полу. Соня протянула руку и положила мне её на плечо.
– Спасибо, что заботишься обо мне, Саш. Я рада, что ты – мой брат.
Не знаю, почему она вдруг решила мне это сказать. Как и не понял, почему меня нужно благодарить. Ибо я чувствовал, что не выполнил свой долг. Да, я опять сомневался в себе. Но раньше это было беспочвенно, а здесь причины были.
– Сонечка, ты так уверена, что я хороший брат? – спросил я.
Соня удивилась.
– Да, абсолютно. Ты же много работал для меня…
– То, что я работал, ничего не значит. Задача любого родителя – помогать своему ребёнку физически и морально. А морально я тебе не помог. Не знаю уж, был ли у меня шанс, но я бы постарался. Но ты же ничего мне не говорила…
– Прости. Я думала, что всё пока не так серьёзно…
– Соня, ты мне не доверяешь?
Соня явно опешила от такого вопроса.
– Нет, я тебе доверяю. А почему ты спрашиваешь?
– Если бы ты мне доверяла, всё бы рассказала раньше. Но вот почему ты рассказала Лене, а не мне? Почему она?
Лена, видимо, услышала, что её упомянули, и решила зайти. И тут они обе почти одновременно сказали:
– Саша, я могу всё объяснить.
– Вот и объяснитесь обе. – сказал я. – Соня, неужели ты Лене доверяешь больше, чем мне? Лена, неужели ты ничего не могла мне сказать, раз уж знала? Почему вы все от меня таите что-то? Я что – чужой человек? Мне нельзя ничего доверить? Так вы считаете?
Они обе с виноватым выражением лиц опустили глаза.
– Саш, я тебе доверяю. Просто я за тебя беспокоилась. Ты много работаешь, вечно приходишь уставший. Но ты всё это стойко переносишь ради моего будущего. – сказала Соня.
– За меня беспокоиться не надо. – сказал я. – А вот за себя надо. Твоя жизнь и твоё здоровье должны быть в приоритете…
Я помолчал, а потом добавил:
– И, тем не менее, спасибо тебе за то, беспокоилась обо мне и что помогала по дому. И в ответ за это отныне я буду помогать тебе. А ты брось такую привычку – ничего не рассказывать. Всё рассказывай после школы, даже если я валюсь спать, то просто бей меня по щекам.
Я так сказал, потому что понял, что не могу долго обижаться на сестру. Особенно, когда она сама пострадала.
Сестра привстала и обняла меня.
– Хорошо, Саш. Я всё поняла. Никогда больше так не буду.
У меня будто груз упал с души. Ну, или пол груза, ведь предстояло ещё и с Леной разобраться. А она тем временем сама решила сказать:
– Я сама не знаю, почему твоя сестрёнка открыла мне свою тайну. Она сказала, что видит во мне родственную душу. Уж не знаю, насколько родственную, на да ладно. Я ей говорила, чтоб она всё тебе рассказала, потому что я верила в тебя, но она мне грозила, чтоб я ничего не рассказывала. Но я тебе могу поклясться – она говорит правду, что она за тебя волновалась. Я же чувствую, когда люди говорят правду.
Ну ладно уж. Я верю им обоим. И про родственные души она, похоже, не врёт. Они даже смеются одинаково. Кажется, они нашли друг друга.
– Странно это всё, конечно. – сказал я, высвободился из Сониных объятий и поцеловал макушку её головы. – Ладно, Сонечка, отдыхай. Я пойду и приготовлю обед.
– Нет, это сделаю я. – преградила мне путь Лена. – У тебя стресс. Иди поспи.
– Я сам буду решать, когда у меня стресс, а когда – нет. Я очень благодарен твоим попыткам мне помочь…
– Раз благодарен, то дай помочь. – закончила разговор Лена и ушла на кухню так быстро, что я не успел ничего возразить.
Тем не менее, я пошёл на кухню, ибо хотелось всё равно как-то помочь Лене. Да и думалось мне, что, если я займу себя чем-нибудь, то смогу отвлечься от всего этого и успокоиться. Я подошёл к Лене, которая стояла на кухне и набирала в миску картошку для последующего её очищения, и спросил:
– Может, я тебе-таки помогу? Ну, там, салатик какой порежу?
Лена улыбнулась, отложила миску и, подойдя ко мне вплотную, обняла меня за плечи.
– Спасибо тебе, Саша, но я сама. А ты иди поспи.
И, не дожидаясь, моего ответа, она повела меня в гостиную. Когда я лёг на кровать, она наклонилась ко мне и сказала:
– Будь спокоен. Всё будет хорошо.
Сказав это, она поцеловала меня. Меня обдало приятным, успокаивающим теплом, от которого глаза мои сами собой закрылись, и я погрузился в сонное царство.
Не знаю, сколько бы я проспал, если бы рука Лены не потрепала меня за плечо. Я приоткрыл глаза и увидел, что Лена сидит рядом и наклонилась над моим лицом. Я невольно улыбнулся.
– Твои поцелуи какие-то особенные, что ли? – спросил я.
– Почему это они особенные? – спросила Лена.
– Ну, сейчас ты меня усыпила поцелуем, а вчера я чуть ли не горел после него. Это какая-то помада?
– Нет, это, скорее всего, игры твоего мозга. – подытожила Лена. – Ну да ладно. Вставай, соня. Есть пора. Твоя Соня, кстати, уже встала. Она себя чувствует хорошо.
Когда мы пришли на кухню, Соня мирно сидела за столом и уплетала за обе щеки картофельное пюре с плотными кусками говядины. Меня с Леной тоже дожидались порции, стоявшие на столе. Я присел и спросил у Сони:
– Сестрёнка, как ты?
– Я уже лучше. – ответила Соня. – Таблетки помогли, наверное. Или сон. А может, всё вместе. А ты как, братик?
– Я-то в порядке. Да и не могло ничего такого со мной сегодня случиться. Главное, чтоб вы обе в порядке были.
Лена с Соней удивились последней фразе.
– Как ты сказал? Мы ОБЕ? – издевательски переспросила Лена. – Ты за меня беспокоишься? Ах, я польщена.
– Ой, да иди ты! – сказал я и принялся за еду.
– А если серьёзно, то спасибо за то, что беспокоишься обо мне. Для меня это очень много значит. – сказала Лена. – Вот поэтому мы с Соней тебя и любим, ведь ты за нас волнуешься. Правда, иногда ты в порыве волнения на себя наговариваешь, чего делать не стоит. Ты вовсе не плохой человек.
– Вот именно. – вклинилась Соня. – Ты хороший человек, Сашенька. И мы с Леной будем повторять это до тех пор, пока ты сам этого не поймёшь.
Конечно, они говорили мне это много раз. Но они видели, как я сомневаюсь в себе. А у сомнений были причины. Ведь я всегда был не до конца уверен в своих возможностях, а тут на меня свалились целых две ответственности: опека над Соней и отношения с Леной. Я ведь прекрасно понимаю, что они заслуживают только хорошего, и не знаю, могу ли я им это дать сполна. Но в тот момент, когда мы сидели за столом, когда они смотрели на меня своими сияющими глазами, говорили мне приятные слова, мои сомнения будто растворились: я просто сидел и улыбался им. Так и хотелось, дабы это прекрасное мгновение полного умиротворения остановилось, и мы остались сидеть в абсолютной гармонии надолго.
Но минуту покоя нарушил звонок в дверь. Я отложил вилку и пошёл открывать. Когда я открыл дверь, я немало удивился: на пороге стоял старый знакомый, Владислав Егорович.
– Ой! Здравствуйте! – удивлённо сказал следователь и пожал мне руку. – А я не думал, что мы так внезапно встретимся вновь.
– Здравствуйте. А вы разве не знаете, где я живу? Я же вам сам говорил. – удивился в ответ я.
– Ну, я запамятовал, честно вам скажу. Столько адресов я слышал, все не упомнишь…
– Слушайте, если вы насчёт Лены, то лучше уйдите. Момент для разговора не самый лучший.
– Соглашусь, ибо тут у нас случай критический.
Только в этот момент я заметил у него за спиной несколько милиционеров.
– А что случилось? – поинтересовался я.
– Вашего соседа нашли мёртвым. На него снова жалобу составили из-за его пьяных выходок, и к нему участковый пришёл. Дверь оказалась отперта. Зашли, а он мёртвый на полу лежит. У него очень удачно сделан надрез в области шеи, так что крови вытекло много.
– А кто же его убил?
– Скорее всего, какой-нибудь собутыльник. Мы начали проверку.
Казалось, ничего хуже за весь день произойти не может, и тут на тебе: убийство. Причём буквально за стенкой. И тут я озадачился: если была потасовка, приведшая по итогу к убийству, то почему же я её не слышал? Конечно, это могло случиться, пока я спал, но ведь я из-за пьяных ссор в квартире Георгия Васильевича я спать не мог, а тут всё так тихо прошло… Да и разве мог алкаш нанести удар в шею так удачно, чтобы кровь пошла ручьём? Всё это казалось странным. Очень странным. И тут вдруг меня посетила мысль: может, проверить Леонида Андреевича? А вдруг и с ним что-то случилось? Нет, я отнюдь не переживал за состояние этого старого хрыча, но было у меня подозрение, что и его в живых уже нет. Не знаю, откуда оно у меня вдруг появилось. Минуя милиционеров, я подошёл к двери в квартиру пенсионера и дёрнул за ручку. Дверь оказалась отперта.
Когда милиционеры зашли в квартиру пенсионера, то, по описанию Владислава Егоровича, увидели нечто странное: Леонид Андреевич лежал на диване, одетый в свой халат, со скрюченными руками и наклонённой вниз головой. На столике рядом стояли бутылка с жидкостью неизвестного рода и какие-то белые таблетки. Бутылку и таблетки забрали, как возможные улики.
Конечно, не было никакой видимой связи между этими двумя убийствами, как и не было видной связи между ними и убийством Сереги Михалева в начале недели. Хотя для меня эта связь присутствовала, и ей, по моему мнению, являлся я сам. Не зря же убийства происходят буквально у меня под носом, не зря же жертвами оказываются те, о ком я нелестно отзывался ранее. Может, убийца охотится за мной и таким образом играется, запугивает меня, дабы я в конце концов остался беззащитным перед его лицом и легко поддался лезвию ножа? А может, у него другой мотив? Может, это псих, а психи имеют свои особенности мышления, из-за которых обычным людям не понять их действий.
Пока я размышлял, ко мне подошёл Владислав Егорович и отвёл меня в сторону, после чего спросил:
– Как вы думаете, Сашко, кто убийца?
– Мне-то откуда знать? Я его не видел. – отвечал я озадаченно.
– А может, вы его видели, но не поняли, что это он? Может, вы его видите каждый день?
Я сразу раскусил его намерения.
– Лена не убийца! – твёрдо произнёс я. – И не смейте её беспокоить.
– Нет, вы не подумайте! Я ни в коем случае не буду обвинять гражданку Гордееву раньше времени. Но нельзя исключать её из списка подозреваемых.
– Тогда и меня заодно в этот список добавьте.
– Зачем?
– А может, это я убийца?
– Нет, вы не убийца, Сашко. По вам видно, что вы неспособны убить. Да и биографию я вашу изучил. По ней видно, что всю жизнь вы были абсолютно безобидны.
– А может, я – тот чёрт, что с виду беззлобен, но на деле и на злодеяние способен?
– Не думаю. Иначе вы бы уже что-то сделали с гражданкой Гордеевой. Она же так удобно упала в ваши объятия, вся вам доверилась… Ну разве это не прекрасная возможность свершить месть?
Он меня уже начал раздражать.
– Я не такой человек!
Следователь усмехнулся.
– Вот видите? Вы сами признали, что были неправы. Так что вы вовсе не подозреваемый. Опять же, за гражданку Гордееву не беспокойтесь: мы её заберём в тюрьму не раньше, чем найдём объективные доказательства её вины.
Нельзя сказать, что я полностью успокоился, но в некоторой степени я остудил пыл.
– Вижу, вы немного на нервах сегодня? – заметил следователь. – Что-то случилось?
– Ничего такого.
– Не верю вам.
– Ладно, случилось. Мою сестру избили хулиганы. В больницу её возили.
– Сочувствую вам. А у вас, случаем, нет имён этих хулиганов?
– Только одной из них. Но она, как я думаю, сдаст остальных.
– Не факт. Хотя, думаю, может сработать. Можете, пожалуйста, назвать её имя?
– Горюнова Надежда Ивановна. Живёт на проспекте Тухачевского, дом 14.
– Спасибо. Приду к ней и допрошу. А с вами вынужден сейчас расстаться: работа, как видите, ждёт. Желаю вашей сестре оправиться. А вам желаю благополучия.
Конечно, он старался проявить доброту по отношению ко мне, но мне это почему-то не понравилось. Он мне показался каким-то заискивающим, льстящим. А ещё крайне лживым. По нему так и было видно, что ему не терпится посадить Лену, пусть он и всячески это опровергал. Может, конечно, любовь к Лене так сильно затмила мой разум, что любые нехорошие слова или намёки в её адрес вызывали во мне злость, но я так не считал. Мне он и до осознания моих истинных чувств показался каким-то странным. Такие люди обычно не в полиции работают, а по ту сторону фронта – в бандитских кругах. С другой стороны, я же не знаю его подноготной, а в ней как раз и кроется причина такого его поведения. В любом случае, я больше не хотел его видеть и отправился обратно в квартиру.
25 сентября, 12:00
Сегодня рабочий день начался не так, как обычно: наш начальник, Николай Степанович, не опоздал, а пришёл, как положено. Уже одно это было странно. Однако ещё страннее всё показалось, когда он вызвал нас с Леной к себе в кабинет.
Никакой источник света, кроме настольной лампы, не горел. Начальник выглядел очень напряжённо. Атмосфера стояла тревожная. Мы с Леной вообще не понимали, для чего нас вызвали на ковёр.
– Итак, уважаемые мои сотрудники. Как вам, наверное, известно, следствие по делу об убийстве Сергея Михалева, нашего сотрудника, ещё продолжается. И, само собой, я стараюсь быть в курсе идущих дел. И вот, среди всей информации, что до меня доходит, есть вот такая: вчера днём были убиты оба ваших соседа, Александр. Это правда?
– Да. Но причём тут убийство Сергея?
– Я, конечно, не мог ознакомиться со всеми деталями, поскольку являюсь гражданским и с делом этим никаким образом не связан. Однако ж я, находясь в участке, подслушал диалог товарища следователя и его, судя по всему, коллеги, из которого выходит, что эти убийства взаимосвязаны. И связаны они, как я понял, вами двумя.
– В каком это смысле? – спросила Лена.
– В таком, что убийства совершенно случайно связаны с вами. Убили сотрудника именно там, где вы оба работаете; убили именно ваших соседей. Мне кажется, тут всё на поверхности.
– Но ведь ещё ничего не объявлено официально… – попытался я умерить пыл начальника.
– Ой, покуда они там всё официально объявят, убийства продолжатся. И мне кажется, что тут лучше подстраховаться заранее. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
– И как вы собираетесь перестраховываться?
– Я вынужден уволить вас обоих.
Мы с Леной были шокированы.
– Как так – уволить?
– А вот так. – сказал Николай Степанович. – Не хватало, чтобы вы мне весь офис перерезали.
Мы? То есть он считает нас убийцами? Ладно, беру свои слова про следователя назад – он ещё нормальный. Он хотя бы просто подозревает, но держит подозрения при себе, а Николай Степанович… не то что не держит подозрения при себе, но и рубит сгоряча, не имя никаких доказательств. Интересно ещё, как он с таким характером ещё фирму сохранил.
– Николай Степанович, позвольте…
– Нет, не позволю, Александр. Пусть следователи и медлят, но я затягивать не собираюсь. Да и вы оба слишком уж подозрительные: один нелюдимый, другая – больно весёлая. Вы оба по характеру схожи на серийных убийц…
– Извините, Николай Степанович, но вы делаете поспешные выводы. – перебила его Лена. – Нельзя, исходя из одного лишь характера да из слухов, принимать решения. А вдруг окажется, что мы невиновны? Разве вам не стыдно будет оттого, что вы уволили двух сотрудников зазря?
– Нет, не будет, Елена. – прикрикнул Николай Степанович и ударил кулаком по столу. – И не смей меня перебивать, сучка. Я тебе такое устрою, что это тебе будет «стыдно» за то, что ты тут передо мной выступаешь.
– Николай Степанович, я говорю вполне правильные вещи. Вы же ошибаетесь.
– Хватит! Я не изменю своего решения!
– А вам лучше бы изменить. Иначе вы сильно пожалеете.
– Ах ты ж… – и он начал изрыгать матерный поток настолько отборный, что я даже не могу его написать здесь.
Да, Лена слишком уж переоценила нашего начальника. Подумала, что у него есть совесть. Мило с её стороны, но она ж не знала, что Николай Степанович настолько…
– Эй, Александр! – вдруг обратился он ко мне. – Угомони свою бабу, а то у меня слов на неё не хватает!
И тут я понял, что с ним пора кончать.
– Она девушка, а не «баба», еблан. – спокойно отчеканил я.
Николай Степанович застыл с широко раскрытыми глазами, как каменная статуя.
– Что, думаешь, что я не могу тебе перечить? – продолжил я. – Могу. Ибо ты идиот, каких ещё поискать надо. Я вообще не понимаю, как тебе доверили эту компанию и как ты ещё не потерял её. Твой характер бесит, твои слова звенят в ушах, как громкий колокольный звон. Ты не уважаешь своих сотрудников, не беспокоишься об их состоянии. И вот теперь ты легко выкидываешь двух работников, не зная точно, за дело выкидываешь или нет. Что ж, можешь увольнять. Но только меня одного. Лену не трогай. Она ничего не сделала, она тебя не оскорбляла и говорила аргументированно. Это я тут тебя оскорбляю, так что уволь меня.
Николай Степанович постоял какое-то время в ступоре, а затем, присев за стол, поправил воротник пиджака и сказал:
– Вы оба уволены. И это не обсуждается. Идите вон.
– Что, даже не надо ещё неделю отрабатывать.
– Нет. Я вас таких ещё неделю терпеть не собираюсь. Потом на бумаге оформлю, будто работали. А теперь уходите.
– Что ж, дело ваше. – сказал я.
И мы с Леной вышли из кабинета.
Тот же день, 19:00
Мы с Леной пошли домой. Она держала меня за руку и улыбалась мне светлой улыбкой.
– Молодец, Сашенька. Я тобой горжусь. Ты уже второй раз показал, что можешь давать отпор.
– Да ладно тебе. – отмахивался я с усмешкой. – Не такое уж большое дело – языком чесать.
– Ошибаешься. Языком тоже можно много чего сделать. Особенно то, что ты делал вечером в субботу. – и она захихикала. Я же покраснел, как помидор, и отстранил взгляд в сторону.
– Не шути про это. Мне самому уже стыдно. – сказал я.
– Ладно, не буду. – и Лена положила голову мне на плечо. – Что, будешь теперь искать новую работу?
– Мы будем. – сказал я, сделав смысловое ударение на слове «мы». – Раз уж работали вместе, то почему бы и на новом месте такое же не устроить?
– Мне нравится ход твоих мыслей. – ответила Лена и приобняла меня за руку. В таком положении мы и дошли до дома.
Когда мы пришли домой, я обнаружил картину ужасную: Соня сидела у себя в комнате на полу подле кровати и плакала навзрыд. Она закрывала лицо и подавляла всхлипывания, что ей не очень удавалось. Я подошёл к ней, сел на колени и спросил:
– Сонечка, милая, что случилось?
Вместо устного ответа она протянула мне телефон. На экране я увидел пост с фотографией, где была Соня, стоящая на коленях и на обеих руках, и её бывшая подруга Надя, поставившая ей ногу на спину. При этом эта сучка Надя улыбалась до ушей, а подпись в посте гласила: «Как прекрасно иметь верного раба».
Я застыл, как вкопанный, с телефоном в руках. Моё дыхание стало тяжёлым, руки затряслись. Наконец, я кинул телефон на кровать и помчался в гостиную. Лена и вставшая с пола Соня помчались вслед за мной. Они очень ужаснулись, когда увидели, что я достаю из ящика комода швейцарский нож.
– Саш, а зачем тебе ножик? – испуганно спросила Соня.
– Ты же ничего противозаконного не задумал? – спросила Лена.
– Нет, отнюдь. – ответил я холодно. – Я всего лишь припугнуть их собираюсь. А так я на словах с ними разберусь.
– Сашенька, прошу, не надо! – попыталась остановить меня Лена. Соня тоже попыталась преградить мне путь к выходной двери, но меня было не остановить: я быстрым шагом добрался и с громким хлопком двери вышел.
Конечно, я шёл к школьному зданию, не рассчитывая увидеть там тех самых хулиганов. Более того, я вообще не знал, где их искать, да и собирались ли они в каком-то отдельном месте в школе. Однако удача мне улыбнулась: войдя в школьный двор, я увидел вдалеке у дерева Надю – я сразу узнал её. Вместе с ней стояли четыре хмыря: кто был с побритой головой, кто был с усиками. Я нее задумывался о том, что они мне сделают; я не задумывался о том, что мне сделают правоохранительные органы в том случае, если узнают, что я угрожал школьникам. Я просто шёл, и мне никто не препятствовал.
Когда я подошёл к этой компашке, Надя сразу меня заметила и посчитала нужным заметить это и для других:
– О, смотрите, кто пришёл! – сказала она и ткнула пальцем в мою сторону. – Братик нашей рабыни припёрся.
Меня покорёжило оттого, как она назвала Соню. Но я решил не кидаться в драку раньше времени и попытаться поговорить.
– Слушай, Надя, у меня вопрос: зачем ты так обращаешься с моей сестрой? Разве вы не были друзьями?
– Друзьями? Да я всегда её ненавидела! Всегда она выглядела так, будто она – лучше других.
Это точно была неправда. Наши родители не так Соню воспитали. Я не так Соню воспитал. Мы не наблюдали за ней такого поведения никогда.
– Лжёшь же. – сказал я. – Соня не такая. А вот ты – такая.
– Я? Да я хотя бы скромностью отличаюсь. А Соня твоя – нет. Всегда хвасталась своими похождениями по парням.
Насколько я помню, Соня никогда не хаживала по парням. Она просто старалась заводить друзей, так как ей больше в плане дружбы привлекали мальчики. А Надя, судя по всему, невероятно завистлива.
