Раздевались, не глядя друг на друга, ложились каждый на свой край – большая кровать и долина между ними. Ее голова уже не покоилась на его плече. Расстояние, разделяющее зимней ночью два замерзших существа, ничтожно, но непреодолимо.
В семейной постели вдруг проснуться от одиночества.
Уже давно делили больше стол, чем ложе, не супруги, но сотрапезники.
Утром, когда не хочется вставать и жить, – улыбнуться. И еще раз улыбнуться. И еще.
Не порть горе – поплачь!
Когда влюбился, говорил любимой:
– Я так счастлив, что ты появилась в моей жизни, ты – мое спасение.
А через много лет подумал:
– Разве женщина может быть спасением? Если плывешь – она помогает плыть, если тонешь – она лишь помогает утонуть.
С тех пор мстил человечеству ничегонеделанием.
Мне не дано умереть и родиться другим – у меня есть только эта жизнь. И я должен успеть стать настоящим.
... и никто ведь не объяснит, пока в каком-нибудь неподходящем месте само вдруг не откроется, что на вопрос кто я? ответа не существует, потому что нельзя знать ответ на этот вопрос, можно только быть им.
Златоусты всех времен и народов уверяли, что письмо не знает смерти, и я им верил – ведь это единственное средство общения мертвых, живых и еще не родившихся.
И зеркало на рассвете из безобидного предмета вдруг стало тем, чем оно было на самом деле – глоткой времени. Заглянешь в него всего через минуту – а оно уже эту минуту проглотило. И моей жизни на эту минуту стало меньше.